Но нет ответа на любовь.
Но разум мой – не возмущенный
И не волнует сердца кровь.
Всё пройдено и пережито,
Царапать душу не хочу…
…кто она – та, которой посвящены эти безнадежно-усталые строки? Люба? Вера? Чей милый взгляд и участливый разговор бередили в нем, шестидесятилетнем больном человеке, уснувшие чувства?
Я никогда об этом не узнаю…
В его стихах еще встречаются вечерние мотивы:
Потухло солнце за лесами
С последней песнею дрозда.
Над золотыми небесами
Беззвучно теплится звезда…
Но всё чаще возникает ночь:
Торжествует ночное светило,
Незаметно, а всё же плывет.
В чьей душе оно мысль разбудило,
В безграничный направив полет?
...........................................................
Свет лунный, петляет дорожка…
Как зябко безглазой спине!
Скорей бы – лесная сторожка
И свет в одиноком окне.
Иду не спеша, без оглядки.
Чу! шорох, таинственный звук…
...........................................................
Ночь, как год. В душе тревога,
Нету сна. Гляжу в окно:
Лунный свет и снегу много,
А вокруг темным-темно.
Недоступных звезд мерцанье,
Звон будильника в шкафу…
Он вглядывается в грядущую тьму, он гадает: а что там, за чертой?
Какое дело мне до рая
И до его святых ворот,
И до того, кто там карает
В грехах увязнувший народ?
Какое дело мне до ада?
И в черной копоти котла
Мне будет просто как награда:
Сгореть мгновенно и дотла…
Он отчетливо ощущает за собой путь, след, и в то же время чувствует, что впереди – новые странствия:
Куда летишь, падучая звезда?
Кому, зачем твой мимолетный след?
.................................................
Снова дальняя дорога.
Сколько их в моей судьбе!
Подожди еще немного —
Я навек вернусь к тебе…
Он просит подождать, оттянуть момент ухода, и память вновь возвращает его к началу:
Мое Березово родное,