Левентик

Глава 1

Вид города с крыши высотного здания завораживает. Огни парка прячутся среди деревьев, словно самцы-светляки, застывшие в выжидательной позе броска. Крохотные фары проносящихся машин похожи на самочек. Воздух чист, а дневной зной сменяется ночной прохладой… Десять этажей достаточно, чтобы разбиться.

Позади шуршание. Оборачиваюсь и смахиваю со лба пот. Всё в порядке, друг, нам никто не помешает. Последний предсмертный рефлекс. Ты продержись немного. В такую ночь грех не исповедоваться.

В голове гудят раскаты грома. Помнишь напарницу? Сквозь разразившуюся бездну мрака я нашёл заветную высотку. Когда открыл дверь, у неё глаза закатились. Будто призрака увидела. Ты удивлён? Я видел её и остальных. Они не изменились. Бог нас не простит, но у меня есть последняя попытка вызвать у ангелов катарсис. Авось, помогут на том свете…

Началось всё с пяти лет. Отец впервые ударил мать. Первые осознанные воспоминания. Помню, что забился в тёмную комнату и смотрел на закрытую дверь. Тени в узкой полоске света мелькали, будто кадры диафильма. Визг и крики. Дрожащие пальцы и детские слёзы. Безмолвная мольба о помощи. Тролль, подаренный на день рождения, смотрел на меня немигающим взглядом. Тусклый свет озарял дьявольскую улыбку. Подарок, сохранивший боль воспоминаний.

Утром мы завтракали, будто ничего не случилось. Втроём. Милая добрая семейка. Мать с отцом обсуждали будничные проблемы, а по радио передавали прогноз погоды. Тёмно-бордовый чай ничем не отличался от сотен других чаёв, только кружка осточертела, как и тролль в детской. Физическая боль с годами утихает, но душевные рубцы глубокой бороздой пропахивают память. С тех пор отец бил мать по несколько раз в неделю. Для профилактики. Мне стало казаться, что так и надо. Если женюсь, тоже придётся бить жену. Для профилактики.

В семь пошёл в школу. Накрапывающий дождик не омрачил витающий в воздухе шлейф радости. Зеркальные отражения капель на фоне солнечных лучей походили на затейливые искорки. Толпы мальчишек и девчонок, снующих по школьному двору, манили в атмосферу безудержного веселья. Тогда-то и появился ты. Наглый, уверенный в себе, с зарождающейся ухмылкой победителя. Через месяц дал мне сигарету. Сказал, что круто. Отец и мать дымили постоянно, и квартире стоял синий туман. Почему-то говорили, что это вредно. Попробовал. Противно и невкусно. Закашлялся, как дряхлый старик. Хотел выбросить сигарету, но друзья остановили.

– В первый раз бывает, – усмехнулся Дима.

Высокий коренастый парень. Прославился тем, что участвовал в многочисленных драках. Все тебя уважали.

– Начал дело – заканчивай. Остановился на полпути – поминай, как звали…

Идол, спустившийся на землю. Попасть под крыло вожака мечта любого из мальчишек. Мне казалось за счастье ходить рядом и курить сигареты на глазах у ровесников. Ты разговаривал со старшими, будто орёл с мышами, а я стоял рядом и улыбался.

– Малой, запиши имя лупоглазого простофили, – говорил ты, и протягивал блокнот.

В такие моменты руки дрожали, а карандаш старательно выводил произнесённое имя.

Когда ты замолкал и переходил к следующей группе ребятишек, то позволял мне сотрясать блокнотом у носа провинившегося. Для одноклассников я был героем.

Дома о тебе узнали скоро. Субботним вечером во время ссоры.

– Жрать не приготовила, стерва! – кричал отец.

– Стервятник, – прошипела мать. Она бросила тарелку супа на стол. Суп выплеснулся и жирные капли остались на волосатой руке отца.

Холодильник урчал от недостатка продуктов. Мать села на табурет и закрыла лицо вылинявшим кухонным полотенцем. Отец схватил её за плечи и бросил на пол. Раздался треск рвущейся материи. Впервые открылась дверь детской комнаты. Отец поднял глаза и различил дорогого сынишку. В руках – кубик-рубик. В следующее мгновение кубик-рубик прилетел отцу в висок. Какого это? Сынишка швыряет в тебя любимой игрушкой. Отец встал и дал мне пощёчину. Голова закружилась, но я устоял. Враждебный пришелец, убирайся с моей территории!!! Отец прочитал послание в моих глазах. Вышел из дома и не появлялся целый месяц.

– С кем ты гуляешь? – спросила мать.

– С Димой.

– Не смотри так больше на отца, – сказала мама и ушла в спальню.

Взяв с пола кубик-рубик, поплёлся к себе в комнату. Почему-то казалось, что нажил врага.

Глава 2

Ты тратил на нас много времени. Рассказывал, как надо себя вести, учил драться. Что нужно делать, чтобы учителя испытывали к нам лютую ненависть. Был в школе Эрик Крауц, учитель немецкого языка. Помнишь такого? Его выписали из-за рубежа, когда у Лидии Ивановны случился нервный срыв. Невысокий парень, с телом гоблина. По глазам вижу, что помнишь. Рукоприкладство во время занятий было его любимым делом. Чаще всего попадало Саньку с предпоследней парты. Через месяц занятий красное ухо его вздулось и превратилось в сплошную мозоль. Эрик говорил, что ночью заберёт учеников, которые проболтаются о его выходках. И мы молчали. Лишь тебе доверил тайну учительского беспредела.

Тогда твой смех показался мне странным и пугающим. Смеяться над сатаной (так мы называли Эрика), было кощунственно с любой точки зрения. Надо мной, над старшеклассниками ещё куда не шло, но над Эриком… Только с благоволения высших сил.

Через три дня вечером ты позвал меня в парк. Дни были длинными и родители ни о чём не беспокоились. Мы спустились по асфальтированному тротуару в лог. Зелёный лесок дышал прохладой. Ты беспечно улыбался и насвистывал любимую мелодию. Меня съедало любопытство. С тобой и стая волков казалась сворой котят. Ты сбавил шаг и стал насвистывать громче. Из-за большого камня, похожего на медвежью берлогу, раздалось протяжное гудение. На пожухлой траве лежали красные туфли.

– Пора становиться мужиком, – сказал ты и свернул с дороги.

Побежал за тобой, будто верный пёс. Даже в голову не пришло, какой подарок ты готовишь. Между тем, из-за камня вылетали женские крики и мужское рычание.

– Все мальчишки когда-то становятся мужиками, – продолжал ты, срывая берёзовую веточку.

Мы зашли за камень и я обомлел. Мир перед глазами поплыл, а красные туфли превратились в кровавую полосу. Почувствовал, что падаю и не могу удержаться. Ты схватил меня за плечо и поставил на ноги.

Вытер потное лицо и вгляделся в глаза учителя немецкого языка. Яростные, готовые съесть беззащитную жертву. Он не мог разговаривать из-за кляпа во рту. Его полураздетое тело распласталось на земле, будто мешок картошки, а к рукам за спиной были пристёгнуты наручники. Верхом на Эрике сидела девушка и курила.

– Из-за этого мальца мы старались, – девушка ткнула в меня пальцем. – Манеры у этого чёрта те ещё. Пока шли сюда, всю облапал…

– Кирилл, подойди ближе, посмотри в глаза страху.

Ноги не держали.

– Подойди-подойди, не бойся, – ты жевал тростинку, будто ничего удивительного не происходило.

Передо мной лежал учитель Эрик, вечный сатана малышей. Сердце колотилось и трепетало, Эрик съедал меня взглядом, но твой приказ оказался сильнее. Сделал пару шагов и почувствовал, как сводит мышцы живота.

– Пни его! – ты повысил голос, разрывая барьер с прошлым миром.

Пальцы в ботинке сжались, не желая дотрагиваться до исчадия зла. Эрик дышал отрывисто, и пыль вокруг его лица разлеталась в стороны.

– Пни его! – ты встал позади, будто напарник самурая. – Если не сможешь, я тебя убью.

Хотелось кричать, но в горле застрял не проглатываемый комок. Почувствовал толчок в затылок и оказался рядом с лицом сатаны. Окурок выпал из руки девушки и опустился на белое плечо Эрика. Шипящая кожа и запах горелых волос. Сатана застонал и получил от меня удар в нос. Затем ещё и ещё… Я бил всё сильнее, будто заколачивал в ворота мячи. Тело Эрика дёргалось в такт ударам, а девушка на нём улыбалась и кивала.

– Хватит, – сказал ты.

Схватился за камень и упал на землю в изнеможении. Лицо Эрика покрылось кровавыми пятнами. Будь мои удары сильнее, Эрик умер бы, а так…

Учитель выздоровел и уволился. Ребята радовались, а в мою душу вселилось чувство облегчения. Каждый взгляд, обращённый на меня, приписывался к поздравлению и преклонению. Ходил, будто зажжённая свеча в темноте. Ты снисходительно кивал, словно ничего не сделал. Только Яшка из соседнего класса всё испортил. Он являл собой вселенский авторитет нашего поколения. Втихушку даже осмеливался говорить о тебе гадости. А тут во всё горло прокричал, что его брат спровадил Эрика из школы. Ни у кого не возникло вопросов. И слава, какая только возможна в младших классах, волной обрушилась на него. Ему дарили фишки, упаковки жвачки и наклейки. Неблагодарный народ не заметил истинного спасителя. Я тут же насупился и обозлился. Ты посмеялся над резкой переменой в моём характере. И впервые отказался помочь. Поворотный момент грозился меня сломать. Никто не смел спорить с Яковом, тем более поднимать на него руку. Другие бы не простили. Решил подождать его в подъезде и поговорить. Если надо, прикрикнуть. При этом дрожал от одной мысли, что придётся ставить Якова на место. Детишки липли к нему, будто к святому, а он надменно улыбался. Прости, Господи, такого рода людей, но большинство из них заканчивает в тюрьме. В назначенный день Яков шёл по двору с конструктором в пакете. Очередной подарок воздыхателей. Пригляделся к нему с лестничной площадки. Выше сантиметров на восемь и мощнее в плечах. Любого другого он прибил бы сверху и не заметил. Но Дима научил драться.

Спустился в тёмный подъезд и затаился у домофона.

Яков сидел у песочницы и разглядывал новый подарок. Очередная красивая игрушка в настольной коллекции. Сколько у него скопилось конструкторов? Для нового места под столом нет. Но подарки это пустяки. Важна информация. Сколько пар глаз следят за ним в этот момент. Как минимум одна. Ненависть выдаёт себя. Информация дорого стоит, но если нет денег, используй нечто другое. Красноречие, ум, выдумку. Якова ждут и он об этом знает. Помощь не придёт, никто не свяжется с другом Димы. Придётся самому разбираться с хлюпиком. Яков двинулся к подъезду. Миф нужно поддерживать. Вечерний туман после жаркого дня опустился на землю. В воздухе витал запах жженой травы. На лестничном перелёте мелькнула фигура. Яков улыбнулся. Молокосос думает застать врасплох. Что ж, проучим наглеца. Яков сжал коробку для удара.

Домфон пролюлюкал бесхитростную мелодию и дверь открылась. В полумраке Яков размахнулся и съездил в образовавшуюся щель.

– Хулиганы!!! – завизжала Валентина Петровна.

Женщина откинулась назад и я её поддержал. От неожиданности Яков попятился и угодил в колючий шиповник. Валентина Петровна поднялась и распахнула дверь. Она была управдомом и отличалась крутым характером. Поношенное серое пальто висело на ней, будто рыцарский плащ. Жанна д Арк местного масштаба.

– Пройдоха, ты что себе позволяешь?! – крикнула она выползающему из кустов Якову.

Яков ошалело глянул на управдома. Когда заметил меня, то и вовсе чуть под скамейку не залез. Валентина Петровна схватила его за шкирку и потрясла, будто нерадивого кота. Яков держался из последних сил, чтобы не заплакать.

– Всё твоим родителям расскажу …

Улыбнулся и обошёл Якова. Напоследок пожелал Валентине Петровне спокойной ночи. Больше Яков чужими подвигами не хвастался.

Всегда мучил вопрос, почему ты мне не помог. Если бы не бедная женщина, которая спустилась для вечернего осмотра территории, конструктор красовался бы на моей шее. Или уже тогда видел во мне угрозу своему авторитету. Помогай расти ближнему, но до тех пор, пока он будет тебе починяться. Так что ли? Терпи-терпи, исповедь только начинается.

Через три года я дымил, как труба кочегарки. Несмотря на это, пробивался в сборную школы по футболу. Курил в туалетах, забираясь на унитаз. Тренер не беспокоился о моём физическом состоянии. Забивал и ладно. Команда наша тащилась на последних местах турнирной таблицы.

На одной из вечеринок лысый коренастый парень попросил мобильник. Это был Феникс, твой злейший враг. Когда он подошёл, тебя и след простыл. Очередное неадекватное действие со стороны наставника. Сказал, что мобильник оставил дома. И надо же такому случиться, что кто-то позвонил с неопределённого номера. По прошествии лет всё больше склоняюсь к мысли, что это был ты. Феникс схватил меня за шею и выволок на улицу. Драться с ним, всё равно, что быка голыми руками завалить. Прищурил глаза и огляделся по сторонам. Феникс выжидал недолго и первым нанёс удар. Успел блокировать, и кулак просвистел перед глазами. Заметил в группе людей девушку Феникса. Доброе и ранимое существо. Наверняка Феникс обещал ей вести себя смирно. Прикрыл глаза и второй удар пришёлся в нос. Заорал, будто пуля сразила. Даже в голове загудело. Девушка обернулась и увидела Феникса. Кинулась к нам. В глазах её горела злость.

– Ты обещал не драться! – закричала она.

Феникс вздрогнул. Девушка ударила его в грудь и зарыдала. Феникс хотел приласкать, но она отпрыгнула в сторону. Вытер нос и побежал, не дожидаясь концовки. Знал, что девушка его бросит и тогда злость Феникса выльется на ближних. Спрятался в парке, смакуя в воображении остатки ночи.

Однажды ты принёс фотографию голой девушки. Выстроил нас в ряд и вызвал Мишу. Хлюпика, плакавшего по малейшему поводу. Он отставал в развитии. Входил в группу только потому, что хотел походить на нас.

– Целуй, – приказал ты и бросил фотографию на землю.

Все знали, что Миша втайне целовал девочек в журналах. Миша посмотрел на тебя.

– Целуй, если хочешь остаться в группе.

Позади все молчали. Миша опустился на колени и потянулся к фотографии.

– Не смей трогать руками! – крикнул ты, – целуй. Живо!

Миша склонил голову. Прилип к фотографии, будто клеем намазана. Ты плюнул и толкнул его в бок. Миша несколько раз перекувыркнулся. Цветная рубашка задралась и на боку выступила ссадина.

– Заплачешь, и вылетишь из группы, маленький ублюдок, – прошипел предводитель.

Миша обернулся. Все молчали. «Бросишь взгляд на щенка, увяжется за тобой на всю жизнь», – говорил ты. Обуза. Кому она нужна. И какой святой дёрнул меня посмотреть на этого хлипкого, никому не нужного парня. Через мгновение мои глаза уставились в близлежащий столб. Тошнило.

Миша не выдержал и заплакал.

– Вон отсюда!!! – закричал ты. Подал знак, чтобы мы повторили. – Вон отсюда, паршивый щенок!!!

– Вон отсюда! Вон отсюда!! Вон отсюда!!! – кричала шеренга.

Я кричал вместе со всеми. И в душе ненавидел себя…

Чего ты этим добился? Сделал из ребят волков? Накинул воздушные ошейники на наши неокрепшие шеи. Только ты не подумал, что волчонок волка не пожалеет, если что-то случится. Уже тогда во мне появились первые нотки ненависти.

Ты строго-настрого запретил рассказывать о группе посторонним. Не хотел, чтобы она превратилась в кружок бездельников и неудачников. Нас было пятнадцать человек. Все жилистые, прошедшие жёсткую спортивную подготовку. Казалось, что бег рядом с друзьями – единственное, что спасает от повседневных проблем. Вместе с потом из организма выходила злоба, в подошвах кроссовок растворялась слепая ярость. После марш-броска голова становилась пустой, будто выкипевший чайник.

Ты изначально готовил группу из сорванцов. На первых парах улица кажется дикой, наполненной опасностью. Интуитивно появляется желание спрятаться под родительским крылом… В наших семьях крыло это было обожжено и скорее пыталось вытолкнуть, нежели приласкать. Ищешь защиту в каждой подворотне, в каждом нечаянно брошенном взгляде. Твоя беззаветная помощь оказывалась спасением. И пусть она фикция, краткосрочный обман… Но без неё мы бы не выжили.

Все группы создаются ради идей. Идейной основой нашей незамысловатой группировки было «дело». «Дело» – цель всей нашей жизни. Оно проводилось ночью и скрывалось под покровом тайны. Иногда ты отводил старшеклассников в сторону и шептал заветные слова. Несколько раз просил взять меня с собой. Тщетно.

Через месяц задал тот же вопрос. Получил тот же ответ. Только с другим сроком ожидания. Каждый раз надеялся, что срок упадёт до нуля. Понимал, что рано, но желание поучаствовать в деле не отпускало. К этому все стремились…

Однажды мы гуляли в парке и наслаждались серебристой гладью озера. Редкие прохожие спешили по своим делам, а увидев лицо Димы, расступались. Походка короля улиц, вызывающая если не трепет, то страх. Ты присел на пустующей лавочке и втянул свежий, озонированный воздух. Я расстегнул куртку и прислонился к периллам.

– В жизни всё предельно просто. Есть люди, которые живут ради будущего, и люди, которые вспоминают прошлое. К кому из них ты себя отнесёшь?

– Выбор между прошлым и будущим слишком узок, забываешь о настоящем…

Дима улыбнулся и поднялся со скамейки. Распахнутая наполовину рубашка то скрывала, то раскрывала татуировки на волосатой груди.

– Только в момент настоящего мы получаем истинное удовольствие, – продолжал я, – выбросив из головы проблемы прошлого и будущего.

Ты присвистнул и достал сигарету. Плохая актёрская игра в жизни раскрывает человеческую суть. Ты походил на ребёнка, в чьих руках оказалась драгоценная, никому не доступная игрушка. Когда брошенный окурок коснулся водной глади и издал одинокое шипение, ты обернулся и произнёс заветное слово: «Принят».

Радость прошлась по нервам и ударила в мозг. Захотелось обнять и приласкать первого встречного. Выигрыш в лотерею или повышение в должности выглядели данностью на фоне твоих слов. Но, зная твоё отношение к выплескам эмоций, ограничился кивком.

Несколько рабочих дней пролетели, будто неудачный кадр киноплёнки. Меня раздражали голоса учителей, крики одноклассников походили на скрежет расчёской по стеклу. Даже порывы ветра вызвали в душе раздражение. Дома старался молчать, чтобы не выбросить чего-нибудь лишнего. Так и жил, будто загнанный в угол щенок.

Глава 3

Субботним вечером в восемь часов у придорожного кафе меня ждали четверо незнакомых молодых парней. Спустя пару минут подошёл Дима. На чёрном внедорожнике мы отправились в загородный посёлок. Огромные многоэтажные замки, которые вместили бы до десятка семей, газоны, размером с футбольные поля, бьющие фонтаны, будто из сказки. Я мог ехать всю жизнь и наблюдать за изумительной архитектурой и великолепным убранством.

Но машина остановилась и один из парней толкнул меня в бок. Вылез из салона и очутился одной ногой в луже грязи. И откуда она взялась на ровном, недавно постеленном полотне. Стряхнул грязь и направился вслед за ребятами. Притаились в маленькой роще на холме. Отсюда хорошо просматривалась дорога. Мне дали небольшую рацию. Сказали настроить на тридцать четвёртую волну. Я был так горд и возбуждён, что забыл спросить, как её настраивать. Вижу, ты шевельнулся. Как много, оказывается, зависит от мелочей. Вы спустились к дому номер пятьдесят шесть. Высокая решётка, камеры наблюдения… Не представляю, как вам удалось преодолеть защиту. Только когда послышались сирены, а на горизонте появился целый эскорт полицейских, заметил, что оставленная рация выключена. Машины приближались, а глупый прибор в моих руках не включался. Слёзы капали на пластмассу, а мерцающий свет проносящихся рядом машин расплывался перед глазами. Позади послышался шорох. Сжал зубы и стрелой полетел из рощи. Чей-то грубый голос приказал остановиться, под тяжёлыми ногами хрустнули сухие ветви. Всё казалось, что это ты бежал и размахивал дубинкой. А за тобой бежала свора полицейских. Голос то приближался, и тогда я чувствовал учащённое дыхание преследователя, то отставал, позволяя перевести дыхание. Перелетел через дорожное полотно и скрылся в тихом осеннем лесу. Сирены уже стихли, а ноги не останавливались. Шея задеревенела. Силы закончились я упал на землю и заревел.

Не рычи громко, придётся заканчивать раньше времени. Не знаю, сколько часов моё тело пролежало на земле, будто выброшенное гнилое полено, но, когда холод победил страх и заставил подняться, ни сирен, ни озлобленных криков не было. Холодные солнечные лучи пробивались сквозь кривые высохшие ветки и освещали моё бледное лицо. Прокрался к обочине дороги и осмотрелся. Вокруг тишина и спокойствие, будто события прошедшей ночи приснились. Пронизывающий ветер свистел над лесом, пробирая моё жалкое грязное тело до самых костей. Одежду будто выстирали в канализационной воде. Стылая грязь походила на бетонную корку. Пошарив по карманам, обомлел. Рации нигде не было. Выпала на бегу. Вот почему преследователи остановились. По отпечаткам пальцев всё равно найдут. С досады раздавил ползущую по дороге букашку. Стоит ли возвращаться домой, если поджидает засада. Проблемы грызли, словно гиены добычу. Вернулся в рощу в поисках рации. После третьего часа пальцы на руках совсем онемели, а желудок урчал, будто маленький тигрёнок. Но какой смысл попадать в руки милиции? И какая разница, как проститься с жизнью? Тюремная камера сродни верёвке на шее. Снял ветровку и завязал один конец в узел. Нашёл толстую ветку и привязал к ней другой конец. Многие относятся к жизни легкомысленно, для них черта, за которую нельзя переступать, превращается в размытую полоску тумана, но для ребёнка, чей ум не развращён грязной жизнью, эта черта имеет четко выраженные границы. Я полез в петлю, мысленно простившись со всеми, кого знал. Лишь хрустнувший под ногами пластиковый предмет остановил…

Вряд ли тебе и читателю будут интересны подробности моего возвращения, скажу только, что на родителей моё отсутствие не произвело никакого впечатления. Показалось даже, что они расстроились, увидев меня на пороге. Я хотел обнять и расцеловать их. Попросить, чтобы мы переехали и начали новую жизнь. Чтобы жили настоящим, а не проблемами прошлого и грёзами будущего… Не смейся, ты не превратил ребёнка в чёрствое бездушное существо. Не в тот момент.

Через несколько дней состоялось школьное собрание. Мать вернулась домой уставшая. Её тусклые глаза уставились на меня. Я смотрел ей в переносицу, как ты учил.

– Ты знаешь Диму Шолохова?

Впервые услышал твою фамилию. В группе обращались друг к другу или по именам, или по кличкам. Кивнул в ответ, стараясь не выдавать волнения.

– Не связывайся с ним. Ему срок дали…

Чуть не заплакал. По моей вине «дело» провалилось и группа оказалась на грани расформирования. Товарищи не простят, если узнают.

В школе ты не появлялся пять лет. Жизнь моя превратилась в однообразное существование. Учёба, телевизор, интернет… В какой-то момент показалось, что бесконечный марафон никогда не закончится. Не было всплесков радости, чувства тревоги… Ничто так не убивает личность, как повседневное однообразие. Человек – животное существо, и нуждается в эмоциональной встряске так же, как тело нуждается во сне. Душа превращается в дряхлую старуху, если знает, что случится завтра и послезавтра… Досрочно проживает жизнь и ждёт, когда состарится тело. Панацея от старения в постоянной встряске, в неведении будущего. Люди сознательно выстраивают жизнь на десятки лет вперёд. У них отлично получается жить ради тела.

Вижу, ты загрустил. Продолжим.

По каким-то причинам спустя полгода Миша перешёл в наш класс. Сразу подсел ко мне. Бросишь взгляд на щенка, увяжется за тобой на всю жизнь. Золотые слова. Поздоровался и спросил, не сидит ли кто со мной. Махнул рукой и указал ему на другую парту. Он насупился и заявил, что хочет сидеть рядом.

Грызущее желание дать ему локтем. Жаль, что обещал матери не драться. Вспомнил момент с фотографией. Откуда у щенка появилась дерзость? Место рядом пустовало только потому, что я сам никого не пускал. Не хотел ни с кем связываться. И снова во мне проснулась капля человечности. Надо было толкнуть хлипкого парня в грудь и наорать, вместо этого вздохнул и повернулся к окну.

Глава 4

Нет худа без добра, и через несколько лет я превратился в другого человека. Если не ворошить детские обиды, они осядут на дно памяти и забудутся в жизненном безвременье. За год Миша догнал в развитии остальных ребят. На вопросы отвечал быстро, без раздумий. Не знаю, готовился ли он к урокам специально, или же природа сжалилась над маленьким страдальцем, но вскоре Миша выбился в отличники. У меня были неплохие оценки. Любил учиться. Но через два года общения с Мишей почувствовал себя дураком. Миша спорил с учителями, однажды дал списать контрольную. И кто здесь, спрашивается, неполноценный?

Пересмотрел взгляды на мир. Общение с Мишей помогло вырасти в интеллектуальном плане. Жизнь наладилась, а вскоре тренер вызвал в сборную района. Понял, что надо бросить курить. Дыхалка забивалась от бега и не давала воплотиться технике в полной мере. Не смог. Увеличил интенсивность тренировок.

Отец всё ещё избивал мать, хотя и редко. Их ссоры перешли в русло разговоров. До драки доходило, только когда отец припирался пьяным. Однажды ударил его. Смачно так приложился. Самому понравилось. У матери из носа текла струйка крови. Отец упал и потерял сознание. Дима учил, как надо бить. А потом мать дала мне пощёчину. Ещё обозвала неблагодарным сосунком.