Шатаясь, старик, оставляя свой след,
Во двор вышел. Враз потемнел белый свет:
Под вишнею внук его мёртвый лежал,
Во лбу, как звезда, лишь осколок торчал.
А через дорогу его друг лежал,
Разорванный миной он навзничь упал.
Старик долго с внуком у вишенок был,
Потом взял лопату, могилу отрыл.
Как мог внуку голову, руки омыл,
Укрыл одеялами, в яме зарыл.
Сосед помогал ему в скорбном том деле,
И с ним помянули, чтоб душа отлетела.
К тому ж, кто от них недалёко лежал,
Старик подошёл и сурово сказал:
«От мины своей ты дождался конца.
Не буду тебя хоронить, подлеца.
Пусть люди другие тебя подберут,
А коль не схотят – пусть собаки сожрут».
Никто не схотел и два дня это тело
Валялось. Потом уж куда-то и делось.
В сарае дед взял молоток, гвозди, плёнку
И ей затянул в хате окна, чтоб только
Не дуло в них ветром, зима ведь ещё.
Потом уж к соседям своим спать пошёл.
*
Конец февраля на Донбасс всем принёс
Надежду на скорый побег (от угроз
эРэФ) – ВэСэУ и «бандеровцев»
С земли ДэНээР, эЛэНэР-овцев.
Везли через пригород их «санитарки»
Всех тех, кто пока уцелел в битве жаркой,
Тянули разбитые танки… Люди ждали
Своих, даже тех, кто «Аллаха…» кричали.
Война надвигалась, как чёрная туча…
Ушли те, кто думал, что всех они круче.
И стали бомбить за собою дома,
Все те, что сдала Украина сама.
Май грянул, и вишни, как каждой весной,
Покрылись душистою белой волной.
Трава зеленела под вишнями,
Лишь холмик казался под ними излишними.
И вскоре уж наши пришли. Дед услышал,
Как кто-то зовёт его, из погреба вышел
На свет и увидел: внучок его, Сашка.
Стоит в своей форме, в берете, в тельняшке.
Недолгою, впрочем, их встреча была,
Ведь дальше колонна десанта ушла.
Успел внук спросить: «Ну а где же Сашко?
Не видел его ты? Он делает что?»
Старик равнодушно ему говорит:
