Наука, любовь и наши Отечества
«Раз больная – к врачу иди. Ты уже не аспирантка», – сказал Рядчиков. Расстроен тем, что срывается опыт. Он собирался до конца года и закончить его. А я получила бюллетень и, стало быть, возможность спокойно закончить автореферат.
Через неделю все же еду в Химки отбирать крыс для опыта. На душе радостно, потому что реферат свой, законченный, вчера отдала Томмэ.
И снова приятный сюрприз: крысята (их нам с Рядчиковым надо штук триста) будут готовы к отъему только через неделю-две. Значит, пока могу шуровать свои аспирантские дела.
С рефератом, уже готовым, столько еще мотаний и самое главное – цензура. Там держат неделю-две. Иногда сразу же делают. Вот бы!
В отделе только появляюсь. А за моим столиком сидит югослав Милош Косанович. Он в городе Нови-Сад в институте животноводства руководит лабораторией, а здесь по обмену опытом в командировке. Дядька уже пожилой, лет за сорок, высокий, стройный, с добрым и умным взглядом карих глаз под густыми бровями. Как только я захожу в свой кабинет, где за новыми двухтумбовыми столами восседают Девяткин и Венедиктов и где также и мой столик поставлен, он, серб Косанович, вскакивает, уступая мне мое место. А я всё стараюсь его уверить, что вообще не сижу, а только забегаю на минутку, чтобы взять кое-что из бумаг. На самом деле полно еще у меня работы за столом: доклад, таблицы… Однако оставить без рабочего стола гостя серба не в моих правилах. Поэтому перебиваюсь, переходя с одного места на другое, и чаще всего располагаюсь со своими бумагами у витаминщиков. Там почти всегда свободны два стола, и сотрудник лаборатории Надя Крускина меня пускает.
Наши с Рядчиковым опыты на растущих крысах
Нужных для опыта крысят я отобрала в Химкинском питомнике, и на следующее утро мы с Виктором уже едем в виварий Мясомолочного института в Москве начинать его опыт по «имбалансу».
В виварии уже подготовлено все для начала опыта. На шестнадцати группах пойдет. Ждем машину с крысятами. А пока Виктор анекдоты рассказывает: «К врачу пришла старуха лет пятидесяти. Жалуется: ой, там болит, тут болит. – Раздевайтесь, – говорит врач, – и ложитесь, – показывает за ширму, где кушетка стоит. Старушенция разделась и голёшенька томным голосом доктора подзывает: ну иди же, ба-аловень!» Виктор мастер анекдоты рассказывать. Хохочем оба…
Крысят привезли намного больше, чем заказывали, и нам предлагают отсчитать, сколько мы возьмем.
«Берем всех! Пусть лучше лишние останутся», – решает Рядчиков.
После того как сформировали группы, получилось много – более ста – лишних крысят. Я тихо радуюсь: этого количества мне бы хватило для опыта! «Надо их эфиром усыпить», – говорит Рядчиков. «Жалко», – говорю я. «Жалко, – соглашается он. – Тут бы еще и для Ивы хватило на опыт». «Ага», – говорю я. Однако знаю, что у Ивы прежде еще должен пройти опыт in vitro, то есть в пробирках, и мысленно уже рисую схему опыта. Своего! Два уровня белка, три уровня метионина. С витамином В12 и без. Всего двенадцать групп. Двенадцать клеток. По восемь животных…
Виктор сперва был резко против, боялся, что это на меня слишком большая нагрузка, а он должен с аминокислотным анализатором работать в Дубровицах. Однако потом согласился: тоже и ему интересно, как повлияет витамин В12 на фоне диет с разным уровнем белка и метионина.
Виктор Рядчиков, очень талантливый молодой учёный, 1967 г.
Опыты на крысах, Рядчикова и мой, вели мы на полусинтетических рационах, где источником протеина был чистый желатин и смесь синтетических аминокислот, которая для разных групп была разной.
Когда не хватало какой-то одной незаменимой аминокислоты, рост крысят резко замедлялся. Особенно заметно это было на фоне рационов с низким содержанием протеина. Интересно, что на рационах с высоким уровнем белка этот дефицит переносится животными гораздо легче. Хуже всех были крысята, получавшие рацион без белка вовсе. В первые дни они еще ели (смесь-то вкусная, и маслицем, и сахарком сдобрена). Уже в конце второго дня на корм не кидались, а всё вынюхивали, чистили лапки свои. А уже с третьего дня сидели перед полными кормушками сгорбившись, похожие на малюсеньких ёжиков… К пище не притрагивались. А потом стали один за другим помирать. И все бы погибли, если бы не дала я им нормального корма. Рядчиков не ругал. Ему тоже было крысят жалко. Всех записали погибшими. А спасенные, мы их взвешивали чуть ли не каждый день, давали самые высокие привесы. Один крысеночек (из безбелковых) необыкновенно любознательным показался мне: наблюдал, что делаю. Глазки, словно бусинки, мне прямо в глаза. Неужели что-то понимает?! Когда убираю их клетку, он вспрыгивает мне на руку, подбирается к плечу и тычется своим влажным носиком. Совсем ручной.
Закончили опыт. Рядчиков успел и отчитаться в самом конце года. Крохина была оппонентом. Плохого ничего не сказала. Хорошего тоже нет: затрачено столько денег и времени, а что прибавилось животноводческой науке? Практике? Махаев яда своего не жалел. А Девяткин ухмылялся и всех развлекал, задавая «серьезные» вопросы типа: «Скажите, пожалуйста, а какой был в опытной группе убойный выход?» (Термин сугубо животноводческий, показывает количество полученной продовольственной продукции). Ясно, что даже Томмэ хохочет. Он вообще любит посмеяться. И я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Только Виктор, обескураженный, нервничал…
Дома Лена встречает приготовленными котлетами с картошкой. На ее плече крыска, тот самый ручной умный крысенок. Даже ночью с ним не расстается. Спит у Лены под одеялом.
Свой опыт я поеду заканчивать сразу после Нового года, потому что «Букинисты» хотят получить материал, т. е. свежую, с активными еще ферментами печенку и не желают возиться с нею перед самым Новым годом: анализ вместе с подготовкой к нему двое суток длится.
Новый 1965 год встретили у Рядчиковых. Было весело. Пили шампанское, а потом водку и портвейн. Салат с любительской колбасой под майонезом, картошка с мясом, солянка, чай с конфетами… Словом, полное изобилие. Танцевали под радиолу. Пластинок наприносили с хорошими вальсами, фокстротами, польками. Были все свои, тимирязевцы: Фомичевы, Легошины, Пасечники. И еще Холмановы. Жена у Саши стройненькая, с хорошим, но слегка опечаленным лицом. Все остальные веселились, как в студенчестве, особенно когда Виктор потушил свет и только свечки на елке удивительно «поджигали» танцующих…
Букин даёт задание повторить мой опыт в точности
Закончила свой опыт на крысах. Результаты потрясающие. Когда белка в рационе содержалось двадцать процентов, т. е. норма, дефицит метионина (30% от нормы), как и его избыток не сказывался на росте крыс и практически не влиял на их здоровье, если крысам давали витамин В12. Шерстка оставалась блестящей, крыски почти не теряли аппетит. Словом, витамин В12 «работал» отлично. Не то было при пониженном (в два раза по сравнению с нормой) уровне белка. Дефицит метионина или его избыток в низкобелковой диете приводили к резкому снижению роста и к нарушению здоровья крысят: шерстка была взъерошенной и без блеска, будто в серой пылюке вывозились. Самым удивительным было то, что витамин В12 на фоне такой низкобелковой диеты не работал совершенно. Более того, при недостатке или избытке метионина в низкобелковой диете добавленный витамин В12 еще усугублял и без того жалкое состояние подопытных. Вскрытие показало, что у всех у них были увеличены (раза в два) селезенки. Весь материал, т. е. печенки, селезенки, кровь отвезла «Букинистам». Лидия Яковлевна с Евдокией Петровной тут же приготовили из печенок гомогенаты и начали анализ: определяли способность печени метилировать, т. е. синтезировать метильные группы, которые кроме синтеза незаменимой аминокислоты метионина требуются организму для нейтрализации многочисленных токсинов (внешних и внутренних), атакующих печень. Букин был от результатов опыта чуточку обескуражен: как же такое могло статься – его детище, витамин В12, оказывается, может и не работать (когда мало белка). «Немедленно проверить! Поставить такой же опыт!» – шумел на своих «животноводов», т. е. заведующую виварием и двух ее лаборантов. «Но у нас таких кормов нету. Ведь у Эльвиры полусинтетическая диета». – «Вот и сделайте, как у Эли. Только сами, без неё. Слышите? Сами!»
«Ага, это и меня проверяют!» – подумалось. Однако была рада. Результат обязательно повторится, если всё как надо сделают. Поэтому спокойна совершенно.
А Василь Николаевич наконец произнёс: «Если всё действительно так – это сенсация. Значит, механизм действия витамина В12 в чем-то другом, во всяком случае, не только в синтезе метионина». И уже с обычной радостной деловитостью стал выкладывать передо мной бутерброды с окороком. Пили чай. Букин вдруг спросил: «Как там у вас в Чехословакии?» А я не знаю как, потому что совсем некогда читать газеты. Хотя с этого года мы выписываем «Руде право».
– Там у вас, кажется, всем загранпаспорта выдают…
– Захотел и поехал?! – удивляются сотрудницы лаборатории.
– Василь Николаевич, ну когда же у нас-то заведут это?! – проныла черноглазая Наташа. – Ведь так охота куда-нибудь…
– Европа, – раздумывая о чем-то, произносит Букин. И тут же начинает об Азии.
– В Китае вон хунвейбины интеллигенцию замучили… Знаете? Палками избивают. Однако самое интересное это, конечно же, наша работа. Опыты Элины надо не откладывая поставить. Скорей за дело! – И потирает руки.
А Виктор посоветовал о результатах моего «крысиного» опыта вообще никому не рассказывать. Только осудят. Ведь мы – институт животноводства… Ему, Рядчикову, тоже придется на свиньях опыт ставить. Не сейчас, конечно, летом. А мне сейчас хочется! Томмэ поддержал меня: пишите методику – уточнить потребность поросят в метионине. Посоветовал работать вместе с Верочкой Крохиной. «У Рядчикова и так помощников хоть отбавляй: Геннадий Скоркин, Лебедев, Иво… Все аминокислотчики, все его…»
Глава 11. ЧЕХОСЛОВАЦКАЯ ВЕСНА И НАДЕЖДЫ НА ОТТЕПЕЛЬ В СССР
Лекторы ЦК КПСС
Спрашиваю у Иво, читал ли он что-нибудь о загранпаспортах, которые в Чехословакии сейчас будто бы всем выдают. «Не читал, но знаю. Действительно так. В землячестве, при посольстве, говорили об этом».
А с конца января зачастили к нам в институт лекторы из ЦК. И всех нас, сотрудников, в обязательном порядке гоняют в зал Ученого Совета слушать лекции о международном положении: «На Западе у нас всё хорошо. Чехословакия, Венгрия, Польша, ГДР, Болгария, Румыния – все хозяйственные реформы проводят. Особенно чехи стараются, уже нескольких министров сменили. В авангарде борьбы за светлое будущее у них – коммунисты. Выборы там новые, демократия, критика свободная, сейчас уж хотят и цензуру отменить. Ну пусть выговорятся, пары спустят. И успокоятся. А куда им от нас деваться? Всё сырье – наше. Вот и нынче: поставили этим чехословакам почти полтора миллиона тонн зерна, двадцать тысяч тонн мяса… И так всегда. Даже когда самим не было – им давали… А от них – ширпотреб. Никому, кроме нас, он не нужен. У них на Западе этом своего ширпотреба девать некуда. Кстати, в этом году наша страна продает зерно и другим странам – ГДР, Польше, Кубе, Алжиру… А голодающим Индии бесплатно поставит…
Но плохо с китайцами. Хунвейбины – бандиты настоящие. Да и не только они. На днях китайские студенты похулиганили. Около семидесяти человек ехали к себе из Западной Европы через Москву. Решили посетить Мавзолей. Возложили венок, а потом вынули из карманов цитатники и давай декламировать своего Мао. Хором. Стоят и распевают. А наши люди, очередь, от холода жмутся, скоро ль перестанут они своего Мао. Стали толкаться. Взаимно. Они было с кулаками, но наши оттеснили. Культурненько. А вечером китайцы на Ярославский вокзал к своему поезду явились перемазанные йодом, в повязках марлевых, дескать, побили их. Кадило раздули на весь мир, мол, вот какие в СССР порядки, свободы слова не дали…
– А мы всем даем свободу. Вон, чехи захотели демократии – пожалуйста…
Закончил он свою лекцию тем, что призвал нас всех быть бдительными, ибо умирающий империализм всё еще не складывает оружия, хотя «марш к победе социализма и коммунизма так же нельзя остановить, как нельзя прекратить вращение Земли вокруг Солнца».
«Ну какие же дураки эти капиталисты, никак не могут понять, что погибают», – будто про себя балагурит Девяткин. И все вокруг тихо ржут. Я тоже теперь не верю, что «у них» всё плохо, что бедные там люди. В лабораторию Букина полно иностранцев приезжает, ученых. Никакие не капиталисты, живут своим трудом. Только получают раз в десять больше нашего. И всё же, там, у них, нет самого главного – светлого будущего. А на политчасе, который был на следующий же день утром, нам сказали, что в Китае нас, СССР, объявили врагом номер один! Хулиганов, которых у Мавзолея наши чуток поколотили, встречали у них как героев. И теперь возле нашего посольства в Пекине устраивают ведьмацкие шабаши.
Где-то теперь наши бывшие однокурсники: китаяночка Гуй Фан, китаец Ли Чу Хун… Говорят, кто у нас учился, того сейчас в Китае преследуют. Жалко ребят.
В Китае действительно жуть что творится. Цзаофани, сторонники Мао, свергли министра сельского хозяйства Ляо Лу-яня и еще двенадцать работников министерства. Исключены из ЦК КПК зампредседателя ЦК Лю Шаоци и генеральный секретарь Дэн Сяопин. Для участия в «культурной революции» Китай отзывает из разных стран две трети своих дипломатов. Армия Китая захватила власть в Тибете, где жили мирно, никому не причиняя зла, но были верующими. У них религия своя, тибетская. Мао считает всех несогласных с идеями марксизма-ленинизма, врагами, которых надо уничтожать.
А сотрудникам нашего посольства в Пекине запрещено выезжать за пределы своей территории. Словом, безумствует Мао по полной, и вся огромная страна страдает. Но ведь настанет же этому конец: усмирит смерть и «вечного» Мао.
Опыт на поросятах с Верой Крохиной
Доложила методику своего опыта на поросятах: «Уточнение потребности в метионине». Всего пять групп, в том числе две совместные с Крохиной Верой Александровной. Высокая, осанистая, с крупным, по-русски красивым лицом, которое слегка портят две тоненькие косички, уложенные вокруг головы. По годам она лет на десять меня старше, была на фронте. По должности – старший научный сотрудник. По неписаным законам ВИЖа всю тяжелую работу младшие везут, а старшие командуют. И Томмэ, кажется, отдал меня ей в «попыхачи». Однако Верочка всю черную работу делает сама со своими лаборантами. И мне оставила свободу: могу, когда захочу, в Москву поехать. И я этим вовсю пользуюсь: отвезла гранки своего автореферата в цензуру. Только после того, как там проверят и напишут «в свет», можно будет печатать. Цензура – огромное здание в самом центре Москвы, длинные коридоры, множество дверей и очереди…
Заехала к Букину в лабораторию. Там для меня огромная радость: проверочный опыт на крысах подтвердил полностью мои результаты – витамин В12 работает и при избытке метионина, но когда в рационе достаточно белка, а когда его мало, половина нормы, витамин оказался бессильным. Это новое! И сотрудницы лаборатории Л. Я. Арешкина и Е. П. Скоробогатова ведут биохимические исследования, которые, возможно, позволят объяснить этот феномен.
А поросята в Клёново растут ужасно быстро и корму едят столько, что еле успеваем делать им кормосмеси. А мешки тяжеленные. Верочка сильнее меня и ловчее. Схватила мешок, полный ячмёнки, да как им крутанет, подняла и со мною вместе… Я совершенно без сил на мешке повисла… Ни разу не попрекнула она меня тем, что смеси в основном она и ее лаборантка лопатят. Я со своим ревматическим сердцем только и отдыхиваюсь.
В обед еле приползаю в общежитие. Радость моя, доченька, приносит молока, варит картошку… А я лежу колодой под одеялом и всё не могу никак согреться, хотя там, в Клёнове, совсем не мерзла, а до поту упаривалась…
А время идет, и уже скоро моя защита. И мы с Верочкой и ее лаборантами наделали смесей недели на две вперед, Верочка сказала, что я могу теперь до самой защиты (будет 12 апреля!) в Клёново не ездить, она моих поросят присмотрит. Я аж чуть не расплакалась от благодарной нежности к ней. Спасибо!
Вспоминаем Алтайскую целину, восхищаемся чехословаками
К нам в гости приехал Виктор Яковлевич Елисеев. Он уже не секретарствует в Хабарах, уехал к себе на родину в Ставрополье. Здесь, в Москве, он пробудет еще месяца два, на курсах при ЦК КПСС. С целины уехал, потому что «перспективы нет». После «черного» 1963 года поголовье крупного рогатого скота так и не восстановили, а это значит, зимой в хозяйствах люди без работы. Многие уехали кто куда. Кеммеры подались в Кузбас, да и все другие, с которыми работали мы, уехали. «Мог бы частный сектор спасти, но ведь у нас его ликвидировали. Теперь с опаской на чехословаков смотрят, на их не одномандатные выборы. А ну как и у нас такое же захотят? Тогда многие «тузы» «корыта свои потеряют…» – рассуждал Елисеев. И потом еще многое порассказал, о чем не пишут. Нам он доверяет. Иво ему из «Руде право» читал отдельные фрагменты из постановления Мартовского пленума КПЧ, который вот только что прошел и который посвящен был сельскому хозяйству страны. Новый министр Йозеф Смрковский (который долгое время «сидел» как враг народа) заявил, что руководство сельским хозяйством должно перейти в районы и в сами хозяйства.
– Это у них новый этап демократизации, – подтверждает Виктор Яковлевич. Он, оказывается, уже слышал об этом на курсах. – Нам бы такое! Сколько бы дармоедов отпало! Министерства, областные управления, инспектора при обкомах… Неужели у тех, что прямо на земле работают, извилин меньше?! – И он очень надеется, что так и у нас будет. – Есть и в нашей партии живые умные люди! – произносит он. Но и тут же добавляет: Но еще больше дураков, твердолобых, «железных»…
Защита диссертации; в Чехословакии перемены
Уже висят объявления об Ученом Совете с моей защитой. «Неужели сам Букин приедет?! Не может быть, ведь это обычная кандидатская, а он величина. Его и на докторскую не затащить», – слышу я реплики стоящих у доски объявлений сотрудников нашего института.
Накануне мы с Иво интенсивно готовимся к этой защите. Я – тренируюсь с докладом и примеряю новое черное платье с кружевным воротничком; Иво с лаборантским активом в Москву за продуктами едет: институт выделил автобус. Денег сняли с книжки аж триста пятьдесят рублей, т. е. все какие были. Народу посчитали – около ста человек. Одного шампанского шестнадцать бутылок, а оно дороже четырех рублей. Водка столичная почти по трояку, ну и продукты: мясо, колбаса, конфеты, фрукты, огурчики зеленые (по 12 рублей). Икры хотели купить – не достали. Говорят, вообще в магазины не поступает. Зато удалось раздобыть селедочку. Привезли всё в институт, в лаборатории сложили.
А наутро я нарядилась в черное платье, купленное в Праге. Маша Хамицаева (новая аспирантка Томмэ) красиво меня причесала. «Главное, держи хвост пистолетом», – напутствовали в общежитии.
Народу полон зал. Пришли «на Букина». А его-то и нет. Совет начался. Мне защищаться идти… И вдруг оживление. «Букинисты» мои заходят. Впереди Василий Николаевич, за ним статные, элегантные Арешкина, Скоробогатова и черноглазая красавица Наташа Клюева. «Какие интеллигентные!» – восторженно перешептываются в зале…
Доложила. Вопросы задали такие, что думать не надо. Потом стали хвалить. Букин первым. За ним Самохин из лаборатории биохимии – второй оппонент. Все замечания, которые он написал в своем длинном и нудном отзыве, умолчал. Это было мне обидно, потому что на каждое приготовила я надлежащий ответ.
Кончилось всё единогласным голосованием. Цветы, объятия. Белые розы от «Букинистов» из рук Наташи. Букетище от отдела. В семь часов начнется банкет. Больше всех старается Фетисова Лидия Ивановна, пожилая, с приземистой квадратной фигурой, могучими плечами и бюстом, с крепкими, как у мужика, руками и мощным голосом. На гулянках ее никто не перепоет. В войну была санитаркой, потом в госпиталях работала и вот уж который год в лаборантках у Махаева.
Букина и всех москвичей мы ведем на обед к себе, вернее, на квартиру нашего друга Лиды Усольцевой. У нее Ивочка мой уже с утра вкусноту готовит. Он так умеет, как никто. На первое – суп с фрикадельками, вкуснейший, на второе – «птачки». Всё прямо тает во рту. Букин веселый: «Чтобы через три года на докторскую пригласила!»
В Москву их повез директорский шофер, которому Иво заплатил, чтобы всех развез по домам.
Банкет в столовой. Народищу! Наверное, больше ста человек. Начальство – первые три-четыре тоста, а мы – до упаду. И еще столько всего осталось. Дня на три хватит всему отделу пообедать.
На другой день мы в своем отделе все ещё празднуем: едим салат оливье, котлеты, запиваем портвейном, закусываем огурчиками и принесенной сотрудницами отдела замечательной квашеной капустой, приготовленной с антоновскими яблоками. Тоже и на следующий день… А еще через несколько дней включали громкоговоритель в обеденный перерыв и слушали сообщение об очередном полете в космос, на этот раз на «Союзе-1».
Космонавт Комаров Владимир Михайлович передавал приветствия на Землю и сообщал, что все с его здоровьем нормально. Тоже и на другие сутки.
ТАСС сообщил, что задание полностью выполнено и всё хорошо, а потом несколько часов молчали, точнее, врубили классическую музыку.
Наконец сообщили, что, получив команду совершить посадку, успешно прошел участок торможения в плотных слоях атмосферы, полностью погасил первую космическую скорость. Но уже на высоте семи километров от Земли не раскрылся основной купол парашюта (перекручены стропы). Скорость приземления оказалась смертельной. Хотя на теле, как говорят, никаких синяков и царапин. Видать, лопнуло что-то внутри. Что – не говорят. Похоронят у Кремлевской стены.
По радио цитируют слова американского космонавта Бернана: «За космос будем платить не только деньгами, но и жизнями».
Мы с Иво, да и не только мы, все вокруг, ужасно расстроены этим. Однако живем дальше. И я радуюсь красивой открытке от Любы и Карела. Поздравляют с защитой и с наступающими майскими праздниками, «которые у наших народов общие…»
В Чехословакии – перемены. Всем, кто пожелает, выдают загранпаспорта. «Люди едут смотреть на Запад, восторгаются магазинами, качеством товара и не хотят видеть другой стороны капитализма – безработицы, социальной неуверенности. Однако всё это пройдет. К СССР, к русским всегда будут относиться с братской любовью». Так пишет Карел.
«Руде право» стало интересно читать.
Я закружилась со всеми «защитными» и, главное, послезащитными делами (уйму разных бумажек пришлось оформлять) и не сразу заметила на своем столе изящную вазочку с ландышами. Это серб, очень симпатичный и скромный зав. лабораторией в Нови-Садовском институте приходил сказать, что уезжает. Ему очень понравилась защита, и он обязательно пригласит меня приехать к ним в Нови-Сад. Через пару лет я убедилась, что это не было просто любезностью.
Сосед разрядился
Вечерело. От Пахры в открытое окно веял бархатный, пахнущий черемухой ветерок. Соловьиные трели и ор лягушачий слышались. И вдруг: бац! дзынь! И вслед за тем истошный крик и мат. Орал громадина-мужик, директор опытной станции нашего института. Он здесь в командировке. «Волгу» свою поставил на ночь под самыми окнами общежития, чтоб надежней было. А в нее кто-то запульнул письменным прибором – тяжелым, из камня. Зачем? Откуда? Впрочем, могло быть лишь из двух окон, соседского, где живет длинноногий и длиннолицый, с тяжелой квадратной челюстью волевого человека, немолодой уже аспирант Гена, и нашего. К нам прибежали в первую очередь. Иво сидел писал, я готовила ужин, Лены дома не было. «Кто, если не вы?!» – орали и директор, и шофер его, хотя сами видели, что не мы. Соседская-то дверь закрыта! Но Гена там. Еще минуту назад мы его слышали. Однако пожимаем плечами: не знаем. Мужики от нас вышли и с тем прибором в руках во всю глотку орут в коридоре. Со всего общежития сбежались. «Кто мою машину пробил? Чье это?» – потрясали перед всеми тяжелым предметом. Аспиранты вроде как удивлялись, ничего не знали. И Геннадия, мол, с утра не видали.
Бедняга сосед открылся только ночью, когда те, приезжие, видимо, спать улеглись. Ребята-аспиранты ему пришли сказать, чтобы назавтра готовился оправдываться, потому что кто-то сдуру ляпнул: «Так ведь это мы Генке на день рождения дарили…» Так что завтра в дирекцию поволокут. «Скажи, что ты на подоконник поставил, а ветер сдунул… Само и свалилось…» На самом же деле сосед был в такой радости, что наконец-то закончил писать эту опостылевшую диссертацию, над которой высиживал день и ночь месяцев семь или восемь, что в бурном восторге сперва выкинул в окошко ручку, карандаши и стерки, а потом и весь тяжелый письменный прибор. Разрядился…