Я приду, когда будет хорошая погода
– Вау, это уже слишком. Любой, кто услышит это, подумает, что я приехала сюда его унаследовать. Даже если ты вышла из бизнеса, ты же все равно живешь здесь, тетя. Вода подтекает, бойлер не греет, тут и там что-нибудь сломано…
– Ты хочешь отремонтировать этот дом для меня? Нет, ты борешься с огнем внутри себя! Сбежав, ты хочешь себя чем-то отвлечь.
Правда, которую невозможно отрицать, ранит сильнее ножа. У Хэвон на глазах навернулись слезы.
– Да, тетя. Это так. Но это… слишком жестоко. Тебе обязательно было это говорить?
Хэвон бросила бусины и гирлянду обратно в коробку и, захлопнув дверь, вышла из дома.
Она пожалела об этом меньше чем через минуту. Нужно было взять куртку и следовало надеть сапоги. От холода обида только беспричинно усиливалась. Она дрожала, идя по темной ночной дороге в домашних свитере и юбке, и звук шагов преследовал ее, словно тень. Только слезы, скатывавшиеся по щекам, были теплыми.
Она остановилась на перекрестке трех дорог. Оживленный пейзаж в лунном свете был тихим, а каток на рисовых полях, шумный днем, сейчас словно спал, неосвещенный. Взгляд Хэвон невольно упал на дом с черепичной крышей. Там горел свет.
Его было недостаточно, чтобы осветить ночь, но выглядело уютно. Как свет ночника в спальне или свет фонарей в деревне Пукхён-ри.
Идти было некуда. Она вытерла слезы и глубоко вздохнула, и изо рта пошел пар. Она подошла ближе к зданию книжного магазина. На небольшой доске, висевшей на стене у входа, белым мелом было что-то написано. Такие вывески обычно были на стенах кафе.
Триллер утром,
мелодрама вечером.
Грэм Грин
…Увидев такую надпись, захотите ли вы зайти и купить книгу? Не знаю, кто такой Грэм Грин. Писатель, похоже. Верно: жизнь должна быть триллером утром и мелодрамой вечером. Размышляя таким образом, Хэвон медленно открыла раздвижную дверь.
– Добро пожаловать, – Ынсоп поднял голову. Казалось, он был немного удивлен.
Хэвон слегка улыбнулась, задавая себе вопрос, не зашла ли она невовремя.
– Я увидела, что открыто, и зашла посмотреть. Все в порядке?
– Что ж, иногда мы открыты до полуночи.
Девушка не могла сказать, что ушла из дома после ссоры с тетей. Поэтому начала рассматривать книжные полки, надеясь, что он не станет расспрашивать, почему она не надела пальто такой холодной ночью. К счастью, Ынсоп ничего не сказал.
Внутри остались нетронутыми низкие потолки, красивые толстые балки и деревянные рамы окон. Пол был покрыт светло-серым цементом, а книжные шкафы по обеим сторонам стен были обрамлены деревянным каркасом. Характерный теплый приглушенный свет создавался несколькими лампами накаливания, свисающими с потолка.
– Кофе закончился, но есть черный и имбирный чай. Какой ты будешь?
Она обернулась. Ынсоп кипятил воду в электрическом чайнике в части, которая, похоже, раньше была кухней. Здесь была оборудована простая барная стойка с кухонными принадлежностями. Видимо, сотрудники могли обедать прямо здесь.
– Черный. Спасибо.
У входа на столике с книгами лежали галька и ракушки, вероятно, собранные на берегу Японского моря. Они были очень красивыми, но создавали летний антураж и совсем не подходили текущему сезону.
Ынсоп протянул ей чашку с заваренным чаем, и Хэвон тихонько вздохнула. Было так приятно обеими руками держать дымящуюся чашку.
– Чай из пакетиков, так что он не очень вкусный.
– Ничего, все нормально.
Тем временем Ынсоп достал электрический обогреватель и включил его. Через некоторое время, когда холод покинул тело, Хэвон с любопытством произнесла:
– Кхм… Я хотела спросить, почему книжный магазин называется «Гуднайт».
На самом деле она хотел спросить об Айрин, имя которой видела в машине, но это казалось чем-то слишком личным.
– Ну… Потому что хорошо спать – это здорово! Хорошо просыпаться, хорошо есть, хорошо работать. Отдыхать и хорошо спать – это хорошая жизнь.
– Так в этом вся суть жизни?
– А в чем же еще? Все страдают, потому что даже этих простых вещей не выполняют.
– Вот как, – кивнула Хэвон.
Ынсоп сказал мягко:
– Могу тебе что-нибудь посоветовать. Правда, я не знаю, какой жанр тебе нравится.
– Я хотела просто посмотреть. На самом деле нечасто читаю романы.
– Почему же?
Хэвон на мгновение задумалась. Если она покупала что-то в книжном магазине, то чаще всего выбирала артбук или сборник легких эссе. Не то чтобы она сознательно избегала романов, просто так вышло.
– Герои в них создают разные инциденты и конфликты… Думаю, потому, что я слишком сопереживаю, когда читаю. К тому же личности персонажей сложны… Но, как я уже сказала, я не знаю. Я просто читала не очень много романов.
– Это не имеет значения. Читай то, что хочешь, читатель.
Ынсоп пошутил, и она рассмеялась. Большинство новых книг размещались на решетчатых прямых полках, но книги на внутренней полке были другими. Они были явно не новыми, и во многих даже были закладки с прикрепленной к ним биркой с именем.
– У вас и подержанные книги есть.
Он покачал головой:
– Это книги, которые читают здесь участники клуба. Поэтому они не новые.
– Читают здесь?
– Я хотел найти способ, чтобы людям было комфортно заглядывать сюда. Чтобы они относились к книгам как к вину или виски.
Немного смутившись, он почесал затылок и засмеялся. Такая у него была идея: чтобы гости клуба, которые не в настроении читать дома, приходили и читали здесь, когда у них есть свободное время, а дочитав, забирали книгу с собой.
Открылась раздвижная дверь, и над входом зазвенел колокольчик.
– Здравствуйте! – тепло поприветствовав молодых людей, вошел пухлый круглолицый мужчина за сорок в искусственной дубленке. Достав с полки книгу, он сел за длинный стол посередине и, держа ее на расстоянии, как дальнозоркие люди, принялся читать.
Прочитав с абзац, он сказал:
– Все здесь хорошо, только вот свет немного темноват. Было бы здорово изменить освещение на светодиодное.
– Если темно, может, включить лампу для чтения? – подав гостю чашку чая, Ынсоп включил установленную на столе лампу.
Чтобы не мешать им, Хэвон бесшумно рассматривала полки. Было ли это из-за запаха книг, который был здесь повсюду, – но она почувствовала себя более непринужденно, чем раньше. Она услышала, как Ынсоп печатает что-то на своем ноутбуке, а затем как мужчина за столом кашлянул.
– Не хотите установить подсветку для вывески снаружи? Сейчас, может быть, ее и можно прочитать, но вот ночью вообще ничего видно не будет.
– Да нормально.
– Если вход освещен, бизнес будет успешным. Так уж это работает. Всего одна светодиодная лампа заменит большое количество обычных ламп. Если бы рядом был еще один магазин, то он бы выделялся. Но твой магазин тут единственный.
Мужчина в дубленке дружелюбно улыбался. Все это происходило уже не в первый раз, поэтому Ынсоп просто ответил тем же.
– Ночью здесь не так много прохожих.
– Да, это правда.
Допив чай, он встал, поставил книгу на прежнее место и попрощался.
– Сегодня я не успею прочитать несколько глав. Но вернусь в пятницу вечером.
– Вы придете?
– Если все будет хорошо, обязательно приду. Я ведь начал читать книги, чтобы улучшить свои письменные навыки.
Начав с предложений сменить освещение, он на удивление легко сдался и покинул книжный магазин с довольной улыбкой. Снова прозвенел колокольчик над входом. Ынсоп и Хэвон, оставшись в магазине вдвоем, смотрели друг на друга.
– Он ходит в книжный клуб? Похоже, у него другая цель.
Ынсоп ответил смущенно:
– На самом деле он продает светодиодное освещение.
Они засмеялись.
– Но все же он прочитал несколько страниц.
Хэвон взяла в руки одну из книг:
– Она в нескольких экземплярах.
«Ветер в ивах». На одной из полок было несколько книг с одинаковым названием. Обложка и издатель были разными, но произведение одним и тем же. По выражению лица Ынсоп казался расслабленным.
– Это моя книга. Здесь собраны версии с разными иллюстрациями. Интересно, что главные герои в ней – животные. Конечно, поскольку они антропоморфные персонажи, их также можно считать людьми.
Листая книгу и рассматривая иллюстрации с животными, устраивающими пикник под ивой у реки, водяными крысами и кротами, катающимися по реке на пароме, она сказала:
– Надо же… Почему тебе нравится эта книга?
Ынсоп ответил не сразу. Он оперся локтем о стол и выглядел задумчивым, склонив подбородок. Казалось бы, вопрос был задан просто из любопытства, но выражение его лица было серьезным. Хэвон подумала, что она задала слишком странный и личный вопрос. Может быть, он не хочет подробно рассказывать об этом другим людям?
Глубоко задумавшись, он наконец произнес:
– Не сказать, что история очень интересная. Однако некоторые сцены не забываются. Порой, когда мне трудно, я снова перечитываю эту книгу. Вот что она значит для меня.
Хэвон молча кивнула. Было до странности больно возвращать растрепанную, десятки раз прочитанную книгу на место. Она не знала, зависть это или ревность. Есть ли у нее что-то, чем она захочет дорожить столь же сильно? Ей стало грустно, когда она представила, что такой вещью могла бы быть картина. Она забыла, что, когда училась в школе, хотела создавать иллюстрации и что мечтала издать вместе с тетей Мёнё книжку с картинками.
Она украдкой посмотрела на Ынсопа, который спокойно стучал по клавиатуре. Он хорошо выглядел даже в коричневых брюках, сером свитере и с всклокоченными густыми волосами. Бывший одноклассник, живущий по соседству… Человек, которого она знала с давних пор, но на самом деле совершенно не знала.
Часы книжного магазина показывали ровно девять часов вечера. Автобус промелькнул в окне, не остановившись под фонарем на остановке. Хэвон поставила пустую чашку на стол.
– Пожалуй, я пойду. Я тебе помешала. Еще и чай пила.
Ынсоп встал и взял парку, которая висела на стуле.
– Надень.
– Не стоит. Я просто быстро добегу.
– Это мне быстро доехать на скутере, а тебе придется идти, – с этими словами Ынсоп надел парку на плечи Хэвон.
Она вышла из книжного магазина и засунула руки в куртку. Большая и просторная, она пахла им и была теплой. Как будто внутри вшита лампочка накаливания, подумала Хэвон.
Глава 6. Фонари под крышей
#
Она плакала.
Перед тем, как войти в мой магазин.
Открывая дверь, Х. улыбалась, но было видно, что ей грустно. Я ничего не мог сделать, потому что даже себя не могу утешить.
# Сегодняшний завоз книг: «Ночуя на улице», Ким Сончхаль
Завезли один экземпляр «Ночуя на улице». Автор книги, основываясь на своем трехлетнем опыте путешествий по стране и жизни преимущественно на улице, описывает места, где можно безопасно переночевать. Такие, по его словам, можно найти в каждом городе. В парке Ильсан в Кёнгидо есть кирпичная модель иглу. Взяв с собой одеяло, можно укрываться от ветра всю ночь. Он исследовал места, где можно устроиться для ночлега, не только на материке, но и на острове Чеджу и острове Марадо. (Если это можно назвать исследованием.)
Честно говоря, сначала я не хотел заказывать эту книгу, но я лично знал автора. Мы случайно встретились в поезде и какое-то время были попутчиками. Он сказал, что ему негде жить. Но не похож он на человека, который это так оставит. По-моему, тогда он скитался по стране. Сейчас он нашел работу в китайском ресторане.
…Кажется, трудно будет найти покупателей для этой книги. И все же я заказал один экземпляр.
# Немного длинная история
Трудно произнести вслух то, о чем думал слишком долго. А иногда правильнее промолчать. Х. спросила, почему книжный магазин называется «Гуднайт». Я готов не спать всю ночь, чтобы ответить на этот вопрос. Но мои слова прозвучали глупо, и тогда она спросила, в этом ли суть жизни. Как же так вышло! (Мне хочется плакать.) Но когда она сама, словно из ниоткуда, пришла в мой магазин, отчего-то грустная, мог ли я просто спокойно и серьезно сказать ей:
«Давней темой моей жизни была спокойная ночь».
И вот поэтому…
Мы сидим у обогревателя, лицом к лицу. Я беру ее за руку и рассказываю. Однажды я не мог уснуть до рассвета и думал: было бы хорошо, если бы люди, которые часто просыпаются по ночам, собрались в «Гуднайт-клуб». Это была бы небольшая группа людей, любящих не спать по ночам. Они были бы из разных мест, но время от времени собирались бы выпить пива где-нибудь на краю земли. Мне было приятно представлять, что такое виртуальное сообщество существует. Оно безвредно, и в нем вместе согреваешься. И я нелепо мечтал после рабочего дня посылать друг другу пожелания спокойной ночи.
Мы рекомендуем друг другу звуки для сна. На YouTube есть звуки дождя, грозы, горящих поленьев и журчащего ручья для людей, страдающих бессонницей в этой всемирной глобальной деревне. Эти видео длятся более двух или трех часов. Один раз кто-то загрузил десятиминутное видео и сразу получил комментарий: «Ты что, дурак? Думаешь, что уснешь через десять минут?»
…Х. взяла почитать «Ветер в ивах». Было бы хорошо, если бы ей понравилась книга. Но если нет, то ничего не поделать. Временами у меня возникают следующие мысли: иногда от перечитывания одной книги можно получить намного больше, чем от чтения десяти книг. Эта книга стала для меня именно такой. Нельзя не влюбиться в сцену, где мистер Крот видит свой дом в снегу. Больше всего мне нравится версия с иллюстрациями Патрика Бенсона. С изображением фонаря, висящего под карнизом дома. Не увидев эту иллюстрацию, я бы не вернулся в этот город. Но никто не говорит, что книги умеют слушать. Еще мне нравятся рисунки Эрнеста Говарда Шепарда. Подобно тому, как председатель сельского совета Хван Хи шептал сказку о черной корове, у книг и рисунков тоже есть уши[6].
Ночь была глубокой, а беседа долгой. Ночь – хорошее время для разговоров.
P. S. Она ушла в моей парке.
Блог книжного магазина «Гуднайт», закрытая запись.
Опубликовал: 葉
Глава 7. Старый дом во сне
Такси въехало в ворота городского кладбища Хечхон, немного проехало по наклонной дороге и высадило двоих. Хэвон, держа в руках цветы, следом за тетей Мёнё поднялась на холм. Был день рождения бабушки.
Проходя через ряды могил, они остановились перед надгробием, на котором было выгравировано знакомое имя. На алтаре лежал букет новых искусственных цветов, а ветер играл пластиковыми лепестками. Похоже, кто-то недавно посещал это место.
– Должно быть, твоя мама приходила.
Мёнё впервые за сегодня что-то сказала. В течение нескольких дней после ссоры они разговаривали лишь по необходимости. Хэвон положила розы рядом с искусственными цветами. Они облили надгробие соджу[7] и салфетками стерли грязь, снег и разводы от дождя. Потом выложили ткань и фрукты, постелили на лужайку циновку из серебряной фольги и вместе сделали поклон.
Сидя на циновке, Хэвон разрезала сушеную хурму. Она бросила взгляд на бессчетное количество могил внизу. Мёнё зажгла сигарету, щелкнув зажигалкой.
– Ты разве не бросила курить?
Бело-голубоватый дым парил и рассеивался в воздухе.
– Я бросила на несколько дней, когда ты вернулась, чтобы не слушать твои нотации. Но теперь, когда ты даже не думаешь уезжать… – невозмутимо ответила тетя.
Вдали виднелся город Хечхон. Хэвон ела сушеную хурму, глядя, как привокзальная площадь бледнеет в неярком зимнем свете. В детстве, приезжая с мамой к тете, она каждый раз выходила на этой станции. Отца с ними никогда не было: он не любил навещать родственников. С каких-то пор мама стала брать дочь с собой в поездку к тете даже не во время отпуска. Когда мама пропускала работу и отправлялась к родственникам, на ее лице, явно выражавшем отсутствие сна, были синяки разных размеров.
– Хорошо для твоей бабушки, что дочь, о которой она беспокоилась и днем, и ночью, пришла первой. Я, пожалуй, еще годик как следует отдохну, – Мёнё потерла наполовину прогоревшую сигарету о мерзлую землю.
– О тебе тоже она очень переживала.
– Знаю. Но она действительно всегда любила твою маму больше. Родителям все дети одинаково дороги, но всегда есть тот, на кого возлагают больше надежд.
Хэвон молча смотрела на город. К востоку от привокзальной площади были видны здания средней и старшей школы Хечхона и спортивная площадка. Она слышала бормочущие голоса детей, буквой «Г» согнувшихся над тетрадями в научной лаборатории на верхнем этаже.
«Так выходит, это похоже на непредумышленное убийство?»
Девочки не видели Хэвон, которая за углом протирала полку с анатомической моделью.
«Ничего подобного! Если бы речь шла о несчастном случае, то это считалось бы причинением смерти по неосторожности, но мать Хэвон призналась, что имела намерение убить его».
«Вау, как такое может быть? Боён прямо так и сказала?»
«Да! Ш-ш-ш! Если Ким Боён узнает, что я тебе рассказала, мне конец».
«И что она тебе сделает? Раз боишься, не надо было рассказывать! Она всегда притворялась, что у нее есть совесть, делала все, что от нее просили».
Раздался противный смех. Хэвон толкнула манекен, и тот с грохотом упал. Разлетевшись на куски, анатомическая модель, обнажив внутренности, разбила стеклянную дверцу шкафа, и склянка с биологическим образцом – погруженной в формалин курицей – треснула. Едкая жидкость полилась на пол. Визг школьниц, разбросанные части мертвой курицы, осколки стекла… Эта сцена до сих пор нет-нет да и всплывала в ее памяти.
Несколько дней спустя Хэвон рано утром одна ехала в пригородном поезде. Проехав несколько часов, она вышла на незнакомой станции и два дня жила в обшарпанном гостевом доме. По берегам реки Нактонган росло много хурмы, и на каждой аллее с деревьев здесь свисали плоды, созревшие до насыщенного оранжевого цвета. На третий день ее каким-то образом нашла Мёнё. Увидев тетю, идущую по песчаному берегу реки, Хэвон не поверила глазам.
– О, ты здесь? Ты приехала в красивое место.
Удивленная и смущенная, она продолжала чертить веткой на песке. Некоторое время она молчала, а потом бросила:
– Хочу умереть.
Прозвучало немного по-детски.
– Умрем вместе?
Хэвон посмотрела на нее. Лицо тети было спокойным.
– Если ты хочешь умереть, значит, и мне можно исчезнуть.
В этих словах не было ни малейшего преувеличения. Она знала, что тетя Мёнё говорит искренне. Она была тем человеком, кто делает, когда ее о чем-то просят. И Хэвон медленно покачала головой.
С холма была видна длинная вереница безмолвных могил. Хэвон вдруг показалось, что это кладбище – иллюзия. Каждый из живших когда-то людей ушел вместе со своей историей. Должно быть, при жизни они произнесли бесчисленное количество слов, но сейчас не было слышно ни единого. Но, если так подумать, эти истории все равно далеки от нас. Подул горный ветер, и углы циновки задрожали.
Такси остановилось в центре города Хечхона, высадило одного человека и направилось в сторону Пукхён-ри. Хэвон толкнула вращающуюся дверь аптеки «Ханим». Фармацевту, которого бабушка всегда хвалила – как хорошо умеет готовить лекарства такая молодая девушка! – было сейчас за сорок.
Женщина с густыми тенями для век и длинными волосами с химической завивкой первым делом вручила ей витаминный напиток.
– Сначала выпей это.
Хэвон почувствовала некую силу, приказывавшую ей принять лекарство. Она выпила его и поставила пустую бутылку на прилавок. Фармацевт взяла бутылку и кинула ее в угол, попав в коробку. Раздался треск.
Раньше, когда Хэвон приходила сюда за лекарствами для бабушки, маленькая дочка фармацевта часто играла здесь, то скатываясь с пластиковой горки, то скача на пони на детской площадке. Следы времени были заметны на лице женщины, которая управляла аптекой и заботилась о дочери, не изменились лишь горящие пламенем глаза.
– Я тебя где-то видела.
– Я внучка бывшей владелицы гостевого дома «Пукхён».
– Точно! Помню тебя еще школьницей. А теперь у вас гостевой дом «Грецкий орех»?
Хэвон кивнула, умолчав о том, что бизнес закрыт.
– Глаза твоей тети в порядке? Она была у врача?
– Мы только что были вместе… У тети плохое зрение?
– Возможно, она давно махнула рукой на ситуацию с глазами. Я не понимаю, почему она не слушает меня. Ей нужно обратиться к офтальмологу, пока не стало слишком поздно.
Хэвон вспомнила, как тетя носила солнцезащитные очки в доме. У нее болят глаза?
– Теперь о тебе. Что тебя беспокоит?
– Похоже, я простудилась. У меня болит горло. Наверное, это из-за холодного ветра.
Достав с полки два пузырька с лекарствами, фармацевт положила их в полиэтиленовый пакет.
– По две таблетки три раза в день. Обязательно принимай.
Хэвон протянула карточку и стала ждать. На том месте, где были горка и игрушечный пони, теперь были сложены фильтры для воды и упаковки от лекарств.
– Я помню, как раньше здесь играла девочка. Должно быть, теперь она очень выросла.
– Моя дочь? Ах, да с ней даже не о чем разговаривать. В старших классах учиться совсем перестала, – фармацевт недовольно закатила большие глаза и встряхнула завитыми волосами.
Выйдя из аптеки, Хэвон остановилась на перекрестке. Через дорогу виднелся знакомый зеленый логотип Starbucks.
Устроившись у окна на втором этаже, Хэвон перекусила ланчем с сэндвичем и выпила лекарство от простуды. Местное заведение ничем не отличалось от других сетевых: везде была схожая атмосфера. Достав из экосумки карандаш и альбом для рисования, она развернула его. Солнечный свет падал через окно прямо на белую бумагу, делая ее ослепительно яркой. Что бы нарисовать… Она хотела изобразить так много вещей. Кончики пальцев дрожали в предвкушении… Что же нарисовать в первую очередь?.. Кажется, это и называется страхом чистого листа.
Посетители кафе были заняты своими ноутбуками и планшетами. Видно, все были поглощены делами, одна она замерла, не в силах сосредоточиться. Схватив телефон, она набрала текст.
«Тетя, у тебя болят глаза?»
Через некоторое время пришел ответ.
«О чем ты?»
«Я зашла в аптеку “Ханим”, и фармацевт спросила меня о состоянии твоих глаз».
Ответа не было. Она хотела уже отложить телефон, как выскочило сообщение.
«У меня была инфекция, поэтому я капала глазные капли. Когда-нибудь станет лучше».
От этих слов ее бросило в дрожь. Хэвон больше ни о чем не спрашивала. Ей казалось, что и ей, и тете нужно время.
Карандашом она неосознанно нарисовала контур скорлупы большого грецкого ореха. Затем нарисовала уходящую вниз лестницу, а над ней добавила окно. Если бы существовала книжка с картинками под названием «Ореховый дом», там были бы именно такие иллюстрации, но эта идея уже так не будоражила ее: она давно перестала быть ребенком. Здесь был родной город ее матери и тети, но это не был родной город Хэвон. И дом по-прежнему являлся домом ее тети, а она в нем всего лишь гостья.
Когда она видела сны… Если во сне она видела дом, то это был старый дом в Сеуле. Во сне, когда Хэвон была одна или с кем-то, хорошим или плохим, всегда появлялся старый дом. На крыше были качели, над воротами росли глицинии, а забор был расколот на мелкие кусочки.
Было начало лета с освежающим запахом дождя. На углу улицы собрались и шептались люди. Там стояла и гудела полицейская машина, а стена дома была разбита, обнажив цемент. На капоте знакомой машины была большая вмятина, как будто она врезалась в забор. Повсюду были разбросаны лозы глицинии и были хорошо заметны лежащие на земле окровавленные рабочие перчатки.
Что, если бы она до конца утверждала, что это был несчастный случай? Мама могла бы настаивать на этом, но она не стала объясняться или оправдываться. Она заявляла, что не специально ускорилась в направлении своего мужа, но, очевидно, это было и не случайно. По ее словам, он знал, что неизбежно получил бы увечья. Он будто был намерен покончить с собой. Маму приговорили к семи годам тюрьмы.
Автобус, направлявшийся в Пукхён-ри, проехал уже полпути по круговой развязке. Хотя она и призналась тете Мёнё, что останется здесь на какое-то время, на самом деле это не так. Ей просто пришлось сделать перерыв в середине зимы, а потом она обязательно вернется в Сеул. Глядя в окно и подперев рукой подбородок, Хэвон рассеянно подумала, что хотя она и любит тетю, но у нее нет уверенности, что они не поссорятся друг с другом, живя вместе.
Вечером Хэвон пришла в книжный магазин с паркой Ынсопа. В прошлый раз она пила чай и позаимствовала у владельца заведения книгу, поэтому подумывала что-нибудь купить сегодня.