– Я, Серый, девственник.
У Иванова челюсть отвисла.
– Врёшь! Что, нигде, никого, ни разу?
– Да было пару раз. Но ощущение после – будто меня самого отымели.
Серый неожиданно согласился:
– Да-а, это как повезёт – всё от бабы зависит.
Потом взял гитару:
– Споём, братва!
И запел:
– Срок прошёл двум армейским годам
И теперь по домам, по дома-ам…
На вокзалы, в порты, на маршрутном такси
Покидают Сибирь старики….
Потом добавил не в мотив:
– Да, служба, Дед – вроде отвратна, а тянет обратно….
Настало время покурить.
Между этажами на лестничных площадках чёрного хода стояли старые кресла из телезала – сколоченные в ряд. Мы присели, закурили. Девчонки шмыгали по ступеням вверх-вниз в коротких юбчонках, предлагая бесплатный стриптиз. Нет, друзья, это непохабно – рассматривать стройные ножки до самого основания. Сердечно и мило, с любовью к процессу – это как живопись в картинном зале: круглые ляжки по-зимнему белые, незагорелые на фоне подолов.
Проводив очередную взглядом, Серёга спросил:
– Знаете анекдот про училку, наклонившуюся за мелом?
Не стал рассказывать, напрягся, услышав новый перестук каблучков. И когда дивное видение упорхнуло в коридор четвёртого этажа, произнёс:
– Как на Западе-то хорошо – уплатил девице, и айда, пошёл.
– Такие и у нас на вокзале водятся, – высказал своё мнение Курочкин.
Но Сергей его проигнорировал:
– Знаешь, Дед, почему они так одеваются? Чтобы их хотели. Я хочу – почему не дают?
– Наверное, приглядываются.
Иванов критически осмотрел меня:
– Дед, тебе срочно надо менять прикид. В таких клешах тебе даже баба-яга не даст.
Я посетовал:
– Денег нет, и времени нет заработать. Может, после сессии…
– Тогда постись, – Иванов улыбнулся, – рыцарь без страха и порока.
– Ты анекдот хотел рассказать про училку, – напомнил Курочкин.
– Да он не смешной. Пойдём за стол – представление кончилось.
Да, что-то застопорились девичьи миграции.
В комнате Серёга принялся разливать:
– Кто за ляжки, а мы за фляжки. Чем бабы думают, а? Такие парни пропадают без ласки.
Курочкин глубокомысленно сказал:
– Учёными доказано, что мысль мужчины возвращается к теме секса в среднем каждые сорок пять секунд, а женщины….
Иванов, который об этом думал всегда:
– Они вообще о нём не думают – жилят, стервозы!
Отхлебнув пивка, Сергей указал на меня пальцем:
– А ты что глубокомысленно молчишь? Мужик, не думающий о бабах, существо очень подозрительное. О чём он тогда вообще думает? Не иначе, как о контрреволюции. Таких надо ловить и лечить впечатлениями – например, на стриптизе.
– Я согласный, – просто сказал.
И мы опять дружно расхохотались.
Потом осторожно заметил:
– Слушай, Серый, а может, мы того – немного не дотягиваем до женского идеала? Может… ну, как они говорят, не герои их романа.
Иванов замахал над головой пальцем, будто пророча – на самом деле, подавившись картошкой, и было видно, что он уже крепко «подамши»:
– Нет, Дед, дело всё в том, сколько ты ей можешь дать в социальной значимости – ты должен быть либо отличником, либо спортсменом, либо профсоюзно-комсомольским деятелем, вобщем фигурой, на которую оглядываются, о которой говорят, чтобы было чем твоей тёлке перед подругами хвастать. А то, что у тебя длинный, толстый и аккуратно загнутый никого не интересует. Короче, знаешь, кто кадрит самую красивую девчонку нашего курса Таню Васильеву? Чемпион института по штанге ….
В комнату, заставив нас вздрогнуть, ввалился выпивший Бузука – парень из группы ДПА-132, старший брат которого учился и жил вместе с Железновым.
– Бухать хорошо! – заявил он убеждённо и критически осмотрел сервировку стола. – А не бухать плохо.
Серёга достал четвёртый стакан, во все налил:
