Oris Maari Ara Avalantis. Том 2. Путь призвания. Хранители Равновесия

– Месть вам ваших близких не вернёт, а вот свои жизни вы потерять можете очень легко. К тому же вот прям они, именно они, – я указала на город – отнимали жизни ваших близких? Не ощущаю, что это так. Они стоят на стороне Владыки, на стороне Света, и вы просто срываете свою боль от утраты, на них. Сейчас вы хотите мстить миру, что в этом священного? Данная война окончена по воле обоих сил, ваше право можете оставить при себе, и учиться внимать тому, куда теперь поведёт вас Тьма, прежде слушать и зрить в новое, а уже потом действовать. Возможно, вы свершите свою месть, но иначе, именно с теми, кто этой мести действительно заслуживает, а может быть, вы направите это пламя во что-то иное. Но сейчас у вас есть два варианта. Наплевать на мои слова и на Волю Тьмы, броситься в бой и расстаться с жизнями, или усмирить своих внутренних огненных зверей, прислушаться к разуму и не создавать лишних проблем. Выбор, как всегда – за вами.

Один из бугаев положил руку на плечо предводителя ватаги.

– Гарун, нет смысла подыхать в бою с ватагой среброглазки. Она нас к святошам не пустит, а её ватагу мы ну никак не осилим, вон и оборотень, и Избранник Тьмы, и ещё светлый ублюдок со светящимися венами, от которого хрен пойми чего ждать… мы поляжем просто прямо здесь, ни единой инквизиторской глотки не перерезав.

– Ты помнишь лицо своего брата, когда его конвоировали? Он всего лишь искал способ вылечить вашу мать. А они обвинили его в ереси. Ты помнишь его лицо, Марог? Тебя не жжёт изнутри?

– Мне больно, как и тебе. Но мы не в силах вершить месть сейчас, когда сама Тьма, питавшая нас и помогавшая нам выживать, не хочет поддержать нас. Мы можем отступить и… попытаться сделать всё после, когда хоть немного уляжется…

– А если не уляжется никогда? С каких пор Тьма не поддерживает тех, кто жаждет мести? С каких пор Тьма останавливает войну? Ты уверен, что Она не изменилась, что Она ещё есть вообще, что Её не задавил окончательно их грёбаный Владыка?

– То, что ты говоришь… Если Её больше нет, тогда… тогда всё кончено. Мы проиграли. Все мы. Совсем. Но я не верю в это. Посмотри на Избранника. Он был не прочь с нами подраться, он до сих пор смотрит на тебя и хочет убить, загляни в его глаза, там Она. Она есть. Просто… что-то изменилось. Нужно отступить, подумать, разобраться, как теперь вершить то, что нужно сделать.

– Отступай. Уводи клан. Ты теперь вождь. Ты можешь так жить, планировать, выжидать, прислушиваться… Мне слишком больно жить. Каждый день я просыпался только для того, чтобы стать сильнее ради мести. Я шёл к этому моменту, на эту войну… которая закончилась не начавшись. И до следующей, я не доживу. А жить в ожидании – пытка, от которой я откажусь. Уводи клан.

Здоровяки пожали друг другу руки, и ватага побрела прочь, остался только Гарун, её лидер. Он смотрел то на меня, то на Валдиса, и обратился ко мне.

– Ты избавишь меня от боли? Как это будет? Я замахнусь топором и огненное дыхание твоего железного зверя обратит меня в пепел? Или ты проткнешь мне сердце? Это… будет быстро?

Мне совершенно не хотелось убивать этого огромного, слишком огромного воина, у которого плакала душа. Она действительно плакала, и горела. Горела так ярко…

– Я могу избавить тебя от боли, если позволишь, но сохранить тебе жизнь. Решать тебе. Если ты действительно хочешь именно умереть, только скажи, это будет быстро.

– Как? Ты можешь вернуть мне сестру? Её осудили за магию, за дар, который она раскрыла в лесу. Как ты можешь погасить эту боль, не вернув мне мою сестру?

Сердце защемило… сестра. Он тоже потерял свою сестрёнку. Мне знакома эта агония, ох как знакома. Я тогда тоже хотела, очень хотела отомстить… я… понимала этого человека. Человека стоящего сейчас предо мной, и умоляющего всем сердцем прервать его агонию. Человека не боящегося уйти в мир иной, потому что в этом его просто ничто уже не держит. Он жил лишь этой вот местью, местью, которую ему не суждено свершить… Было так больно, за него и за его утрату. Я посмотрела ему в глаза.

– Вернуть не могу, но боль это огонь, который питает шарм на сердце. Шрам не убрать, но можно погасить это пламя – более ярким, чистым огнём любви. Той светлой чистой любви к сестре. Её душа покинула тело, но сама она жива, возможно даже, уже рождена где-то в мире. Я могу погасить пламя боли в тебе, тем огоньком любви, который куда сильнее, чем месть. Ты будешь жить во имя сестры, полагаю, она бы этого очень хотела. Кто знает, может, вы даже встретитесь в этой жизни, она будет в другом теле, может быть ребёнком, которого ты спасёшь, может быть что угодно. Жизнь умеет дарить чудеса, хотя боли в ней полно, но боль не всесильна. Если хочешь, я сделаю, я заберу твою боль, а там, если после того, что ты ощутишь, если ты всё ещё будешь хотеть смерти – я подарю тебе лёгкую смерть.

– Похоже, хуже не будет. Делай, раз знаешь, как это возможно. Только если ты там какой-то свет использовать собралась, не делай меня жополизом Владыки, не превращай в фанатика. Не хотелось бы читать проповеди о любви в тесной келье с каким-нибудь «возлюбленным братом по вере».

– Просто стой спокойно, и не прерывай контакта, что бы ни происходило. Никаким фанатиком я тебя делать не буду, Выбор по какому Пути идти делается внутри, и не мне за тебя его делать, или уж тем более отнимать, – я привычным жестом развела руки, как для исцеления, но я знала, что накладывать ладони нужно именно в район груди Гаруна, чуть выше солнечного сплетения, что я и сделала. Это не было больно, я ожидала, что начну кричать или рыдать, но было иначе. Нас просто стал окутывать яркий серебряный свет, поднимающийся небольшими всполохами, как от гигантского костра, ввысь. В пространстве разливалась мелодия, лёгкая, как дуновение ветерка, но пробирающая. Мне казалось, что в меня втекает что-то острое, тяжёлое, режущее, но оно мгновенно рассеивалось в тёплом, трепетном и нежном, в чём-то превыше слов, и в этом было сокрыто иное могущество. Сознание растворилось, я не ощущала тела вовсе, кажется, мои губы шевелились, я не знала, пела ли я или что-то говорила, не знала даже сколько прошло времени. Когда я пришла в себя сидя на коленях, в глазах всё двоилось, я ощущала дикую слабость, даже голову поднять вверх было неимоверно тяжело. Гарун стоял подле меня со стеклянными глазами и бросив топор на землю, ощупывал область солнечного сплетения. Валдис смотрел на него одновременно с неприязнью и интересом. Ярик и Януш помогли мне подняться, поддерживая под руки. Здоровяк моргнул и медленно опустил руки.

– Как странно… я всё ещё ненавижу святош, но… то, что она умерла, то, что её больше нет рядом это… я знаю, что мы будем вместе снова. Просто знаю. И от этого не так больно. Я никогда себя так не чувствовал. Это… так и останется? Никуда не денется, я не забуду, что мы обязательно будем с ней вместе?

– Так и останется, этому чувству некуда деваться, оно внутри тебя, внутри твоего сердца и души, и ты это не забудешь. Ну, так что, всё ещё хочешь умереть?

– Так я смогу жить. Смогу вернуться в клан. Если ты мне позволишь, среброглазая. Я был готов к смерти, ты дала мне новую жизнь. По нашим традициям моя жизнь теперь принадлежит тебе. Ты можешь взять меня на службу или отпустить.

Валдис презрительно ухмыльнулся.

– Кому нужен внушаемый кусок говна, цель жизни которого можно затмить одним прикосновением и красивой песенкой? Беги в свой клан и доживай свою жизнь, раз уж тебя так заколдовали.

Хм, а вот Валдис и не прав. Нельзя так с человеком, нельзя с тем, кто пережил такую утрату и боль, поступать так жестоко.

– Хорошо Гарун, присоединяйся ко мне, я не обещаю, что рядом со мной ты будешь в безопасности, смерть любит улыбаться мне чуть ли не каждые пять минут, но могу гарантировать много нового и удивительного, – я повернулась к Валдису, – у жизни много целей, истинные невозможно затмить. Иногда, идя очень долго по жизни с какой-то одной целью, душа может даже не подозревать о том, что эта цель вовсе не истинная, а возможно даже и не её собственная.

Гарун поднял топор и довольно оскалился.

– Я не боюсь улыбки смерти, я улыбаюсь ей в ответ! Мой топор с тобой, Хранитель.

Валдис неловко пожал плечами.

– Если цель, с которой человек шёл по жизни десятилетиями не является истинной, то я не знаю, что такое истина, если даже Боги могут ошибаться.

– Полагаю, о Абсолютной Истине никто из смертных не ведает, лишь о её гранях, и каждый видит по своему, исходя из своего опыта и лекал миропонимания в среде которых оказывается рождённым и воспитанным. Я много чего читала, смотрела, и просто знаю, что иногда и тысячи лет мало, чтоб осознать частичную истинность цели, а то и понять, что цель, вовсе не принадлежит тому, кто оной следует. Как ты верно подметил, даже Боги могут ошибаться, а они между прочим живут вечно и воспринимают в разы шире смертного.

– Полагаю, раз даже Боги могут ошибаться – нет никакой Абсолютной Истины, кроме той, что мы выбираем для себя сами. А значит, ты только что красивой песенкой изменила истину Гаруна, то есть заколдовала его, превратив из мстителя в личного верного сподвижника. Хороший ход, я не спорю, увеличение собственной власти и подвластных людей понятно, но мне интересно прозреет ли когда-нибудь этот бугай…

– Я знаю, что мне дышится легче, Избранник. И хочется дышать ещё. А ещё меня не превратили в церковника, и сестру я не забыл. Всё остальное не важно.

– Тебе повезло, что ты из того сорта людей, что счастливы быть слугами. Наслаждайся. Я ничего против этого не имею. Просто не думал, что так легко можно обратить воина Тьмы, во что-то иное. Повод для размышлений.

= – Кстати Ранэй, сколько лет этому миру с момент зарождения в нём Тьмы, Света и Равновесия? =

9999 лет в пересчете на текущее человеческое летоисчисление.

Я замерла, офигевая от цифры. Эммм, мистическая девятка, да ещё и четыре. Охххохоо! Это ж и Владыке, и Тьме столько получается… Я засмеялась, вспомнив, что относилась к Владыке, как к ребёнку. Руки сжимались и разжимались, я не могла стоять на месте, и стала ходить кругами, молча. Это же… как вообще можно сохранить здравый рассудок, пусть и божественный, столько лет, особенно будучи запертым, как в банке. Невероятно… Вот я б точно такого не выдержала.

– Валдис, ничего невозможно изменить насильно, можно лишь помочь раскрыться тому, что и так имеется. То, что я помогла Гаруну раскрыть чувство его любви к сестре и знание, что он будет с ней вместе, просто погасило ту боль и то пламя мести, которое терзало его душу и сердце. Я не вливала в него ложь, дабы сделать из него верного личного сподвижника. Я не отнимаю ни у кого Свободу Выбора, любой из свиты может сказать, что хочет идти своей дорогой и уйти. Любой. Абсолютную Истину невозможно затмить ничем, но не мне тебе говорить о ней. К такой истине каждый приходит своим путём. Если б я, Валдис, умела просто, как ты там сказал, красивой песенкой изменять чью-то истину, ты бы уже не был тем, кем являешься.

– Меня защищает сила самой Тьмы, я ведь не просто обычный воин, а Её Избранник. Со мной такой номер в любом случае не сработал бы. Но оставим это, я лишь говорю, как вижу со стороны твои действия и не особо это осуждаю. Стремление к укреплению личной власти мне понятно. А тебя, я вижу, слишком сильно задевает то, что я не начинаю думать так, как тебе бы хотелось, ты порой смотришь на меня почти с ненавистью, и я замечаю эти взгляды. И это тоже понимаю, и даже не осуждаю. Но сейчас у нас есть куда более важные дела, чем выяснять, почему же я вызываю у тебя такое отторжение.

И Валдис бодро зашагал в сторону открытых ворот. Мы вошли в город, на каменные улицы которого высыпали инквизиторы, стражники, рыцари и какие-то странные группы женщин в одеждах, словно из шелка, я таких здесь ещё не видела. Все они перешептывались, разглядывая меня, шёпот затихал, когда я проходила мимо, и возобновлялся за моей спиной. В этом гуле обсуждения сквозили мысли о том, не рано ли сложено оружие, а точно ли запятнанный Тьмой, безумный падший Пророк, получил вновь право говорить от имени Владыки, и ещё много-много сомнений. Однако по мере движения к моему отряду присоединились два Поборника Света. Оба инквизиторы и кажется даже братья, их поборничество выдавала особая мантия и светящиеся глаза. На их лицах не было особого дружелюбия и приветливости, но они шли по бокам, явно выполняя охранные функции. Где-то на середине центральной улицы из толпы раздался выкрик «убьем её, пока она не оседлала железное чудище». Несколько инквизиторов бросились на наш отряд, подстёгивая других сделать то же самое, но два Поборника охраняющие нас закрутились вокруг отряда, как две шаровые молнии, физически почти растворившись в ослепительном сиянии, и нападающие были вовремя отброшены мощным энергетическим импульсом, а ещё, кажется, как минимум надолго ослеплены вспышкой. Двое охранников снова материализовались, тяжело дыша и утирая пот со лба.

– Мы приносим извинения, Пророк. Не всем легко принять, что вчерашний враг получил вновь милость Владыки, и ещё более сложно принять, что война остановлена. Многим… не хватает веры принять такую волю Владыки.

– Благодарю за защиту, красивая сила, не ожидала подобного увидеть. Я понимаю, что не все могут вот так вот сразу принять Мир без войны. Это естественно, но со временем всё уляжется, возможно, мелкие стычки будут, этого никто не может отменить, но многие жизни спасены, помилованы и продолжат свой путь в миру. Они важны, они нужны и необходимы, – я кивнула Поборниками и ускорив шаг направилась к Валдису.

– Послушай, Валдис, есть то, что я не принимаю, есть то, что меня ранит, это не твоя проблема, я с этим постараюсь разобраться. Просто иногда я не совсем понимаю тебя, одно дело откровенно ненавидеть тех, кто действительно причиняет или творит зло отнимая естественное право выбирать путь и искать себя в чем-то большем, даже в запретном… но относится к каждому усомнившемуся в чём-то, как к говну, или чему-то ниже тебя – вот это меня цепляет. Разве нельзя просто уважать чужой выбор без оскорблений? Ведь каждая душа может запутаться, особенно если находится в ловушке собственной боли. Я слушаю, что ты говоришь, я понимаю, что ты говоришь как есть, и что ты действительно не всё верно понимаешь в моих действиях, или понимаешь по своему. Мне не нужна власть, если б она мне была нужна, я бы могла просто захватить весь Раальдар, нажив правда себе во враги и Тьму, и Свет этого мира. Но я повторюсь, мне не нужна Власть, я ощутила на себе её липкую приторную хватку, это мерзко для меня, и я всё более чётко понимаю, чего именно я хочу, чего нет. Я хочу, чтоб каждый увидел нечто большее в жизни, нечто более ценное, хочу делать других счастливыми, но не всегда понимаю, что иногда людям и душам не нужно счастье. Иногда им нужно что-то другое, а иногда я понимаю, что это самое другое сделает им в будущем очень больно, и миру вокруг них, и другим живым. Мне просто искренне хочется, чтоб в мирах было меньше боли и страдания. И меня злит то, что я не могу многое изменить. Тяжело видеть прекрасное, хотеть одарить этим, но понимать, что это невозможно, потому что каждый видит прекрасное из центра своего миропонимания, и это нормально, что всё так. Просто порой разность видения и восприятия меня очень сильно шокирует, я стараюсь адаптироваться, понять каждого кто рядом со мной, но как видишь не всегда это получается гладко, я ведь тоже по особому живая, чувствую всё более тонко, иначе, чем обычный человек.

+ – Тьма, я так понимаю, теперь, обретя свою полноценность, ты не опираешься более на меня? +

+ – Да, это больше не нужно. Ты всё ещё слышишь меня напрямую, потому что всё ещё являешься идущим к Вознесению Хранителем, но раз уж ты твердо решила отказаться, то после официального отказа ты и слышать меня перестанешь. Конечно, мы ещё сможем общаться, как я общаюсь с некоторыми своими последователями, через сны, но это уже словно перекрикиваться стоя на берегах широкой реки. Многое исказит расстояние и унесёт ветер. Возможны иные варианты, но это нужно уже смотреть на поведение Света. +

– Я назвал его говном, не потому что он выбрал отпустить свою жажду мести и посвятить себя тебе. А потому что это выбрал не он сам. Ты обработала его магией и выбор он сделал под влиянием твоего воздействия. Не он справился со своим пламенем. Не он укротил его. Не он показал, что достаточно силен для дальнейшей жизни. Он не сделал ничего. Поэтому у меня нет к нему уважения. Пока что. Но, вероятно, ты меня в этом не поймешь и это нормально. Быть разными, иметь разные представления о мире, разные идеалы и цели – это прекрасно и правильно. А стремление подарить всем некое абсолютизированное благо, которое ты видишь – это замашки светлых. Всех обрызгать своей версией благодати, собрать в восторженно блеющее стадо и торжественно объявить, что только это состояние и является истинным благом, а все остальные – заблудшие, запутавшиеся, несчастные, которых нужно либо обратить, либо убить.

– Разве я так поступаю? Я наоборот стараюсь сохранить жизнь, если это возможно, и тем более, если оное зависит от меня. Стараюсь чтоб душа проходила свои уроки и получала свой опыт, я сражалась за право Свободы Выбора, и… не понимаю, почему исцеление душевной боли воспринимается тобой, как то, что отнимает право Выбора? То, что я хочу нести в мир и всему живому, это то, что снимает пелену ложного с глаз. Когда ты видишь больше, понимаешь и чувствуешь шире, то ты сам меняешь своё мышление, расширяешь, дополняешь то, что уже есть. Не кто-то извне, а лично ты. Я лишь позволяю заглянуть туда, где есть это самое нечто большее. Гарун ведь даже сказал, что светлых ненавидит по прежнему, просто боль от утраты стала иной. Я не промывала его разум, я лишь пропустила его самого в глубь его же чувств, более светлых, чистых и просто других, – было как-то необычно, странное чувство, вроде всё хорошо, мир ведь, а нечто гнетущее в душе не покидало меня, – ладно, пусть будет эта разность понимания, в конце концов на то оно так и устроено в вечности, что нет ничего повторяющегося.

– Не знаю, как всё сложится в будущем, но возможно мы ещё поговорим на эту тему, если тебе будет интересно попытаться меня понять. А тебе будет, тебе свойственна тяга заглянуть в душу.

Тем временем мы добрались до явно уже центрального района города, каменные дома здесь были многоэтажными, со множеством башенок, напоминали замки в миниатюре и были богато украшены. На нашем пути стояли инквизиторы в красном. Ярик говорил когда-то, что это гвардия первоинквизитора. Здесь же был и он сам. Богато расшитая золотом многослойная мантия, что-то вроде короны из белого золота и очень настороженный, напряженный и упрямый взгляд.

– Твои нечестивые фокусы могут повергнуть в бездну веру простых слуг Церкви, и Владыка судья им, но тебе не сломить дух сердца святого воинства, – голос его возвысился, эхом идя по извилистым улицам, – я, Первоинквизитор Чезарро Авинус призываю всех, чьё сердце не затронуто ересью и страхом, обратить своё оружие на эту приспешницу Тьмы, которая…

Он, кажется, собирался задвинуть целую мотивирующую речь. В голове раздался голос Нари.

– Его речи могут спровоцировать множественное нападение и соответственно большие жертвы. А жертв ты вроде хотела избегать. Я могу уничтожить его одним импульсом лазера, прямо сейчас, только скажи.

Я перешла на отдельную линию связи с кораблём.

«– Погоди Нари, возможно получится как-то словами донести до этого типа, что нет смысла помирать.»

Я подалась вперёд, переводя внимание на первоинквизитора.

– То есть превращённые в ничто строения не внушают ужаса? Ну, хорошо, это я могу понять, но если ты действительно верен Владыке, то сейчас получается, ты идёшь против Его Воли. Даже тёмные услышали послание верно и отступили. Неужели ты настолько бесстрашен, что готов рискнуть, и не просто сам пойти по стопам своей личной упёртости, но ещё и повести за собой других? Война окончена – это воля обеих сил, спроси у Поборников Света, что стоят рядом со мной. Если уж ты и в их словах усомнишься, и захочешь расставшись с жизнью, узнать Истину у самого Владыки, ну, что ж, тоже – выбор.

Чезарро ещё какое-то время надрывался, пытаясь подстегнуть толпу на активные боевые действия, но мои слова прозвучали весомее. Видимо то, что даже тёмные не лезут в драку, в поисках крови сильно отрезвляло даже самые горячие головы. Поняв, что его воззвания не имеют ожидаемого эффекта, Чезарро напоследок завопил.

– Именем Владыки Света, я всех дрогнувших предателей отлучаю от лика Его и обрекаю души на…

Чезарро вдруг замер, схватился за сердце, побледнел и рухнул в руки своей гвардии уже со стеклянными мёртвыми глазами. Гвардейцы потрясённо и затравлено озирались вокруг, несколько из них попытались ринуться в атаку, но их удержали руки их же собратьев, смотрящих на меня с ненавистью, но и с растерянностью, и страхом.

+ – Ну, надо же. Видимо интенсивная попытка переварить мои силы все-таки оставила в Нём след, давненько Он не затыкал рот неугодным так радикально. Даже я редко прибегаю к прямому уничтожению. +

Воспользовавшись замешательством, Леонид вышел вперед, оголив руки, чтобы все видели светящиеся вены. Раскинув руки в подобии объятий, он двинулся прямо на гвардейцев и те сначала дрогнув, отступили на несколько шагов, а затем медленно расступились перед ним. Под пристальными взглядами Леонид подошел к телу Первоинквизитора и закрыл его остекленевшие глаза.

– Он был вернейшим из слуг нашего Владыки, вам ли этого не знать! Он, опора и надежда Церкви, любимый слуга Владыки был настоятелем и пастырем для всех нас, но в час испытаний его вера дрогнула, он позволил себе поставить догмы и личное виденье превыше воли Владыки, ясно и четко изъявленной для всех, чей взор не затмила гордыня и фанатизм. Вы все знаете, что статуи в Романии перестали плакать. Вы все видели Явление Хранителя над полем несостоявшегося боя. Разве такое было бы возможно без Его одобрения и поддержки? Разве не поразил бы Он Хранителя немедленно за попытку говорить от Его имени, как поразил зарвавшегося Первоинквизитора? Вы все видите, что даже тёмные склонились перед Его волей. С каких пор тёмные избегают возможности устроить кровавое месиво? Только Его воля могла погасить огонь их ненависти ко всему, что нам дорого. Его воля была донесена до нас Хранителем, Среброглазым Пророком, потому что она выступила тем мостом, который помог Владыке вразумить тёмные орды и унять огонь их ненависти. Война окончена, такова Его Воля!

Над притихшими улицами раздались первые восторженные выкрики, а затем покатился грохот аплодисментов. Леонид обернулся ко мне с выражением лица на вроде «я всё правильно сказал?».

– Эмм, красиво конечно, но как-то несправедливо присваивать все лавры Свету.

Ну, хоть тут не пришлось лично убивать, Владыка сам вмешался. Надо же, получается, может вот так вот взять и остановить сердце. Ну, не удивительно, всё-таки почти десять тысяч лет, это ж не хилая прокачка силы, учитывая территориальный размах. Я ещё какое-то время посмотрела на тело первоинквизитора, а затем просто прошла вперёд. Жаль, что он не захотел услышать, мог бы жить дальше и служить Свету.

+ – А на это много сил уходит, ну, чтоб вот так вмешаться? +

+ – Много, но Он может себе это позволить. Несколько раз втоптал меня в грязь и понастроил своих загонов для молящихся, почти по всему обитаемому миру. Я так понимаю, ты против того, чтобы я уничтожила Леонида? Мне бы очень хотелось, но ты хороший, честный союзник и ссориться с тобой слишком опрометчиво. Может, щелкнешь его по носу за меня? Он всё присвоил своему боссу! Ловкий ход, в обычной ситуации я бы показательно натравила на него какую-нибудь из своих стай или того же Валдиса, но… раз уж Леонид твой питомец – отшлепай его сама. +

Я замерла и обернулась, глядя на армию Первоинквизитора.

– Великая Тьма и Владыка Света обе, как Высшие Силы Творения решили отменить войну. И я как Голос Обоих Сил, донесла их единую Волю обеим армиям. Не только Владыка принёс этот мир, но и Тьма тоже, мир на равных. Тёмные услышали Волю Тьмы, теперь и вы услышали, и даже увидели Волю Света. Расходитесь по своим домам, ждите от Владыки указаний, слушайте и внимайте знакам той силы, которой верны ваши сердца, и да будет мир в вашей жизни.

+ – Ну вот, так честнее. +