Бэд-трип

9

Тринадцать дней до дедлайна

Я оставляю шлюху в комнате, а сам отхожу отлить. Щелчок выключателя, свет, режущий непривыкшие глаза. В моих руках бутылка с остатками алкоголя. В унитазе стоит пластиковое крепление для дезинфицирующих таблеток. Оно пустое. Таблетка давно использована. Полины нет, менять некому, мне плевать.

В унитазе плавает использованный презерватив. Эта женщина в черной кожаной юбке не справилась со своей работой, как бы сильно она ни старалась. Она говорила все, что я просил. Она делала все, что я ей приказывал. Но ей ни на долю секунды не удалось убедить меня в том, чего я хотел. Деньги заплачены, работа не сделана. Я ошибся. Несколько минут после секса я просто сидел и смотрел в стену, не в силах понять себя. Она все говорила возле моего уха, что можно попробовать еще. Она говорила, что ей понравилось со мной. Но я все смотрел в стену и только морщился от ее слов.

Пока я расстегиваю штаны, я не знаю, что шлюха в поисках какой-нибудь наживы уже рыскает по моим ящикам. Пока я вытаскиваю член из штанов, я не знаю, что она ничего не находит, и идет к кладовке. Пока я отливаю, я не знаю, что она открывает кладовку и щелкает выключателем. Пока я застегиваю ширинку, я слышу, как она кричит. Она орет на всю квартиру: «Больной ублюдок!» Через несколько секунд я слышу, как шлюха хлопает входной дверью.

Когда я выхожу из туалета в тишину прихожей, я вижу свет, сочащийся из кладовки. Устрашающее одинокое мерцание тусклой лампочки. В воздухе еще держится тошнотворный запах сбежавшей шлюхи. Дамы с дешевым парфюмом и след простыл.

Я медленно подхожу к источнику света и трогаю дверцу. Она скрипит, нарушая тяжелую тишину, в которой осталась только вибрация хлопнувшей двери. Снова трогаю дверцу. Заглядываю внутрь. В мой чулан. В мою кладовку. Она выглядит не хуже сектантских убежищ, где чокнутые психи стегают себя по спине цепями. Когда я первый раз встретился с ним, кладовка была набита коробками с консервами, которые присылали нам с Полей ее родители. Теперь это место для моих встреч с моим деловым партнером.

Стены моей кладовки разрисованы черной краской. Непонятные знаки. Иероглифы, которые нанес я. Что-то на старославянском. Фразы на иеохианском. Все стены испещрены надписями разного размера и шрифта. Это сделал я. Сейчас надписи мне не понятны. Я понимаю их, когда добавляю в свой организм один ингредиент. После его употребления все эти буквы становятся для меня истиной прописной.

В моей кладовке много ритуальных приспособлений. Блюдца с костями маленьких зверьков. В кладовке банки с субстанциями, залитыми формалином, керамические фигурки богов смерти разных культур, железные пентаграммы и черепки. На каждой полочке стоят свечи разной длины, свечи разного диаметра. Почти, как рядом с иконостасом Пожарного. Фотографии с изображением дьявольских отродий, бестий, демонов – настоящих исчадий ада. На самом видном месте лежит мой ритуальный нож. Обычный кухонный нож с черной рукояткой и большим лезвием. Таким удобно резать хлеб. И руку. Мой соратник с недавнего времени. С помощью него я каждые две недели делаю надрез в своей правой ладони. Я набираю чашу своей крови и ставлю на алтарь в знак преданности договору. Знак того, что я не передумал и готов исполнить последнюю часть сделки. Каждые две недели я чищу чашу. Рана только успевает затянуться, и я снова делаю надрез. Кровь снова льется в чашу. Моя преданность договору, моя вера в кровавую клятву подтверждена. Каждые две недели я режу свою правую ладонь, чтобы доказать, что моя темная вера в силу кровавого договора сильна и несокрушима. В течение полугода я режу свою кисть в знак преданности условиям сделки. Один раз в две недели, три раза в месяц, восемнадцать раз за полгода. Восемнадцать надрезов ладони. Надрезов одного и того же чуть затягивающегося шрама. Восемнадцать соприкосновений холодного лезвия моего ритуального ножа с теплой плотью. Каждые две недели я наполняю чашу объемом 200 мл кровью. Один раз в две недели, три раза в месяц, восемнадцать раз за полгода. 3600 мл сцеженной крови. Крови, которую я отдал во имя преданности договору, заключенному с демоном и его копытами. 3,6 литра жертвенной красной жидкости.

Когда я первый раз его увидел, кладовка была набита коробками с консервами. Было немного неудобно, ноги затекали. Он приказал мне превратить чулан в дьявольский алтарь, и я это сделал, не раздумывая. Он крутит мной, как хочет, потому что знает, что мне нужно. Мы пожали друг другу руки во время нашей первой встречи. Было неудобно, ведь у него вместо человеческих кистей копыта. Железные и холодные. Он любит высекать ими искры. Когда я впервые с ним встретился, я сразу понял, что он именно тот, кто мне нужен. Я хотел увидеть Полину, но это было бы слишком легко. Полина умерла, а демон мог помочь мне вернуть ее.

10

Мы с Полиной переехали в большой город, и он сразу окружил нас своим вниманием. Главное было – не поддаваться ему полностью. Надо было получать удовольствие от его гостеприимства, а не отдавать всю свою душу. Город даже и не просил наших душ. Он просто показывал нам с Полиной свои прелести. Прелести греха. Но Поля. Она будто хотела поблагодарить его за радушный прием. Она отдавала всю себя этому городу.

Уже в первый год нашей жизни здесь она употребляла столько, что можно было смело сажать ее в клинику. Нужно было сделать это, и моя совесть была бы чиста. Хоть и не до конца. Но я медлил. Я ждал. Ее безупречная учеба. Ее оценки. Лучше, чем в моей зачетке. Они убеждали меня, что все хорошо. Только потом я догадался, что Поля просто отлично умела совмещать приятное с полезным.

Она употребляла все чаще. Больше. Дозы становились крупнее. Виды становились тяжелее. Хотя меня нельзя назвать человеком, далеким от мира наркотиков, иногда я даже не понимал, под чем она.

Первый год нашей жизни на новом месте. Все было относительно просто. Одна таблетка экстази с утра, пару дорожек мефедрона после обеда, чуток каннабиса на полдник, и большой отрыв в виде сочетания марихуаны и гашиша после ужина. Полина не давала форы. Она хотела быть первой в этой погоне с самой собой.

Все стало хуже через год, когда Полина расширила свой рацион.

Утром она заменила экстази опиатами, в середине дня прибавился кокаин, вечером она добивала себя афметаминами.

Деньги уходили, как вода сквозь пальцы. Я продолжал бездействовать.

Я, конечно, пытался разговаривать, но слезы сбивали меня с толку. Ее слезы. Я чувствовал, что делаю только хуже, раздражая ее.

Один раз был момент просветления. Когда она загремела в больницу с почками. Всего лишь двумя днями ранее я устроил скандал. Взорвал все ее нычки. Все эти тайники, разбросанные по квартире. Рассадник наркотической грязи, которая так соблазняет. Я сорвался и устроил скандал. Весь пол был устлан наркотой разного вида. Как будто спецподразделение получило наводку и примчалось уложить всех мордами в пол. Не хватало только оператора, который бы заснял Полину, скрывающую свое личико рукой с обгрызанным маникюром. Она бы говорила, чтобы этот придурок убрал свою камеру. Она бы сказала, что это все ей не принадлежит, и она не знает откуда взялись все эти мягкие мешочки и свертки. Все эти сухие листья.

Я сорвался. Я бросал все на пол и топтал в порывах ярости. Я кричал, что от такого люди долго не живут. Полина смотрела на меня изумленными глазами в облаке кристаллической пыли.

Спустя два дня Поля пожаловалась на боль в пояснице, и ее положили в больницу. Я пришел к ней в палату. Принес апельсины, которые, как оказалось, ей нельзя. Такое иногда очень сильно добивает. Когда ты на пределе. Тебе страшно от того, что вот-вот ты потеряешь любимого человека. Единственного важного для тебя человека. Ты приходишь его навестить, а тебе говорят, что ему нельзя апельсины. Такое добивает. Такое щиплет глаза. Щиплет, будто ты со злости начал рвать эти самые апельсины. Не аккуратно отделять корочку на расстоянии от глаз, а разрывать, как разрывал бы сердце того мудака, кто придумал наркоту. Сок пылью оседает на глазах. И щиплет их.

Я с трудом узнал ее из-за бледности и темных кругов под глазами. Все благодатное свечение, которое исходило от нее с самого начала, исчезло. С того самого момента, когда перед ней расступался народ возле мемориала, Полина излучала волны доброты и спокойствия. В тот душный вечер, когда меня пронесли через толпу и бросили на тротуар. В день нашей встречи она казалась мне ангельским созданием. В ту секунду, когда она подошла ко мне со свечой и щелкнула пальцами перед лицом. Мне кажется, в тот момент я уверовал в высшие силы. Даже когда протрезвел и увидел ее рядом, я подумал, что в тот вечер ко мне сошла благодать.

Когда я пришел к ней в палату, то увидел, что огненные волосы начали тухнуть и больше не источают тепло. Когда я пришел к ней в палату, она больше походила на больную раком женщину. Она с трудом смотрела на меня и разговаривала с лицом, которое что-то искажало. Она сказала мне тогда, что сразу призналась врачу. Сложно было разбирать слова, которые она пыталась до меня донести. Уши заложило. Глухой стук моей тахикардии перекрывал почти весь диапазон Полиного излучения.

Еще до того, как у нее взяли анализы, она рассказала врачу про свою слабость. Я отошел от нее, хоть и не хотел, и отвернулся к окну. Она добавила: «Я больше не буду».

Когда Полину выписали, прошло три дня и я хватал ее за руки, и кидал об стену. Я сдавливал ее горло одной рукой, а в другой держал коробку из-под обуви, в которой Полина хранила свой травяной набор. Я не желал ей смерти. Сдавленное горло было лишь отчаянной попыткой спасти ее. По-другому ее было просто не остановить.

Мы еще не думали про детей. Но она защищала свое добро, будто ребенка, которого пришла отнять ювенальная служба. Она царапала мне руки и кричала, что я не имею права. Я был сильнее, но я не хотел этого. Поэтому я разжимал руки, смотрел на ее испуганное лицо и давал ей волю. Она кидалась на пол, собирая россыпь в ладони и отправляя все это по карманам. Полина закрывалась в ванной. Через промежуток между дверью и полом шел дым.

У нее бывали наркотические истерики. Тогда я плотно закрывал уши или кричал, упершись лицом в подушку. Самое дикое было, когда она вспоминала своего маленького хомячка из детства. Его звали Лапка. Бедняга. Он задохнулся прямо в своей клетке. Маленькая Поля нашла его бездыханное тельце с просунутой между прутьев клетки головой. Взрослая Полина хотела вернуть его. Хотела увидеть еще хотя бы раз.

Потом я вытащил ее из кладовки, которая была забита консервами. Глаза стеклянные. Полина весь вечер гладила свое плечо, и целовала воздух. Я повытаскивал кучу пакетиков с грибами из ее карманов.

Она протрезвела и призналась, что употребляет грибы уже не первый раз. Она сказала, что они помогают ей видеться с Лапкой. Она сказала, держа свои ладони на моем лице, что Лапка все такой же мягкий и пушистый.

11

Я не был уверен, что в квартире не осталось ничего, что могло бы развязать мне руки. Полины не было, и я боялся наткнуться на любую оставленную ею заначку. Полины не было, не было сдерживающего фактора. Я не был уверен в том, что не сорвусь. Конечно, я мог сделать заказ в интернете. Или написать кому-нибудь в закрытый чат. Достаточно выйти на улицу и внимательно осмотреться. Как говорил мой учитель по физике: «На заборе все написано». Поэтому достать что-то было не проблемой. Но три года назад я обещал Полине, что больше так не буду. Три года назад я дал ей обещание, что больше не буду пихать в себя эту грязь. И пока я с этой грязью не столкнулся, не думать о ней было просто. Алкоголь был выигрышным вариантом. Я подумал, что лучше пристращусь к нему. Тогда и обещание будет в силе.

Но все-таки я не был уверен, что квартира чиста. Что все нычки пусты. Что в коробках из-под обуви пусто, в вентиляции на кухне и в ванной тоже. Я не был уверен, что не пропустил спичечный коробок, завернутый в целлофан, в сливном бачке, или пластиковое яйцо из киндер-сюрприза за газовой плитой. Не был уверен, что проверил все под пластинами ламината или в ее ящике с нижним бельем.

Оно само меня нашло. Прозрачный пакетик, начиненный грибами. В одну из пьяных ночей, когда я перебирал хорошие воспоминания, чтобы забить эфир той кошмарной ночи, я заметил, что колесо велосипеда Поли спущено. Раньше я этого не замечал. Даже когда она была со мной, она давно на нем не каталась.

Я захотел накачать колесо, пока меня не отрубило от литра виски. Сидя перед велосипедом с насосом в руках, я смотрел на странную выпуклость в месте соединения покрышки и железного обода. Я взял отвертку и поддел эту выпуклость. Этот прозрачный пакетик, выпавший из колеса прямо перед моими коленями. Я будто видел в нем упрек в мою сторону. Он либо хотел обвинить меня в уходе Полины, либо в том, что я искал его так долго. Но дело в том, что я не искал и не хотел ничего найти. А теперь этот упрек от пакетика с грибами вынуждал меня вскрыть его.

Картина того, как Полина, сидя в кладовке, общается с Лапкой, гладит его шерстку, целует его. Эта картина предстала передо мной еще в тот момент, когда грибы падали из колеса на пол. Пока они падали к моим коленям, на которых я стоял перед велосипедом, как в молитве, я видел счастливое лицо Полины, выходящей из кладовки.

К тому времени она и правда улыбалась только после этих своих сеансов в кладовке. Ее больше не брали мои шутки. Ее больше не радовали мои истории. С каждым днем я любил ее все больше. Она же с каждым днем только дальше уходила от меня, забывая, кто я такой и какую роль занимаю в ее жизни.

Мой первый сеанс прошел неудачно. Первый блин комом, все ясно. Надо было слушать бредни своей девушки, когда она пыталась объяснить мне правила употребления псилоцибиновых грибов. Я не знал, что их надо было чем-нибудь запить. А Поля об этом говорила. Плохой ученик. Грибы были очень горькие. Все, что я набрал в рот, оказалось на мне.

Когда я закинул горсть во второй раз, в первые полчаса ничего не происходило. Я сидел в кладовке в полной темноте среди консервов. Вспоминал. Пытался вспомнить хоть что-то из наркоманского опыта Полины. Она что-то говорила мне про шаманов. Что псилоцибиновые грибы раньше употребляли шаманы в качестве проводника при проведении ритуалов. Что за проводник и куда он может провести – это вспомнить было сложнее. В 60—х их ели хиппи. Теперь их едят хипстеры. Поля говорила, что в первые пятнадцать минут хочется в туалет. Она называла это «Входом».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.