– С тобой все в порядке? – неожиданно спросил парень рядом со мной.
Я повернулась к нему с вопросительным взглядом.
Он поднял палец и покрутил им вокруг моего лица.
– Ты какая-то бледная.
Я сглотнула:
– Тяжелая неделя.
– Добро пожаловать в клуб.
– Йога должна помочь, – заявила я с бо́льшим оптимизмом, чем на самом деле чувствовала.
– В прошлый раз у меня икру свело. До сих пор не уверен, правильно ли сделал, что пришел сюда снова.
– Мне кажется, у многих на йоге сводит мышцы. Просто никто не признается.
– Думаешь?
Кивнув, я вытянула руки над головой.
– Когда я еще жила в Лос-Анджелесе, по выходным всегда занималась йогой в похожей группе. Там все делали вид, что едины с природой, но если присмотреться, то у большинства можно было заметить вот такие перекошенные лица. – Я изобразила преувеличенно сосредоточенное выражение, которое заставило парня около меня расхохотаться.
Отсмеявшись, он внимательно присмотрелся ко мне:
– По тебе заметно, что ты калифорнийская девчонка.
Я удивилась:
– Серьезно?
Он кивнул:
– Загар, выгоревшие пряди волос и футболка – однозначные улики.
Я опустила глаза на свою одежду.
– Футболка с «Доджерс»[6] – весьма очевидно, тут ты прав.
– Я тоже как-то думал перебраться в Калифорнию, – сказал он, и его взгляд затуманился.
– А как ты оказался в Вудсхилле?
Он пожал плечами:
– Хочу стать учителем, а у здешнего университета отличная репутация. Я рад, что меня сюда приняли, и мне тут нравится. Но и в Лос-Анджелесе тоже что-то есть. Я всегда представляю себе это как в кино: на каждом углу встречаешь актеров и музыкантов и наслаждаешься потрясной погодой на пляже.
Примерно то же самое воображала себе и я. Потребовалось время, чтобы осознать, что в действительности все по-другому.
– Там было довольно здорово, – солгала я. А на его вопросительный взгляд добавила: – Здорово, но дорого.
– Тогда я даже шутки ради искал там квартиру. Они просят такие суммы – просто жесть. Тут преимущество на стороне Вудсхилла.
– Вперед, Вудсхилл! – воскликнула я и помахала невидимым флажком, что вызвало у него улыбку.
– Кстати, я Скотт. – Он сложил ладони перед собой и слегка поклонился.
– Рада познакомиться, Скотт. Я Джуд. – Я повторила его поклон.
– Классно быть не единственным человеком младше шестидесяти лет на этих тренировках, Джуд.
Я улыбнулась, хотя для этого пришлось приложить усилия.
– В Лос-Анджелесе правда звезды на каждом углу? – задал он следующий вопрос.
– Скорее, за каждым углом прячутся люди, которые на это надеются.
– Ты разрушаешь мои прекрасные фантазии.
– Я не хотела, прости. Бывает, что встречаешь кого-нибудь на вечеринке. Но, само собой, не осмеливаешься с ним заговорить, потому что боишься показаться идиотом. А если решаешься, то просто лопочешь что-то и выглядишь совсем не круто.
Скотт покосился на меня:
– Звучит чересчур правдоподобно, чтобы быть чисто гипотетической ситуацией.
Тихо вздохнув, я вспомнила первую тусовку, на которую меня взял агент.
– Однажды я попала на мероприятие в Западном Голливуде. В одном из таких закрытых жилых районов, куда можно попасть только по списку и после проверки охранником. На вечеринке было нереально много людей, в том числе актер, которым я очень давно восхищалась.
У него расширились глаза:
– И?
Я пожала плечами:
– Я дико волновалась и заикалась, а он вел себя так дружелюбно, что я просто растаяла.
У Скотта был такой вид, будто он тоже сейчас растает.
– А чуть позже я услышала, как он в коридоре обсуждал меня со своими друзьями. Говорил, что сыт по горло знакомствами со всякими недоактерами, которые в любом случае просто гоняются за деньгами и влиянием. А еще, что все равно не отказался бы подцепить меня, чтобы выяснить, насколько далеко я готова зайти.
Улыбка у Скотта на губах застыла.
– Что-что?
– Это не последний раз, когда я сталкивалась с такими вещами.
На моем счету имелось несколько подобных встреч. Когда я была новичком в Лос-Анджелесе, все постоянно твердили мне, что связи не менее важны, чем получение заметных ролей. Я пыталась следовать этому совету, однако быстро поняла, что большинство людей готовы подарить тебе толику своего драгоценного времени, лишь если чувствовали в этом личную выгоду. После закрытия «Дикой розы» на таких приемах со мной почти никто не желал общаться.
– Сочувствую, – сказал Скотт, и в этот момент в зал зашла инструктор по йоге. Она опустилась на розовый коврик впереди и поставила перед собой две маленькие металлические чаши, прежде чем снова сесть прямо и широко улыбнуться всем нам.
– Не важно, – ответила я, хотя в груди пульсировала тупая боль. – Теперь я здесь.
– Верно. И одно из первых твоих действий – разрушить мои голливудские фантазии. – По подрагивающим уголкам рта я сообразила, что он просто пошутил.
– Извини.
Инструктор поздоровалась с нами и попросила встать.
– Да ладно, – подчеркнуто добродушно отозвался Скотт.
Мы выпрямились для упражнения «Приветствие солнцу» и прогнулись вперед.
Краем глаза я увидела, что Скотт повернулся ко мне.
– Можешь загладить свою вину, – предложил он.
– И как же?
– При возможности расскажи мне больше.
Я не чувствовала особого желания сообщать еще больше о времени, проведенном в Лос-Анджелесе, но с другой стороны, это все-таки лучше, чем альтернатива: так я по крайней мере не буду думать о Блейке и о том, что он всей душой меня ненавидит.
– Конечно, – сказала я.
Несмотря на то что я пыталась оправдать это решение, у меня ничего не выходило. Я старалась дышать в едином ритме с группой. Вдох и выдох, снова и снова. За каждым вздохом следовало новое движение, от чего некоторое время спустя я вспотела, а пульс участился. Я изо всех сил фокусировалась на преподавательнице, которая говорила нам расслабиться.
На мгновение я закрыла глаза. И хотя я дышала глубоко и размеренно; хотя рядом сидел приятный парень, который хорошо ко мне отнесся и с которым мы хорошо поболтали; хотя йога шла на пользу моему организму, ничто из этого не помогало. Мысли продолжали вращаться вокруг Блейка и нашего общего прошлого. Мысленно я оставалась в Лос-Анджелесе, где терпела одно поражение за другим. А моя душа была все такой же беспокойной и разбитой, какой была уже на протяжении нескольких месяцев. И к моему сожалению, ни одно дыхательное упражнение в мире не способно это изменить.
С перекинутой через плечо спортивной сумкой я стояла перед домом, который казался мне невероятно чужим и заставлял чувствовать себя преступницей, ворвавшейся в чье-то жилище. Снег перед небольшими деревянными воротами к тому моменту так притоптался, что стал зеркально-гладким, и мне пришлось внимательно следить за тем, чтобы не поскользнуться, проходя там. Я аккуратно дошла до веранды и свернула в сторону двери, которая вела прямиком в мою комнату.
После йоги у меня даже ненадолго возникла мысль снять номер в отеле… однако в текущем финансовом положении это вообще не вариант. А я не хотела сразу спускать на ветер деньги, вырученные благодаря продажам на eBay. Как ни противно мне то обстоятельство, что я завишу от этого дома, другого выбора, кроме как жить здесь, у меня не оставалось.
С тихим вздохом я открыла дверь и шагнула в тепло. Потом поставила сумку и стянула с ног ботинки, когда вдруг заметила сидящего на стуле Эзру и вздрогнула.
– Ты меня до смерти напугал, – выпалила я, прижав ладонь к бешено заколотившемуся сердцу. – Давно тут сидишь?
Брат ничего не отвечал, только внимательно смотрел на меня. Мне не удалось интерпретировать его взгляд, но особенно довольным он не выглядел.
– Ты когда-нибудь расскажешь мне, какого черта с тобой случилось? – неожиданно спросил он.
Я мгновенно оцепенела. Механически расстегнула молнию на куртке и сняла ее.
– Просто осознала, что жизнь актрисы не для меня, – произнесла я. Слова казались пресными на вкус, пусть я и пыталась вдохнуть в них жизнь. Очевидно, играть у меня получалось, только стоя перед камерой.
И судя по всему, Эзра тоже так считал. Он низко сдвинул брови и заявил:
– Брехня.
Я прикусила нижнюю губу, не зная, что на это ответить.
– То, что недавно сказал Блейк, – это правда? Ты правда потеряла все сбережения?
– А как по-твоему, почему я переехала сюда? – Я отреагировала острее, чем собиралась. При мысли о Блейке лицо у меня до сих пор краснело от гнева. В голове не укладывалось, как он со мной обошелся. Кроме того, я злилась на то, что даже после занятия йогой, которое должно было помочь расслабиться, не сумела забыть о его словах. Они будто отпечатались у меня в памяти и во всем теле.
Эзра шумно выдохнул. Затем поднял руки и провел ими по лицу.
– Твою мать, Джуд, – пробормотал он. Брат снова опустил руки и серьезно взглянул на меня. – На те деньги ты вообще-то могла прожить еще как минимум год.
– Думаешь, я не знаю? – Я зашвырнула шарф в угол комнаты.
– У тебя неприятности?
Я быстро замотала головой:
– Нет.
– Мне позвонить маме с папой?
Прищурившись, я уставилась на Эзру:
– Серьезно, Эз? Я держу в секрете все, чем ты со мной делишься. А сейчас у меня впервые возникли сложности, а ты уже собрался наябедничать?
Он задумчиво посмотрел на меня, потом покачал головой:
– Просто мне кажется, что они захотят узнать, куда делись все деньги. О, и возможно, их заинтересует тот факт, что ты теперь живешь в другом штате.
Я наклонила голову набок:
– Тебе Блейк мозги промыл или что?
Он фыркнул и качнул головой:
– Не надо втягивать меня в ваши ссоры.
Я беззвучно засмеялась:
– Пока он не напал на меня на кухне, тебя не волновало, что стало с деньгами. Почему сейчас?
– Потому что я, черт побери, переживаю за тебя.
От его слов я вздрогнула, а затем почувствовала, что вернулось то ужасное жжение в глазах. Выругавшись, я отвернулась от него, потому что абсолютно не хотела, чтобы он видел меня плачущей. Точнее, после прошлой ночи я вообще больше не хотела давать волю слезам.
– Черт, Джуд, – еще раз негромко пробормотал Эзра. – Я же просто хочу знать, что происходит в твоей жизни. И могу ли я чем-то тебе помочь.
Я присела на край кровати и с трудом проглотила ком в горле.
– Во всем этом виновата я сама, – чуть погодя начала я. Голос звучал сипло и тихо, но ни на что иное я сейчас была не способна. – Что Блейк меня ненавидит – это моя вина. Что я больше не получаю роли – тоже моя вина. И только моя вина в том, что у меня больше нет родительских денег. – Я подняла глаза на Эзру, который продолжал буравить меня пронзительным взглядом.
Он сделал глубокий вдох:
– Ты же знаешь, что они тебя выручат, если ты им все расскажешь.
– Но я этого не хочу, – прошептала я.
– Почему нет? – наморщив лоб, спросил он.
Я втянула в себя воздух и собралась с духом:
– Помнишь момент, когда я получила первую крупную роль?
Брат медленно кивнул.
– Я до сих пор вижу, как блестели глаза у мамы и как широко улыбался папа. В последнее время я постоянно цепляюсь за тот день, чтобы не сдаваться. Воспоминание об их гордости придавало сил, когда я думала, что у меня их больше не осталось. – Голос задрожал, и я вытерла рукой глаза. – Если бы я полетела к ним, то… то уничтожила бы это. Они не должны видеть во мне неудачницу. Я хочу сама снова встать на ноги и дать им повод мной гордиться. Прямо как тогда. Но этого не будет, если я приползу к ним и признаюсь, что провалилась.
Эзра долго смотрел на меня. Потом внезапно встал и прошел по комнате, чтобы опуститься рядом на кровать. Матрас прогнулся под его весом. Он не стал обнимать меня или делать что-то еще в том же духе, просто сидел так близко, что мы слегка соприкасались руками. Но, вероятно, в его исполнении это было ближе всего к объятиям.
– Я понимаю. И все же считаю, что будет лучше, если ты с ними свяжешься. Папа уже несколько дней пытается до тебя дозвониться, у меня уже кончаются отговорки.
В животе появилась отвратительная тяжесть, и к глазам опять подступили слезы. Да, я хотела поговорить с родителями. Больше всего на свете. Но прекрасно понимала, что сломаюсь, стоит мне увидеть маму и папу. Я позволю им вернуть меня обратно в их безопасный мир, хотя совершенно того не заслуживаю.
– Одно то, что у тебя, возможно, не сложилось с профессией актрисы, еще не означает, что ты неудачница, Джуд.
Я скосила глаза на брата, ощущая, как у меня становится теплее на сердце.
– Кажется, таких приятных вещей ты мне еще никогда не говорил.
Он лишь нахмурился:
– Чушь.
– Нет-нет. Я очень даже уверена.
Эзра толкнул меня плечом, причем так сильно, что я чуть не упала с кровати. Но я успела заметить намек на улыбку в уголках его рта и почувствовала, как с плеч словно сняли тяжелый груз. Мне вдруг стало гораздо легче.
– Еще я хотела перед тобой извиниться.
– За что?
– Я вела себя как идиотка, когда набросилась на тебя из-за Блейка. И прошу за это прощения. Мне стоило намного раньше тебе сказать, как я благодарна тебе за помощь.
Он немного помолчал, затем медленно кивнул:
– О’кей.
Я покосилась на него:
– Вот это я называю развернутым ответом.
Вновь показалась зарождающаяся улыбка, однако она очень быстро снова исчезла.
– Не знаю, что делать с Блейком. Я думал, когда вы столкнетесь друг с другом, может, это будет немного странно, но чтобы он так взбесился… – Брат покачал головой. – Никогда его таким не видел. Он не имеет права настолько плохо с тобой обращаться. И мне наплевать, если ему еще хреново после падения.
Я расслышала злость в его словах, и конечности вновь налились свинцовой тяжестью.
– Давай это будет моя забота, Эз, – пробормотала я, на что он ответил скептическим взглядом. Но прежде чем брат успел что-то сказать, я поспешно заговорила дальше: – Я не хочу, чтобы вы ругались из-за меня. Пожалуйста, помирись с ним.
Эзра уставился на меня так, будто я отрастила вторую голову:
– Он ведет себя как полный идиот.
Я лишь качнула головой:
– Вы нужны друг другу. Всегда были нужны. Со своими делами я как-нибудь сама разберусь.
Эзра опустил взгляд на свои ладони и нахмурил лоб:
– Посмотрим, что можно сделать.
Кивнув, я вздохнула. После разговора появилось ощущение, что мне стало чуть легче дышать. Осталось только самой поверить в то, что я сейчас говорила Эзре.
Глава 8
Я лежала на животе в постели и одной рукой прокручивала ленту Instagram. По большей части мне показывали снимки других начинающих актеров. На фотографии Сэмюэля Райана я задержалась. В животе что-то слабо кольнуло.
Сэм был моим коллегой-актером из «Дикой розы». Я до сих пор помнила, как мы оба визжали от радости, когда получили главные роли в сериале. Мы подружились и проводили много времени вместе. В тот день, когда сериал закрыли, мы обнялись и боролись со слезами – без особых успехов.
На этом кадре Сэм стоял на красной дорожке. На нем был сшитый на заказ черный костюм, и он широко улыбался на камеру. Он выглядел счастливым.
У меня засосало под ложечкой, но я списала все на сэндвич с сыром, который уже наполовину доела.
Под фото все поздравляли Сэма с успехом и писали, как им понравилась его роль в фильме. Я сделала мысленную пометку посмотреть его, после чего нажала на поле комментария, чтобы тоже его поздравить.
«Поздравляю, Сэм. Я так тобой горжусь!!»
Отправив комментарий, я продолжила крутить ленту и поставила лайки еще на парочку фотографий, потому что мне просто-напросто казалось неправильным этого не сделать. Потом запостила снимок, который сделала уже несколько месяцев назад. Я сфотографировалась на пляже, солнце рисовало блики на щеках, а кожа выглядела так, словно светилась изнутри. В посте я написала «Скучаю по солнцу…» и нажала на «опубликовать».
Хотя сейчас я больше не искала роли, эта работа казалась частью моих будней. Частью, от которой я до сих пор не отказалась. Пусть в плане актерской профессии я провалилась, но это делать все еще могла. Эти кадры – маленькие отрывки из жизни, которые я располагала так, как мне хотелось. По сетке фото никто бы не догадался, как у меня обстояли дела на самом деле, и эта мысль почему-то доставляла удовольствие. Кроме того, на этот аккаунт еще были подписаны люди, которые обратили на меня внимание после первых серий «Дикой розы», и мне нравились их сообщения. Так у меня по меньшей мере иногда возникало ощущение, что я не полная неудачница.
Я доела остатки сэндвича, читая первые комментарии, которые появились под постом. Как обычно, большинство спрашивали, что случилось с «Дикой розой» и когда меня опять можно будет увидеть в новом проекте.
Отвечала я стандартными фразами: что канал не купил продолжение сериала, из-за чего все мы очень расстроены; что я очень благодарна за постоянную поддержку и что, надеюсь, скоро смогу рассказать больше о новых ролях. В конце концов я закрыла приложение, перевернулась на спину и уставилась в потолок.
Мне все еще было важно сохранять образ, который я создала себе за последние годы. Он стал чуть ли не единственным в жизни, что не причиняло боли.
Раньше ты бы никогда так легко не отказалась от своей мечты, – раздались у меня в голове слова Блейка, и в животе опять кольнуло.
Я не отказывалась от того, о чем рассказывала ему раньше. Он не имел права так по-уродски на меня набрасываться. Тем не менее искра правды в его словах никак меня не отпускала. Прежняя Джуд никогда бы так просто не сдалась. Я делала все, чтобы попасть в Голливуд: читала интервью, подписывалась в соцсетях на актеров; узнавала об агентствах все, что только можно узнать. Я подрабатывала и играла в школьном театре, брала уроки актерского мастерства и так часто цитировала диалоги из любимых сериалов, что Эзра неоднократно выгонял меня из своей комнаты.
А сейчас? Сейчас я лежала здесь.
Без работы.
Без будущего.
Без всего.
Единственное, что у меня еще осталось – это чертов профиль в Instagram, с которым я просто не могла расстаться.
Одна мысль закралась в подсознание, когда отзвучало эхо фразы Блейка. Я медленно потянулась за телефоном и взглянула на черный экран, покрытый отпечатками пальцев. Поколебавшись, разблокировала его, чтобы открыть поисковик и вбить имя.
На протяжении полутора лет мне удавалось запрещать себе все контакты с Блейком. В том числе максимально избегать любой информации о нем. Если раньше, в старшей школе, я была подписана на все аккаунты, которые размещали новости о команде Эзры и Блейка, то после завершения наших отношений стремилась любой ценой держаться от них подальше. Это причиняло слишком много боли. Полный разрыв – вот в чем я нуждалась после расставания. То, что теперь мы жили в одном доме, ничего в этом не меняло, хотя изображения его ортеза и костылей в памяти буквально прожигали меня насквозь.
Я бросила мобильник рядом с собой на постель и запихнула в рот последний кусок сэндвича. Потом встала с кровати и взяла пустую тарелку, чтобы отнести ее на кухню.
Когда я открыла дверь, какой-то звук заставил меня притормозить. Вообще-то дома никого не должно быть – у Эзры, Кэма и Отиса днем по понедельникам силовые тренировки, а у Блейка занятия в университете. Однако, пройдя дальше по коридору в направлении гостиной, я снова услышала тихий звон из кухни.
Помедлив, я повернула за угол.
Блейк не ушел в университет. Он стоял у плиты. И от его вида я моментально позабыла про все сомнения и опасения последних минут. А если быть предельно откровенной, то забыла я вообще все, что когда-либо знала. Потому что Блейк был полуголым.
У меня пересохло в горле.
Он стоял спиной ко мне и мешал что-то в кастрюле. Костыли отставлены в угол, а одной рукой он опирался на столешницу.
Даже если бы захотела, я не смогла бы выговорить ни слова. Конечно, я уже видела полуобнаженных мужчин. В этом нет ничего особенного. Но видеть так мужчину, с которым у тебя был первый раз… в этом есть нечто невероятное.
Воспоминания нахлынули так неожиданно, что у меня закружилась голова. Блейк, который летом бросает мяч в корзину вместе с Эзрой на нашей подъездной дорожке и прячет улыбку, ведь прекрасно знает, что я стою у окна и наблюдаю за ним. Блейк, на котором нет ничего, кроме серых спортивных штанов и который идет ко мне с волчьей ухмылкой на лице. Блейк, который стонет мне в губы, в то время как его руки бродят по моему телу.
– Вот черт, – прошептала я.
Когда я выругалась, Блейк так испугался, что тарелка, куда он накладывал себе еду, пролетела по широкой дуге через кухню и разбилась об пол. Я застыла, стоило ему повернуться ко мне. А сразу после этого он со свистом втянул в себя воздух и посмотрел на пол. Его лицо стало пепельно-серым.
– Твою мать.
Пройдя на кухню, я поняла, почему он так побледнел.
Скорее всего, Блейк наступил на стекло. Вокруг левой ступни виднелся узкий кровавый след, который все больше расширялся, потому что он не стоял на месте, а сместился в сторону.
Еще с детства я запомнила: Блейк не выносит вида крови. Всего один крошечный порез – и ему уже становилось плохо и нужно было присесть. Однажды я пошла с ним на обследование к врачу и держала его за руку, пока брали кровь, о чем по глупой случайности узнал Эзра. Потом он дразнил Блейка этим несколько месяцев.
Впрочем, теперь побледневшее лицо Блейка выглядело абсолютно не смешно. Вокруг него валялось бесчисленное множество мелких осколков, а он продолжал переносить вес с одной ноги на другую, чем делал только хуже. В следующую секунду он наклонился с перекошенным от боли лицом и начал подбирать стекла. В процессе он задел костыли, которые упали на пол и приземлились в хаос из мак-н-чиз[7], осколков и крови. Блейк опять чертыхнулся, но собирать битое стекло не перестал. Если продолжит в том же духе, то порежется еще больше.
– Блейк.
Он напрягся, однако не прекратил.
Я подавила вздох и направилась к встроенному шкафу в коридоре, откуда достала щетку. Вернувшись на кухню, подошла к Блейку, стараясь ступать только туда, где нет осколков. Затем присела и начала сметать перемешавшиеся стекла и макароны.
– Оставь! – прорычал он.
Я подняла на него глаза и изогнула бровь:
– Ты на полном серьезе собираешься сейчас жаловаться на мою помощь?
Он стиснул зубы и опять потянулся за крупным осколком, который поднял и положил на столешницу, чтобы тут же снова наклониться. Было видно, что ему больно. На лбу выступила испарина, и он резко вдохнул, когда разогнулся.
– Иди в гостиную. – Он хотел что-то ответить, но я не дала. – С кровоточащей ногой ты только сильнее тут все пачкаешь. Иди в гостиную! – повторила я более властно, чем ощущала себя под его сердитым взглядом.
Мы играли в гляделки еще несколько секунд, которые показались мне вечностью, но в конце концов Блейк сдался и выпрямился.
Я подняла костыли и протянула ему. Не глядя на меня, он взял их и поковылял из кухни в сторону обеденного стола, оставляя кровавую дорожку на полу. И хотя я не так восприимчива к этому, как он, все же вынуждена признать, что комбинация из расплавленного сыра и крови действительно не самое приятное зрелище.
Поскорее закончив подметать, я подхватила тряпку из мойки. Намочила ее, налила даже больше чистящего средства, чем нужно, и начала отмывать пятна крови, которые повсюду оставил Блейк. Когда добралась до стола, поднялась. Не взглянув на Блейка, возвратилась на кухню и выкинула тряпку. Потом быстро сбегала наверх в ванную. Там я изучила содержимое шкафчика за зеркалом над раковиной. В дальнем углу нашлись бутылочка с дезинфицирующим спреем и марлевый бинт, а на одной из нижних полок – пластыри, которым, судя по виду, уже не один год, но в данный момент мне было все равно. Вооружившись всем этим, я снова спустилась вниз и сделала промежуточную остановку на кухне, чтобы захватить ножницы для бинтов.
Блейк между тем с отвращением на лице разглядывал свою ступню. К тому времени он побледнел настолько, что я опасалась, как бы он сейчас не потерял сознание. Тогда, на анализе крови, он на самом деле упал в обморок, потому что слишком быстро встал.
Отмахнувшись от этого воспоминания, я подошла к нему.
– Не смотри.
Он покосился на меня как на надоедливую муху. Затем его взгляд замер на пластырях у меня в руках.
– Что ты собираешься делать?
– Оказать тебе первую помощь.
Я опустилась перед ним на колени и, не дожидаясь ответа, брызнула на рану антисептиком. Потом взяла бинт и стала аккуратно промакивать, стараясь лишний раз не прикасаться к Блейку без надобности. Он и так весь сжался.
Осмотрев порез на подушечке стопы, я с облегчением обнаружила, что на вид он не очень глубокий. После этого я еще раз осторожно его продезинфицировала, отрезала большой кусок пластыря, сняла защитные полоски и заклеила рану.