– Вот, пожалуйста. Оригинал остается у вас, заверенная копия передается на рассмотрение, ожидайте ответ в течение тридцати календарных дней.
Все слова, как клише, заучены. Интересно, сколько раз в день она повторяет эту фразу? Дело сделано, мадам Буллер выходит в зал ожидания, секретарь сразу называет следующую фамилию. Мимо нашей героини в кабинет проходит молодая пара, на их лицах выражение скорби. В очереди собралось довольно много людей, но в помещении тихо. В противоположном углу возле двери, где десять минут назад толпились члены жюри присяжных, никого не было, только соседняя приоткрытая дверь манила негромким голосами. Ведомая любопытством госпожа Буллер прошла через фойе и осторожно заглянула в незапертую дверь. День еще только начинался, и у нее вполне было время на посещение открытого заседания. Поразительный контраст – внутри зала весьма оживленно бурлили разговоры, участники рассаживались по местам, репортеры выбирали лучший ракурс, чтобы ничего не упустить. С момента начала процесса над военными преступниками эта практика стала широко применяться повсеместно. Обществу вдруг стало интересно, что происходит за закрытыми дверями судебного зала, потому сотрудники различных газет нынче – постоянные посетители. Девушка из очереди уже заняла свое место на трибуне жюри, сидит в предвкушении, оперла подбородок на ладони. И верно, словно в театре.
Почти все скамьи уже без свободных мест, хотя до начала еще много времени. Видимо действительно ожидается что-то грандиозное. Мадам Буллер проходит немного вперед, ее появление в зале осталось незамеченным. Два задних ряда почему-то недоступны для посетителей, на входе висят заграждающие канаты, но в следующем ряду сидит только один господин в светлом сером костюме. Закинув ногу на ногу, он задумчиво смотрит в блокнот, не обращая внимания на суету вокруг. Именно сюда и решила сесть пожилая дама, поскольку дальше места были плотно заняты. Не забираясь вглубь, мадам Буллер осторожно опустилась на жесткую поверхность деревянной скамьи – ей однозначно далеко до комфорта мягких стульев в фойе. Отсюда, при наклоне в проход, открывался великолепный обзор на трибуну судьи и места истца и ответчика. Конечно, если сидеть прямо, то головы разношерстной публики многое закрывали. Кого тут только не было: лысеюший господин, громко разговаривающий со своим соседом в серой фетровой шляпе; полная дама в пальто с высоким воротом, рядом с ней, то и дело вскакивая с мест, очень живо барахтаются двое мальчуганов – им явно тут скучно; целая гряда офицеров, все, как один, сидят в форме, неподвижно, фуражки лежат на коленях; студенты в ученических пиджаках с нашивкой на рукаве, очевидно прогуливающие занятия. Каждый ждет появления фигурантов рассматриваемого дела, судьи и таинственного Леона Руэ.
Мадам Буллер на секунду поддается всеобщему волнению, вытягивает шею, осматривается по сторонам, пытаясь понять – кто есть кто. Внезапно она ловит пронзающий взгляд месье в сером костюме, словно сканер, он пробегается по ее одеянию. Дама хочет сделать замечание о том, что в порядочном обществе подобные вещи неприемлемы, но в этот миг боковые двери справа от трибуны распахнулись. В зал вошли люди в форме, двое навытяжку встали по бокам от входа, еще двое прошли через весь зал и повторили действия первых, только уже у двери, ведущей в фойе. В зале воцарилась тишина, первым появилась секретарь заседания – молодая девушка лет двадцати, большие очки с толстыми линзами закрывали половину ее лица. Быстрыми шагами она прошла к крохотному столику, ютившемуся по правую руку от кафедры судьи, сложила стопку бумаг и замерла.
– Прошу всех встать, суд идет!
Все, как один, посетители поднялись со своих мест, образовав в зале лес из человеческих тел. Осторожно придерживаясь за поручень, мадам Буллер привстала над твердой поверхностью скамьи. Ей явно не хотелось выказывать своего уважения работникам системы, к которой она испытывала если не отвращение, то презрение. Хитрая уловка притвориться немощной позволила не привлекать к себе ненужного внимания сотрудников безопасности. Краем глаза дама заметила, что ее сосед по заднему ряду тоже не спешит становиться на вытяжку, приветствуя его честь, что вызывает нескрываемую улыбку на ее лице.
В черной широкой рясе, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, в зал входит судья, ему явно сложно передвигаться – лицо красное, дыхание тяжелое. Он взбирается на трибуну и с облегчением падает на роскошный мягкий стул с высокой спинкой.
– Прошу всех садиться.
Вступительная часть заседания закончена, двери закрыты, после непродолжительного шуршания снова становится тихо, только дети полной дамы в пальто периодически ерзают на местах. Кому в голову пришла идея брать детей в суд? Толстыми пальцами судья раскладывает перед собой на широком столе документы, с важным видом смачивает пальцы языком, что-то читает, приспустив крохотные очки.
– Сегодня проводится слушание по делу номер 4792. Андрэ Огюст против Ренарда Рузе. Дело рассматривает судья Канкре, секретарь заседания – мисс Ювениль. Прошу сохранять в зале тишину.
Пухлой рукой судья берет крохотный деревянный молоточек и, что есть силы, бьет по специальной подставке, многократно усиливающей звук от удара. Процесс начался.
– Обвинитель и ответчик, займите свои места у трибун.
Фотографы то и дело щелкают затворами камер, один, что поменьше ростом, постоянно перебегает из левого угла в правый, пытаясь запечатлеть все действие с разных сторон. Где-то с первых рядов к узким стойкам выходят двое: слева встает мужичонка в потасканном кафтане, брюки из черного сукна местами испачканы белой пылью, робко он стягивает с волосатой головы тряпичную кепку, сжимает ее в кулак; метрах в двух от него медленно ковыляет, опираясь на резную трость, дряхлый старикашка, кажется, что он не дойдет до своего места, его длинный сюртук из яркого шалона изящно обрамляет стройное, но кривящееся тело, золотом горят бриллианты на его перстах, а шелковый платок скрывает дряблую кожу на шее.
– И так, господин Огюст, поведайте суду суть вашей претензии к господину Рузе.
– Ваша честь, я владею небольшой пекарней на Сен-Бернабе. Вы, наверное, слышали, называется «Ле петит бисквит». У меня продается вкуснейший хлеб во всем Марселе, а о моих птифурах, мильфеях, эклерах, саваренах и макаронах ходят легенды далеко за пределами нашего потрясающего города.
Когда обвинитель стал перечислять названия десертов, лицо судьи, до этого момента сохранявшее строгое выражение, смягчилось. Мимолетная улыбка позволяет внимательному наблюдателю понять, что у господина Канкре со сладостями особые отношения. У остальной же публики описательная часть вызывала скорее скуку. Пролог пекаря слегка затянулся, секретарь безостановочно набивает стенограмму на великолепной пишущей машинке «Royal». Судья сохраняет внешнее спокойствие, но внутреннее напряжение проявляется в мелком постукивании ручкой по столу. Наконец, пекарь переходит к сути претензии.
– Неделю назад, одиннадцатого числа этого месяца, я, как и всегда, ровно в пять тридцать утра, открыл двери своей пекарни, в тот день было много предварительных заказов, нужно было все успеть. Для посетителей мы открываемся в восемь часов, потому, по обыкновению, я закрыл за собой двери на щеколду, для чего мне пришлось повернуться к ним лицом. Каково же было мое удивление, когда я развернулся, прямо передо мной стоял этот господин.
Мсье Огюст указал рукой на старика – ответчика.
– Со словами: «Не понимаешь по-хорошему?», он ударил меня своей палкой по лицу, из-за чего я упал на пол и потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что моя пекарня разгромлена, многое было украдено, в том числе и выручка за весь прошлый месяц.
– Правильно ли я вас понимаю, мсье Огюст, вы обвиняете этого пожилого джентльмена в том, что он, с применением физической силы ограбил вас?
– Да, ваша честь, абсолютно правильно.
– Вы уверены, что это был он? Посмотрите, мсье Рузе еле держится на ногах.
– Ваша честь, да он притворяется! Это же Ренард Рузе – кондитер из Парижа. Приехал сюда открыть очередную низкосортную забегаловку! Он давно предлагал мне продать пекарню, а когда получил отказ, то уподобился разбойникам!
Голос мсье Огюста звучал высоко, выражая отчаянное состояние этого скромного человека. В то время весь зал наполнился заливистым смехом, старик, которого обвиняли в побоях и разбое, дрожащими руками держался за кафедру, чтобы не упасть, он смотрел на судью взглядом полным пустоты. Вид у пекаря был весьма жалкий, он мотал головой из стороны в сторону, не понимая, что происходит, явно не ожидая такой реакции. Только сейчас мадам Буллер смогла рассмотреть, что половина лица Андре Огюста покрыта чернеющим синяком. Одна лишь секретарь сохраняла спокойствие и продолжала свою работу, в столь юном возрасте она обладала неплохой техникой печатания, но, все же, не всегда поспевала за рассказом. Вдоволь насмеявшись, судья несколько раз ударил молотком.
– Тихо! Тишина в зале!
Публика успокоилась только после троекратного стука молотка. Щелчки затворов фототехники сопровождают рассказ отвечающей стороны.
– Хорошо, суду понятна суть вашей претензии, теперь мы бы хотели выслушать вторую сторону. Мисс Ювениль, вы все запротоколировали?
– Да, господин Канкре.
Не скрывая отвращения, мадам Буллер смотрит в лицо местного властителя. Ее коробит, когда он говорит о себе в третьем лице – что за бессмысленный атавизм. Такое сильное потрясение, как война, должно было сократить социальный разрыв между людьми, но теперь, спустя два года после окончания военных действий, мир снова вернулся к тому, что одни смотрят свысока на других. Если бы не глубокое любопытство, то она давно бы покинула это представление.
– Мсье Рузе, все в порядке? Вы можете говорить?
– Да, ваша честь, вполне могу.
Голос старика звучит сухо, но достаточно живо. Так и не скажешь, что его владелец не может сам стоять без опоры.
– Мсье Рузе, вам понятна суть претензии к вам этого джентльмена?
– Ваша честь, я выслушал этого господина, и, честно говоря, удивлен его обвинениям. Я простой старый кондитер, который уже и передвигается то только с тростью. Я физически не могу сделать того, в чем меня обвиняют.
Речь старика сопровождается активной жестикуляцией, которой позавидовал бы мим с площади Согласия. Череда взаимных обвинений, далее каждая из сторон пытается предоставить суду убедительные доказательства своей позиции, но, ни одного из них недостаточно, чтобы заключить однозначный вердикт. Постепенно процесс в действительности начинает походить на театральную постановку со второсортными актерами. В ходе объяснений выяснилось, что Ренард Рузе и правда прибыл в Марсель из Парижа, где он владеет уже десятью кондитерскими, подобные заведения он открыл в Страсбурге, Лилле, Бордо, теперь вот добрался до Лазурного побережья. Мсье Огюст – пекарь в третьем поколении, его пекарня пережила многое в истории Франции, даже две войны не заставили прекратить семейный бизнес. Но устных заявлений не хватает. В какой-то момент судебный процесс заходит в тупик, вероятно, потребуется дополнительное расследование, чем сейчас вряд ли оперативно займется полиция – они и так зашиваются.
Несмотря на очевидную скукоту заседания, публика сохраняет живую активность, все внимательно следят за действиями участников, журналисты неустанно фиксируют происходящее. Неожиданно для себя, мадам Буллер обнаруживает, что сидит на скамейке одна, мужчина в сером костюме незаметно покинул занимаемое место. «Слабак», – подумала женщина.
– И так, господа, на основании имеющихся в распоряжении суда данных, однозначного заключения сделать не получается. Я не могу вынести решение на рассмотрение жюри присяжных, потому мы назначаем дополнительное расследование, по завершению которого процесс возобновится.
В зале начались волнения, люди стали перешептываться, вытягивать шеи, смотреть по сторонам. Мсье Огюст разочарованно качает поникшей головой, его оппонент делает вид, что расстроен подобным решением. Господин Канкре складывает бумаги в стопку и заносит деревянный молоток над подставкой. Внезапно, молодая девушка – член жюри присяжных, та самая из очереди в фойе, встает и обращается к судье.
– Ваша честь, разрешите обратиться?
Шустрый фотограф подскакивает почти вплотную, делает несколько снимков. Не дожидаясь ответа, девушка продолжает.
– Единогласным решением коллегии жюри присяжных мы приглашаем для участия в процессе криминалиста – психолога Леона Руэ. Мы считаем, что он поможет внести некоторую ясность в разбираемое дело.
Услышав имя, посетители вздохнули с облегчением. Кто-то с задних рядов начинает выкрикивать имя Руэ, его поддерживают. Вскоре в зале становится шумно. Господин Канкре смотрит на девушку, раскрыв рот. Неслыханная дерзость застала его врасплох, но он решает узнать, кто такой этот Леон Руэ.
– Тихо! Тихо! Тишина в зале, заседание еще не закончено! Кто из присутствующих Леон Руэ?
Голос судьи превратился в рычание. Мадам Буллер, не скрывая любопытства, даже немного привстала. К ее удивлению, откуда-то спереди к трибуне вышел невысокий элегантный мужчина в сером костюме – ее бывший сосед по скамье. Его наружность приятна, живой пронзительный взгляд замечает все мелочи вокруг. Какое-то время публика не успокаивается, но после угроз о привлечении к ответственности за неуважение к суду, волнения прекращаются.
– Пожалуйста, представьтесь.
– Ваша честь, уважаемое жюри, добрый день! Мое имя Леон Руэ. Честно признаться, я не совсем криминалист – психолог, скорее эксперт по человеческому поведению, но мне действительно есть, что сказать этим господам.
Спокойный голос мужчины убаюкивает. Лицо судьи принимает мягкие черты. Он невольно откладывает молоток в сторону и жестом предоставляет новому участнику возможность высказаться.
– Я не совсем понимаю, что происходит, но, если уважаемые члены жюри просят (он недобро посмотрел на молодую девушку). У вас десять минут. Мисс Ювениль, внесите имя мсье Руэ в протокол заседания.
– Благодарю, ваша честь, мне хватит и пары минут.
Внимание публики приковано к действиям невероятно обаятельного мужчины. Мадам Буллер склонилась в проход, чтобы ничего не упустить. Улыбаясь, он подходит к обвинителю.
