На столе и за столом
Пролог
Тот может поваром считаться по рожденью, кто «выпекал» в песочнице кулич,
В чай добавлял для сладости варенья и на открытии охоты кушал дичь.
Вот и Фома умеет к поварёшке найти подход сугубо поварской:
Уху разлить, способен он по плошкам, как ни в одной столовой заводской!
Почистит лук, не проронив слезинки. Натрёт морковку, словно Ким Ир Сен.
И в плове отделяются рисинки и на пирожном – однородный крем!
Заварит чай, учил как сам Конфуций – сперва прогрев заварник в кипятке.
Повяжет фартук не уныло-куцый, а расписной – как скатерть на столе!
Затеет борщ Фома не для проформы: мосол копчёный бросит в кипяток,
На грамм не выйдет за пределы нормы, промыв лаврушки за листом листок.
Морковь зажарит на беконе свежем. Туда же лук и свёклу бросит в срок.
И так укроп с петрушкою порежет, что сам собой желудок пустит сок.
Томат с капустой – тоже по рецепту: в борще ингредиентов лишних нет!
Фома и к аппетиту вносит лепту, какую ценит весь славянский свет.
Спечёт пампушки с корочкой румяной. Чеснок на каждую любовно нанесёт.
И подаёт свой борщ с такой сметаной, что даже ложка в ней не упадёт!
Секреты кулинарные умеет Фома усваивать буквально на ходу.
Едва котлета до кондиции поспеет, с огня снимает он сковороду.
Поджарку разрешает лишь картошке – чтобы хрустели ломтики во рту.
И сервирует вилки он и ложки, по-ресторанному, чтобы подать еду!
Слеза над луком чтоб не прошибала, его почистит способом своим:
Прикусит зубочистку для начала. Как фитонцидам справиться с таким?!
Ножи перед заточкой в соли держит – тогда скорей возьмёт их оселок.
И поперёк волокон мясо режет. Желтком помажет каждый пирожок!
Ерёма завистью всегда к Фоме пылает. И требует: – Свари обед скорей!
На что приятель честно отвечает: – Я не могу на кухне двух вещей.
Посуду мыть – мне горше редьки горькой! Картошку чистить – не возьмусь вовек!
А потому жена с рассветной зорькой мне адресует с кухни свой привет!
Часть первая
Ложка к обеду
Начало
Как день приходит, так бывает пища – создателем никто не обделён!
Хоть есть нюансы: корку просит нищий, а крем-брюле – богатый гастроном…
Да и посуду подают по чину: кому – фаянс привычен на обед.
Другой, напялив важную личину, на серебре потребует фуршет!
Домашний выбор
Фоме жена нальёт рассольник в миску, в неё, потом – котлету и гарнир.
И просто со стола грызёт редиску под серый хлеб домашний командир.
В соседнем доме штат эмалировки успели на дюралий заменить.
Похоже, моют – бросив вилки-ложки в таз – без опаски что-то повредить.
Но, шанцевому скидка инструменту: Ерёме безразлично, чем хлебать.
Из алюминия использовали ленту, чтоб ложки с вилками легко наштамповать.
Совет с экрана
Пока однажды на экране лектор не взялся зрителя всерьёз разубеждать,
Мол, не спасёт и самый лучший доктор, еды культуру, коль, не соблюдать!
Эмаль, отколотая на кастрюльной стенке: так, значит, заповедник в ней бацилл.
Снял ложкой алюминиевой пенки – себя к страданиям вовек приговорил!
У краснобая, доки убеждений на все готов убийственный резон,
И кто не слушает такого наставлений, проспал оздоровительный сезон.
Испортил карму личную к тому же, претендовать не смеет на успех.
И телезрителю такой напор досужий не внять нутром – невысказанный грех!
Фома ловил слова, как мошку чижик. Ерёма рот нечаянно раскрыл,
Он с детства прочитал немало книжек, а вот такую одолеть забыл.
Тогда как лектор время не теряет. Он в тезисах совсем вождю сродни,
Едва одно сужденье завершает, как уж другое есть тому сродни.
Пример здоровой жизни прост, как репа и телевизор это подтвердил:
Всю передачу не было рецепта, в котором бы не «Цептор» всё варил!
Сомнения
Фома, расстроенный уселся на крылечке, чтоб вспомнить, как травился столько лет.
Дым сигаретный, скорбные колечки нанизывал в кладбищенский букет.
Про язву прободную и гастриты теперь наслышан больше чем студент.
Не нужно, чтоб погибнуть, динамита – в железной миске счастье съел в момент!
Тут и Ерёма вышел уязвлённый. Гадал теперь, как будет за столом
Брать в руки алюминий посрамлённый, какой давно забросили кругом.
Зачем котлеты жарил в сковородке, магнит к какой, и тот не прилипал?
Зачем в закуску ломтики селёдки дешёвой вилкой прежде подцеплял?
Выход
Делиться горем легче, если вместе. Тем более что повод подоспел:
Фоме нажарили сосисок прямо в тесте, а у Ерёмы чайник закипел.
Сошлись друзья у общего забора. В лист лопуха Фома еду сложил.
Тогда как мух слетелась сразу свора, едва варенье под ноги пролил.
Теперь не старого режима все повадки, чтоб ложкой чайной сладкое вкушать,
Дюралюминий для кладбищенской оградки дозволено теперь лишь применять.
Стакан гранёный осушив за встречу, один другому выход предложил:
Поехать в город, где им обеспечат всё, что так лектор складно говорил!
Перемены
Рай деревенский, всё, где нараспашку, давно остался в прошлом навсегда.
Другим с себя не снимут здесь рубашку, не пустят в дом повинного врага.
Всему цена назначена, конечно, так что бесплатного не ждали ничего
И в город собирались не беспечно, взяв лучшее с достатка своего.
Фома в пункт «Вторчермета» снёс посуду. Борясь за жизнь, на лом все миски сдал.
Ерёма вилок алюминиевых груду унёс туда же, как цветной металл.
Пришлось им с жёнами, конечно, повозиться. Те отстояли, что-то из кастрюль.
А так соседи, как в полёте птицы, теперь недосягаемы для пуль!
У цели
Мотор у «Запорожца» слабоватый, зато заводится – лишь с горки подтолкнуть.
Так что Ерёма, на штанах – заплаты, в своей машине снарядился в путь.
У «Москвича» запросы, как у сноба: бензин и масло только заливай,
Зимой не выводи его в сугробы, а летом ровную дорогу подавай!
Протарахтел Фома вослед Ерёме. Развеялся дымок их выхлопной,
А то, что жизнь стояла на изломе, не знали оба и никто другой.
Отправились туда, где ждал избыток полезной утвари для кулинарных дел.
Но, только на экране слишком прыток был лектор, кто им «Цептор» так воспел!
На самом деле импортной посуды ударил ценник, словно кирпичом,
Поскольку продавали это чудо дороже «Запорожца» с «Москвичом»!
Просчёт
Конечно, можно было сбыть машины или кредиты в банке попросить,
Безденежье, как вескую причину, друзьям неловко было применить.
Сошлись на том, что можно взять в рассрочку или одну кастрюлю на двоих,
Коль с алюминием поставили уж точку, как и с эмалью, что была у них.
Полдня прошло, пока друзья рядились: брать или нет, товар столь дорогой?
Когда же вновь за «Цептором» явились, кастрюль уж не было, буквально, ни одной.
Смели с витрин их не гонцы с деревни, которых сагитировал экран.
Весь импорт горожане в страхе древнем, скупили, санкции предвидя разных стран!
Пальцы шаловливые
К обеду шло, когда домой вернулись с непотрошеной денежной мошной.
И слюнки у обоих навернулись от вкусных запахов, стоявших над плитой.
Кастрюль оставшихся хватило, чтобы выжить. Капустных щей нет ничего вкусней!
Жаль, через край пришлось их только выпить, ведь, ложки сдали, хоть за то убей…
С картошкой вареной и листьями капусты, остались от бульона, что на дне,
Могло быть расставанье слишком грустным, пришлось их пальцами все доставать Фоме.
Обед хорош, когда релакс за следом. Жирок чтоб завязался, нужно тут
По сигаретке принять непоседам, кому по нраву, табачок, коль, крут.
Что вред сплошной, их вовсе не пугает. Что не рискнуть тут буйной головой?!
Лишь только пачку кто-то открывает, к ней тут же тянутся «стрелки» наперебой.
Курильщики
Есть ситуации, когда – хоть лезь на стенки, но не поможешь горю, еже ей.
Ведь, даже лакомство под вид с варенья пенки, жизнь наступившую, не сделает светлей.
Все ж потому, что пачка опустела – чем в зубы дать, чтоб повалил дымок!
Без перекура и Фоме не дело и у Ерёмы – чувства на замок.
Вот так помучавшись до самого обеда, в столовую помчались во всю прыть,
Не столько за борщом, котлетой, хлебом, сколь с целью сигаретку подстрелить!
Но у раздачи, та же всё картина – на уши мужиков хоть не смотри:
От недостатка дозы никотина опухли и горят как фонари…
Не отыскать окурок под ногами. Не то чтоб угоститься закурить.
В курилке прежде гогот был часами, теперь же не о чем минуту говорить.
Тем стало легче, кто куренье бросил и твёрдо перешёл на леденцы.
Те сладости в своём кисете носит, махорку, где держали их отцы.
Но и таким пока не очень сладко – с конфеткой не смешон так анекдот,
Как было, когда пришлые порядки еще не огорчили так народ.
Доволен председатель лишь итогом. Ему по нраву этакий расклад,
Когда цигаркой не дымят под стогом иль, где солярки расположен склад.
И не один инспектор их пожарный просил поднять с курением борьбу,
Тому и фельдшер очень благодарный, что пресекли заразу на корню.
– Как побороть привычку получилось? Что помогло развеять сизый дым?
На совещании спросили, что случилось средь тех, кто ненавидит никотин.
Он свой ответ разбил на два этапа. Мол, поначалу только бил рублём:
Была тому прибавлена зарплата, кто дымом их не портит окоём!
Да и второй момент по строгой воле: лишь только женам деньги выдают,
Так что супруги, провожая в поле, всё до махоринки изымут, что найдут!
Жизнь так устроена, что есть всему отрада
И женщины не всюду держат масть.
Гарем в пример тут привести бы надо,
Где у мужчин особенная власть!
Восточные мотивы
Об этом вспомнишь, погружая руку в рис на баранине с морковкой отварной,
Ведь, есть «без вилок» выучить науку, с разумною возможно головой.
Когда не пристыдили святотатством, кто нарушал столь древний этикет,
Решил Ерёма в стан перебираться, запретов где – руками кушать – нет!
Про бешбармак намёк подал супруге, а то и плов могла б ему сварить,
Чтобы пригоршнею их собирать на блюде, как те, кто на востоке любят жить.
В свой суп Ерёма пальцами не лазил, когда отпил всю юшку через край.
Отвёртку он для этого приладил. – Ты, пассатижами! – велит жене. – Хватай!
В том привыкать уже не нужно было, ведь, всякий инструмент тогда в ходу,
Когда нужда дорожку замостила туда, где сам пойдёшь в узде на поводу.
Циркуль
Известны случаи, когда высокий статус подвёл и князя, что свалился в грязь,
Так что порой как самый точный лакмус считаться может в штатном поле вязь.
Не оттого ли срок есть испытаний, пройти который ныне должен всяк,
Но самомнений избежать терзаний двери мешает должностной косяк.
Фома, как все, кто в рядовом обличье, спешил с зарёй наряд свой получить,
Сопровождаемый веселым гамом птичьим, который с нот трудненько разучить.
И вдруг в пыли, куда ногой он целил, блеснул предмет, заставив отступить.
Когда разгрёб, не рыжика мицелий, не рубль нашёл, не на катушке нить.
Лежал, хозяина, давненько дожидаясь, чертёжный циркуль с грифелем, с иглой.
Взял разглядеть, над тропкой разгибаясь, и оценил копеечной ценой.
Но жалко выбросить бездельную находку – и в школе к чертежам не подходил.
В карман засунул и быстрей походкой Фома на стан бригадный поспешил.
Простой работы мало не бывает. В ходу топор, лопата, грабли, лом.
А тут к обеду повар созывает с лапши кастрюлей за бригадным их столом.
Покаялся Фома тут за проделку, домой, что вилку с ложкой утащил,
Так что с едою полную тарелку руками есть, себя приговорил.
Про циркуль вспомнил. И довольно ловко, как азиаты – палочками, съел
Лапшу с подливой. В ней же и морковку едок сноровистый совсем не пожалел.
От зрелища того оторопели все сотрапезники, не ведавшие то,
Что прежде за Фомой не разглядели природный ум и к чертежам чутьё!
Посыпались заказы, как из бочки: тому проект сарая начертить,
Другому на болоте, там, где кочки, солярий и бассейн установить!
Так в роль свою вошел специалиста, что стал Фома учить: «Как текст писать!».
Про декорации подсказывал артисту. А дворнику – как траву подстригать!
Так бы, глядишь, в начальники пробился, но утолить пришлось у чванства прыть.
В худой карман тот циркуль провалился, который было некогда зашить.
Затем и он восточный принял опыт: бревно на палочки китайские извёл.
И лишь когда жены поднялся ропот, другое с деревом занятие нашёл.
Друзья
Чурбан берёзовый разбил он на баклуши. Из каждой ложку выстрогал ножом.
С ней, разумеется, обедать стало лучше и в одиночку, и с товарищем вдвоём.
Он закадычный с самого измальства – и однокашник, и товарищ по труду.
А то, что не лишен, порой, зазнайства, так, на гольянов щука есть в пруду.
Прошли закалку армией селяне: Фома с Ерёмою в отличниках всегда.
А если находили их в бурьяне, то повод веский был тому всегда.
Вот и теперь, не простаки встречались. У каждого в кармане есть своё.
Каким бы, в прошлом, тут же и надрались, не позволяет только бытиё.
Когда ошибку совершили оба, исправить тоже нужно бы вдвоём.
Вот для чего, как к пиву нужно воблу, речей хотелось целый водоём.
Прошлый опыт
Припомнили, конечно, быт казармы, где в ложках алюминий был терпим,
А замполит не говорил про кармы, не звал за модной чашкой в магазин.
В той печке полевой, что едет следом, перловка так разварится всегда,
Что просят все добавку за обедом, хоть в калькуляции перловка и вода!
Не подобало воинам суровым пенять на трудности до дембельской красы,
Тем более сказать плохое слово на алюминий лётной чистоты.
Да и теперь напрасно встряли в драку, осталось все обратно повернуть,
Ведь усмирить, возможно, и собаку, которая сподобилась куснуть.
Совет военный завершился планом. Пошли Фома с Ерёмою туда,
Где с утюгом и старым медным краном, сдавали ложки, вилки, провода…
Вернуть посуду прежнюю желали. Приёмщик душу в пятки потерял,
Но не сдавался: «Весь утиль послали, прям на завод, где плавится металл!».
Спасение
Но выход есть, коль было место входа. С завода бартер чугунками поступил.
Вошла замена импорта, раз, в моду, их производство он восстановил!
Ерёма глянул с радостью немалой: такою утварью крещение прошёл:
Картошечку с лучком, укропом, салом на праздник в детстве ставили на стол!
– По очереди брали своё ложкой, – вздохнул Фома и лоб потёр легко. –
Ведь, если поспешишь хотя б немножко, отец напомнит ложкой: « Кто есть кто?!».
Домой несли приобретенье важно: им сносу нет по правде, еже ей!
А также ложкой деревянною вальяжно, учить удобно расшалившихся детей!
Отмщение
Налажен быт. Чего еще? – казалось! Но точит души дохленький червяк,
Что лектор обманул совсем не малость и должен поплатиться, коли так!
Петицию послали для начальства, которое курирует экран.
Мол, верим телевизору с измальства, как пролетарии своей, и прочих стран!
«Так почему обманывают дерзко? Почто с привычных вилок есть нельзя?
Желаем, чтоб вернулась к нам железка!». И подписи поставили – «Друзья!».
У журналистов, знамо, что за норов. Как поперёк ответят им словцом,
Нагрянуть может их большая свора, чтоб обозвать публично шельмецом!
И в этот раз не задержались долго. Наехало в деревню журналюг.
С такою тактикой травить флажками б волка, с какой высматривали сельский их досуг.
Но, достархан Фомы им показался, где приглашал руками кушать плов.
Да и не зря Ерёма постарался – в столярку превратить свой отчий кров.
Китайский палочек набрали по карману. И русских ложек оценили стать!
Так что устроили товарищам рекламу, какую специально не сыскать!
Санкции
Восточный люд теперь роднёй считает. Из Поднебесной тоже письма шлют!
Да и сограждане повсюду намекают, что их товар с руками оторвут.
Евросоюза деятели ловко поддеть хотели санкциями их,
Но там, где рис, есть также и перловка у тех «зелененьких», не знают кто шутих!
И за казан, в ком бешбармак варился, за палочки – «Пекинских уток» есть,
За чугунок перловки будут биться, так, что слетит и с сэра злая спесь!
Готовы санкции свернуть, как мягкий коврик. И пасть, как уж бывало, рады ниц,
Чтоб только под ушанкой русый бобрик не строился в колонны у границ!
Потёк их «Цептор» снова на витрины. Цена доступнее, чем в старые года.
Но за такой посудой в магазины, не мчится покупателей толпа.
Всё потому, что на экране лектор другую агитацию ведёт:
«Полезный пудинг из кастрюли «Цептор», но и в сравнение с перловкой не идёт!».
Есть и десерт из русской жизни сытой,
Какой особо ценят вдалеке
Коль чай парит, по чашечкам разлитый,
И есть мёдок в розетке на столе.
Пасечник
Кто черпал мёд большой столовой ложкой, тот знает вкус десерта до конца!
– И чтоб не баловал, взывая к «неотложке», пчела поможет, – по совету мудреца!
Так что понятна тяга к пчеловодству: на пасеке хранят здоровья дар!
Хотя бывает разным руководство, которому несут с полей нектар…
Ерёма ульи возит по приметам. Весной – туда, где верба зацвела.
Где клевер – он всегда бывает летом и где гречиха вся – белым-бела!
И возвращаясь осенью обратно, в загаре, словно мавр, наш пчеловод.
Что ж: цветом кожи быть любым приятно, коль уважает знающий народ!
И у Фомы на мёде бизнес создан, хотя свой улей не таскает в лес.
Лицом своим всегда белее соды, а солнца луч его вгонят в стресс…
Однако ряд базарный их равняет. Не меньше банок, чем Ерёма-друг
Фома на свой прилавок выставляет и к мёду зазывает всех вокруг.
Его послушать, так под крышкой точно: – «Лишь майское цветение садов!»
Тогда как сам, не видели чтоб – ночью трудиться ради этого готов…
Разводит сахар по рецепту вора. Его и ставит пчелам на обед.
Не разглядит прохожий за забором – ведёт откуда, в улей – сладкий след.
Друзья торгуют мёдом после качки, когда сезон закончился уже,
И «мухи» впали в зимнюю уж спячку в омшаниках на частном их дворе.
Фома быстрее сбыл всё горожанам. Дешевле, ведь, товар он предлагал.
Ведром ли, банкой. А не то – стаканом! Смотря, сколь денег каждый вынимал.
Ерёма дольше, медленней торгует. И чаще тем – кто знает с прошлых лет,
Что мёд его действительно врачует и в каждой капле солнышка есть свет.
А тут Фома наведался с канистрой – купил медку для собственных утех.
И одарил ухмылкою искристой: «Мне вредно то, что распродал для всех!».
Чаепитие
Бревно с вождём нести – не быть в накладе. Любой готов – лишь только позови.
Наверняка – представили в награде, всех кто в напарники заделаться смогли!
Так рассуждали, посмотрев картину «Почин великий» школьные друзья.
Уйти ж с субботника Фома нашел причину: «Я заболел. Трудитесь без меня…».
А вот Ерёму вовсе не награды позвали поработать «с огоньком».
Белил известкой он и палисады, сгребал и мусор – чисто и ладом.
Шли год за годом. В школе, в институте. И повзрослев, остались при своих:
Фома не посвятит себя минуте бесплатной, где Ерёма за двоих!
Живут друзья пообок с малолетства. Внутри подворья – схожи в основном.
А с улицы – не знает куда деться, Ерёма от стыда за ближний дом:
Бурьян по пояс, где к Фоме калитка и штабель дров второй сезон лежит.
А смотрится одно лишь, как « с открытки» – в окне хозяин с чайником сидит!
Ерёма в чаепитиях – не дока. Всё некогда надолго сесть за стол.
Он чаще там, где ждут не слов, а прока – в саду работает, разводит в ульях пчёл.
А тут однажды над крыльцом повесил – портрет «Великий кормчий во весь рост»!
Гирляндами еще вокруг расцветил. Почти Пекинский получился пост.
Фома с вопросом: «Что так расстарался? Китайской грамоте не слишком-то учён!».
Ответил тот: «Приехать к нам собрался с Китая тот, кто чином обличён.
Он подведёт итог в благоустройстве. Отметит дом и улицу пред ним.
И как награду даст за беспокойство вагон заварки, вкусной, как жасмин!».
Фома за перспективу ухватился. И день, и ночь работал словно вол –
Где был бурьян, цветник там появился. Дровам другое место он нашел.
Ну, жать пождать товарища с Востока для чайной церемонии своей.
Ещё и переспрашивает: «Скока осталось до визита полных дней?».
Вздохнул Ерёма с хитрецой во взгляде: «Не уродился в Поднебесной чай.
Но будет пусть усадьба «При параде». Вдруг, кто другой заедет невзначай…».
Утоление жажды
Кто не прогуливал уроки анатомии, тот помнит, что программа говорит.
Мол, организм наш от того в гармонии, что из воды по сути состоит!
А вот Фома с Ерёмой в разночтении: – Как это можно – «Из одной воды»?
Когда друзья имеют и влечение к напиткам, доводящим до беды.
Один мешает пиво с «белой» водкою. Другой, не против кофе с коньяком,
Когда и бутерброд простой с селёдкою хмельную мутит голову потом.
Да и лечение – с водой совсем не связано. Фома рассол изводит по утрам.
А у Ерёмы дома все обязаны – квас подавать, коль взять не сможет сам.
О том ещё приятели заспорили: – Под газом, что полезнее всего?
«Оранж» – из апельсинов что спроворили. Иль «Кола» – непонятно из чего?
Тот разговор случился в чистом поле. Их агрегат доставку ждал семян.
Ещё заправщик потерялся что ли? У поваров в работе был изъян.
Никто не вёз обед, да и горючее закончилось у трактора внутри.
И зной полуденный усугубил всё прочее: во фляге не оставив и воды.
Берёзовый был колок, к счастью, рядом. Там тень нашли колхозники себе.
И вспомнили про детства чудо-влагу, которую пивали по весне…
Топор имелся в тракторе Ерёмы. На сеялке Фома нашел ведро.
И там, где зеленели густо кроны, отведали вкуснее, чем «Ситро».
Кто сок берёзовый испил, хотя б однажды, тот понял бы их радость, и восторг.
Когда в колке том утолили жажду, никто похвал иному не исторг.
Потом доставили компот, зерно, солярку. А сев закончив – в оптимальный срок,
В «Сельпо» пошли, потребовать: «К прилавку берёзовый чтоб поставляли сок!».
Крышки
К весне понятны стали нормативы, в «консервных» предъявляют что делах:
В погребе раздались микровзрывы, варенье, где хранил Фома впотьмах.
И у Ерёмы та же неприятность. Не доложил, знать, сахарку в компот.
За то подстерегла его опасность, когда полез в подполье словно крот.
…Все в синяках, и поголовно в шишках, хотя погибели сумели избежать,
Когда сорвавшиеся от напора крышки, в их кладовых надумали летать.
Салют закончился, едва в подполье с банок закупорки умчались кто куда.
Опять по лестницам спустился к ним подранок, проверить, что испортила беда?
Фоме варенья жалко, несомненно, коль не успел на рынок все снести,
Но прогулявшись в пене по колено, в тазы сумел убыток наскрести.
Залил водой остатки «сладкой жизни». Дрожжей, сколь было, присовокупил.
А чтоб не повторились катаклизмы, не крышки, а перчатки применил.
Когда они за то «голосовали», что завершен брожения процесс,
Фома с супругой гостя и позвали, к тому имея явный интерес.
Провел им дегустацию Ерёма. Зигзагами обратно уходил,
Как в поисках пилот аэродрома, который сам себя и разбомбил.
Его реакция Фоме, как свист на «Старте». Пора, знать, выносить товар в народ.
И он в пылу коммерческом, в азарте устроил винокуренный завод.
Был змеевик придуман не случайно: «Зеленый змий» сквозь трубку пробежал.
И вот уже горит он в ложке чайной, напиток, что вареньем побывал.
У поллитровок внешность без изъяна – на этикетках золото и лак.
А то, что разливается в стаканы, не каждый догадается мастак…
Но все ж нашлась и в этом экспертиза, когда Фомы изъяли самогон
И штрафом обернулась та реприза, что вслед за крышками хотел исполнить он.
С тех пор Фоме уже не до гулянки. А вот Ерёма лишь уроку рад:
Он, ягоду закатывая в банки, нисколько не жалеет рафинад!
Ремонтник