– Я хорошо знаю военных коллег из секретной лаборатории. Пофамильно. И их кухню тоже. Я знаю уязвимые места твоих новых глаз. И еще знаю, что меня не станут даже слушать.
– Значит, впереди смерть, – я старался собрать волю в кулак и смириться с неизбежным. Смириться никак не удавалось, и я заорал:
– А если я ослушаюсь, меня ждет трибунал! А потом все равно смерть!
– Да, положение у тебя скверное, – глухо отозвался профессор.
– Убирайтесь ко всем чертям!
Он ушел, старчески качая головой. Я надел очки. Ни за что на свете я не явлюсь в военную лабораторию. И трибунал меня тоже не увидит. Тишайшей походкой я быстро прошел по коридорам лаборатории и спустился на лифте в вестибюль, где меня и догнал профессор. Я молча сгреб его, зажал ему рот рукой и заволок под лестницу. Я намеревался избавиться от опостылевшего больничного халата: ограбить на улице человека подходящей комплекции, угнать аэромобиль, угнать космическое судно… Угнать что угодно. Профессор подвернулся совсем не вовремя. Качин, глухо поскуливая, стал пихать мне в живот большой пакет. Я увидел, что в нем одежда, и освободил профессору рот.
– Ф-фу, ну и хватка, – шепотом пропыхтел Иван Сергеевич. – Одевайся, живо.
– Что вам от меня нужно?
– Я с тобой.
– Куда «с тобой»?
– Куда-куда! В бега, куда же еще. Видишь эту папку? Это история твоей болезни, – хихикнул он. – Здесь и носитель с файлами. Копий нет, я ничего не оставил.
От удивления я выдохнул воздух. Старый пень, что удумал?! Однако мне было не до него. Вестибюль лаборатории жил и ночью. Две пары прозрачных дверей то и дело ездили взад-вперед, пропуская сотрудников института, пол из голубого с мнимой «слезой» зергилльского камня приятно гудел от шагов. Просторные стены, отделанные зеркалами, пропускали редкие искры. Со стены напротив лестницы на меня осуждающе смотрели полусвятые лики знаменитых ученых.
Я подумал, что профессору не стоит слишком уж доверять: возможно, он собирается сдать меня военным. Я быстро одевался и размышлял, что делать с нежелательным свидетелем, старым человеком.
– Тебе без меня не обойтись, – настырно жужжал он мне в уши. – У меня рядом с лабораторией машина припаркована, у меня яхта в космопорту. У тебя есть яхта?
– Конечно, есть, – огрызнулся я.
– Ее перехватят на орбите Земли, – заявил Качин.
– А вашу не перехватят? – буркнул я в ответ, выбрал момент, когда в вестибюле никого не было, и вылез из-под лестницы.
– Кому она нужна? – захихикал Иван Сергеевич. Оправив пиджак, я спокойным шагом направился к выходу. Назойливый профессор семенил следом.
– Зачем вам это нужно?
Я позволил Качину тянуть себя к стоянке, где стояла пожилая «кляча» профессора, укоризненно глядевшая на нас круглыми фасетчатыми фарами. Еще больше автомобиль напоминал старый сундук, сработанный из качественного материала. Внутри, однако, этот мастодонт поразил неожиданной роскошью.
Я сел за пульт управления. Роскошная «кляча» двинулась в космопорт.
– Я большой собственник, – с достоинством говорил профессор. – Мой пациент – это мой пациент, и я не для того вытаскивал тебя из лап смерти, чтобы кто-то загнал тебя обратно.
Тут он захихикал:
– Продавцы в магазине весьма удивились, зачем почтенный профессор покупает одежду таких размеров, да еще среди ночи. Я сказал им, что это подарок внуку. Они хотели ее красиво упаковать, но я не согласился. Знаешь, почему? Потому что обертка слишком громко хрустит!
Я усмехнулся. Черт возьми, что же с ним делать?
– Ты не беспокойся, у меня все готово, – продолжал между тем профессор. – Я отдал распоряжение шипчандлеру, чтобы яхту бункеровали и доставили на борт продовольствие.
– Вы всерьез полагаете, что вашу яхту не перехватят?
– Никто ее не перехватит. Никому и в голову не придет, что старый чудак отправляется отнюдь не на прогулку, да еще и со своим пациентом.
Побег прошел как по маслу, единственное, мне не удалось избавиться от компаньона. Не сворачивать же ему шею, в самом деле?! Мы благополучно удрали с Земли, чтобы отсидеться на Медее. Меня объявили в федеральный розыск. Когда Иван Сергеевич впервые услышал в новостях, что я взял его в заложники и угнал яхту, он сначала возмутился, а потом долго смеялся и говорил, что не я его, а он меня выкрал с Земли. Теперь уже возмутился я. А потом решил: пусть думает, что хочет.
Не знаю, почему заслуженный профессор остался со мной, не вернулся на Землю. Он прикрывается оговоркой, будто здесь, на Онтарии, он нужнее.
Он начал удивлять меня сразу, как только мы добрались до Медеи. Я никогда не думал, что у профессора, заведующего солидной кафедрой в Международном институте, ослепленного любимой работой, может оказаться цепкая коммерческая хватка. Он умудрился перевести все свои акции на вымышленные имена, а акций у него было очень много. С ними профессор имел вес во многих промышленных и коммерческих компаниях, разбросанных по всему Содружеству. С не меньшим удивлением я узнал, что Качин держит и фармацевтические заводы, доставшиеся по наследству. Теперь ими управляют подставные лица. Я не стал вдаваться в подробности, как Ивану Сергеевичу удалось провернуть такой фокус в наше время. Хотя почему бы и нет, ведь среди погибших он не числится. Я сквозь пальцы смотрел и на то, что у Качина много знакомых во многих уголках Содружества, с которыми он (и частенько тайком от федералов) поддерживает связь: ученики, приятели, какие-то родственники. Я их не знал и до сих пор не знаю. Важно было другое: эта прибыльная сеть позволяет строить военные космические корабли – понемногу на разных планетах. Строительство контролировал я.
Профессор, обойдя все возможные законы со своими акциями и заводами, начисто потерял интерес к экономике и снова погрузился в любимое дело.
Я долго не мог понять, почему власти Медеи не отправили нас обоих обратно на Землю. Старый ученый раскололся только на Онтарии. Медеей безраздельно правила экс-жена Качина, «серый кардинал» местного правительства. Старая карга была не менее богата, чем ее бывший супруг. Ее нынешний муж, премьер Медейского государства, тоже был богат, но недостаточно для этой жадюги. Она не упустила возможности снова потрясти бывшую половину. Профессор не обанкротился только потому, что ушлая мегера не знала истинных доходов Качина. Его дивидендов хватило и на космические корабли, и на старую умную жабу. Я не стал выяснять, какая именно статья расходов тянула больше, военная или «шантажная», но когда мы, наконец, покинули Медею, казна профессора ощутимо утяжелилась.
Как бы то ни было, наша свобода того стоила.
Пять лет спустя после побега нас обоих посчитали без вести пропавшими. В тот год мы и нашли Онтарию. В то время с нами было уже четыре тысячи человек.
Иван Сергеевич стучит в дверь так, что его ни с кем не спутаешь. Еще и ждет, когда я откликнусь. Промолчу – не зайдет.
– Да, Иван Сергеевич! – крикнул я.
Профессор уселся напротив меня. Он всегда улыбается. Хотя его хитрая улыбочка нравится не всем.
– Что-нибудь узнали о Феде с Машей? – спросил он.
– Их похитила банда Собакина.
– Ай-ай! У Собакина приличная банда. Слышал, они угнали военный корабль.
– «Пепел Марса». Кардабайские армейцы опознали его даже замаскированным.
– Значит, Федя и Маша на «Пепле Марса». Почему ты никого не отправил на перехват?
– А где он теперь? Ищи ветра в поле. «Пепел» ушел в подпространство. Теперь он может появиться где угодно и когда угодно.
– Андрей, бандиты хотят что-то найти в космосе, иначе зачем им понадобилась Маша?
– Это понятно. Зачем вот им Федя понадобился – ума не приложу. Не могли его оставить, что ли?
– Может, Собакин тебя шантажировать собрался?
Я пропустил эту ерунду мимо ушей.
– Послушай, Андрей, – прищурился Иван Сергеевич, – с Машей связываться – себе дороже. А если рядом будет кто-нибудь из наших людей, она останется обычной беззащитной девочкой.
Иван Сергеевич был прав, пожалуй.
