– Салют. Моя любимая дурочка! – Казалось ей, писал совсем другой человек.
– Привет! Чему быть, то и происходит… Скоро ноябрь. Девять лет назад, как на втором этаже бара мы пили пиво. Так и думается, девятилетний цикл прошел, и кому-то вновь захотелось посмеяться над нами! – радостно ответила она. Веря, что не просто так он снова возник в ее жизни.
– Офигенно! Обычно я делаю засечки в голове напротив ключевых дат. Неужели это был ноябрь? И неужели это было девять лет назад? Про восемнадцать часов и второй этаж я уж и не спрашиваю, – удивился он ее памяти.
– Да. Просто это был юбилей жены брата мужа. Муж уехал на рыбалку, и мне пришлось идти одной. Я вообще хожу одна на все юбилеи.
– Значит юбилей жены брата. Вот в таких непонятных случаях всё и случается!
– Были одни родичи!
– Угу! Некоторые даже в туалете породнились. Тогда мой поцелуй сорвал с губ твой стон, и он замер около сердца, заставляя сильнее прижиматься к тебе.
– Ты тоже это помнишь? – она еще больше убеждалась в происках судьбы.
– Я помню всё. В дверь туалета тогда настойчиво стучали, а мы, весело переглядываясь, смотрели на себя в зеркало. Как на свадебном фото. Затем, щёлкнув шпингалетом, открывая дверь, ехидно произнесли: «Войдите». На недовольное лицо взрослой тётки нам было наплевать. Мы уже обменялись номерами телефонов.
В зале никто и не заметил, как что-то проникновенное промелькнуло между двумя незнакомыми людьми, таинственное, объединяя необъединимое. И никому не дано было вправе осуждать эту маленькую искру, подаренную кем-то сверху.
– Прекрасно побеседовали! Надеюсь обоим на пользу! Побежал. Дела! – и майор вышел из сети.
Эмоции радостных первых минут давно сошли на нет. Перечитав раз за разом его откровенные признания о разных флиртах, она расстроилась: «Неужели ему всё равно, что было между ними? Какая я дура!» В порыве гнева она отключилась, заранее проиграв всем его многочисленным женщинам. Ей вспомнился писатель из бывших военных и его возмущение на отказ предложения руки и сердца. «Зачем же тогда красить губы?!»
Одинокие мужчины, как дети. Простое общение принимают за влюблённость.
Но все же его предложение придало ей уверенности, надежды, что и в её возрасте бывают исключения.
Часть 3
– Нина Петровна, завал с отчетами. Не справляюсь. – Нелли попросила помощи: Можно, Морозова поможет мне?
– Турсе, ты как всегда в своём репертуаре! Если не справишься, к первому числу можешь писать заявление. И не факт, что по собственному желанию.– Начальница была не в духе и прямо выразила недовольство по поводу ее постоянных отгулов.
– Да, конечно, Нина Петровна. Спасибо за доверие. Справлюсь, конечно. С Морозовой.
Лето подходило к концу, и на работе все интенсивно готовились к аккредитации. Проверялась вся документация: инвентарные книги, суммарная книга учета, книга фонда учебников, акты о списании, протоколы о проведённых мероприятиях выдачи справок, проверка читательских формуляров, наличие и количество учебников, книг, проверка об инвентаризации всего фонда, акты утерянных и принятых взамен утерянных книг и прочая документация. Нелли не было ни времени, ни душевных сил на посиделки в интернете. Она лишь следила за перепиской Александра и Грымзы.
Читая сложносочиненные предложения собеседников, она порой не сразу вникала в суть их настолько бурного рассуждения. Но притягательность двух людей, их связь между собой. Она чувствовала. Нелли признала майора интересным собеседником и решила с ним подружиться. Послать просто дружбу было нельзя. Разного рода сомнительных дамочек Александр без сожаления отправлял в «подписчики». И стать номером сто сорок четвёртым по списку ей не улыбалось.
И на этот раз, общаясь с майором, Грымза умилялась его стихами и веселилась в отсутствии многочисленных поклонниц, искрясь через экран монитора довольной улыбкой. Нелли, как кто-то толкнул в бок:
– Ваши стихи и впрямь понравились. Где можно почитать еще? – Обратилась она к майору.
Вклинившись в разговор собеседников, она дала понять, что интересуется и воодушевлена его увлечением: написанием песен на свои стихотворные строчки. Судя по многочисленным фотографиям, пестрящих на его страничке, легко было понять, что играть на гитаре и петь – его кредо.
Александр уже заметил настырную девицу и, ободрённый комментарием, сразу отозвался:
– Обычно я их царапаю гвоздём в подъездах. Любимых девушек!
– Представляю, сколько испорчено подъездов. – Нелли кокетничала.
Александр, чувствуя неподдельный интерес к своей персоне, добавил:
– Всего один. Но зато как!
– Думаю, зарываете. Талант!
– Днём зарываю. Ночью, пробираясь тихой татью, выкапываю. Так и живём.
– И где можно оригинал прочитать? Где этот шедеврально испорченный подъезд и куча зевак? – Нелли съехидничала. – Тихой сапой. Вернее.
– Сапа – это окоп. А тать – это разбойник и вор. Я скорее второе.
– Страшно как-то. Криминал!
– Криминал? Да нет, красавица. Боже упаси! Если выбирать между окопом и разбойником, я бы слегка покочевряжился, но выбрал бы второе.
– Настаиваю на еще одном стихе. Возможно? – поддела Нелли.
– Легко. Если вам станет от этого легче. Лет тридцать назад написал, но так от него и не отрёкся.
«Вот и всё. Мы умерли.
Вряд ли оживём.
Мы не люди. Мумии.
Мумии живьём».
– Порадовал?
– Прослезилась даже! Боюсь ранить душу поэта. (Ей и впрямь понравились эти строки).
– Уж если пишу, то на века. И сам рыдаю, и девушек заставляю!
– Поспорю. Всё, что написанное тридцать лет назад, потеряло свою значимость. Человек, пишущий стихи, творческий, и ему нужно вдохновение. Наверное, в то время было вам очень грустно. Вот и пришли на ум такие строки.
Немного задумавшись, Александр ответил:
– Это да. Изменилось всё. Страна, общественный строй, социальный статус. Мораль изменилась. Даже я внутренне изменился. Я уже говорил, кажется, что с тысячи девятьсот шестьдесят седьмого года вдруг стал считать себя бессмертным!
– Понятно. И вы, майор!
Вот что успела узнать. В склоках с вашими сотоварищами.
– Майор – это только одна из переменных в уравнении.
– Майор – пишущий стихи! Значит, вы склонны к размышлению и сопереживанию.– Нелли хвалила его, изо всех сил надеясь на дружбу.
