Лежала вечером и каждой клеткой своего тела чувствовала, как где-то этажом выше ходит по комнате Юра, как он пьёт чай с Лизой, как занимается с ней любовью.
Молодожёны уехали через два дня.
Аня убирала номер и вдыхала запах Юры. Эту гремучую смесь пота, кедра и ванили.
Этот запах преследовал её всю беременность. Он сводил её с ума. Её рвало желчью от этого запаха. Болели голова и спина. После седьмого месяца стало полегче. Аня сидела на веранде, завёрнутая в плед, и баюкала свой раздувшийся живот.
Делать что-либо по дому ей было запрещено. Муж носился вокруг неё, подкладывал какие-то подушки, предлагал воду, поесть, поспать. Было такое впечатление, что беременен он.
А Аня и так знала, что всё хорошо. Что внутри неё растёт беспокойный ребёнок. Который брыкается по ночам, катается по маминому пузу, как в надувном баллоне, хулиганит и ждёт, когда его выпустят наружу.
Девочка родилась ровно посередине лета. Три шестьсот. 52 сантиметра. С чёрными кудряшками.
Муж был счастлив. Сын опекал сестру буквально с первых дней её рождения.
Счастлива была и Аня. Запах пропал. Остались её родные и любимые люди.
Она была хорошей женой и отличной матерью. В доме было уютно и весело. Дети росли. Незаметно.
Сын был спокойным и рассудительным. Как и Аня. Небольшого роста, уверенный в себе. Неторопливый.
Девочка была беспокойной и громкой. Она носилась по дому, хохоча и заражая весельем всех. Домашних, постояльцев. И она была очень похожа на Юру. Просто одно лицо. Да и комплекцией тоже отличалась. В Аниной семье все были невысокого роста. А дочка уже вымахала под метр шестьдесят и потихоньку росла дальше. Широкая кость. Чёрные волосы. Такие же, как у Юры.
Но никто ничего не замечал. Муж обожал дочку. Он был уверен, что это его кровь. И даже находил свои черты у девочки.
А Аня молчала. Стараясь ни о чём не думать. Стараясь любить любимых и не вспоминать о единственном.
Когда дочке исполнилось десять или одиннадцать лет, Аня опять почувствовала этот запах. Она готовила обед на кухне. Чистила картошку. Как вдруг в ноздри ударил запах Юры. Как наваждение. Она бросила нож, выскочила на улицу. Обошла вокруг дома. Руки дрожали. Вернулась на кухню.
На плите в кастрюле, булькая, кипела вода. Никакого Юры не было и быть не могло. Но запах был. Слабый. Вероятнее всего, только в мозгу у Ани. Но он был и вновь сводил с ума.
Аня купила билет на самолёт. Слетала в Прагу. Нашла фирменный магазин Manufaktura. Мужской одеколон там был представлен только одним наименованием. Он так и назывался – номер 1. Первый и единственный.
Купила. Привезла домой. Подарила мужу. Запах был. Но это был запах мужа. Муж пах кедром и ванилью. И ещё какими-то травами. И всё.
Дочка выросла. Закончила школу. Несмотря на свою непоседливость, с золотой медалью.
Сказала, что хочет поступать в медицинский. На факультет стоматологии. Ей это нравится.
– Да, конечно же, – поддержала дочку Аня.
А у самой свело скулы от желания расплакаться и всё рассказать. Всем. Мужу, сыну. И в первую очередь дочери.
Но промолчала. Она берегла своих родных.
К мужу она охладела. Жили под одной крышей. Вели общее хозяйство. Аня подозревала, что у него кто-то есть на стороне. Но не лезла выяснять отношения. Зачем? Ведь и так всё хорошо. Всех всё устраивает.
Юру она, естественно, больше никогда не видела. И не слышала о нём. И даже не старалась что-то узнать.
Лишь иногда ей чудился его запах. Сводящий с ума. Запах её мужчины.
Аня и Ваня
– Милый, тебе хорошо было?
– Да, очень.
– И мне. И сейчас мне хорошо. Уютно так. Хочется лежать у тебя под мышкой всю жизнь.
– Так лежи. Я не против.
– Мне хорошо с тобой, Ванечка. Так хорошо. Ты меня с ума сводишь. Совсем-совсем. Я рядом с тобой глупой становлюсь. Как маленькая девочка. И ерунду начинаю говорить. Я ерунду говорю?
– Аха.
– Ну и ладно. Ерунду так ерунду. Зато от чистого сердца. Зато тебе. Ты меня любишь? Скажи мне. Только правду. Любишь?
– Ну, вот ты опять.
– Я не опять. Я знать хочу. Я же тебе призналась, я же открылась. Первая. А женщине это делать не надо. В женщине должна быть загадка. Недосказанность. Скажи мне.
– Я уже говорил.
– Ну, может, изменилось что. Я же для тебя всё сделаю. Я сделаю тебя счастливым. Я тебя любить буду долго-долго. Крепко-крепко. Скажи только.
– Ты мне нравишься, Анечка, мне хорошо с тобой.
– И всё? Просто нравлюсь? Просто хорошо?
– Ну, мы же это уже обсуждали. Уже сто раз говорили.
– Да, обсуждали. Но так не бывает же. Ты же спишь со мной. Как можно спать с женщиной, которая тебя любит, и не любить при этом самому?
– Анечка, милая, да это сплошь и рядом. Зачем ты всё усложняешь?
– Но ведь мне больно. Что ты меня не любишь.
– Зато честно.
– Но больно. Скажи, а может быть чуть-чуть?
– Что чуть-чуть?
– Любишь.
– Может быть.
– Правда? Правда, есть чуть-чуть?
– Анька, ну что ты заладила про эту любовь?
– Ты ответь, ответь. Правда, есть чуть-чуть? Капельку? Или больше? Больше капельки?
– А это чувство можно измерить?
– Всё можно, милый. Хороший мой. Скажи. Только скажи. Я тогда буду самой счастливой женщиной на свете.
– Я не знаю, сколько капель. Мне правда с тобой хорошо. И нравишься мне ты. Но сколько в этом любви, я не знаю.
– Ну, когда ты почувствуешь, что этих капель стало больше, ты мне скажешь? Правда, скажешь?
– Скажу.
– Спасибо. Я буду ждать. Я буду ждать, когда ты меня полюбишь. И стану счастливой. Ты хочешь быть счастливым? Хочешь, я тебе ребёночка рожу? Ты кого хочешь, девочку или мальчика? Хочешь, любимый?
– Нет.
– Жалко. Что нет. А я бы тебе родила девочку. И любила бы вас обоих. Девочка бы была такая же красивая, как ты. Я бы ей бантики завязывала. У меня в детстве бантики были. Это сейчас я короткую стрижку ношу. А в детстве коса была до попы. Мороки с волосами было много, правда. Везде валяются, в раковине забиваются. Расчёсывать каждое утро. Зато красиво. И дочка у нас красивая будет. Или мальчик. Ты с ним на хоккей ходить будешь. Болеть за эту вашу команду. Хриплые будете домой приходить. А я буду вас ждать. С ужином. Соляночку сварю. Котлетки на пару. Как ты любишь. А на третье компот. Хочешь?
– Компот хочу.
– А детишек хочешь?
– А детишек пока не хочу.
– А что ты хочешь?
– А ты?
– А я семью хочу, Ванечка. Я хочу детишек, дом, мужа. Хочу. Мне же уже не двадцать. И даже не тридцать. А жизнь уходит. А хочется семью. Мужа. Тебя хочу. Каждый день. А не по выходным. Засыпать с тобой хочу. Просыпаться. Завтраками тебя кормить. На работу провожать. Рядом быть. Как сейчас. Тебе же сейчас хорошо? Скажи, тебе хорошо со мной?
– Хорошо. Только ты спать мне не даёшь.
– Извини. Прости. У меня внутри всё горит. Мне надо это сказать тебе. Иначе я с ума сойду. А ты мне не отвечаешь.
– Аня, я тебе ответил уже. Сто раз. Ты классная. Ты хорошая. Но не до семьи мне сейчас. Не хочу я. И не в тебе дело. Совсем не в тебе.
– А когда тебе до меня будет дело? Когда? Скажи. Я подожду. Я потерплю. Только скажи, когда?
– Я не знаю.
– А когда узнаешь? Скажешь тогда? Я подожду. Мы же созданы друг для друга. У нас даже имена почти одинаковые. Ты Ваня, я Аня. Разница в одну букву. Аня и Ваня, Ваня и Аня. Здóрово! Звучит?
– Аха. Как Бонни и Клайд.
– Вот ты противный. Вот всё тебе хихоньки да хахоньки. При чём тут эти бандиты? И они не русские совсем. Они американцы. Они так любить не умеют. Как я. При чём тут Бонни? При чём тут Клайд?
– Да я пошутил.
– А ты всегда только шутишь. Несерьёзный совсем. Шуточки да прибаутки. Шутя познакомился. Шутя на свидание пригласил. Шутя в постель затащил. И сейчас лежишь и шутишь. А я тут с ума схожу. Я субботы жду как манны небесной. Часы считаю. Минуты. Спать не могу. Всё жду этой субботы. А потом в воскресенье, когда домой приезжаю, начинаю опять субботу ждать. Следующую. Слушай, а что вам в армии давали? Чтобы женщин не хотелось? Бром? Может, мне бром попить? Может, я тогда спокойнее буду? И не буду так с ума сходить. Вам же в армии давали, я слышала.
– Ничего нам не давали.
– А как же вы тогда? Это же тяжело, когда так долго без любимого человека.
– Да не было у меня тогда девушки. Я перед армией со всеми поругался и служил без страданий. Да и какие страдания? На службе особо не пострадаешь.
– Вот. Ты как тогда был холодным, таким и остался. Мужлан. Даже цветы мне не подарил. Ты почему мне цветы ни разу не подарил? Все дарят, а ты нет.
– Анечка. Ну, на кой тебе цветы? Ты же в цветочном магазине работаешь. Ты эти цветы каждый день видишь. Я тебя с работы забираю. Из цветочного магазина. И представь, я с букетом. Смешно.
– Ну, это же будут другие цветы. Это будут цветы для меня. Только для меня. То, что в магазине, это для других женщин. А ты мне если подаришь, то только для меня. Это совсем другое. Это другие цветы. А ты этого не понимаешь. Мужлан. Как был солдатом, так им и остался.
– Я младшим сержантом был.
– Какая разница? Погоны другие и форма покрасивее, наверное. А солдафон – это в душе.
– Хорошо. Солдафон. Пусть будет по-твоему. Но твой солдафон хочет спать.
– Мой? Правда, мой?
– Твой, твой. Спи, радость моя.
– Твоя, да. Твоя, твоя, твоя… А ты мой. Мой маленький, мой любимый.
– Ань, ну какой я маленький? Во мне девяносто кило веса и сто восемьдесят сантиметров роста.
– Для меня маленький. Родной и близкий. Но я не буду мешать. Я залезу к своему маленькому солдафону под мышку и буду спать. Тоже буду спать. Спи, милый. Спи, мой хороший. Ты мне цветы подаришь?
– Подарю.
– Ой, ты такой милый. Ты такой. Я даже не знаю, какой. Такой хороший. Как хорошо, что ты у меня есть. Хоть и по выходным.
– Спи, Анечка.
– Сплю, любимый, сплю.
Валя
Валя приехала в Прагу учиться. Поступила в Высшую школу финансов и управления. И встретила Арама. Ей 20 почти, ему почти 30. Ювелирных дел мастер. Работал рядом с Парижской улицей. Своя мастерская, свои заказчики. И вдруг Валя. Она по студенческой визе, он вообще не пойми по какой. Она русская, он армянин. Она спокойная, чуть полноватая девушка с русыми волосами. Он небольшого роста, чёрненький, быстрый в решениях и действительно хороший специалист по ювелирному делу.
Два месяца длились ухаживания. Цветы, подарки, кино, конфеты. Влюблённость была обоюдная. Но если Валя тихонько светилась от счастья, то Арам носился как угорелый по Праге и готов был перевернуть весь мир для любимой.
Начали жить вместе. Валя взяла быт в свои крепкие женские руки. Недоделанные заказы и лишний инструмент из квартиры переехали в мастерскую. В холостяцком логове стало чисто и запахло вкусной едой.
Спустя ещё два месяца однажды за ужином Валя спокойно объявила:
– Я беременна.
Арам окаменел от счастья.
– Что делать будем? – спросила Валя.
– Как что? – очнулся Арам. – Рожать будем.
– Это понятно, что рожать, – улыбнулась Валя, – но я же студент, у меня виза учебная. Об академическом отпуске я договорюсь. Но как бы меня не выперли из Европы в любимый Смоленск.
– Я что-нибудь придумаю, – заявил Арам и умчался куда-то.
И действительно придумал.
Договорился с каким-то вьетнамцем, который женился на Валентине. Естественно, фиктивно. У вьетнамца было чешское гражданство, поэтому будущий ребёнок автоматически становился чехом. А Валя получила вид на жительство. Как член семьи гражданина Чехии. Единственное, что её смущало, так это фамилия ребёнка – Хуинь. Себе она оставила свою фамилию – Добронравова. Несмотря на все уговоры Арама, что для дела лучше всего ей поменять и фамилию.
– Нет, – сказала Валя, – я не буду Хуиневой. Меня мама не поймёт. Она и так не совсем понимает, что у нас тут происходит. А ребёнок потом поменяет. Ему, маленькому, всё равно, какая у него фамилия.
– Хорошо, – ответил Арам, – моя будущая жена тоже не хочет менять фамилию на армянскую. Останется Немцовой.
Себе Арам для фиктивного брака нашёл чешку. Удивительно похожую на него. Такую же чёрненькую, небольшого роста, подвижную и суетливую. От Арама она отличалась наличием груди пятого размера и финансовыми проблемами.
Расписались с интервалом в две недели. В Праге 13 в здании нового магистрата. После чего Арам отвёз часть своих вещей в квартиру фиктивной супруги, чтобы создать видимость присутствия в доме. В их же съёмной квартире на стене появилась карта Вьетнама и кое-какие вещи, якобы принадлежащие Валиному мужу.
С проверкой к Арамовой чешке приходили два раза. Первый раз позвонили Араму и спросили, удобно ли будет, если они придут с проверкой в среду утром. Обалдевший Арам ответил: да, удобно. Пришли двое, написали какую-то бумагу, что муж и жена живут вместе и ушли. Правда, ходили по подъезду и спрашивали про новобрачных. Но народ в основном был на работе, а остальные жители подъезда про счастливую семейную пару ничего толком рассказать не смогли.
Арам понял свой прокол и спустя пару дней с криками «курва» погонял Немцову по двору на потеху всему дому. Немцова за публичное унижение взяла коробку конфет и тысячу крон.
Второй раз проверка пришла в четверг вечером. Арам в этот момент бегал трусцой по парку в районе Лужин. В одних спортивных трусах и майке. Телефон болтался на шее на шнурке. Получив от «любимой» жены смс «у нас проверка, я сказала, ты пошёл за пивом», он по-спринтерски рванул в ближайший магазин. Ближайшим магазином оказалась русская Калинка. С одной стороны, это было хорошо. Потому что пиво ему дали в долг. С другой стороны, пиво там было только русское.
Но как бы там ни было, в квартиру к Немцовой Арам ввалился с полдюжиной бутылок «Балтики» через 10 минут после получения смс.
Ввалился. Игриво шлёпнул законную супружницу по заднице и предложил пива проверяющим. Те от него отказались. Немцова от хлопка по филейной части вздрогнула. Покосилась на Арама.
– Люблю я этого русского, – сказала томно, обращаясь к проверяющим.
Те вежливо улыбнулись и сели заполнять протокол проверки. Заполнили. Откланялись.
Хотел откланяться и Арам, но Немцова преградила ему путь из квартиры.
– А как же супружеский долг? – спросила, поправляя причёску и колыхая грудью в узком коридоре.
Арам покосился на волнующийся под майкой бюст своей чешской супруги, бочком протиснулся к двери.
– Я другую люблю, – сказал твёрдо.
И ушёл. Забыв пиво. Которое Немцова тут же выпила от огорчения. Наутро у неё раскалывалась голова, и она проклинала и верных русских мужчин, и злой русский напиток, по недоразумению названный пивом.
Проверка же к Вале от госорганов не дошла. Точнее, дошла, но только до дверей подъезда. Рядом с дверью располагался маленький продуктовый магазин, который принадлежал вьетнамцам. Проверяющий почему-то решил, что это именно тот вьетнамец, который ему нужен. Тем более в подсобке находилась украинская уборщица, которую чиновник принял за Валю. Зашёл в магазин, предъявил документы. Достал бумагу и начал писать протокол. Вьетнамский продавец плохо понимал по-чешски, поэтому на все вопросы отвечал честно: «Да».
– Ваша жена Валентина Добронравова?
– Да.
– Вы живёте вместе?
– Да.
– У вас есть совместные дети?
– Да.
– Вы ведёте совместное хозяйство?
– Да.
После заполнения протокола проверки удовлетворённый чиновник поблагодарил запуганного продавца, кивнул в сторону подсобки затихарившейся уборщице, у которой была просрочена виза, и с чувством выполненного долга отбыл.
Зимой Валя родила девочку в роддоме в Подоли. Назвали Зарой, в честь бабушки Арама. Зара Хуинова, гражданка Чехии. Но, несмотря на эту мелочь, Арам был счастлив. Настолько счастлив, что через полгода Валя опять забеременела.
Она сообщила об этом Араму в один из августовских вечеров и добавила:
– Что будем делать? Нам и так тесно в двушке.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал Арам.
И придумал. Занял немного денег и к зиме купил трёхкомнатную квартиру. В панельном доме. Но зато с шикарнейшим видом из окон. На парк.
К этому времени Валентина получила гражданство. Подала на развод. А развод в Чехии дело небыстрое. Пока его ждали, родила ещё одну девочку. Нано. Всё с той же неприличной фамилией.
К этому времени и Арам получил гражданство. И также подал на развод. Немцова было заупрямилась. Она каким-то образом узнала про квартиру, которую Арам купил для своей настоящей семьи. Но он показал ей договор о раздельном имуществе супругов, составленный перед бракосочетанием, и Немцова согласилась на развод и на отсутствие претензий со своей стороны.
Итак. Гражданство получили оба. Оба в разводе. Плюс двое детей и трёхкомнатная квартира, записанная на Арама. Что бы в этом случае сделал нормальный человек? Правильно. Женился бы. Девочек бы удочерил. Тем более, они как две капли воды были похожи на Арама. И зажила бы новая семья дружно и счастливо.
Это нормальный человек. Но только не Арам. Арам сдал Валентине свою квартиру. Да. Сдал квартиру в аренду Добронравовой Валентине и двум её дочерям. Официально она считалась матерью-одиночкой. Поэтому получала неплохие пособия на двух девочек, и чешское государство оплачивало ей снимаемую квартиру. Валентина только спросила:
– А это законно?
– Законно, – ответил Арам, – я с адвокатом консультировался. Грамотная тётка. Анна зовут.
– Ну, раз законно, тогда ладно, – махнула Валя рукой на очередную Арамову аферу.
Прожили так почти год. Арам пропадал на работе, создавая изумительные по красоте ювелирные изделия. Вечером спешил домой. Валя занималась детьми, параллельно умудряясь учиться в институте. Она немного прибавила в весе, стала ещё более спокойной и рассудительной. Дочки её обожали. Как и своего неугомонного отца.
В тот вечер Арам пришёл с работы грязный. У машины прокололось колесо, и ему пришлось менять его под осенним дождиком. Разделся. Набрал полную ванну горячей воды. Лёг. В это время раздался звонок в дверь. Валя заглянула в ванную и шепнула: «Контроль из социалки, сиди и даже не дыши».
И выключила свет в ванной. Арам замер, боясь шевельнуться.
Две дамы из социальной службы пришли к матери-одиночке Добронравовой Валентине с проверкой. Разулись. Сбросили верхнюю одежду и прошествовали на кухню. Сели за стол, разложили бумаги. Валя поставила чайник на плиту.
Дамы заполнили нужные формуляры. Сходили в детскую. Умилились на двух девочек, играющих в комнате. Девочки были как две капли воды похожи на Арама. И совсем не похожи на вьетнамок. Но кого это интересует? Дети есть? Есть. Две штуки? Две. Всё. Надо обеспечить детям и матери материальную помощь.
Валентина провела дам обратно в кухню. Усадила за стол. Налила чай. Вытащила зефир с шоколадом и мармелад. Дамы растаяли от такого внимания. Завязался разговор. О том, как трудно одной воспитывать детей. О том, какие мужики пошли. Сделают ребёнка и убегут. Выпили каждая по кружке чая, по второй, по третьей.
– Что она делает? – думал Арам, сидя в стремительно остывающей воде в большой угловой ванне. – Они же в туалет захотят после такого количества чая.
А санузел в квартире был совмещённый. И в нём в настоящее время находился Арам, коченея от остывшей воды в полной темноте. Боясь шевельнуться.
Валя же подливала гостям чай и подкладывала мармелад с зефиром. Тётки вспоминали время, когда они были молодые и строили социализм.
– Ещё чая? – услышал в ванной окончательно окоченевший Арам голос Вали.
– Ой, у вас такой вкусный чай, – одновременно ответили тётки, – давайте ещё по кружечке.
– А, всё равно, пусть заходят, – думал Арам, стараясь не стучать зубами от холода, – литра два каждая выпила этого чаю. Наверняка кто-то да захочет отлить. Не резиновые же у них мочевые пузыри. Скажу, что сантехник.
Правда, что делает голый сантехник в тёмной ванной комнате в холодной воде, он придумать не мог. Поэтому принялся разрабатывать другие планы. Например, нырнуть и, пока какая-то из тёток справляет свои надобности, дышать под водой в ванне через трубочку. Но, как назло, под рукой не было трубочки. Был только кусок мыла и мочалка.
– Господи, – шептал Арам, – я отличный ювелир, у меня куча заказчиков. Я очень хорошо зарабатываю. Ну на фига мне была эта история с матерью-одиночкой?
Арам уже был готов встать и пойти на кухню сдаться. Но в этот самый момент тётки из социалки начали прощаться. Ещё раз прошли мимо санузла в комнату девочек. Ещё раз умилились двум ангелочкам. Вернулись в коридор. Оделись. Обулись. Долго благодарили за чай и угощения.
– Такай вкусный чай, столько много выпили, – вдруг сказала одна из тёток, – что аж в туалет захотелось.
«Твою мать, – выругался обычно никогда не сквернословящий Арам, – и на кой я тут столько времени терпел пытку холодом»?
– Да уже обулись, – подала голос вторая.
– И у нас туалет засорился, – вдруг нашлась Валентина, – сами понимаете, без мужской руки сразу ничего не починить. Завтра придёт сантехник.
– А куда же вы ходите? – удивились тётки.
– К соседям, – ответила Валя, у нас очень хорошие соседи. Душевные. Всегда нам говорят, что если надо в туалет, заходите.
– Да, хорошие отношения с соседями в наше время редкость, – согласились тётки, – не то, что раньше.
И они ушли. Захлопнулась дверь. Валентина вошла в ванную, включив свет. В мыльной воде лежал синий Арам, щурясь от яркого света лампочки. Валя вытащила мужа, растёрла армянским коньяком. Заставила выпить этого же коньяка. После чего Арам уснул.
Проснулся он с температурой и дикой головной болью. Проболел почти неделю. Валя кормила его куриным бульоном и ставила горчичники. Арам кашлял, сморкался и жаловался на бездушных тёток из социалки, которые сожрали весь мармелад с зефиром и выпили весь коллекционный чай из Шри-Ланки.
Когда Арам выздоровел и окреп, Валентина сообщила ему радостную весть:
– Я беременна.
– Ну, наконец-то мальчик будет, – обрадовался Арам.
– С чего ты взял, что мальчик? – удивилась Валя. – У нас в роду по женской линии всегда только девочки рождаются. Это до седьмого поколения можно проследить.
– Как девочки? – опешил Арам. – А что же ты мне раньше не сказала?
– А ты не спрашивал, – просто ответила Валя и, прищурившись, спросила: – А дочкам ты не рад, что ли?
– Не говори глупости, женщина, – взвился Арам, – я вас всех люблю. Просто я думал, что мальчик…
– Не, мальчика не будет, – перебила его Валя, – это сто процентов.
Арам посидел в раздумье минут десять, потом махнул рукой и отправился на работу. Зарабатывать деньги на стремительно увеличивающуюся семью.
Через положенное время Валя родила крепкую чёрненькую девочку. Всё в той же больнице в Подоли. На этот раз девочке дали русское имя Саша и фамилию матери. Хотя девочка, как и две её сестрёнки, была вылитая армянка.
Счастливый отец спокойно прожил полгода. На детей чешское государство по-прежнему давало приличные пособия и оплачивало им их же квартиру. А довольно успешная работа Арама как ювелира позволила семье отложить на чёрный день крупную сумму. Но какое-то внутреннее шило, судя по всему, не давало Араму насладиться семейной жизнью.
Однажды вечером, когда Валя уложила детей спать, он сообщил ей, что им надо переехать в США.
– Родственники в Калифорнии расширяют бизнес, – начал Арам, – зовут меня к себе. Это не Чехия. Там совсем другие возможности и совсем другие деньги. Надо ехать.
– И на каком основании ты туда поедешь? – спросила Валя, заранее уже зная ответ.
– Въеду как турист, – начал Арам, – а там уже родственники договорились с одной женщиной, она за небольшую плату возьмёт меня замуж.
– Женится, – поправила Валя Арама.
– Да какая разница? – отмахнулся Арам. – Главное, что годика через два я получу Грин кард. А там или тебе подыщу жениха, или ещё что-нибудь придумаю.
Валя вздрогнула, услышав знакомое «что-нибудь придумаю».
– Арам, – сказала ему, – у нас с тобой трое детей, три девочки. Которые носят разные фамилии, хоть и похожи на тебя. И мы ни одного дня не были в законном браке. А нам уже не по двадцать лет. Старшей почти десять. Я хочу нормально жить с законным мужем.
– У нас всё будет хорошо, – сказал Арам, – ты тут на пособия поживёшь, а я там подготовлю плацдарм для вашего переезда. И в Америке уже поженимся. Честное слово.
– И свадьба будет? – спросила Валя.
– Шикарнейшая, – кивнул Арам, – и три наших дочки будут нести за тобой фату.
– Тогда езжай, – сказала Валя, – надеюсь, там мы останемся. Я не могу представить, куда дальше после Америки можно ещё податься.
И Арам уехал в Америку. Где женился, быстренько получил разрешение на работу, а спустя некоторое время и Грин кард. А потом подал на гражданство. Схема была всё та же, что и в Чехии. Только немного дольше по срокам. Гражданство он получил через 4 года после приезда. Развёлся со своей американкой. И позвал к себе Валю с дочками.