«Если бы старость могла…»
– Вы меня поймите, у вас и самих дети есть: сын с женой, естественно, целыми днями на работе, приглядываю за внуками я, а потому просто вынуждена узнавать о семьях потенциальных друзей все детали. А я надеялась, что ошиблась, что вы меня успокоите. Но вижу, зря надеялась… Извините, что столько времени отняла…
Катя позвонила тем же вечером:
– Представляете, ко мне люди сами стали подходить и извиняться, что поверили двум таким негодяйкам, которые сами-то…
– Продолжай вести себя так же: только деловые разговоры! Не вздумай выслушивать сплетни о ком бы то ни было, включая этих двух! И завтра тоже позвони! А пока работай спокойно!
Баб Тоня отлично знала, что если о тебе говорят гнусные пакости – отмыться невозможно! Даже будь ты ангелом, пять минут назад спустившимся с небес, тебя всё равно сочтут именно тем, кем тебя считают сплетники. Так что тут единственный метод работает: бить врага его же оружием!
Через пару дней сплетниц достали до такой степени, что они мечтали об увольнении. Но это мало помогло бы, потому что пришлось бы менять и район проживания, школы для детей, а не только работу.
И вот тут с ними поговорила баб Тоня, назначив обеим встречу в сквере возле фирмы:
– Так, стервозы, это я организовала кампанию сплетен о вас. Потому что вы сломали уже многие жизни и души. Я остановлюсь, если вы уже понимаете, что вашим жертвам было примерно вот так же, как вам сегодня. А то и хуже. Вам придётся спрятать свои ядовитые языки раз и навсегда. Вы теперь у меня на крючке: ваши биографии сыщики раскопали вплоть до детского сада. Не сказать, что вы обе святые, а? Так что материала у меня хватит на толстенные тома. Вы обе теперь у меня в чёрном списке! И если вы ещё хоть раз откроете свои мерзкие пасти и хоть про одного человека распустите сплетни, я вас, вместе с семьями, просто уничтожу! Попробуйте сами своего варева! Я понятно изъясняюсь?
– Да ты кто такая?
– Я – баб Тоня. Я живу, чтобы уничтожать таких мерзавок, как вы. И у меня помощники есть во всех сферах. Так что если до вас не дойдёт с первого раза, я вас переселю куда-нибудь на Ямал, например.
Знаю, вы попробуйте снова. Не советую. Потому что я не из Китая и по тысячу предупреждений не делаю. Только одно. Первое, оно же и последнее. Продолжите распускать свои жала – убедитесь! Если есть у меня враги, так это сплетники. То есть вы!
И баб Тоня развернулась и ушла, зная, что ещё минут пять эти две змеи в человеческом облике не найдут слов, чтобы высказать своё возмущение. Поэтому, завершающим шагом, баб Тоня пообщалась с мужьями этих мегер. Тоже за один приём. И подробно объяснила им, что они не мужики, а ветошь, коли позволяют своим жёнам рушить чужие жизни.
– Я вас предупреждаю, что они сломали душу дорогому мне человеку. А поскольку я сама всю жизнь от сплетников страдаю, то научилась с ними воевать. И на этой войне я гублю всех, кто с ними связан, но не пытался их остановить в этой подлой жизни.
И это единственный случай, когда я не жалею детей. Так что или вы закроете хлебала своим «дамам», или пакуйте чемоданы. Выбор минимальный: или вы вбиваете им в глотки весь их яд, или отправитесь куда-нибудь в тайгу, а ещё лучше – в тундру, где люди суровы и справедливы…
Баб Тоня даже не попрощалась: а с кем тут прощаться? Зря, что ли, народ приметил, что муж и жена – одна сатана? А от таких рождаются только сатанята. А мелкие черти вырастают в больших демонов!
Несколько дней баб Тоня не просто не выходила на улицу, но и не принимала никого – должна была отплеваться, отчиститься от этой парочки мерзавок. Причём чистилась в прямом смысле: начала с генеральной уборки и закончила столь долгим лежанием в ванной, что вода, впервые за все времена, остыла совершенно! В переносном чистилась тоже: читала любимые книги и старалась забыть о двух этих и всех прочих негодяйках.
А первый же напросившийся поговорить оказался чуть ли не с той же шайки: баб Тоня сразу увидела, что он кого-то жестоко подставил.
Гость отпираться не стал, но попросил выслушать.
– Антонина Тимофеевна, простите за сравнение и вопрос, а вас никогда не доставали одноклассники/сокурсники за хорошую учёбу? Меня – всю жизнь, да так, что я временами готов был кого-нибудь из них убить! Но я всё-таки удержался: они ведь того и добивались.
Да, Антонина подобное испытала на собственной шкуре! Окружающие, при полном доступе к тем же книгам и курсам обучения, этим, по неизвестной Антонине причине, не пользовались, но травили её и ей подобных, кто учился добровольно и радостно. Поначалу она пыталась что-то объяснить, убедить, перенацелить преследование на что-то действительно плохое. Но ничего не помогло: ей ненавидели именно и только за тягу к знаниям. А все остальные её недостатки – как реальные, так и выдуманные – прибавлялись уже потом.
Но гость продолжал:
– В институте всё продолжилось, причём некоторые считались моими друзьями. Но только я их друзьями не считал. Да и они меня тоже. Называли, но не считали! Я к спиртному совершенно равнодушен – хоть пусть прокиснет! Этого мне тоже не прощали: выпендриваюсь, типа. Хотя – ни в одном глазу. Девушек не портил. Не потому, что такой порядочный. Просто у меня самого есть две сестры.
Диплом я получил красный. Как и один из моих так называемых друзей. И попали мы в одну фирму. Я по образованию инженер-конструктор. Самолётчик. Пару лет работали спокойно, тем более, что в разных отделах: там отдел огромный, завод внутри завода.
И пришёл грант на разработку новых узлов – для модернизации. И тут этот так называемый друг подходит и спокойно так говорит: «Ты ведь уберёшься с моей дороги? Этот грант мой!». А с какой стати-то? Я, то есть мой отдел, с дистанции не сошёл и грант достался нам.
Нет, я его никак не подставлял, пакостей не делал, козней не плёл. Я просто сделал свою работу так, что она оказалась лучшей.
И вот тут и началось!
Но дело даже не в этом: я очень терпеливый. Вот только никто не замечает и не понимает, как долго и трудно я терплю. А потом достаточно какой-нибудь мелочи, даже не относящейся к делу… Кто-то, например, сядет на мой стол. И я, вроде бы совершенно без причины, взрываюсь!
Впрочем, я не о том хотел поговорить. Не о своём терпении и «взрывах». У меня другая проблема.
Дело в том, что я работу свою люблю, а в начальники никогда не рвался. А мой лже-друг рвался. Мне предлагали, но я отказался. А бывший друг – нет, согласился. И вот теперь такой жуткий кандибобер образовался, что он возглавил всё бюро. То есть он теперь мой прямой начальник. И то, что началось – просто ад!
И я не вижу другого выхода, кроме увольнения. Меня зовут в другие фирмы, возьмут даже на бὀльшую зарплату. Но тогда ведь получается, что он победил? Что он умный, а я – глупец? Как мне быть-то?
– Зовут в другое место – идите. Или окажетесь на вечной войне. Работать будет невозможно.
– Я тоже так думаю, но уж очень коллектив хороший. Я трудно к людям привыкаю.
– А терпения, пока «друг» поднимется на следующую ступень – а это может занять несколько лет – хватит?
– Вот потому и мучаюсь. Не уверен, что хватит!
Следующий визитёр оказался ещё хлеще! Нет, так-то к баб Тоне пришла Ксения. Но с такими новостями, что…
– Моя подруга встречается с парнем и вместе они пошли на вечеринку к его другу… А кончилась вечеринка тем, что её изнасиловали. Парень и друг. По очереди. Потому что они ей дали крепкого алкоголя, а она до этого даже пива не пробовала. Ну и вот… Что ей делать?
– Ко мне она не придёт, как я понимаю?
– Она ни к кому не придёт. Она только мне сказала и то лишь потому, что забеременела.
– А родители в курсе?
– Нет, конечно! Они её убьют!
– И когда это случилось?
– В начале ноября.
На дворе стоял март на исходе.
Баб Тоня подумала и спросила:
– У неё родственники где-нибудь, вне Москвы, есть?
– Где-то есть.
– Я почему спрашиваю: следовало бы разыграть спектакль с внезапно тяжко заболевшей бабушкой или ещё кем-то. Родители ведь на работе – не увольняться же им, верно? А она вполне может дистанционно сдавать экзамены и прочие работы.
– Но если никто не заболеет?
– Ты узнай – кто и где есть из родственников. А с этим человеком, если такой родственник отыщется, я сама договорюсь. Например, наложим гипс на здоровую ногу. Это месяца два, самое малое, лежания и ухода. А ухаживать будет твоя подруга.
Потому что каким бы живот маленьким не был, на седьмом месяце беременности его уже видно у всех без исключения. А потому родит она там: православные младенцев не убивают. Родит и оставит в роддоме. А я этого младенца сразу же усыновлю. А вы обе будете ко мне прибегать, помогать: я-то уже в возрасте. Так что управляться будет трудно. Без помощи никак не обойтись.
– А зачем это всё?
– Если она потом, когда на ноги встанет, захочет ребёнка забрать, как своего, я легко отдам. А вот от других приёмных родителей можно и не получить обратно.
– А вам позволят? Говорят, там проблемы жуткие.
– Проблемы будут не там. А с девушкой: захочет ли она забрать или нет. Потому что бросать дитя в помойку негоже.
– А она согласится?
– Должна. И если это послано именно ей, значит – она выдержит.
– А если не выдержит?
– Сами вырастим. Но я думаю, и это вполне возможно, что её парень не только вернётся, но и признает себя отцом.
– Но их же двое было.
– Но именно был первым. Ему предательство и искупать.
– А она его примет?
– От него зависит…
Баб Тоня так и не чувствовала себя очищенной и спокойной, а потому решила поработать: человеку с таким редакторским опытом, как у неё, охотно давали на вычитки рукописи: всё прибавка в пенсии. А денег лишних не бывает… Но не успела баб Тоня вчитаться в рукопись, как услышала со двора чьё-то яростное поношение. Настолько яростное, что даже до третьего этажа доносилось. И баб Тоня подошла к открытому окну лоджии и глянула вниз. Там разорялась баба Ида. А баб Тоня называла бабами – вне зависимости от возраста – особей женского пола, не являющихся женщинами.
Пришлось спуститься во двор. Ну, конечно, баба Ида орала на смирного, щуплого мужичонку, Толика, никогда не отказывавшегося помочь кому угодно, в том числе в по самой тяжёлой и грязной работе. Ведь, чтобы навести чистоту, нужно выскоблить грязь…
Толик молча сидел и делал вид, что копается в телефоне. Не прерывали Иду и присутствовавшие при этом негодяйстве соседи.
Баб Тоня встала прямо лицо в лицо с Идой:
– Пасть захлопни! И если ты её ещё раз откроешь на безответных, я просвещу всю округу насчёт твоей биографии.
Ида была злобная, как бешеный скорпион и глупа, как сдувшийся воздушный шар. А потому считала, что унизить человека на публике – самое то! Но ошиблась!
– То, что у тебя в черепе пусто – очевидный факт. А то, что ты позволяешь себе оскорблять людей – опасно. Для тебя. Если бы ты хорошо училась в школе, ты бы знала, что даже смирный человек иногда встаёт и выбивает зубы обидчику. Но я об тебя мараться не стану. Я просто расскажу людям, кто и какими были твои родители, как ты прожила свою жизнь, начиная от школы и по нынешний день и с тобой даже никто здороваться впредь не будет. Побрезгуют. Так что даю тебе последний шанс остаться в списке людей: немедленно проси у Анатолия прощения. И помни: он – простит, а я – нет. Так что если я где-то в подобном ситуации тебя застану, я тебя научу, как людей уважать. Давай, проси прощения!
Но, согласно пятому закону глупости глупец – самый опасный тип личности. В том числе и для себя самого. Естественно, Ида решила не извиняться.
– Для всех, но специально для тебя, Ида, я процитирую пять законов глупости, сформулированную умным человеком Карло Чиполой:
Первый: человек всегда недооценивает количество идиотов, которые его окружают.
Второй: Вероятность того, что человек глуп, не зависит от других его качеств.
Третий: глупец – человек, чьи действия ведут к потерям для другого человека или группы людей, при этом упомянутые потери не приносят пользы самому глупцу или даже оборачиваются вредом для него.
Четвёртый: не-глупцы всегда недооценивают разрушительный потенциал глупцов. В частности, не-глупцы постоянно забывают о том, что иметь дело с дураком, в любой момент времени, в любом месте и при любых обстоятельствах – означает совершать ошибку, которая дорого обойдётся в будущем.
Пятый: глупец – самый опасный тип личности.
К тебе прямо относятся третий и пятый законы. И если ты не прекратишь орать на каждого, кто кажется тебе слабее тебя самой, я тебя обеспечу теми, кто кажется слабым, но тебя переломит, как прутик. Усекла?
И запомни: я никогда не шучу с дураками и никогда не нарушаю своего слова. Так что держись подальше от людей со своим злобным языком!
Баб Тоня повернулась уходить, но прихватила с собой Толика:
– Пойдём, у меня к тебе дело есть!
Глава 2
– Сколько тебе лет, Анатолий?
– Тридцать восемь.
– Что умеешь по дому?
Толик пожал плечами:
– Почти всё.
– А без почти?
– Технику не ремонтирую, а так всё.
– Тогда пойдём.
Баб Тоня завела его в свой домашний кабинет.
– Видишь, полки как прогнулись? Сможешь либо сделать новые стеллажи, либо эти отремонтировать?
– Да тут только и надо, что взять для полок более толстые доски. У тебя тут один и шесть сантиметра, а лучше взять три. Никогда не прогнутся. Так что легко. Это срочно?
– Не то, чтобы срочно, но лучше бы сделать, пока всё не рухнуло.
– Тогда надо поехать на рынок стройматериалов и выбрать – по толщине и цвету. А если снять размеры, то прямо там нам и порежут на нужную длину. Останется привезти и закрепить.
Порешили прямо завтра и поехать. Потом баб Тоня поила Толика чаем (а на деле кормила полным обедом), попутно выясняя, что ещё он умеет по дому. Выяснилось, что, поскольку он работал на стройке, числясь там штукатуром, но был на все руки мастером и подменял коллег на любом участке, то есть умел он практически всё, включая электрику.
У любой одинокой женщины всегда полно мужской работы по дому. Так что Толик получил длинный список предстоящих трудов. И всё это в промежутке между основной работой и предполагающимся отдыхом.
Баб Тоне эти работы были нужны не настолько срочно, чтобы вот прямо не откладывая ими заниматься. Но она отлично знала, что если население увидит её с Толиком дружеские отношения, а работы (поскольку могли выполняться только вечерами) займут примерно ближайший месяц, то впечатление от нападения Иды потеряет свою остроту. А ведь баб Тоня занесла в список первоочередных дел приведение мозга Иды хотя бы в относительно рабочее состояние. А поскольку идиота, который бы на Иде женился, в стране не нашлось, родня держалась от неё на максимальном расстоянии, то оставалась для вразумления Иды только баб Тоня. Эх, тяжела ты, шапка Мономаха… Но выбора ведь нет?
Прибежала Ксения с новостями: подругин дружок «очнулся», осознал, что натворил, турнул от себя «друга» и тут Ксения сообщила ему, что его девушка забеременела после той вечеринки. Так что теперь эти двое помирились и решили пожениться. Так что дружок предстал перед её родителями и сообщил, что хочешь не хочешь, а принять его руку и сердце их дочь просто обязана. Бастарды никому не нужны, так что родителям – сначала её, а потом и его – пришлось согласиться.
– Ну и прекрасно! – ответила баб Тоня. – Сама ты как?
– Я – нормально. Тренируюсь с девчонками. И уже пару раз новыми знаниями воспользовалась, так что стая преследователей значительно поредела. Но девушки пока остаются. Я всё-таки боюсь, мало ли отмороженных…
– Это правильно!
Вопреки своим правилам баб Тоня Ксению с Толиком познакомила, потому что он не был собеседником. То есть был, но инициативу проявила баб Тоня. Сам же Толик добровольно о своей жизни ничего не рассказывал и помощи не просил. Хотя остро в ней нуждался. Но если он начнёт здороваться с Ксенией, особенно на фоне дружбы с самой баб Тоней, вполне возможно, что человек немного приободрится. Помочь ему можно было только так – поднять его статус и авторитет.
Баб Тоня никогда не понимала «удовольствия унижать» более слабых, чем ты сам. Для этого нужно обладать особо извращённым умом и полным отсутствием морали. Будь баб Тоня психологом, она бы занялась изысканиями, чтобы понять, откуда такие берутся и как такими становятся. Ведь должны же быть какие-то конкретные условия жизни, чтобы человек вырос таким мерзавцем. Так что у баб Тони было против них только одно оружие: бить их тем же самым, чем они бьют слабых.
Тем не менее, она, как бы невзначай, поговорила с несколькими соседями, ввернув пару-тройку вопросов и замечаний в адрес Толика: золотые, мол, руки у человека! У неё книжные стеллажи грозили просто обрушиться, а он за день всё устранил и обещал помочь ещё по нескольким проблемам: окна (а они у баб Тони оставались деревянными) рассохлись и страшно сифонит, замки сходят с ума, требуют внимания, на балконе шнуры для сушки белья появились…
– Я даже не предполагала, что он такой умелец. А главное – не пьёт. Так, пиво только. Но домашней еды явно давно не пробовал. Вы бы в гости его хоть иногда зазывали, посадит желудок окончательно!
Соседи, донельзя удивлённые, только переглянулись и кивнули. Но и не упустили случая предложить:
– Ты, баб Тоня, зови, если что починить надо…
– Теперь уж нет, теперь я только Анатолия буду звать. Работает, как для себя: чисто, аккуратно и, главное, качественно!
И баб Тоня пошла дальше, вроде как продолжила путь в магазин. Она в пустых разговорах никогда не была замечена! А останавливалась только поздороваться. Мужчины же остались чесать в затылках: получается, своего дали в обиду. И кому: злобной Иде!
До магазина баб Тоня не дошла: с ней поздоровалась и тут же вступила в беседу соседка из третьего дома. Они были знакомы только вприглядку, но женщина была настроена решительно:
– Тоня, можно с тобой посоветоваться?
Баб Тоня только плечами пожала: ну, если срочно…
– Понимаешь, ко мне приехала из провинции родственница. Поступила учиться и живёт. Я человек одинокий, мне лучше, когда кто-то есть в доме. Но она потихоньку-полегоньку и начинает загребать под свои вещи всё больше территории – захламляет буквально каждое помещение – и стала понемногу перестраивать уклад в доме под себя. А мне это сильно не нравится!
– А ты ей говорила, что так делать не нужно?
– Конечно! Но она делает удивлённые глаза: о чём это вы, типа!
– Пойми, это твоя гостья делает не со зла: так автоматически поступают в новом месте все люди. Ей твой уклад не то, что сильно не нравится, а непривычен. То есть ей стало в твоём доме настолько не комфортно, что она пытается устроить так, чтобы ей полегчало. При этом она вряд ли хочет устроить тебе неприятности. Так что – раз уж ты её впустила пожить – тебе тоже нужно немного уступить. Она же у тебя не в рабстве, верно? Она гостья, пусть и долго живущая. Надо договариваться!
– Она меня не слышит.
– Значит, ты употребила не те слова. Спокойно объясни, что ты привыкла к своему укладу, а она, меняя его на свой, ставит тебя в неудобное положение. Ей легче к тебе приспособиться: она ведь молодая? Поступила учиться – значит, молодая. А молодые легче привыкают. Объясни спокойно и вы сможете договориться, как не ущемлять друг друга.
– Тонь, а может – ты?
– Если ты договориться не сумеешь, я приду, конечно. Но я уверена, что сумеешь. Только не обижай её, а спокойно и убедительно.
Только после этого разговора баб Тоне удалось продолжить свой путь. И хотя особой нужды в посещении магазина не было, баб Тоня, тем не менее, ходила туда практически ежедневно, считая это прогулкой. Иногда она специально шла в дальние магазины, когда требовалось размять ноги более основательно. Или проветрить голову от чужих проблем.
– А я к тебе в гости иду, – вдруг огорошила её старинная подруга Маня, то есть Мария Степановна.
– А позвонить и договориться слабὀ?
– А я просто по делам в твой район заехала. Дай, думаю, к Антонине зайду, уж коли здесь оказалась.
– Я пока в магазин. Пойдём, тортик прихватим. Гостей дорогих надо встречать с шиком и щедростью!
Они прихватили не только тортик, но и – редкий случай – бутылку коньяка. С ним чай намного вкуснее и полезнее. Тем более, коньяк полезен для расширения сосудов, что в возрасте подружек тоже имеет значение! Уж больно баб Тоне много нервов вымотали последние события. А уж коли подруга заявилась – дружили они уже лет тридцать, с института – имеется повод сбросить стресс.
Переговорили обо всём – не виделись уже несколько месяцев – а потом Маня вдруг затронула неожиданную тему.
– Послушай, Тонь, я в эти дела твои не лезу, но как ты одна управляешься с толпами, как ты их называешь, собеседников? Может, есть смысл организовать нас, твоих друзей и помогать им вместе?
– Видишь ли, в чём дело, община – вещь хорошая. Но не в данном случае. Тут важен контакт один на один. Вот приходит, допустим, кто-то с проблемой, а мы тут сидим трое либо четверо и в три глотки начинаем человеку советы давать. И что он сделает?
– Что?
– Превратит наши рекомендации в сборную солянку советов. И поступит, после какой-то, дай Бог, чтобы удачной, стыковки трёх разных советов, по четвёртому варианту. Своему. А потом всем трём будет предъявлять претензии. Потому что поступит непременно неудачно: если бы человек знал, что делать, он за советом не пошёл бы. А так: один советчик – один ответчик.
Кроме того, что мешает вам, каждому и каждой, работать в своём районе и делать то же, что и я? Согласись, что четыре человека в разных местах города лучше, чем четверо в одном месте? Ведь людям придётся ехать именно в мой район. А так они бы обратились к вам и не теряли времени зря.
Кроме того, у каждого из вас, небось, тоже есть какие-то связи, чтобы помогать нуждающимся? И если бы нас появилось четверо таких, мы этими связями могли бы обмениваться, чтобы помочь всем обратившимся.
– Надо подумать, – сказала Маня.
– Думать всегда полезно. Особенно если мозги – рабочие и при этом есть понимание, куда думать и о чём. И какова цель этих размышлений, то есть к чему следует придти в итоге.
– Не подкалывай, я привыкла за столько лет.
– А я вполне серьёзна.
– Кто бы спорил!
Подруга внимательно смотрела на Антонину, сомневаясь, как будет воспринято ещё одно её предложение.
– Тонь, а ты не думала о том, чтобы со своих клиентов брать деньги за консультации? Обычный бизнес, так все делают.
И тут же поняла, что рискнула, причём основательно, их отношениями, потому что Антонина смотрела на неё с таким потрясением, переходящим в оторопь, будто вдруг обнаружила, что дружила три десятка лет не с человеком, а с каким-то монстром!
– Бизнес? А о существовании такого понятия, как помощь, причём безкорыстная, ты никогда не слышала? Где были мои глаза три десятка лет? Или это ты только теперь стала такой… То есть дала себе и своим наклонностям волю? Или в молодости сама не знала, что в тебе сидит?
– Не злись, я просто предложила!
– А я твоё предложение отметаю: никакого сотрудничества не будет. Ты, если хочешь, можешь брать и деньги, но ко мне с подобными предложениями не суйся. А то распрощаемся. Несмотря на десятилетия дружбы. И запомни: я помогаю. А ты, как выяснилось – бизнес-менша. Ну-ну!
– Тонь!..
– Молчи!
Дальнейший разговор, перешедший в разряд – светский, не заладился и подруга стала собираться домой.
– Ты мне вот что скажи, Маня, ты откуда взяла эту идею? Сама додумалась или подсказал кто?
– Муж.
– Привет ему. Давай, до свидания!
М-да, тридцать лет доброй дружбы – коту под хвост! И ведь просила – не рассказывай никому, кроме нуждающихся, что есть такая баб Тоня, которая поможет. Нет, доложила мужу. А у мужа, как у всякого мужчины, немедленно сработала деловая хватка: тут же денег можно снять немеряно! А про расклад, когда о деньгах и речи быть не может, ему можно даже не рассказывать? Если денег снять можно, то непременно и нужно!
Баб Тоня решила в будущем всегда, непременно, спрашивать у звонящих, кто им дал номер её телефона. И если окажется, что – Маня, быть особо бдительной: кто-то может предложить деньги напрямую, кто-то попытается «забыть» конверт, кто-то сделает вид, что просто в подарок что-то принёс. Следовательно, придётся предупреждать и убеждаться, что её слова восприняты серьёзно.
Но девушка, которую привела Ксения, вряд ли думала об оплате услуг баб Тони, ибо нуждалась в серьёзной помощи. Она была сокурсницей Ксении и как-то сразу к ней прильнула: сколь сложным и трудным не было бы положение семьи новой подруги, у самой девушки ситуация была куда серьёзнее. Даже – страшнее.
Отец избил жену, мать девушки, так, что она от этих побоев умерла. И больница не помогла. Старший сын, в отместку, избил отца настолько страшно, что тот стал инвалидом, а сын сел на пять лет. Осталось три сестры, каждая из которых оказалась в очень сложной ситуации. Девушку, просящую баб Тоню о помощи, Аллу, забрала самая старшая сестра, четвёртая, которая жила с мужем в другом городе. Две средних остались вдвоём, на попечении тётушки, сестры покойной матери. Но у тётушки была своя семья…