Киндер-сюрприз для декана

У нас не самый удобный ракурс на детскую площадку у гостиницы, но я, в конце концов, не потерянного той-терьера там пытаюсь разглядеть. А высоченного мужика, в ярко-белой рубашке. И я его вижу!

– Ну и как он там? Живой?

Голос Капустиной, хоть и негромкий, но прозвучавший за самым моим плечом, заставляет меня чуть не до потолка подскочить. Как я вообще умудрилась про неё забыть?! А вот она про меня не забыла. Стоит себе рядышком, длинную русую прядь на палец наматывает. И взгляд такой красноречивый… Она меня застукала с поличным!

– Я только… – говорить под прицелом Анькиных изобличающих глаз чудовищно сложно, – …хотела убедиться, что он в порядке.

– Ага, – она беззаботно кивает, и сама облакачивается на подоконник, – понимаю. Все-таки важная страница твоей жизни.

– Не говори так, – прошу шепотом, – у меня все серьезно с Кириллом. А Ройх…

– А от Ройха у тебя мелкая, – Анька пожимает плечами, – Кать, говорю же, я понимаю.

– Правда?

– Более чем.

Мне надо бы успокоиться, а я – испытываю чувство глубокого внутреннего дискомфорта. Такое ощущение, что в меня все тыкают пальцем и изобличают, изобличают, изобличают.

Да было бы в чем!

Мне вообще на него плевать!

Я распахиваю шкаф, деловито шарясь глазами по полкам. Так, что из этого можно надеть на ужин с женихом и старой подругой, которую я тыщу лет не видела?

Ага.

Вот бы мои глаза еще желали фокусироваться на шмотках! Вообще бы все пучком было. Глаза так и норовят сползти обратно к окну. Туда, где все еще запаркована своим вторым размером Капустина.

– Ну и что? – спрашиваю шепотом.

– Сидит на лавочке, – спокойно откликается Аня, – баба какая-то к нему подходила. Послал её явно. О, встал. К машине идет.

Я перебираю блузки на плечиках, абсолютно не разбирая, ни цветов, ни ткани, ни формы. И минуты тянутся бесконечно мучительно.

– Отъезжает, – наконец буднично роняет Капустина и, отворачиваясь от окна, запрыгивает на подоконник. Смотрит на меня критично.

– Что? – я вытягиваю из шкафа первую попавшуюся юбку и прикладываю её к себе, будто прикидывая, не надеть ли.

– Дорогая, под эту юбку не наденешь чулки. Только рейтузы. И мусор в этом дивном наряде пойдешь выносить.

– Капустина, не перебарщивай, – хмуро бросаю на неё косой взгляд, – нормальная юбка.

– Ладно, нормальная, – невозмутимо откликается Анька, – но точно не для ужина с роскошным красавчиком, который смотрит на тебя глазами влюбленного щенка.

Я вздыхаю. Запихиваю злополучную юбку обратно в шкаф. Она, к слову сказать, какая-то заговоренная. Три раза её пыталась выкинуть, и все три раза что-то да спасало эту тряпку от моей расправы. В этот раз она даже попала в нашу поездку в Москву, причем исходя из показаний всех причастных к поездке – юбку в мой чемодан запихнула Карамелька. Не знаю, из каких соображений. Возможно, потому, что мы в ней как-то рисовали и заляпали всю юбку отпечатками разноцветных ладошек. Каро теперь считает, что это самая красивая вещь у меня.

– Это?

Из шкафа появляется яркая красная юбка, с тремя рядами пышных оборок. Вопиюще короткая, но… Я ж в ней с женихом ужинать буду, а не с командой озабоченных футболистов.

– Другое дело! – Анька одобрительно кивает, и пока я зависаю над подбором подходящей блузки, беспечно спрашивает.

– А почему собственно с Ройхом у тебя такой трындец?

Мои пальцы предательски замирают от звучания фамилии, Которую-Нельзя-Называть, но я к своей радости – быстро справляюсь с этим ощущением неприятного ступора.

– Ну, а с чего должно быть по-другому? Мы всегда собачились.

– Не всегда, – насмешливо возражает Капустина, – я помню, целый семестр кое-кто ему в рот смотрел, и курсачи свои до запятой вылизывал. Лишь бы Юлий Владимирович похвалили-с.