Мы простились у угла мелкорослого штакетника, охлестнувшего палисадничек с вишнями и сливами у наших окон.
Отошёл шагов на пять, оглянулся. Мама стояла со вскинутой в прощанье рукой и плакала. Я вернулся, обнял её за плечи. Она улыбнулась и перестала плакать…
– Я ухожу, чтобы вернуться… Летом… По теплу…
И, больше ничего не говоря, медленно пошёл.
Стылый ветер сильно валил навстречу, будто хотел вернуть меня к Маме.
В Воронеже писатель Николай Курасов рассказал свой сюжетец:
– В молодости я был директором школы в одной кубанской станице. Как-то на слезах[26 - «Слеза – капля в житейском море».] влетает ко мне в кабинет молодая новенькая учительница.
– Что, опять Легейда?
– Он…
Иду в класс.
– Что произошло, Легейда?
– Да что, – говорит он в щёку. – Я сижу на первой парте. Она ставила оценки… Я видел и тут же говорил ребятам. Ей не понравилось. Стала писать в журнал на коленях. Я ей и говорю: не прячьтесь, всё равно знаем, что у вас нету по заусеницу указательного пальца. Наверно, много указывали. За то Боженька вам его и укоротил.
Повёл я его к себе в тупичок.[27 - Тупик – кабинет.]
– А если б у тебя, – говорю ему, – оторвало ногу и класс стал смеяться, что бы ты делал?
– А почему именно ногу? – удивился он.
Но хулиганить не перестал. Девчонкам разрезал пальто на ленты. Я сказал отцу. Папашка таких пирогов нажарил – две недели не был в школе. Стал шёлковый.
После войны я встретил его в Армавире в закусочной. Весь в орденах. Одной Славы три. И без ноги.
– Что делать будешь?
– Учиться.
Сейчас ректор университета в Нальчике.
11 января
Ростов.
Семь тридцать.
Столовая на Энгельса у университета.
Гардеробщица с улыбкой:
– Первый голодный… Как говорили в старину, милости прошу к нашему шалашу: пирогов накрошу и откушать приглашу.
– Ну-ну… Возражать не стану…
– И я не стану возражать против пирогов, – поддакнул мне мой дружок Каменский, стоял за мной.
Держится он важным чиновником. Всегда с красной папкой. Чёрный пиджак, белая рубашка. Так и хочется отнять папку и назвать Керенским.
– Парни, – обращается к нам гардеробщица, – мне не нравится моё имя Дарья. Плохое. Только у Шолохова оно есть. Вот как перееду на новую квартиру, так сменю и имя.
– Зачем?! – удивился Каменский. – Вы хоть знаете, что это имя означает у греков? Сильная, побеждающая! Женский вариант имени персидского царя Дария!
– У-у!.. Да кто ж от царя отпрыгнет? – засмеялась женщина. – И квартиру возьму, и имя не сменю!
Библиотека университета.
В зале мест нет. Сижу за столом в коридоре среди каталогов. Готовлюсь к экзаменам.
Но невольно слышишь, о чем говорят за спиной у каталогов.
Мой сосед по койке Витёка (снимаю с ним угол у одной бабки) встретил у каталога однокурсника.
– Привет, Сань!
– Здоров, геолог! Колупать пришёл?
– Колупать.
– Как дела?
– Вспомнил… Служил я с одним из Вёшек. Задружились. Приехал после армии к нему погостить да и застрял. Собрался я под Одессу, домой. Хочется ехать с невестой. Она ж ничего не видела кроме своих Вёшек. А я саму Москву проезжал! Без помолвки марксы[28 - Марксы – родители.] не отпускают дочку. Я им и скажи: «Ну считайте её моей женой». И они отпустили! Поехали мы с Наткой. Теперь я при жоне, живу в Вёшках. Вот чем кончаются гостины… Иногда вижу со стороны самого Шолохова. Тестюшка мой бегает в прислугах в доме писателя. Тайком от жены подарил писатель тестю шубу. Построил школу, дорогу до Миллерова.
12 января
Будний день
«Экзамен – торжественный процесс сдачи взятых напрокат знаний».
На тротуаре у входа в университет выведено метровыми белыми красками:
«Сессия! Уйди!»
Я почтительно поклонился этому безысходному крику студенческой души и подрал по лестнице вверх.
На групповом зачёте по ленинской книжке «Государство и революция» преподавательница рассказала…
По этой работе старый препод написал свой труд. Всех студентов от этого труда тошнило. Никто не читал.
На экзамене препод, «специалист по уценке знаний», спрашивает студента:
