– А как по мне, так очень даже интересный. Мне кажется, что мало кто так делает.
– Делает-то, может, мало кто, но от того он интереснее не становится, – холодно ответила она.
Её слова меня немного ранили, даже обидели. Я думаю, что моя привычка несёт в себе интерес для научного сообщества, и интересна сама по себе. Пусть и не для этой ещё-даже-не-представительницы этого самого сообщества. Но, всё-таки, такое безразличие к такой особенности меня немного обидело. Возможно, какой-нибудь другой психиатр сделает на моём случае карьеру и имя, а потом поделится деньгами или хотя бы замолвит за меня словечко, чтобы и мне хоть что-то перепало со всего этого.
Пока Саша мыла тарелку, на кухню, похлопывая себя ладошками по бёдрам, –что было странно, – и устало выдувая воздух из раздутых щёк, зашёл Марк.
– Ну что, животное? Всё жрёшь? – ехидно обратился он ко мне.
– Да с чего это животное? И не жру, а… – я задумался над словом, которое хочу сказать.
– Ешь? – Марк пытался угадать это слово.
– Нет.
– Насыщаешься?
– Нет.
– Употребляешь пищу?
– Нет.
– Питаешься?
– Нет. Это вообще мерзкое слово.
– Чем это оно мерзкое?
– Тем, что когда говоришь его, то во рту как будто размазаны остатки полуферментированной еды на щёках, языке, нёбе, налёт такой бежевый мерзкий.
– Не согласен, – с видом эксперта заявил он.
– Мне пофиг, я так ощущаю. Как и со словом «смачный». Ужас блин, мерзость невыносимая, аж передёргнутся хочется.
– М-да. Странные у тебя ощущения.
– Ну какие есть.
Саша закончила с тарелкой и обратилась к нам:
– Вы чай хотите?
Мы оба ответили утвердительно, а Марк ещё и крикнул Свету, приглашая её пить чай. Саша поставила чайник.
– А знаешь, почему я не животное? – продолжил я наш разговор с Марком.
– Ну и почему? – нарочито театрально он ответил.
– Потому что между людьми и животными ровно одно отличие.
– Ну и какое?
– Люди готовят еду, блюда, а животные – нет.
– Хм… – он задумался на десяток-другой секунд. – Ну, я знаю ещё тогда несколько отличий.
– Ну и каких? – передразнивал я его.
– Люди играют в теннис, а животные – нет. Люди звонят по телефону, а животные – нет. Люди срут унитаз, а животные – нет, – он засмеялся.
– М-а-арк… – упрекающе сказала Саша.
– Ага. Ну… – настала моя пора подумать. – Ну ты назвал какие-то частные примеры.
– И что? Главное, что люди делают, а животные не делают, и вот тебе разница между человеком и животным.
– Не, нифига. Играть в теннис – то есть играть в игры. Животные играют в игры. Котята друг с другом играют, щенята там и всё такое.
– Так, – Марк ждал продолжения.
– Телефон… Ну это, типа, связь, животные просто не нуждаются в связи на дальних расстояниях, а если нуждаются, то у них есть для этого средства, которых нет у человека исходя из его образа жизни. Ну, типа, эволюционно так сложилось. Ну и это частный пример использования технологий, то же самое, что говорить, что животные не строят ракеты, а люди строят, и в этом разница между людьми и животными.
– Ну так в этом и есть разница, вот ещё один пример ты сам привёл.
– Не. Если смотреть в общем, то мы говорим об использовании технологий. Неважно, как они проявляются. Важно то, что это технологии. И животные ими пользуются.
– Ага, да. Вон, во дворе воробьи недавно робота собрали, он за них теперь семечки собирает везде, – снова засмеялся он, хотя я эту шутку не нашёл прямо уж смешной.
– Да не. Что есть технология вообще? Какая-то хуйня, которая позволяет тебе сделать что-то большее, чем ты можешь без этой хуйни. Ой. Извини, Саша, – я извинился перед ней за мат.
– Всё в порядке, – улыбнулась она.
– И вот, – продолжил я. – И животные используют технологии. Нам показывали фильмы про животных в больнице, там вороны использовали тонкие палочки, чтобы добираться до жучков-паучков в дырах, куда их клюв не пролезает. И обезьяны тоже палки используют. Тоже чтобы совать их в деревья и доставать термитов. Или кого они там едят? Ну и камни они тоже используют, чтобы колоть кокосы или что-то такое.
– Хм… Да, отлично. Никогда не думал, что меня переспорят, используя знания, полученные в ходе пребывания в дурке, – он засмеялся, и я понял, что он не особо придаёт значение нашему спору.
– Ну, всякое бывает… – выдохнул я.
Света зашла на кухню, Марк подставил к столу ещё один стул, чтобы мы сидели все вместе. Она подсела к нам.
– А унитаз? – продолжил он.
– Я думаю, что в природе есть животные, которые срут в определённом месте или хотя бы не где попало. Организация социальная какая-то есть ведь у всех. Может, обезьяны какие-нибудь не срут где попало. Или ещё кто. То есть какая-то культура сранья, ограничения сранья присутствуют где-то наверняка. Да и просто это рационально – насрёшь где попало, а тебя потом хищник выследит. А унитаз – как раз такая культура сранья, ограничение, к которому приучают, как животного, дрессируют, и потом людям стыдно и неудобно срать не на унитазе.
– Про что вы говорите? – удивлённо спросила Света.
– Про различия между человеком и животными, – ответил ей Марк, улыбаясь.
