Наверное, в тот день я серьезно задумался о том, что служба в Ракетных войсках стратегического назначения – это то, чем мне надо заниматься всю жизнь.
Гонтин
«Учись, студент. Вот когда будешь знать и уметь все, что твои подчиненные, тогда я тебя буду учить», – сказал на заре моей службы Владимир Петрович Ласковенко. Так звали начальника электроогневого (или третьего) отделения четвертой стартовой батареи, где начиналась моя служба в Ракетных войсках стратегического назначения (РВСН). Старшие товарищи называли его Володя или Ласка. А подчиненные за глаза говорили «наш незабвенный начальник».
Тридцатипятилетний капитан, ВУ (вечный узник, все умеет, взводным умрешь, вроде учился, выпить умею, «бычий глаз», велосипедное училище… и еще много расшифровок букв на значке о среднем образовании), невысокий, спортивного сложения, разведенный холостяк, в знании своего дела ему не было равных не только в полку, но и в дивизии. Он был прекрасный рассказчик, историй знал массу. И, частенько, свои байки он от души сдабривал, как теперь говорят «непарламентскими» выражениями.
Я перечитал всего Станюковича с рассказами, в которых говорилось, в том числе, о флотских мастерах крепкого словца. Но в книжках, понятно, этих выражений не печатали. Поэтому, когда я услышал несколько баек Владимира Петровича, я сразу понял: пожалуй, он мог бы посоревноваться с ними. Некоторые молодые лейтенанты, учились и этому «мастерству». И кое-кто, через несколько лет достиг в этом «больших успехов». Увы, это было все, чего они достигли. А вот сравниться с ним в мастерстве военном, на моей памяти, не удалось никому.
Сержанты и солдаты нашего отделения старались изучать свою специальность до тонкостей. И не только потому, что так требовал Устав и другие «Руководящие документы». Если через полгода службы молодой солдат или сержант не мог получить твердую четверку за содержание своей техники и практическую работу на комплексном занятии, для всего отделения начинались тяжелые дни. Владимир Петрович, когда заступал на дежурство, с зарядки и до отбоя тренировал всех до седьмого пота.
Особенно доставалось сержантам и старослужащим. Сержантам на низкую организацию самоподготовки и других занятий, за неумение воспитать и научить. А старослужащие, особенно те, кому предстояло уволиться в ближайший срок, страдали еще больше.
Аргументация была проста: раз вы «деды» (так они себя называли) не можете научить молодых работать, значит и не уволитесь до тех пор, пока не научите. Боеготовность снижена быть не может. Поэтому никакого кино в воскресенье, никакого телевизора вечером, только обучение.
Конечно, иногда методы обучения были, мягко говоря, далеко не безобидными. Были случаи, когда «деды» отбирали у молодых солдат масло, белый хлеб. Да и без рукоприкладства не обходилось. Естественно, все случаи, о которых становилось известно, были предметом серьезного разбирательства. А виновные всегда получали по заслугам.
Записывать было нельзя, секретно, поэтому заучивали на память, как стихи. И вот увольняемые, раз за разом заставляли молодых солдат повторять свои обязанности по подготовке ракеты к пуску. Чаще всего, такая работа давала хорошие результаты за месяц – полтора.
Сложнее было с обслуживанием техники. Большинство машин и агрегатов были выпуска 1960 года, за 12 лет прошли через многие, не всегда хорошие, руки. Но, как говорится, голь на выдумки хитра. Многое делали своими руками. А уж все, что касалось планового обслуживания, выполняли строго по инструкции и в полном объеме. Поэтому машины и агрегаты всегда работали надежно, а внешний вид никак не отражал их реального возраста.
Как правило, раз в год полк подвергался итоговой проверке. Чаще всего приезжали для этого комиссии Командующего Армией, из Смоленска. Реже бывали комиссии главнокомандующего РВСН. Вот про одну такую проверку и пойдет рассказ.
Рядовой Темник, лейтенант Терехов, младший сержант Гонтин. Ефрейтор Белоконь. Старший электромеханик-дизелист. Имел допуск к работе за офицера в машине подготовки. На первых КЗ учил меня работать.
За несколько недель нам стало известно о предстоящей проверке. И все время было посвящено подготовке.
На плановых комплексных занятиях по подготовке ракеты к пуску отрабатывались практические вопросы, а все остальное время мы готовили технику.
В моем подчинении было четыре подвижных дизельных электростанции, три спец. машины на базе ЗИЛ157 и еще несколько небольших агрегатов. Соответственно, каждый агрегат обслуживал один человек. Только четыре дизельных электростанции обслуживали младший сержант Гонтин, ефрейтор Белоконь и рядовой Темник.
Начальника расчета ДЭС (дизельных электростанций) Гонтина я запомнил очень хорошо.
Высокого роста, широкоплечий красавец, всегда опрятно одетый, как все «большие» люди, чуть медлительный. Он говорил с легким южным акцентом, и даже редкая улыбка была с каким-то стеснением. Но когда его подчиненные, Белоконь и Темник, получали замечания от меня, или, не дай Бог, от Ласковенко, он готов был их разорвать.
Поставив обоих по стойке «смирно» он, неспешно прохаживаясь по дизельной, задавал простые вопросы: «Я тебе рассказывал, как надо?» «Я тебе показывал, как надо?», «Я тебе время давал на устранение?», «Почему опять замечание?». И не давая виновнику ответить опять спрашивал: «Ну и что тебе еще надо?», «Ну, и когда это будет исправлено?», «Почему у меня нет, а у тебя снова замечание?». «Вольно, иди устраняй, да доложить не забудь. А будут вопросы – спроси.»
И вместе с подчиненными шел к своей ДЭС, и все что-то подтягивал, подстукивал, протирал, доливал, вытирал. Его станция, как и резервная, всегда блестели и никогда не давали сбоев. Агрегаты его подчиненных тоже всегда работали надежно, но такого лоска во внешнем виде, как станции Гонтина, у них не было. Да и его рабочая форма, несмотря на то, что работал с топливом, маслами и смазками, всегда была чистой.
И вот настал день проверки состояния техники. Комбат построил батарею на старте (так называли стартовую позицию, на которой ракету готовили к пуску), доложил проверяющему и после краткого инструктажа приказал разойтись по сооружениям.
Я построил расчет в сооружении ДЭС и, встретив поверяющего подполковника доложил о готовности расчета и техники к проверке. Сначала подполковник проверил станции Белоконь и Темника. Существенных замечаний не было, хотя на некоторые теоретические вопросы ответы были не всегда хорошими. Но, если подчиненные затруднялись ответить, Гонтин спрашивал разрешения и отвечал сам.
Подполковник с интересом смотрел на него, чуть улыбался, но ничего не говорил.
Сделали перерыв, подполковник предложил перекурить, но Гонтин сказал: «Спасибо, мы не курим, разрешите остаться?» Подполковник снова улыбнулся, и предложил мне. Мы сели на скамейку в небольшой курилке, и он спросил: «А сержант действительно не курит?». «Нет, -ответил я, – а подчиненным со старшими по званию курить не разрешает». Подполковник снова улыбнулся.
Перекурили и пошли к ДЭС Гонтина. Он стоял возле станции, и когда проверяющий подошел, сделал несколько шагов вперед и доложил: «Товарищ подполковник, представляю станцию к проверке, начальник дизельного расчете младший сержант Гонтин».
Такую подготовку агрегата к проверке можно было представлять на показном занятии. Станция была вычищена до блеска, люки открыты, а рядом стояли два стола. На одном были по линейке разложены все инструменты, от самых маленьких до огромных ключей, отверток, молотков, различных приборов и приспособлений. Это была моя техника, но такого я, почти за год работы, не видел. На другом столе были разложены Инструкции, журналы, формуляры и паспорта. Это впечатляло.
Подполковник сначала проверил документацию на агрегат. Ни одного вопроса, на который бы Гонтин не ответил, не было. На просьбу показать формуляр или паспорт на любую комплектующую деталь, Гонтин, мгновенно открывал папку с документами на той странице, где эта бумага была подшита или прикреплена.
Подполковник приступил к осмотру станции. И опять ни одного замечания. Мы знали, что самым ответственным местом был щеточно-коллекторный узел (ЩКУ). Стоило только неправильно его обслужить, как, либо угольные щетки быстро истирались, либо на медных шинах появлялись царапины, что было недопустимо.
Подполковник проверил все и приказал открыть ЩКУ. Гонтин, не оборачиваясь, протянул руку к столу с инструментами, взял ключ, именно тот, что нужно, открутил два болта и снял крышку. Проверяющий внимательно осмотрел все элементы, достал одну щетку, осмотрел, вставил на место. Взял щуп для изменения величины зазора, проверил что-то, заслонив от нас место проверки спиной. Затем, повернувшись к Гонтину попросил: «Чистую тряпочку дайте пожалуйста, проверю коллектор».
Гонтин мельком глянул на стол и, не найдя ничего подходящего, достал из кармана брюк аккуратно сложенный, выглаженный белый носовой платок и протянул подполковнику. Тот, с выражением искреннего удивления, молча взял платок, слегка прикоснулся к щеткам коллектора и мельком, так, на всякий случай, посмотрел на чистую ткань. Он и так не сомневался, что она была белоснежной, как и пару секунд назад. Вернув платок хозяину, он слез с подножки, сел на стул у стола с документами и стал писать в журнале о результатах осмотра. Мы стояли невдалеке.
Судя по времени письма, запись была короткой. Закрыв журнал, он повернулся и спросил у меня:
– Вы давно служите?
– Меньше года, товарищ подполковник.
– А дизелисты?
– Гонтин и Белоконь, почти полтора года, Темник год.
– Хорошие у Вас ребята, товарищ Терехов.
Затем подошел к каждому, пожал руку, поблагодарил и пошел на старт, разрешив мне остаться. Я тоже сказал каждому спасибо, разрешил отдохнуть минут десять, а затем привести агрегаты и документацию в исходное положение. Сам пошел к Ласковенко, доложил о результатах проверки. Другие расчеты тоже отчитались хорошо.
В установленное время батарея построилась на старте. Комбат доложил подполковнику, а он был старший из проверяющих, об окончании проверки и приведении техники в исходное положение.
Комбат майор Глазачев и автор с подчиненными
Подполковник дал время для доклада результатов проверки каждому инструктору, а затем стал докладывать сам. Он подробно рассказал о хороших результатах проверки ДЭС, отметил высокую теоретическую и практическую подготовку расчета.
А затем рассказал о проверке станции Гонтина. Он рекомендовал провести на его станции показное занятие о порядке содержания и обслуживания агрегата. Отдельно отметил высокую личную подготовку Гонтина, сказал, что будет персонально о нем докладывать руководителю проверяющих и рекомендовал комбату ходатайствовать о поощрении начальника расчета.
А когда мы пошли на обед, я по дороге рассказал о носовом платке. Комбат посмеялся, но обещал Гонтина поощрить.
Первая квартира
1973 год был богат на разные хорошие события. И одним из таких событий было получение моей первой квартиры. Дома для офицеров нашего полка располагались на окраине небольшого эстонского городка Раквере. До Таллина было около восьмидесяти километров и туда ходили комфортабельные Икарусы. А еще это был самый маленький город в Союзе, где был свой драматический театр.
Как только я написал рапорт, с просьбой оставить меня «в кадрах Вооруженных Сил», мне сразу дали двухкомнатную квартиру. Это было летом, примерно в конце июня. Я жил в общежитии и у меня гостили Таня с Виталиком. У лейтенанта, даже женатого и с ребенком, вещей было немного.
Эстония, г. Раквере, ул. Леннуки (Авиационная) 8 1973 год.
И в тот же день мы переехали, точнее перешли, в СОБСТВЕННУЮ квартиру. Она была в соседнем с общежитием доме №8 по улице Леннуки. Полутораспальную кровать с панцирной сеткой, матрас, подушки и белье тоже дали в общежитии. Стол и пару стульев «с инвентарными номерами», как говорили в кино, привез из полка. Но все это были мелочи, по сравнению с тем, что у нас была СВОЯ квартира. Тане надо было еще год учиться, поэтому прожили мы до конца августа, а потом она с Виталиком уехала. А я решил, что главная моя неслужебная задача – сделать ремонт. Почему-то мне запомнилось, что начал я ремонт в своей первой квартире первого сентября 1973 года.
Когда я получил назначение начальником двигательного отделения первой стартовой батареи, командир батареи майор Косарев Александр Михайлович сразу взял меня под особый контроль. Не по службе, тут все было понятно, а в личном плане. На первом же совещании офицеров Александр Михайлович сказал: «Если, не дай Бог, узнаю, что водишь баб или мужики у тебя собираются пьянствовать, „бледный вид“, это ничто, по сравнению с тем, что с тобой будет». Он был опытным во всех отношениях человеком.
Я не знаю вопроса, на который он бы не мог дать толковый, правильный и понятный ответ. И контролировал он меня систематически, чаще всего внезапно. Уже в первый визит, осмотрев квартиру, он сел за стол и составил план ремонта. Конечно, там не было ни дат начала и окончания работ, ни ответственных за выполнение и контроль, но сами работы были расписаны в нужном порядке и очень подробно.
Проще всего оказалось снять старые обои. Там, где не отрывалось, немного воды на стену, и все готово. А вот с побелкой потолков было сложнее. Но один из старших товарищей дал на время пылесос, Александр Михайлович рассказал, как сделать «побелочный раствор» из зубного порошка и к концу октября побелка была закончена. Да, времени уходило, вроде бы, много.
