Но надо учесть, что не реже одного раза в месяц я заступал на дежурство с пятницы до пятницы. Да и освоение новой должности оказалось делом далеко не легким. И часто, вместо выходного в субботу и воскресенье надо было ехать в полк и учиться. Но спешить было некуда. Таня с Виталиком могли приехать не раньше июля. После побелки потолка наиболее долгими были работы по подготовке пола к покраске. Дощатые полы, естественно, были покрашены, но щели между досками, в некоторых местах, были шириной до одного сантиметра. Александр Михайлович, увидев это, предложил два варианта ремонта: первый – заделать щели рейками, второй – зашпаклевать.
Он сразу отверг первый вариант: долго, сложно и ненадежно. А вот рецепт замазки, которую он мне предложил для шпаклевки пола, был простой и дешевый. Сейчас сложно вспомнить точно, но это, по-моему, было так: сварить хозяйственное мыло, столярный клей и развести этим «варевом» цемент. А для усиления можно было вставить в щели кусочки тонкой тряпки. Как оказалось, замазка держалась с 1973 года до 1978, когда меня перевели в Выру.
Особую гордость у меня вызвала отделка кухни. Стены я покрасил разноцветными горизонтальными полосками. Проходили полоски не только по стенам, но и по встроенному напольному шкафу для посуды. В этом шкафу, у наружной стены, было небольшое отверстие с решеткой, выходящее на улицу. Этот отсек был «холодильником».
К середине весны я закончил ремонт и покраску оконных рам и поклеил обои в комнатах. Были, также, покрашены двери. А розетки в комнатах были заделаны так, что на обоях были видны только два отверстия.
Наиболее сложным оказался ремонт ванной комнаты. Говорить о кафельной плитке не приходилось. И не потому, что это было дорого. Плитку было «не достать». Поэтому ванная комната у всех была покрашена масляной краской. Проще всего, как мне казалось, покрасить потолок и стены в ванной с помощью пылесоса.
Это сейчас, во-первых, можно купить различные домашние бытовые приборы: и электрические распылители, и валики, и много чего еще. Зато те пылесосы имели выход воздуха и в комплект входили насадки на банки, с помощью которых можно было распылять краску. Правда, для этого краску надо было разводить. И краска ложилась на стену ровным слоем. Пришлось опять брать пылесос и разводить краску. Я в тот момент только начал красить стены в ванной.
Несколько слов про материалы. Краску, обои, кисти, зубной порошок и все остальное, что было нужно, я покупал. Единственное, что я, с разрешения комбата, мог привезти, было пара литров бензина и несколько килограмм цемента. И, естественно, ремонт в квартире я делал сам.
Для покраски стен я в полуторалитровой банке развел белую краску бензином, перелил немного в поллитровую баночку, подсоединил к банке распылитель, вставил шланг от пылесоса и приступил к покраске. Для защиты лица, правда, пришлось надевать противогаз. Но проблем со старыми противогазами не было. Краска закончилась, и я подумал, что, если подсоединить распылитель к полуторалитровой банке, все будет нормально.
Но, как только я поднял распылитель, банка сорвалась, ударилась о пылесос и разбилась. Все это происходило в маленьком коридорчике у входной двери. Я быстро вытер чужой пылесос, собрал осколки стекла и совком собрал с пола основную часть краски. Понятно, что использовать эту краску было нельзя. Оставшуюся на полу краску я кисточкой растер по полу. Площадь коридорчика была около двух квадратных метров. Я подумал, что этот слой краски будет как черновая покраска. Хорошо, что щели в полу в коридорчике я уже заделал.
Только я собрался открыть новую банку с краской, как раздался звонок. Дверь у меня была открыта, и я из комнаты крикнул: «Не заперто, входите», – и пошел ко входу. У открытой двери, на лестничной площадке, стоял Косарев и с удивлением смотрел на белый пол. Я не мог подойти к нему по свежевыкрашенному белой краской полу. Наверное, это меня спасло. Сейчас не вспомнить, какие конкретно слова он говорил. На громкий его голос вышел сосед из квартиры напротив, капитан Фурс, тоже офицер из нашей батареи. Косарев и ему показал на белый пол и продолжил воспитательную беседу. Затем махнул рукой, хлопнул дверью и ушел.
В понедельник, после развода комбат собрал офицеров в канцелярии. Он с присущим ему юмором рассказал, как «вот этот молодой лейтенант открыл новую страницу в ремонте» и что «зарплата у него, наверное, больше, чем у комбата», и что, «вместо того, чтобы ребенку или молодой жене что-то купить, он…» и еще много чего.
Под хохот товарищей я пытался объяснить, что это банка разбилась, но только усугубил положение. В общем, очередная рабочая неделя началась весело. Через несколько дней он опять зашел ко мне и увидел, как я шпаклюю пол. Ужасный запах замазки, сваренной по его рецепту, комбата не смутил. «Высохнет и запах пройдет,» -сказал Александр Михайлович и похвалил за хорошее качество.
Было 1 мая. Праздник праздником, но ремонт надо было заканчивать. Я шпаклевал пол в комнате, громко играл магнитофон, когда раздался звонок в дверь. Я, как обычно, крикнул, что открыто, а когда поднял глаза, увидел в комнате Таню. Она не сообщила, что приедет. И когда узнала, что я через два дня заступаю дежурить, конечно очень расстроилась. Ремонт на два дня был отложен. В пятницу я уехал в полк, а Таня уехала в Одессу.
Через неделю, сменившись с дежурства, я снова принялся за ремонт. Остались мелочи. Закончить шпаклевку и покрасить пол в комнате и коридорчике. И к пятнице почти все было готово. А в субботу, 18 мая 1974 года, я уезжал в отпуск. Уже одетый, я выставил чемодан в коридор. Аккуратно, держа кисть рукой в перчатке, докрасил небольшой кусочек пола в коридорчике, поставил банку с краской на тумбочку, снял перчатку и закрыл дверь на ключ.
Ремонт, длившийся почти девять месяцев, закончился, а отпуск, всего в один месяц, начинался.
Тренажер
Уже через несколько дней, после того, как я пришел в первую батарею, комбат предупредил: «На каждом тренаже будешь участвовать в транспортировке ракеты на старт и стыковке со столом». Дело в том, что учебные ракеты стояли в четвертой «двойке» и до первого старта их приходилось транспортировать машиной. Расстояние примерно 750 метров вроде небольшое, но, во- первых, туда надо было добежать, а во-вторых на пути транспортировки приходилось делать два левых и два правых поворота. А учитывая габариты тележки с ракетой это было весьма непросто. И только водитель ехал, а комбат все время бежал метрах в пяти впереди машины, показывая водителю, как надо ехать.
А при поворотах приходилось двигаться спиной вперед, чтобы видеть, как идет машина и тележка с ракетой. Надо сказать, что методику транспортировки ракеты я освоил с первого раза.
После поворота на старт машину отцепляли и далее тележку с ракетой двигали все свободные солдаты и сержанты согласно боевого расчета. Сначала тележку катили вдоль установщика на расстояние метров десять от «стола». «Стол» -так на ракетном жаргоне называли пусковое устройство, на которое устанавливали ракету.
Ходила шутка, что эстонцы с близ лежащих хуторов, услышав команды «от стола» или «к столу» говорили, что русские даже пьянствуют по команде. Простая, на первый взгляд, операция по стыковке тележки со столом была очень ответственной. Были случаи, когда при неправильном её проведении и отсутствии контроля повреждалась техника и получали травмы люди.
Суть этой операции была в том, что «ползуны тележки должны направляться в соответствующие ловители пускового устройства так, чтобы разница расстояний между концом ползуна и ловителем справа и слева была не более 50 миллиметров». Вот эти самые «миллиметры» и представляли сложность. Передняя ось тележки была поворотной, а около задней ось находился ручной тормоз. Длинный кронштейн передней оси назывался «водило», но чаще всего на жаргоне его называли «дышло». На «дышле» и на «тормозе» работали очень опытные, специально подготовленные солдаты.
Конечно, мне не раз приходилось видеть, как стыкуют «тележку» со «столом». Казалось бы, чего проще. Тем более, что на бетонном покрытии стартовой позиции всегда была разметка белой краской. После того, как ракету привезли на старт, комбат сказал: «Терехов. Пристыковать тележку к пусковому устройству». Я, как положено, повторил команду, ответил: «Есть», – и продолжил, – «Расчет, слушай мою команду…». Далее я подавал команды, по которым тележку подгоняли к столу, не попадали в ловители, снова отгоняли, снова подгоняли, опять не попадали, снова отгоняли.
Так продолжалось около часа. Ни о каких временных нормативах, естественно, речи не шло. Взмокшие солдаты, я думаю, кляли меня последними словами, когда комбат скомандовал: «Стой». Он все это время вместе с начальником стартового отделения капитаном Толей Пахомовым сидел на обвалованной «четверке». Редкая для эстонской осени солнечная погода их явно радовала, и они о чем-то спокойно беседовали. Косарев подошел ко мне и сказал: «Да, с первого раза ничего не получилось, вон солдаты уже все мокрые».
Он повернулся к сидевшему на «четверке» Пахомову и сказал: «Пахом, -так иногда называли Пахомова другие офицеры, – покажи, как надо». То, что было потом, было, с одной стороны показателем мастерства, а с другой стороны – фарсом. Человек, который занимается этим около десяти лет, должен в совершенстве владеть своей специальностью. Но то, как показать свое мастерство: с достоинством и уважением, или с явной издевкой, много говорит о человеке.
Толя Пахомов был человек очень самолюбивый. Если он что-то должен был показать или рассказать новичку, он всегда обставлял это так, чтобы показать свое непререкаемое превосходство. И впоследствии, будучи командиром первой батареи, мне было сложно с ним работать. За год службы в дивизионе я немного узнал всех офицеров, и Пахомов был одним из тех, кто явно недолюбливал молодых офицеров, а особенно двухгодичников.
Толик встал с травы и не подходя ближе скомандовал: «Внимание! Слушай мою команду…» Далее он отогнал тележку метров на десять и, подавая соответствующие команды, пристыковал её к столу.
«Лейтенант, можешь не проверять, зазора нет», -с издевкой сказал он мне. Надо сказать, что на меня это не подействовало. Я подошел к ловителям справа и слева. Да, зазора не было. Но как он это сделал, я все равно не понял. Была пятница, тренаж закончили. Я, под контролем комбата, отогнал тележку в четвертую «двойку», получив за эту работу похвалу от Косарева. Но вопрос, как управлять расчетом при стыковке, не давал мне покоя.
В субботу, прямо с утра я пошел по магазинам. Надо было посмотреть обои и еще кое-что для ремонта. Заодно, зашел в магазин игрушек. Бегло осмотревшись, я сразу обратил внимание на одну машинку. Её вид сразу навел меня на мысль, что она похожа на тележку с ракетой.
Идея использовать её, как тренажер, практически не переделывая, родилась сразу. Кабина с колесами будет служить передней осью, а полуприцеп с задней осью будет как тележка. Дома я впаял в хвостовую часть полуприцепа два небольших гвоздя, а на стене карандашом нарисовал небольшие круги – это был аналог ловителей.
Всю субботу и воскресенье, забыв про ремонт, я тренировался: подавал нужные команды и двигал по этим командам машинку-тележку. Несложные, вроде, операции позволили понять принципы движения тележки с большим расстоянием между поворотной передней осью и не поворотной задней. Не знаю, по какой причине, но очередной тренаж с ракетой был уже в понедельник.
По команде «Батарея, к бою, занять боевые посты» я сразу побежал к четвертой «двойке». Комбат приехал на машине и без слов согласился, что показывать водителю маршрут до старта буду я. Дорога не заняла много времени. А на старте я пристыковал тележку с первого раза за несколько десятков секунд. Комбат удивился, а Пахомов, убедившись, что зазора нет, небрежно сказал: «Случайность, бывает».
Не спрашивая разрешения у комбата, я отогнал тележку, произвольно поворачивая «дышло». А через полминуты тележка опять была пристыкована к столу. Комбат проверил правильность стыковки и теперь сам отогнал тележку и поставил её под углом градусов сорок пять к разметке. «А ну ка, еще раз, сможешь?» – спросил он у меня с надеждой в голосе. «Так точно, смогу», – ответил я, и весело крикнул, – Расчет, слушай мою команду». И снова тележка была пристыкована быстро.
Удивлению офицеров не было предела. И тогда я рассказал комбату про свой «тренажер». «А Вы заходите вечером, я покажу», – сказал я, завершая рассказ. Вечером все офицеры батареи зашли ко мне. Проходя мимо магазина, кто-то предложил Косареву «взять по маленькой», но комбат был непреклонен. «На квартире у Терехова никаких пьянок. Вот Татьяна его приедет, пригласит, тогда и выпьем», – сказал Александр Михайлович. Он был непреклонен.
Посмотрели «тренажер», посмеялись. И только когда все уходили, я заметил, что Пахом ко мне в дом заходить не стал. А «тренажер», через год, сын использовал по назначению.
Майор Макаров
Если-бы в молодости, читай от лейтенанта до подполковника включительно, можно было предположить, что хоть раз в неделю надо отражать на бумаге произошедшие события… Это было так же невозможно, как уйти из дома, когда дети уже проснулись или вернуться домой, когда они еще не спят.
А сейчас просыпаешься и засыпаешь, когда хочешь, и день планируешь по своему усмотрению, а не привязываясь к распорядку дня, Плану боевой подготовки и…
Но сейчас, думая про те далекие годы, вспоминаются только наиболее яркие люди и моменты. Одним из таких людей был майор Макаров. Сам он, когда представлял говорил «моёр Мокаров».
Он «окал», и всем это нравилось, его не передразнивали, а говорили «моёр Мокаров» очень уважительно.
В нашем полку пообедать в солдатской столовой – это нормально, сытно и вкусно. И я, лейтенант Терехов, это подтверждаю
Он был заместителем командира первого дивизиона в 304 гвардейском ракетном Краснознаменном полку. Полк дислоцировался в районе города Раквере, в Эстонской ССР, а офицеры жили на окраине этого небольшого городка.
Когда я в 1972 году начинал службу лейтенантом, я видел его только на разводе утром и вечером. А вот через год, когда стал начальником отделения, надо было сдавать на допуск к боевому дежурству «за комбата», наши встречи участились.
Старший лейтенант Терехов – заместитель командира 4 сбатр
Владимир Иванович, так его звали, был интересным человеком. Высокого роста, худощавый, подтянутый, всегда очень опрятный, настоящий русский офицер. Он любил военную форму и умел её носить. Ему было далеко за сорок, перспектив по службе никаких, но это его не беспокоило.
Он занимался своей работой и делал это не «из – под палки», а по убеждению, своевременно и тщательно. А обязанностей у него было больше чем достаточно. Учебно-материальную базу надо было совершенствовать постоянно. Организация боевой подготовки всегда была сложным вопросом. Старую технику надо было постоянно обслуживать, а, значит, людей надо было учить.
А еще была спортивно-массовая работа. И, самое главное, поддержание внутреннего порядка и дисциплина в дивизионе, что тоже лежало на его плечах. На словах, вроде, немного. Но, чем более высокие должности в войсках занимаешь, тем больше понимаешь, как все это сложно и ответственно.
И Владимир Иванович все это успевал. Ни на одном подведении итогов полка в его адрес кроме благодарности мы ничего не слышали. И он, соответственно, работал с нами так, чтобы мы, молодежь, чувствовали ответственность и не расслаблялись.
Никогда не повышая голоса на подчиненных он, тем не менее, мог так указать на недостатки, что было стыдно, как это можно было такое допустить. А подведение итогов занятий превращались в «театр одного актера». Он так в лицах рассказывал о том или ином этапе занятий или учений, что мы поражались, как можно было все это увидеть, обязательно записать и прокомментировать. А если было надо, то приводились временные характеристики этапов учений, с обязательным указанием требований документов и реальных результатов. А если, не дай Бог, недостатки повторялись на нескольких занятиях, он мог остановить занятия и повторить неудавшиеся моменты несколько раз, до тех пор, пока не получалось правильно.
Особой гордостью Владимира Ивановича и предметом его особой заботы был автопарк. Огромная территория, боксы с техникой, которая в любое время года должна была по тревоге своевременно выехать «на старт», так мы называли стартовую позицию ракет. Он приходил в автопарк каждый день. Но не затем, чтобы просто отбыть номер.
Каждый его приход в «парк» имел конкретную цель. И сопровождал его не только начальник авто службы дивизиона капитан Дударь. Он обязательно брал с собой того офицера, чьи боксы и технику хотел посмотреть. Естественно, мы узнавали об этом заранее. И эти его походы в автопарк тоже заканчивались разбором. И никогда это не было «разносом» или руганью. Указывались недостатки, определялись сроки и порядок их устранения, а, если требовалось, то и помощь.
