– Я видел. Совсем кроха.
Они помолчали.
– Мы скоро уходим, – в тишине слова мужа прозвучали приговором. – Не будем ожидать положенных дней, завтра пойдем в храм и дадим ей имя. Позаботься о достойной жертве! Я приду утром, если смогу. Нет – сама пойдешь.
Он отстранился от жены, решительно хлопнул рукой по ложу. Ладонь попала на шкатулку.
– Что это?
Буцзю взял ее, повертел, открыл – пустая, только красная тряпица лежит на дне.
Шаогоз раскрыла ладонь. Камень в центре цветка моргнул зеленым глазом.
– От царя принесли… подарок… дочери! – нашлась Шаогоз, едва скрывая волнение.
Казалось, Буцзю не услышал его. Взял подвеску, посмотрел ближе. Вернул со словами:
– Сохрани! Царский подарок! – и решительно встал.
Монета на его груди скатилась ниже, словно напоминая о другом подарке царя. Буцзю ничего не сказал больше. Поправил меч, одернул полы ачкана и вышел.
Топот копыт прозвучал прощанием. Шаогоз облегченно вздохнула. И с чего она решила, что подарок ей?! Конечно дочери! Как она раньше не додумалась?.. Фитилек у маленького алтаря тихонько дымил. Статуэтка богини отсвечивала красным, как огонь, блики которого отражались в спокойной воде.
Глава 5. Перед походом
Ночь выдалась звездной! Небесные светильники сияли, как всегда, лишь радуя холодным светом, но оставаясь безучастными к делам людей. Любой человек, мечтательно смотрящий на ночное небо, невольно замечал особые формы, в которые собирались небесные стада, пытался разглядеть в них образы, известные в земном мире, найти в них ответы на свои вопросы.
В эту ночь огромный желтый глаз бога Мао затмевал светом все небесные огни сразу, его сияние будоражило кровь, лишало покоя – и все это казалось странным, беспричинным и особенно тревожным накануне большого похода.
Старший сын царя с отрядом лучников уже семь дней как отправился на встречу с войском у границ трех государств. Отряд Буцзю тоже пойдет туда со дня на день. Царь чего-то выжидает. Но караваны с провизией идут к западным границам царства каждый день. Похоже, что затевается не одна битва, а длительная война.
Как бы в ответ на размышления начальника царской конницы раздался звон колокольчика. Один из верблюдов каравана, готовящегося к отправке, поднял голову и гордо повел ею вокруг. Двугорбые гиганты стояли груженые и как ни в чем не бывало пожевывали колючку. Буцзю встал, потряс ногами, разгоняя застоявшуюся кровь. Стражники подняли головы, заметив силуэт начальника у шатра. Он кивнул им, проходя мимо. Мол, хорошо, что не спите, не теряете бдительности.
Меланхоличный верблюд – любопытный от природы – свысока посмотрел на приближающего человека. «Чего не спит? – как бы говорили его внимательные глаза. – Зачем пришел?»
Буцзю похлопал верблюда по шее. Гигант уже оброс к зиме: длинная коричневая шерсть гривой закрывала его шею и бока, стянутые крепкими ремнями. На спине верблюда, между горбами, висели тюки с поклажей.
– Тяжело, небось? – Буцзю кивнул верблюду как приятелю.
Тот приблизил губастую морду к самому его лицу. Чего хочет?..
Буцзю отстранился от него, улыбаясь.
– Жуешь все! Ну жуй, жуй, что тебе еще делать?!
Буцзю прошелся вдоль каравана и обратно, еще раз взглянул на желтый глаз Мао – поднялся высоко, оглядывает землю. Что он видит? Видит ли он будущее? Чем закончится битва с дахами? Почему-то Буцзю был уверен, что им придется сражаться не с парфянами, а с такими же кочевниками, как и они – бесшабашными, бесстрашными в воинственном порыве, с сильными руками, умеющими крепко держать меч. Но до битвы на мечах будут летящие роем стрелы. Будут длинные копья катафрактов…
Волнение охватило Буцзю, словно он уже защищался щитом от летящих стрел, словно уже уворачивался от смертоносного копья. Кисть руки сама легла на рукоять меча, другая сжала воздух, словно в ней был лук. Пот прошиб начальника конницы. Он стянул с головы шапку, протер ею лоб. Да, ожидание смерти подобно! Скорей бы уже в бой! Все лучше, чем сидеть здесь, тем более когда за стеной города в их семейной постели сейчас спит теплая и желанная женщина, одна мысль о которой приводит в возбуждение.
Скоро рассвет. Шаогоз будет ждать его, чтобы вместе отправиться в храм. А он не придет… Царь запретил отлучаться из лагеря. Все наготове. В любой момент отряд может выступить.
Буцзю постоял у шатра. Ветер охладил голову. Буцзю повертел войлочную шапку, будто забыв, каким образом она оказалась у него в руках, и надел ее. Загнутый вперед конец колпака повис шариком. Уши и шею прикрыли длинные концы шапки. Буцзю шумно втянул в себя свежий воздух, постоял немного и пошел спать. До утра оставалось еще полночи!
Утро началось с вести, которая расстроила Шаогоз: Буцзю не придет! Царский гонец спозаранку объезжал дома знатных семей, сообщая о том, что воины готовятся к походу и проводить их молитвами и добрыми напутствиями домочадцы смогут со стен цитадели, ворота которой будут открыты для всех до полудня.
Значит, войско тронется в путь до полудня! Шаогоз засуетилась. Она достала полотняный мешочек, вынула из сундука пояс, сшитый ею самой для мужа, торопясь и от этого не сразу попадая костяной иглой в маленькие ушки на бляхе, пришила ее к поясу. Дернула несколько раз, проверяя, крепко ли держится и, довольная своей работой, свернула пояс в рулон вокруг бляхи и отдала слуге с наказом тотчас отвезти Буцзю, обязательно найти его и передать в руки ее подарок.
Когда слуга скрылся за городскими воротами, Шаогоз вернулась в дом, нарядилась, взяла дары для богини, позвала служанку, которой наказала принести новорожденную дочь, и вместе они пошли в храм. Хозяйка дома вызвалась сопровождать их.
Дорога к храму шла через квартал гончаров. Проходя мимо печей, Шаогоз ощущала тепло, идущее от них. В прохладный день предпоследнего месяца перед днем, когда тьма будет праздновать победу над светом, это тепло как никогда согревало и давало надежду на победу и света, и кушанского войска. Шаогоз думала о муже и уже мысленно просила богиню-покровительницу сохранить ему жизнь в битве, вернуть его домой невредимым.
– Пришли, госпожа.
Они обошли старое прямоугольное здание. Жена асбаробида удивилась: не таким она представляла себе Храм Великой богини.
– Это пристройки для слуг. Храм дальше, – заметив недоумение на лице госпожи, поспешила успокоить ее хозяйка их дома.
Они обогнули пристройку и оказались перед айваном, в глубине которого у стены виднелась суфа, а в свете факелов на стене напротив входа поблескивала свежими красками картина с изображением всадника на коне, направляющегося к двухэтажному дому. Конь шел, высоко поднимая передние ноги, полы красного ачкана, хорошо сидящего на стройной фигуре мужчины, распахнулись, и под ними белели просторные шаровары. В доме мастер изобразил женщин, встречающих всадника. С черными волосами, разделенными пробором, в накидках красного цвета женщины благородного происхождения приветствовали всадника со второго этажа, а служанки и наложницы с рыжими волосами и в накидках желтого цвета смотрели на него с первого этажа.
Войдя в храм и едва привыкнув к неяркому свету фитилей в светильниках, Шаогоз разглядела на картине Богиню, стоящую вдалеке между всадником и домом. Богиня протягивала воину скипетр. В другой руке – нежно розовой, украшенной массивным браслетом, – на раскрытой ладони она держала чашу. Следуя правилам, Шаогоз поклонилась и вдруг поняла, что в руках богини нет привычных для глаз рога с плодами и цветочного венка. Это смутило. Ведь ее одежда та же: складчатое платье, шарф вокруг бедер, лента, придерживающая гладкую прическу, развевается сзади…
Жрец, который вышел навстречу гостям, заметил удивление на лице незнакомки и пояснил:
– Нана встречает вас с благословением, как и победителя…
– Нана? – переспросила Шаогоз. – Но я шла в храм Ардохшо…
Жрец сделал знак хозяйке, которая, видимо, была частой гостьей в этом храме, и она отвела служанку с ребенком к суфе.
– Храм Ардохшо на другом конце города, госпожа, но там возносят молитвы те, кто жаждет воинской славы и мудрости. Ты пришла с ребенком, – он отвел руку к суфе, не сводя глаз с красивого лица незнакомки, – значит, ты пришла в нужный храм! Посмотри, – жрец приобнял Шаогоз за талию и провел ее в приоткрытую дверь – сердце храма, войти сюда – честь для любого посетителя! Шаогоз хотела было возразить, что и Ардохшо помогает, но голос жреца звучал так умиротворяюще. Из глубины храма наружу вытекал дымный аромат благовоний: что-то едва уловимое, что-то вроде знакомое в нем успокаивало и приводило к смирению. Слова возражения так и остались непроизнесенными. – Видишь? – Жрец простер руку в противоположный угол зала. Такие же женщины, как и ты, изображены здесь. Они принесли детей для благословения нашей богине! Ведь именно она помогает женщинам с родами, помогает охранить детей от зла, помогает обрести душевный покой и благополучие, помогает встретить своего воина…
Оказавшись наискосок от суфы в другом углу прямоугольной комнаты, Шаогоз замерла. В окружении изящных курильниц, мерцающих огоньками из треугольных отверстий в середине округлых стенок, над которыми из чаш поднимались светлые струйки ароматов, на суфе стояла Богиня в привычном наряде. Темно-красное платье струящимися драпировками спускалось до пят; белая рубаха проглядывала в вырезе ворота и между распахнутыми полами внизу; перлы украшали низ широких рукавов. Черные волосы, разделенные на прямой пробор, были скатаны валиком от висков, а позолоченное ожерелье с красным овальным камнем матово мерцало на открытой шее. Богиня казалась одного роста с обычной женщиной. Лицо ее – ярко-розовое с четко очерченными красными губами – дышало покоем. Богиня смотрела на Шаогоз так, словно только что повернула голову, а за миг до того она внимала женщине, скульптура которой располагалась справа от нее. У ног женщины на корточках сидела девочка. Ее волосы тоже были убраны валиком, как у богини…
Служанка подала Шаогоз дочку. Та было всхлипнула, но мать уже подошла с ней к статуе богини и встала рядом с другой женской скульптурой, которая, как и она, держала дитя на руках. Ребенок изображенной женщины оказался взрослым мальчиком. Его черные кудри обвивал бронзовый обруч, на ножках краснели сапожки, но что-то в его облике говорило о нездоровье. Глаза, полуприкрытые тяжелыми веками?.. Шаогоз хотела поближе разглядеть мальчика, но ее внимание привлекла серьга в ухе женщины. Ее подвесили на нитке, продетой в маленькое отверстие в мочке уха. На золотой проволоке висел слон. К его хоботу и задней ноге мастер приделал тончайшей работы шнурок, плетенный из золотых нитей. Со стороны ноги слона к этому шнурку прикреплялась пластина с камнями. В центре каплей сиял прозрачный красный камень, под ним собрались в трилистник более темные сердолики, а над ним коромыслом полумесяца застыл матово-белый камень. Два круглых сердолика ушками повисли на его концах. Луна и солнце в окружении звезд! Шаогоз восхитилась.
– Ты можешь просить у нашей покровительницы все что хочешь, – шепнул на ухо жрец, и Шаогоз отвела взгляд от чудесного украшения.
Она кивнула в ответ и опустилась на колени. Служанка положила на край суфы дары богине, завернутые в шелковый отрез, хозяйка дома шепнула жрецу о жеребце, поставленном в стойло во дворе храма.
Шаогоз не слышала их, не видела. Она ощущала тепло своей дочери и просила богиню даровать девочке крепкие дух и тело, чтобы, став взрослой, она могла родить много детей и восславить свою покровительницу, как сегодня ее мать.
Когда женщина встала, жрец подошел к ней.
– Нареки мою дочь, – сказала Шаогоз.
– Вийус! – пафосно воскликнул жрец. – Ты пришла ранним утром, едва только заря осветила небо любимыми цветами Наны. Так пусть твою дочь зовут Заря!
Имя понравилось Шаогоз. Всегда яркая, всегда желанная, всегда символ начала жизни и светлого дня!
