Минотавр

– Пшол!

Я ткнул копьем вверх. Волк чуть отпрянул, но зарычал сильнее. А затем подполз к обрыву ближе, надо мной нависла половина его туши.

Не помню, как я успел подцепить рюкзак и нырнуть в туннель. Зато помню, как на дно оврага грохнулась лохматая пружина, извернулась и выстрелила в меня раскрытыми зубастыми ножницами с хлыстом мяса внутри. А потом – удар в плечо. Это дверь, которую я успел закрыть, больно боднула под напором живого тарана с той стороны.

Хищник начал скрести дверь когтями, но от этого дверь лишь закрылась окончательно, накрыла космическая тьма, а рык и вой по ту сторону стали очень далекими, словно на другой планете.

Я устало опустился на пол, лопатки уперлись в холодные дверные доски, те дрожат от попыток волка прорваться. Подо мной ковер из круглых камешков. Я взял один, тот оказался очень легким, я пригляделся.

Керамзит.

Хм… А не так уж здесь и темно. Очень густой, но все-таки сумрак, а не кромешная тьма. Я вижу линии досок, поперечные балки на потолке, мохнатые занавески паутины, даже шляпки гвоздей в досках…

Я снял очки.

– Что?

Это я смог прошептать лишь через полминуты после потрясения, которое нахлынуло вместе с… синим светом, что затопил все вокруг, но не обжигает глаза! Невозможно поверить, но это так – туннель до мелочей освещен мягким синим светом. Тот наполовину состоит из сумрака, но все-таки даже такой уровень света раньше доставлял мне дискомфорт, а здесь – глаза словно укутаны обезболивающей тьмой, но я вижу. И вижу прекрасно!

Но откуда свет?

Я внимательно осмотрел потолок в поисках лампочек. Оглянулся на дверь – может, свет льется из щелей между досками? Нет, глухо как в гробу. Да и был бы источник, я бы увидел стрелки теней и лучи. А здесь сумрак разбавлен в воздухе равномерно, как синяя краска в стакане с водой.

Держу перед собой руки, пальцы играют как щупальца медузы, и я наслаждаюсь тем, что могу видеть во тьме каждую черточку на коже. Так невероятно, что вселяет ужас. Подобное было в детстве, когда первый раз мастурбировал. Кайф, но все-таки жутко, что организм способен выдавать… ТАКОЕ.

Я поднялся. Рюкзак на спину, копье – перед собой. Осторожно пошел по коридору.

Черт, но ведь раньше этого не было! Не впервые ведь нахожусь в абсолютной темноте, мог бы заметить. Или, может, светочувствительность у альбиносов со временем прогрессирует? За жизнь пришлось перечитать кучу статей об этой генетической болячке. Альбинизм – в ряду самых малоизученных генетических отклонений. Один на двадцать тысяч нормальных, по скромным подсчетам. А вдруг такой, как я, – один на двадцать тысяч альбиносов? Уж если сама мутация изучена мало, то что говорить о мутациях внутри мутации.

Не помню, чтобы где-то встречалось, что светобоязнь помогает альбиносам видеть в темноте. Сплошные минусы… Разве что экзотическая внешность – эльф и некромант в одном флаконе – цепляет всяких девочек-неформалок. Среди них я, собственно, и нашел Свету…

Паутина впереди перекрывает туннель, сливаясь в пушистую занавеску. Страшно представить, как долго здесь никто не ходил… Пыльная плевра оказалась такой плотной, что глухо рычит, пока копье с брезгливой осторожностью рвет шедевр паучьего ткачества.

То, что я увидел за паутиной, отвлекло от бурных эмоций по поводу «ночного» зрения. Если бы я не был ошарашен последним, то эта картина меня потрясла бы. А так лишь погасила недавний шок. Клин клином.

Из стены торчит гигантский топор.

Рукоятка перегородила проход, массивное лезвие утоплено в трещине, доски в стене раскорячило так, словно в них на полном ходу врезался мотоцикл.

Я подошел ближе.

Топор и впрямь огромен. Весит, наверное, больше меня. Откуда вообще взялся? Не похож на лесоповальное орудие, разве что Железному Дровосеку. Его бы в эпоху рыцарства, а то и вовсе гладиаторских боев. Рукоятка метра полтора, к ней уж точно полвека не прикасались: колючий чехол пыли, уныло свисают рваные паутинные знамена, витиеватым узором оплели корешки, по ним текут цепочки муравьев.

Это ж как надо было размахнуться, чтоб так засадить? Тут ведь тесно как в склепе! А какая нужна силища… Я такую громадину не сдвину, даже если бы просто лежала на земле!

Дверь, ночное зрение, топор в стене… Странностей слишком много за раз, не укладывается в голове. Чувствую себя Алисой, нашедшей кроличью нору. Похоже на бредовый сон. Пытаюсь осмыслить, а ноги на автопилоте ведут вперед.

Доски стен переплетаются с толстыми корнями деревьев. По одному такому, скрутившему потолочную балку, ползет мокрица, вижу усики, лапки, каждый сегмент…

А действительно ли я оставался когда-нибудь в полной темноте? Я же типичный горожанин эпохи электричества, в наше время светятся даже подошвы кроссовок и кнопки на стиральной машине. В спальне глубокой ночью сквозь щели между шторами все равно проникает свет уличных фонарей и рекламного неона.

И все-таки скоро я ощутил, что здесь хорошо. Давно не чувствовал такого уюта. Плаваю в темноте, как младенец в материнской утробе, а синий сок омывает, расслабляет мышцы, питает силами. Я будто оказался дома.

И все же где я? Кто построил этот туннель и для чего?

Дошел до перекрестка. Коридор тянется дальше, но есть два поворота. И я, аки витязь на распутье, решаю, куда дальше … Да блин, какая разница, все равно понятия не имею, куда иду и что это вообще за место.

В итоге свернул налево. Такой же коридор, прохладный и сыроватый, но древесина чуть суше, под ногами уже привычный хруст керамзита. Мышь, завидев меня, юркнула в нору под стеной.

Вновь перекресток. Опять налево. Ребра из досок и брусьев мелькают и мелькают, этой глотке нет конца…

Оп!

Туннель резко стал шире, потолок – чуть выше, я оказался в зале протяженностью метров тридцать. В конце зала – ворота. Створки стережет толстый брус, спящий в железных скобах, наверное, не одно десятилетие. До ворот по земле растянулись затвердевшие следы гусениц и колес.

Похоже, здесь был гараж.

Я подошел к воротам, прошелся вдоль створок. Видимо, брус сросся со скобами, оторвать можно только вместе с проржавевшим металлом.

Я остановился.

В одной из досок – овальная дырка от сучка, оттуда торчат корешки.

Похоже, ворота с той стороны похоронены пластом земли. Я ткнул в дыру копьем, клинок ушел, я выдернул – и отвернулся, прошипев. Лапа нащупала в жилетке очки, пришлось надеть. Луч света с непривычки такой жгучий, будто на глаза брызнули солнечной плазмой…

«Солнце, за окном твой тезка».

«Кто?»

«Солнце!»

«А, ну да… Может, тезка спрячется за тучку? Хочу еще поспать».

«Десять утра!»

«И что? Задерни шторку».

«Дожили. Вообще-то бояться солнца – прерогатива моя».

«Ты меня боишься?»

«Конечно! Сожрешь меня, даже кости не прожуешь».

«Это я могу. Вот прям сейчас. Ныряй под одеяло…»

Я сгреб в пригоршню керамзит под ногами, заткнул щель.

Снял очки.

Господи, тьма! Как мало надо вампиру для счастья… Правда, сердце какое-то время колотилось взволнованно, тьма не желала превращаться в волшебную синеву, в которой я видел. Уж подумал, что луч света выжег мою новорожденную способность, но мрак начал-таки уступать знакомым синим линиям: вот шевелятся пальцы, под ногами керамзит, следы гусениц, вокруг – древесный скелет зала… Рядом ворота.

Что ж, убедился, что там выход на поверхность. Только выходить совсем не хочется. Зачем? Еда и вода пока есть, а это подземелье так и просит в безмолвном стоне: «Изучи!».

Я вернулся к перекрестку.

Позже царапал на стенах метки после каждого тупика. Вооружился золотым правилом лабиринта – идти по правой стороне. Рано или поздно придешь к выходу либо вернешься туда, откуда начал. Хорошо, что нет лестниц: сеть туннелей, похоже, находится на одной глубине… А еще на полу частенько попадаются гильзы. Я нашел среди камушков металлическую звездочку, эмблему Красной армии. А однажды под слоем мелких грибов обнаружилась фуражка со значком орла, такие, если не ошибаюсь, носили немецкие офицеры.

Коридоры похожи друг на друга как две капли, уже кажется, что брожу в этих катакомбах целую вечность. Но очередной туннель вывел-таки… не в коридор!

Помещение метров десять на десять. Четыре стены. В каждой – рот туннеля, из одного такого и вышел я. Интуиция подсказывает, что это сердце лабиринта. Отсюда он разветвляется во все стороны.

В центре массивная, около метра в ширину, квадратная колонна.

Вдоль стен построились нагромождения ящиков. Длинные, ребристые, в таких обычно хранится оружие и боеприпасы. Я открыл один – там песок. Роюсь в нем…

Морковь.

В соседнем ящике – картошка.

Я продолжил открывать ящики. И добрался до того, где оказались целые блоки из толстых жестяных шайб. Тушенка! Черт, настоящая армейская тушенка! Я потряс одну банку, там побулькало. На крышке вмятины-цифры. Мать моя, да это мясо времен Второй мировой!

Теперь с едой проблем не будет. Только вряд ли добро бесхозное. Я еще мог бы поверить, что тушенка пылится здесь с середины прошлого века. Но овощи…

Кажется, я залез в чужой дом.

Рядом с колонной висит язык веревочной лестницы, от потолка и до пола. На потолке выделяются контуры прямоугольника, чуть меньше квадратного метра. Приглядевшись, я заметил металлическую скобу ручки.

Похоже, этот люк ведет на свет. Не очень-то хочется вылезать из уютного мрака, он так благосклонен к глазам. Но нужно знать, где я.

На всякий пожарный подкормил каждый глаз парой капель из флакончика с лекарством, после чего усадил на переносицу очки. Рюкзак и копье пришлось оставить. Руки и ноги карабкаются по плавучим рейкам… Вылезать не буду. Приподниму крышку, гляну – и вниз.

Крышка выглядит громоздкой, как железобетонная плита. Но когда я толкнул вверх, та отзывчиво крякнула, я не ощутил сопротивления. Куда больше напряг свет. Вроде не яркий, но даже сквозь черные стекла жалит глазные нервы, вынуждая зрачки трусливо узиться. Будто я вылез из могилы, пролежав в гробу полвека.

«Видишь тот скверик? Я там когда-то первый раз в жизни увидела белочку».

«В смысле, перебрала с алкоголем?»

«Нет, с алкоголем я перебрала, как все нормальные люди, на выпускном. А тут была другая белочка. Пушистая, с хвостом. Я сидела на во-о-он тех качелях, а она была на крыше того теремка. Поздоровалась со мной».

«Кто? Белочка?»

«Ага».

«С чего ты взяла, солнце?»

«Ну, она так на меня смотрела, смотрела… Показалось, что кивнула. И ускакала на дерево».

Снаружи трава. Около крышки притоптана, но немного дальше зеленая стена камышей. В легкие ворвался свежий нагретый воздух, я слегка опьянел от резкой перемены газовой смеси в груди.

Трава высокая, мешает разглядеть что-либо за ней, я рискнул приподнять крышу выше.

Со всех сторон холмы, заросшие высоченными мачтовыми соснами. Я словно на дне гигантского котла.

Высоко на склоне привлекает внимание громадина величиной с грузовик, заросшая коврами зелени: мох, папоротник, кое-где даже мелкие елочки. Эта штука частично всажена в землю, как зуб в десну. Вглядываюсь в непонятную глыбу… Нет, не грузовик. Вместо колес – гусеницы, а наверху башенка, из которой тянется вперед и чуть вверх, как рука при нацистском приветствии, длинная труба.

Да это же танк!

Очевидно, железный монстр тут с войны, однако распознать, немецкая машина или наша, знаний не хватает, да и зарос дедушка зеленой бородищей, морду не разглядеть. Как он вообще сюда попал? Со всех сторон холмы да сосны! Наверное, рельеф тогда был иной. И вообще, на войне всякое бывает.

Есть у танка более странная деталь, чем он сам. На конце дула висит череп какого-то рогатого животного. То ли коровы, то ли быка. Скорее второе. Уж больно здоровый. Да и рога как копья.

Из кустов на холме выпорхнула крупная птица.

Крылья захлопали, но выше сосен пернатая тушка так и не взлетела. Щелчок, свист – и птица закувыркалась в падении. Рухнула рядом с танком. Крылья бьются в агонии, на перьях и траве множатся брызги крови.

Из птицы торчит стрела.

А из-за дерева с луком в кулаке вышла женщина. Нечто дремавшее внутри меня заворочалось. Черное платье, черные вьющиеся волосы… Издали похожа на ведьму, каких в темные века любили жечь на кострах старики в рясах.

Женщина вышла из тени деревьев на свет, сандалии полетели по кочкам. Она прыгала по склону с легкостью горной антилопы, волосы преследовали хвостатой клубящейся тучей дыма. Последним, самым длинным, как на Олимпийских играх, прыжком она возникла рядом с птицей, с упором на колено.

Лук на землю, кисти утонули в перьях. Крылья дернулись, и стрела оказалась в кулаке отдельно от птицы, а последняя затихла окончательно. Стрела легла в траву рядом с луком, а женщина разглядывает окровавленную ладонь…

Через какое-то время запрокинула голову, ее взгляд переместился на огромное, дремлющее под ковром зелени металлическое чудовище. Ладонь легла на проржавевшие детали гусениц, проскользнула по ним, оставляя кровавые мазки.

Подхватила птицу за горло, парой-тройкой прыжков взобралась на башню танка. Положила птицу и снова запустила руку в глубину перьев. Кисть вернулась, вымазанная кровью так, будто кулак побывал в банке с красной эмалью. После этого «ведьма» вскочила и, расправив руки как крылья, пробежалась по трубе танкового дула, как цирковая эквилибристка, добралась до конца и уселась промежностью на трубу рядом с бычьим черепом, подол платья скользнул вверх, на солнце засверкали бедра.

Я сглотнул.

Ведьма с любовью обмазывает череп быка кровью, в тесном вырезе платья толкаются груди, а я наблюдаю из-под крышки, сквозь зеленый частокол камышей, и томлюсь в мысли, что впервые за три недели вижу женщину. Ноздри непроизвольно втянули воздух, будто внутри проснулось нечто древнее, способное улавливать одинокие заблудшие молекулы, которые ветерок украдкой оторвал от женской кожи.

Ведьма наклонилась. Волосы и грудь повисли, мое дыхание замерло, я диафрагмой ощутил их тяжесть. Ее губы что-то прошептали и коснулись черепа меж рогов.

После женщина ловко вскочила, разворот, и сандалии повторили изящный танец по замшелой трубе, ведьма вернулась на башню, опустилась на колени рядом с птичьей тушкой. Ножны на поясе опустели, сверкнула сталь, ведьма расправила пернатую гармошку крыла и запустила клинок под самый его корень, плечо задвигалось туда-сюда, хруст сухожилий, суставов…

Я обратил внимание, что на поясе ведьмы, кроме ножен, кобура пистолета.

От птицы отделилось одно крыло, затем второе.

Все время, пока держал над головой крышку, та постепенно становилась все тяжелее, будто кто-то с той стороны подкладывал гирьки. Уже не могу игнорировать горячий свинец в мускулах, на лбу выступила испарина, хочется обратно во тьму…

По котлу холмов разлилось эхо металлического скрежета, ведьма подняла круглую крышку люка, и та ударилась о башню, грохот потонул в подушке растений. Ведьма взяла крыло в обе ладони, как на блюдо. Перья прошуршали о края люка, руки исчезли в глубине башни до плеч. Вернулись пустые. Таким же образом женщина опустила в недра танка второе крыло.

Крышка люка снова заскрипела.

– Я закрываю этот люк, – торжественно заговорила ведьма, – чтобы мог ты утолить голод. Смертные недостойны взирать на трапезу твою. Ешь, мой бог! Да снизойдет капля милости твоей… на верную жрицу.

Бах!

Крышка вернулась на стражу башни.

Ведьма стиснула в кулаке птичью шею, оказалась у подножия танка и стала быстро спускаться с холмов.

Я замешкался, чуть не свалился с лестницы, когда опускал крышку, мне показалось, она громыхнула так, что даже белки на соснах услышали. Но еще больше смутило, что я оказался в полной темноте. Совсем забыл, что после контакта со светом способность видеть во тьме не возвращается в ту же секунду.

Спускаться пришлось на ощупь. Меня хватило на пару ступенек – я спрыгнул, и подошвы ударились о пол, я присел. Пальцы нащупали лямку рюкзака. Я надел на спину, после чего нашел копье. Тьма не желает расступаться…

Над головой скрипуче загрохотало.

Сердце ушло в пятки. Я поймал момент, когда в подземелье хлынули первые порции света сквозь узенький квадратный контур, и нырнул в туннель перед собой, спрятался за широким бревном опорного столба у стены… Едва успел.

Крышка с грохотом ушла вверх, и контур света превратился в сплошной световой портал, свет льется как вода из душа. Пришлось отвернуться, надеть очки…

«Родной, заведем кота!»

«Зачем, солнце?»

«Будем гладить, тискать, брать в постель…»

«А меня тебе мало?»

«Ну пожа-а-алуйста! Давай не кота, а кошку, раз ты такой Отелло».

«Уже есть одна. Мурлычет тут…»

«Мяу!»

Я выглянул вновь.

Показались сандалии, закачался подол черной юбки, а затем в подземелье ловко, но без суеты спустилась женщина.

На вид не больше тридцати. Выше меня. Отряхнув черное платье, распрямила спину. Такая явно привыкла колоть дрова и таскать штангу коромысла с ведрами. Помесь ведьмы и русской бабы. Стыдно признать, но я, мужик, голыми руками ее вряд ли обезврежу.

Лук, стрела и добыча, очевидно, остались где-то наверху. У женщины при себе только ремень с кобурой. Почему-то я уверен, что пистолет того же времени, что и тушенка.

Перекинув волосы за плечи, «ведьма» приподняла складки юбки и под хруст керамзитовых камушков подошла к ящикам с овощами.

Заскрипела крышка, и вскоре в чаше ладоней появилось несколько картофелин.

– Так-то.

Спокойный, но полный довольства шепот эхом прошелся по лабиринту, и меня окатило волной мурашек, будто по голой спине провели теплой ладонью. Господи, как долго я не слышал женский голос!

Его обладательница вернулась под столп света на фоне центральной колонны, стала одну за другой кидать картофельные гранаты в люк над головой. Когда те закончились, пальцы сплелись с веревками лестницы, сандалия ступила на нижнюю перекладину.

В этой позе ведьма застыла секунд на десять. Все это время ее взгляд прикован куда-то к полу, я проследил линию этого взгляда…

О нет!

Фигура в черном платье уже подошла к коридору, из которого пришел я, присела на колено и разглядывает мои следы с кусочками лесной грязи. А я затаился в туннеле сбоку, слежу из-за столба. Щепотка моих пальцев, тем временем, потянула за шнурок, кулак с саперской осторожностью стаскивает обувь…

Женщина не двигается – лишь подняла голову, вглядывается в туннель перед ней. Но шкурой чую, ее тело напряглось, как у кошки. Ладонь легла на кобуру.

Берцы уже торчат отдельно от меня, аккуратно снимаю рюкзак. Но в момент, когда его дно опустилось на пол, камешек под ним предательски хрустнул. Моя голова успела отдернуться в тень столба, сердце чуть не выскочило!..

Я не успел увидеть, иначе уже гремели бы выстрелы, но уверен, она обернулась… и пристально смотрит в проем туннеля, за бревенчатым ребром которого прячусь я.

Вспыхнул звук расстегнувшейся металлической заклепки. Достала пистолет! И непременно заглянет сюда, непременно!

Мои пальцы подцепили с пола камешек.

Не сработает. Слишком много света, она увидит, как он летит. Не делай этого, придурок, не делай!..

Я кинул камень в противоположную часть подвала.

Далекий перестук смешался с шелестом платья и резким вдохом… Боже, скажи, что она развернулась! Вжимаюсь в стену, точно тень.

Очень хочется побежать в спасительный мрак туннеля, но она услышит, начнет стрелять. А поперечное пространство коридора ограничено, по мне будет легко попасть, даже если она будет палить вслепую.

Дуло!

Оно показалось из-за края проема. Далеко. Направлено в туннель, который против моего. Спасибо, Господи! Женщина, держа пистолет на вытянутой, крадется под купол света, вижу ее спину.

Продолжая двигаться к туннелю, в который целится, женщина скрылась за колонной.

Сейчас или никогда!

Я отлип от стены, не дышу, ладонь нащупала древко копья. Передо мной блеснул клинок ножа-наконечника.

Сандалии женщины заставляют керамзит на земле хрустеть, и это помогает мне маскировать собственные шаги. Босые ноги ступают туда, где камушков почти нет. Адреналин распирает, уже не чувствую тело. Стекла очков запотели… А сердце долбит в ребра, и кажется, что она это слышит!

Я обошел колонну. Сбоку лестница и свет с потолка, без очков я бы с непривычки ослеп… Передо мной вновь спина, укрытая плащом волос, колебания юбки… и пистолет, ищущий меня.

А у меня лишь копье в замахе. Метатель я дерьмовый, но просто подбежать и ткнуть не успею, выстрел грянет раньше.

Обернется. Сейчас обернется!.. Света же обернулась. Когда крался к ней с ножом, она тоже была ко мне спиной. А я, как и сейчас, был в носках, под ступнями не было камней – лишь мягкий ковер. Но она все равно обернулась. Хотя пыхтел я громко… будто специально внушал: «Обернись, обернись!»