Край Основания [Академия на краю гибели]

– Что вы хотите знать?

Кодил нажал кнопку на столе и сказал:

– Мои вопросы и ваши ответы записываются на видеоаппаратуру. Я не хочу никаких самопроизвольных высказываний от вас, или чего-то безответственного. Я уверен, что вы это понимаете.

– Я понимаю, что вы хотите записывать только то, что вам нравится, – презрительно сказал Тревиз.

– Верно, но вы снова заблуждаетесь. Я не стану искажать ничего из того, что вы скажете, я запишу или не запишу, вот и все. Но вы будете знать, что я не записываю, и не станете тратить свое и мое время.

– Посмотрим…

– У нас есть все основания думать, советник Тревиз, – налет официальности в голосе Кодила показывал, что он записывает, – что вы утверждали открыто и неоднократно, о своем неверии в существование плана Селдона.

Тревиз медленно ответил:

– Если я утверждал это «открыто и неоднократно», то чего же вам еще надо?

– Давайте не будем тратить время на увертки, советник. Вы знаете, что я хочу откровенного признания, сделанного вашим собственным голосом, со свойственными ему оттенками, при условии, что вы полностью владеете собой.

– Потому, как я полагаю, что использование какого-нибудь гипно-эффекта, химического или иного, изменяет оттенок голоса.

– Причем, очень заметно.

– И вы боитесь продемонстрировать, что пользовались незаконными методами при допросе советника? Что ж, за это вас трудно осуждать.

– Рад, что вы поняли меня, советник. В таком случае, продолжим. Вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование плана Селдона. Вы признаете это?

Тревиз медленно, тщательно подбирая слова, произнес:

– Я не верю, что так называемый план Селдона имеет то значение, какое ему придается.

– Неопределенное утверждение. Вы собираетесь развивать вашу мысль?

– Принято считать, что Хари Селдон, пятьсот лет назад воспользовавшись математической наукой психоисторией, разработал в мельчайших деталях курс человеческих событий, и что мы должны следовать начертанному курсу, чтобы пройти путь от Первой Галактической Империи ко Второй по линии максимальной вероятности, я считаю наивной. А я утверждаю, что такого не может быть.

– Не означает ли это, что, по вашему мнению, Хари Селдон никогда не существовал?

– Отнюдь нет. Конечно, он существовал.

– Или, что он никогда не развивал науку психоисторию?

– Нет, я, конечно, не имел в виду ничего подобного. Видите ли, директор, я объяснил бы это Совету, если бы мне позволили, и я объясню вам. Истина, которую я собираюсь высказать, так очевидна…

Директор Службы Безопасности спокойно и демонстративно выключил записывающий аппарат.

Тревиз замолчал и нахмурился.

– Зачем вы это сделали?

– Вы тратите мое время, советник. Я не просил вас произносить речей.

– Вы просили меня объяснить мою точку зрения, разве нет?

– Не совсем так. Я просил вас отвечать на вопросы – просто, прямо и честно. Отвечать на вопросы и ничего не добавлять, не говорить о том, что я не спрашиваю. Поступайте так, и наша беседа не займет много времени.

– Вы хотите сказать, что намерены вытянуть из меня то, что подкрепит официальную версию обвинения?

– Мы просим вас только сделать правдивое заявление, и, уверяю вас, мы ничего не исказим в нем. Разрешите мне попытаться снова. Мы говорим насчет Хари Селдона. – Записывающий аппарат пришел в действие, и Кодил спокойно повторил:

– И он никогда не развивал науку психоисторию?

– Конечно, он развивал науку, которую он называл психоисторией, – сказал Тревиз, уже не скрывая нетерпения и раздраженно жестикулируя.

– Которую вы определяете – как?

– О, Галактика! Ее обычно определяют как отрасль математики, которая имеет дело с общими реакциями большой группы человеческих существ на данный стимул в данных обстоятельствах. Иными словами, она предположительно предсказывает социальные и исторические перемены.

– Вы говорите «предположительно». Вы заключаете это с точки зрения математической экспертизы?

– Нет, – ответил Тревиз, – я не психоисторик. Ни один член правительства Основания, ни один гражданин Терминуса, ни один…

Рука Кодила поднялась. Он мягко сказал:

– Советник, прошу вас!

Тревиз замолчал.

– Есть ли у вас основания, – сказал Кодил, – предполагать, что Хари Селдон не сделал необходимого анализа, при оценке минимально необходимого временного разрыва между Первой Империей и Второй?

– Меня там не было, – съехидничал Тревиз. – Откуда мне знать?

– Вы убеждены, что он этого не делал?

– Нет.

– Может быть, вы отрицаете, что голографическое изображение Селдона, которое появляется при каждом кризисе в течение почти пятисот лет, в действительности изображение самого Селдона, сделанное в последний год его жизни, незадолго до организации Основания?

– Предполагаю, что не могу отрицать этого.

– Вы «предполагаете»? Не хотите ли вы сказать, что это обман, мистификация, придуманная кем-то в прошлом для какой-то цели?

Тревиз вздохнул.

– Нет, я не утверждаю этого.

– Утверждаете ли вы, что сообщения, которые дает Хари Селдон, вообще подтасованы?

– Нет. Не имею основания думать, что такая подтасовка возможна или нужна.

– Понятно. Вы были свидетелем самого последнего появления Селдона. Нашли ли вы, что его анализ, сделанный пятьсот лет назад, не согласуется с сегодняшними реальными условиями?

– Наоборот! – воскликнул Тревиз с неожиданным ликованием. – Он очень точно согласуется.

Кодил, казалось, безразлично отнесся к эмоциям Тревиза.

– Однако, советник, после появления Селдона вы, все-таки, продолжаете считать, что план Селдона не существует.

– Конечно, считаю. Он не существует как раз потому, что анализ отлично сходится.

Кодил выключил запись.

– Советник, – сказал он, покачав головой, – вы заставляете меня стирать запись. Я спросил вас, поддерживаете ли вы еще свою странную уверенность, а вы начали выдавать мне причины. Позвольте мне повторить свой вопрос: однако, советник, после появления Селдона вы, все-таки, считаете, что план Селдона не существует?

– Откуда вы это знаете? Ни у кого не было возможности переговорить с моим другом-доносчиком Кампером после появления Селдона.

– Допустим, мы угадали, советник. Допустим, вы уже ответили: «Конечно, считаю». Если вы скажете это еще раз, но без дополнительной информации, мы сможем на том закончить.

– Конечно, считаю, – иронически сказал Тревиз.

– Хорошо, – сказал Кодил, – я выберу из этих «конечно, считаю» то, которое звучит более естественно. Благодарю вас, советник.

И записывающий аппарат снова был выключен.

– Все? – спросил Тревиз.

– Да. То что мне нужно.

– Совершенно ясно, что вам нужен набор вопросов и ответов, которые вы можете представить Терминусу и всей Федерации и показать, что я полностью принимаю легенду о плане Селдона. Так что любое отрицание этого, сделанное позднее, будет выглядеть донкихотством или полным безумием.

– Или даже изменой в глазах возбужденной массы, которая считает план главным спасением Основания. Возможно, не будет необходимости опубликовывать это, советник Тревиз, если мы придем к некоторому взаимопониманию; в противном случае, мы позаботимся, чтобы об этом услышала вся Федерация.

– Неужели вы настолько глупы, сэр, – хмуро сказал Тревиз, – что совершенно не интересуетесь тем, что я на самом деле хочу сказать?

– Как человеческое существо я заинтересован, и в свободное время с интересом выслушал бы вас, правда, с некоторой долей скептицизма. Как директор Службы Безопасности я уже имею в настоящее время именно то, что хотел.

– Надеюсь, вы понимаете, что это плохо обернется и для вас, и для мэра?

– Как ни странно, но я придерживаюсь иного мнения. А теперь вы можете идти. Под стражей, конечно.

– Куда меня отведут?

Кодил проигнорировал этот вопрос.

– До свидания, советник. Вы не очень-то сотрудничали, но надеяться на обратное было бы легкомысленно. – И он протянул руку.

Тревиз встал, делая вид, что не замечает протянутой руки, разгладил морщинки на поясе и сказал:

– Вы только оттягиваете неизбежное. Другие, наверное, думают также как и я, или будут так думать позднее. Посадите ли вы меня в тюрьму или убьете – это вызовет удивление и, возможно, ускорит появление подобных мыслей. В конце концов, истина и я восторжествуем.

Кодил опустил руку и медленно покачал головой.

– В сущности, Тревиз, – сказал он, – вы дурак.

Около полуночи два стража пришли вывести Тревиза из роскошной – он должен был признать это – штаб-квартиры Службы Безопасности. Роскошной, но закрытой. Тюремная камера, иначе не назовешь.

Тревиз провел в заточении четыре часа, без устали расхаживая по комнате. Горькие сомнения не покидали его.

Почему он доверял Камперу?

А почему нет? Он, казалось, явно был согласен. Нет, не то… Почти поддался уговорам. Нет, и это не то… Он казался таким тупым, легко поддающимся влиянию, ему так явно не хватало сообразительности и самостоятельности мышления, что Тревиз радовался случаю воспользоваться им как удобной звуковой панелью. Кампер помогал Тревизу улучшать и оттачивать мысль. Он был полезен, и Тревиз доверял ему просто потому, что это было удобно.

Но теперь бессмысленно гадать, как он мог не разгадать Кампера. Надо было следовать единственно верному правилу: не доверять никому.

Но может ли человек прожить жизнь, никому не веря?

Очевидно, этому необходимо научиться.

И кто бы мог подумать, что у Бранно хватит нахальства выкинуть советника из Совета и что никто из других членов не вступится за него? Пусть они никак не соглашались с ним, пусть они были готовы отдать свою кровь, всю до последней капли, за права Бранно, но, все-таки, в принципе они должны были возражать против такого насилия над их прерогативами. Бронзовая Бранно, как ее иногда называли, действовала, с железной решимостью…

Если только она сама не была уже в тисках..

Нет! Этот путь ведет к паранойе!

И все-таки…

Когда подошли стражники, голова его шла кругом.

– Пойдемте с нами, советник, – сказал старший с равнодушной серьезностью (знаки различия указывали, что он лейтенант).

У военного был небольшой шрам на правой щеке. Выглядел он усталым, словно работал очень долго и безрезультатно – таким и должен быть солдат, когда народ уже больше ста лет живет в мире.

Тревиз не шевельнулся.

– Ваше имя, лейтенант.

– Лейтенант Ивандер Сапилор, сэр.

– Вы понимаете, что нарушаете закон, лейтенант Сапилор? Вы не можете арестовать советника.

– У нас прямой приказ, сэр.

– Неважно. Вам не могут приказать арестовать советника. Вы должны понимать, что в результате попадете под трибунал.

– Но вы не арестованы, советник.

– Выходит, я могу отказаться, так?

– Нам приказано проводить вас до дома.

– Я знаю дорогу.

– И защищать вас по дороге.

– От чего? От кого?

– От толпы, которая может собраться.

– Посреди ночи?

– Поэтому-то мы и ждали полуночи, сэр. А теперь, сэр, ради вашей безопасности мы просим вас следовать за нами. Ставлю вас в известность – не для угрозы, а для информации – что нам приказано применить силу, если понадобится.

Тревиз помнил о нейрохлыстах, и неторопливо, сохраняя достоинство поднялся.

– Ну что ж, пошли к моему дому. А вдруг я обнаружу, что вы ведете меня в тюрьму?

– Нам не приказывали лгать вам, сэр! – гордо возразил лейтенант.

Тревиз начал понимать, что перед ним профессионал, который требует исполнения прямого приказа. Если бы он лгал, выражение лица выдало бы его.

– Прошу простить меня, лейтенант, – сказал Тревиз. – Я не хотел сказать, что сомневаюсь в ваших словах.

Снаружи их ожидал наземный кар. Улица была пустынна, не было ни одного человека, не то что толпы – но лейтенант был искренен. Он не говорил, что снаружи толпа, он упомянул о толпе, которая может собраться. Только «может».

Лейтенант позаботился, чтобы Тревиз находился между ним и машиной, так что советник не мог отступить или убежать. Лейтенант вошел в салон следом за Тревизом и сел на заднее сиденье рядом с ним.

Кар двинулся.

Тревиз поинтересовался:

– Дома, я, вероятно, смогу заниматься своими делами и смогу тут же уйти, если захочу?

– У нас нет приказа мешать вам, советник, но нам предписано защищать вас.

– Что это означает?

– Мне приказано сказать вам, сэр, что, прибыв домой, вы не сможете уйти. Улицы небезопасны для вас, а я отвечаю за вас.

– Вы хотите сказать, что я нахожусь под домашним арестом?

– Я не юрист, советник. Я не знаю, что это означает.

Он смотрел прямо перед собой, но его локоть касался бока Тревиза. Тот не мог шевельнуться так, чтобы лейтенант не почувствовал этого.

Кар остановился у домика Тревиза в предместье Фликснера. Фловел устала от беспорядочной жизни, к какой принуждало Тревиза членство в Совете – так что он надеялся, что его никто не ждет.

– Теперь я могу идти? – спросил он.

– Я войду первым, советник. Мы проводим вас в дом.

– Для моей безопасности?

– Да, сэр.

За входной дверью оказались еще двое часовых. Ночь была светлая, но в окнах были матовые стекла, и снаружи ничего нельзя было разглядеть.

Тревиз было возмутился этим вторжением, но затем махнул рукой. Если даже в самом зале Совета он не нашел защиты, значит рассчитывать не на что.

– Сколько же вас тут у меня? Целый полк?

– Нет, советник, – сказал твердый голос. – Кроме тех. кого вы видите, есть только еще одна особа. И я жду вас достаточно долго. – В дверях гостиной стояла Харла Бранно, мэр Терминуса. – Вам не кажется что нам пора поговорить?

– Все это пустая болтовня…

Но Бранно перебила его низким властным голосом:

– Спокойно, советник. А вы, четверо, можете идти. Идите! Здесь все будет в порядке.

Четверо стражников откозыряли и повернулись на каблуках. Тревиз и Бранно остались одни.

МЭР Бранно ожидала уже около часа, устало размышляя. Строго говоря, они преступно вломились сюда. Более того, они совершенно неконституционно попирали права советника. По букве закона двухсотлетней давности – времен Индбура и Мула – она была виновной.

Именно в этот день, в эти двадцать четыре часа она не имела права на ошибку.

Бранно нервничала.

Первые два столетия считались золотым веком Основания, героической эрой – по крайней мере, в ретроспективе. Сальвор Хардин и Хобер Мэллоу были великими героями, обожествленными до такой степени, что соперничали с самим несравненным Хари Селдоном. Эти три человека составляли треножник, на котором покоилась вся легенда (и даже история) Основания.

В те времена Основание было ничтожным мирком с хилой властью над четырьмя королевствами и туманным представлением о протяженности, над которой план Селдона простер защищающую руку, оберегая от остатков мощной Галактической Империи.

И чем больше росла сила Основания как политической и коммерческой организации, тем менее значительными выглядели его правители и воины. Латан Девере был почти забыт. Если о нем и вспоминали, то лишь в связи с его трагической гибелью на рудниках, а не его успешную борьбу с Бель Риозом, успешную, но бесполезную.

Что же касается самого Бель Риоза, благороднейшего из противников Основания, то он тоже был забыт, заслоненный Мулом, который оказался единственным из врагов, сумевшим подорвать план Селдона, покорившим Основание и правившим им. Он был единственным великим врагом – и, собственно говоря, последним из Великих.

Мало кто помнил, что Мул был побежден, в сущности, одной особой – женщиной по имени Бейта Дарелл, и что она одержала свою победу без чьей-либо помощи и поддержки. Также было почти забыто и то, что ее сын и внучка, Торан и Аркадия Дарелл, погубили Второе Основание, оставив Основание – Первое Основание – главным и единственным.

В более поздние времена героических фигур уже не было. Герои усохли до размера обычных смертных. Даже Аркадия, составившая биографию своей бабушки, придала ее образу скорее романтические черты.

Позже не стало ни героев, ни романтических фигур. Калганская война, ставшая последним актом насилия в истории Основания, по существу, была небольшим конфликтом. Почти два столетия длился мир. Сто двадцать лет, на протяжении которых самым значительным происшествием становилась поломка корабля.

Это был добрый мир – чего Бранно не отрицала – выгодный мир.

Основание не организовало Вторую Империю – прошла всего лишь половина отмеренного Селдоном срока, – но оно как Основание Федерации крепко держало экономику на одной трети политически раздробленной Галактики и оказывало решающее влияние даже там, где не управляло. Мало было мест, где слова: «Я – с Основания» не встречали бы с почтением. Среди миллионов обитаемых миров не было никого выше рангом, чем мэр Терминуса.

Это все еще был титул. И хоть унаследован он был пятьсот лет назад от лидера единственного маленького и почти незаметного городка на одинокой планете в дальнем конце цивилизации, никто и не помышлял изменить его.

Только полностью забытый титул Императорского Величества мог соперничать с ним в смысле благоговения.

Но лишь на самом Терминусе власть мэра тщательно ограничивалась. Память об Индбурах еще сохранилась. Народ не мог забыть не столько их тиранию, сколько тот факт, что они прозевали Мула.

Здесь она, Харла Бранно, была самым сильным правителем после смерти Мула и всего пятой женщиной среди них.

Сейчас только она способна открыто пользоваться своей силой.

Она боролась за свою правоту с яростной оппозицией тех, кто мечтал о престиже Внутренней Галактики и об ареоле Императорской власти – и победила.

– Не сейчас! – говорила она. – Не сейчас! Слишком рано замыкаться, мы погибнем.

Появился Селдон и поддержал ее почти теми же словами. В глазах всего Основания это сделало ее на время равной по мудрости Селдону. Однако она знала, что рано или поздно все позабудут об этом.

И вдруг юнец посмел бросить ей вызов как раз в этот знаменательный день.

И он посмел быть правым!

Это было опасно. Он был прав! И его правота, могла разрушить Основание!

Сейчас они – один на одни.

Она печально упрекнула:

– Неужели вы не могли придти ко мне частным образом? Надо ли было выкрикивать все это в зале Совета в идиотском желании сделать из меня дуру? Что вы натворили, безмозглый мальчишка?

Тревиз почувствовал, что краснеет, и постарался обуздать злость. Мэр была пожилой женщиной, ей, кажется, было шестьдесят три года, и он не отважился на резкий спор, не решился повысить голос, на человека вдвое старше себя. К тому же, она была искушена в политической полемике и знала, что если с самого начала вывести противника из равновесия, сражение будет наполовину выиграно. Правда, такая тактика была эффективна только на публике, а здесь не было никого, перед кем человека можно было бы унизить.

Они были наедине.

Поэтому он игнорировал укор и постарался бесстрастно наблюдать. Она была старухой, носящей одежду бесполых фасонов, распространенную два поколения назад. Одеяние не украшало ее. Мэр, лидер Галактики – если там мог быть лидер – была просто старухой, которая легко могла бы сойти и за старика, если бы ее желто-серые волосы не были туго стянуты сзади, а лежали бы свободно в традиционно мужском стиле.

Тревиз подкупающе улыбнулся. Хотя старший противник бросил эпитет «мальчишка» как оскорбление, именно этот «мальчишка» имел преимущество юности и правильных взглядов и полностью сознавал и то, и другое. Он ответил:

– Верно. Мне тридцать два, и, следовательно, меня можно назвать мальчишкой. И я советник, следовательно, по должности безмозглый. Первое неизбежно, насчет второго – могу только пожалеть.

– Вы понимаете, что делаете? Вы стоите и пытаетесь острить. Сядьте. Включите свой мозг, если можете, и отвечайте мне разумно.

– Я знаю, что делаю. Я говорю правду, как я ее понимаю.

– Вы пытались бросить мне вызов в такой день! Как раз в тот день, когда мой престиж был настолько высок, что я смогла выгнать вас из зала Совета и арестовать, и никто не посмел даже пикнуть.

– Совет переведет дух и будет протестовать. Может быть, уже протестует. И он выслушает меня хотя бы из-за того, что меня подвергли преследованию.

– Никто вас не станет выслушивать, потому что если вы будете продолжать в том же духе, я буду продолжать обращаться с вами как с изменником, и закон полностью поддержит меня.

– Я все равно буду пытаться. Выступлю на суде.

– На это и не рассчитывайте. Чрезвычайные полномочия мэра огромны, хотя и редко применяются.

– На каком основании вы заявите о чрезвычайности?

– Основание я придумаю. Я достаточно изобретательна и не боюсь политического риска. Не торопите меня, молодой человек. Либо мы придем к соглашению немедленно, либо вы никогда не получите свободы. Вы рискуете провести оставшуюся жизнь в тюрьме! Я вам это гарантирую.

Они смотрели друг другу в глаза.

– Какого рода соглашение? – спросил Тревиз.

– А! Вы заинтересовались, тем лучше. Тогда возможен диалог. Изложите свою точку зрения.

– Вы ее хорошо знаете. Вы собрали всю грязь вместе с советником Кампером, ведь так?

– Я хочу услышать от вас!

– Прекрасно, если вы этого хотите, мадам мэр, – он чуть не сказал «старуха». – Слова Селдона слишком правильны, до невозможности правильны более пятисот лет. Если я не ошибаюсь, Селдон появляется в восьмой раз. И, по крайней мере, в одном случае, во времена Индбура III, то, что сказал Селдон, совершенно не совпало с реальностью, но это было во времена Мула, не так ли? А затем, во всех остальных случаях, он был прав, как и сейчас? – Тревиз позволил себе слегка улыбнуться. – Еще никогда, мадам мэр, насколько можно судить по записям прошлого, Селдон не описывал ситуацию настолько точно во всех деталях.

– Вы намекаете, – сказала Бранно, – что появление голографического изображения Селдона подделано; выступление Селдона подготовлено нашими современниками, например, мной, а роль Селдона играл актер?

– Все может быть, мадам мэр, но я не это имел в виду. Истина куда хуже. Я уверен, что мы видели изображение самого Селдона и что описание настоящего момента истории подготовлено им пятьсот лет назад. Я долго разговаривал с вашим человеком, Кодилом, он заботливо провел меня через шараду, в которой я, похоже, поддержал суеверия бездумных Основателей.

– Да, запись была использована, и будет использоваться еще, если понадобится, для того, чтобы Основание видело, что вы, в сущности, никогда не были в оппозиции. Тревиз развел руками.

– Но я в оппозиции. Плана Селдона нет в том смысле, в каком мы в него верим, и его не было, вероятно, уже два столетия назад. То, что мы видели в Капсуле Времени двенадцать часов назад, подтвердило мои подозрения.

– Потому что Селдон был слишком точен?

– Именно. Не улыбайтесь. Это последнее доказательство.

– Я не улыбаюсь, как видите. Продолжайте.

– Возможна ли такая непогрешимость? Двести лет назад его анализ происходящего был полностью ошибочен. Через триста лет после создания Основания Селдон промахнулся. Полностью!

– Советник, вы сами признали несколько минут назад, что в этом виновен Мул – мутант, обладавший невероятной властью мысли, он просто не мог быть учтен в плане.

– Однако он существовал – учтенный или нет. План Селдона сошел с рельсов. Мул правил недолго и не оставил наследника. Основание снова обрело независимость, но как? Каким образом план Селдона смог снова вернуться на прежний путь, в то время как его ткань была так непоправимо изорвана?

Бранно выглядела угрюмой и крепко сжимала руки.

– Вы знаете ответ. Мы – одно из двух Оснований. Вы читали книги по истории?

– Я читал Аркадию – биографию ее бабушки – это же обязательное чтение в школе, и я читал ее романы. Я читал официальную историю Мула и времени после него. Позволено ли мне сомневаться в ней?

– В каком смысле?

– Официально мы, Первое Основание, развивали физические науки. Мы действовали открыто, наше историческое развитие – знали мы об этом или нет – следовало плану Селдона. Однако было еще и Второе Основание, развивавшее науки психологические, включая психоисторию. А его существование было тайной даже для нас. Второе Основание занималось регулировкой течения галактической истории, если та сворачивала с тропы, начертанной планом.

– Вы, опять-таки, ответили сами, – сказала мэр. – Бейта Дарелл победила Мула, возможно, под влиянием Второго Основания, хотя ее внучка уверяла, что это не так. Однако Второе Основание приложило не мало усилий для того, что бы после смерти Мула галактическая история вернулась в русло плана. Это, бесспорно, удалось!

– Мадам мэр, если верить Аркадии Дарелл, ясно, что Второе Основание, пытаясь выправить галактическую историю, подорвало всю схему Селдона, поскольку в своих попытках оно разрушило собственную секретность. Мы, Первое Основание, поняли, что наше зеркальное отражение – Второе Основание – существует, и мы не могли жить с сознанием, что нами управляют. Мы старались найти Второе Основание и уничтожить его.