Если бы мы жили в семидесятые, то мы вполне могли бы стать героями хорошего кино. Но так как в две тысячи десятых алкоголики и распиздяи больше не лирические герои, а хорошее кино никто не снимает, нам суждено остаться никем.
– А почему, ты думаешь, младенцы плачут после рождения? Они понимают, что их наебали, – заключает Майкл.
– Моя мама говорит, что я улыбался, когда родился.
– Значит, ты был долбоебом уже при рождении.
– За это стоит выпить.
Мы чокаемся нашими пивными кружками.
– Извините, – я слышу голос с ирландским акцентом, обращающийся к нам. Что мне очень нравится в этом городе, так это его многонациональность. Я больше чем уверен, что коренные жители ненавидят нас, и их сложно в этом винить.
Я оборачиваюсь и вижу высокого рыжеволосого парня, пьяного вдрызг.
– Да? – Майкл смотрит на него.
– Могу ли я потревожить ваш покой этой замечательной ночью? – еле выговаривает он.
– Ночь действительно замечательная, – соглашаюсь я.
Ирландец шатается в ожидании нашего позволения быть потревоженными.
– Что вас интересует? – спрашивает Майкл, которому ситуация доставляет так же, как мне.
– А вы случаем не немцы?
– Нет, я – американец, а эта пьяная рожа – русский.
– Я благодарю вас, господа, за ваш ответ. Могу ли я набраться наглости и продолжить наш разговор?
– Без сомнения, – Майкл копирует его стиль общения.
– А вы не знаете, есть ли в этом великолепном заведении немец?
– К моему глубочайшему сожалению, я не смогу предоставить исчерпывающий ответ на ваш вопрос. Но позвольте мне тоже задать вопрос вам?
– К вашим услугам.
– А для чего вам немцы?
– Вон те джентльмены и я, – он показывает на группу ирландских парней (человек шесть, все пьяные в хлам), стоящих в стороне и с нетерпением наблюдающих за нашим разговором, – выпили немного и хотели бы начистить жопы немецким свиньям.
О, смена стиля! Интересно.
– А почему немецким? – это единственное, что смущает Майкла во всей логической цепочке действий ирландцев.
– Ну как? – недоумевает ирландец. – Мы же против них воевали.
– И правда. Как американский еврей, я не могу не воспользоваться такой ситуацией. Вы не возражаете, если мы к вам присоединимся на вашем квесте? Я знаю место, где они постоянно зависают, – говорит Майкл. – Устроим им новую Нормандию!
Улыбка еле помещается на лице ирландца.
– Русские не высаживались в Нормандии, – говорю я, допивая свое пиво.
– Ты не с нами? – спрашивает меня Майкл.
– С чего это?
– Ну ты вот сейчас сказал.
– Я просто хотел напомнить тебе, насколько ты невежественен.
– Я – американец, мне можно.
– Ну так что? – ирландец не может устоять на месте от предвкушения предстоящих событий.
– По пиву и в путь? – предлагаю я.
Мы идем к толпе ирландцев. Наш новый друг объясняет своим друзьям план. Нас угощают пивом, и мы отправляемся в путь.
Кстати, я считаю важным упомянуть, что я каких бы то ни было ксенофобских чувств ни к немцам, ни к кому-то еще не испытываю. Просто сегодня суббота.
Я не знаю, откуда Майкл знает это место, но тут действительно полно немцев. Даже флаг немецкий висит над барной стойкой. Мы в явном меньшинстве.
Прямо с порога ирландцы заряжают какую-то песню, слова которой я разобрать не могу из-за нескладности пения и нетрезвости исполнителей. Майкл издает какие-то нечленораздельные звуки, пытаясь попасть в ритм исполнителей.
Реакция немцев такая же, как у меня.
Я смотрю вокруг. Публика явно не из тех, что дерется в барах.
Мой взгляд цепляет длинные черные волосы, белую кожу и нежные черты лица.
Девушка сидит у барной стойки и записывает на телефон балаган, частью которого я являюсь.
Я откалываюсь от группы и подхожу к ней.
– Извините, вы говорите на английском? – я обращаюсь к ней.
– Конечно, – она отводит свой телефон в сторону.
– Тут такое дело… Это группа молодых людей настроена достаточно агрессивно и планирует устроить драку. Я бы посоветовал вам уйти отсюда.
– Как здорово!
– То есть?
– Ну как же? Я никогда не видела драку в баре! А вы разве не часть этой группы?
