Дверь открывается. На пороге – Маша. Маша – очень милая и симпатичная девушка из бухгалтерии. Немного моложе меня. Непонятно почему она решила влюбиться в меня чистой и непорочной девичьей любовью. Но, так как я не до конца еще пропил свою совесть, я не могу воспользоваться ситуацией. Я ей честно сказал, что она достойна лучшего, чем я. И, применив женскую логику, она решила еще сильнее влюбиться в меня. Иди разберись тут.
– Ты готов к презентации? – спрашивает она своим тонким и мягким голосом.
– Готовлюсь, – я показываю на пустой стакан.
Она недовольно качает головой.
– Зачем ты разрушаешь себя?
– Маша, я не хочу грубить тебе, но, пожалуйста, оставь меня в покое.
Она подходит ко мне.
– Я беспокоюсь о тебе.
– Маша…
– Я не понимаю… Неужели… Как ты можешь так жить?
– Очень просто. Я – животное.
– Мой бывший муж – животное. А ты – умный и добрый.
– Ты была жената? Я не знал.
– Замужем.
– Я все время путаю.
– Ошибка молодости.
– Он – ошибка молодости, а я – ошибка эволюции.
– Почему ты ненавидишь себя?
– С чего ты взяла, что я ненавижу себя?
– А зачем еще ты бы разрушаешь себя?
– Эх, Мария!
– С твоим умом и талантом ты бы мог построить головокружительную карьеру.
– Ну как я могу объяснить тебе, такой правильной и рассудительной, что карьера – это пустой звук для меня? Меня абсолютно не трогают мирские ценности.
– Ну особой религиозности я в тебе тоже не заметила.
Я смотрю на нее. Ее доброе сердце не проклято осознанием ничтожности и тленности всех существующих систем миросознания.
– У религии нет монополии на духовность. И я ищу себя не в чьих-то учениях, а в самом себе, – иногда от безысходности мне просто хочется сказать вслух свою правду, несмотря на осознание того, что эта правда не будет понята реципиентом. Сейчас один из таких моментов.
Маша смотрит на меня непонимающим, но любящим взглядом.
Почему инквизиция больше не жжет еретиков? Я бы смотрелся очень гармонично на костре и не вносил бы смуту в души Маш.
– Давай я прогоню тебя по цифрам еще раз, – Маша решает вернуться в зону комфорта.
– А давай! – я наполняю свой стакан и предлагаю ей выпить тоже. Она категорически качает головой. Будучи слабым ничтожеством, не обделенным интеллектом, я понимаю, что это причиняет ей боль, и я в порыве безысходности своего духовного одиночества хочу заполнять внутреннюю пустоту этой болью. Надо будет завести петицию на change.org с призывом вернуть инквизиционные костры.
К началу презентации я уже пьян и, качаясь, иду в переговорную, где меня ждут все остальные. Маша идет рядом со мной и пытается как-то меня поддерживать. Бедная девочка.
Но, будучи бывалым алкоголиком, я знаю, как держать себя в руках. Я тут читал про одного актера, который все время был пьяным вдрызг на съемочной площадке, но, как только начинались съемки, он входил в образ и все следы интоксикации пропадали. Сразу после команды «Стоп!» он падал на пол.
Так вот, там за дверью спектакль под названием «Нас действительно ебет положение нашей компании». И я, будучи главой филиала, – главный герой этого спектакля.
Маша смотрит на меня:
– Давай скажем, что ты себя плохо чувствуешь?
– Маша, врать не хорошо.
– Если шеф увидит тебя в таком виде, он тебя уволит.
– К сожалению, Петр Александрович, добрая душа, никогда меня не уволит.
– Ты – пьян.
– Ты не видела меня пьяным.
Я подмигиваю ей, толкаю дверь и захожу в переговорную.
Команда «Мотор!» дана. А значит, время надеть маску и играть.
Я улыбаюсь собравшимся с порога.
Они прекращают свои сплетни и садятся на свои места.
– Доброго всем дня, – говорю я, оглядываясь на всех этих крыс.
Я сажусь за стол и открываю свой компьютер.
Наш практикант настраивает видеоконференцию с Москвой.
– Добрый день, Петр Александрович! – я широко улыбаюсь огромному интеллигентному выбритому лицу в очках и с седыми волосами на экране проектора.
– Здравствуй! Как ты? – он обращается ко мне, игнорируя остальных.
– Великолепно. Как погода в Москве?
