Мое безумие

© Бушуев А., перевод на русский язык, 2021

© Бушуева Т., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог

Уэсли

Октябрь 2014 года

Любовь хранит так много секретов.

Как она нагрянет.

Когда нападет.

Где это будет.

Мы ее игрушки, мы бродим по этому миру, не зная, что в любой момент она нанесет удар.

Даже не пытайтесь подготовиться к нему. Боретесь вы с ней или идете в ее объятья добровольно, любовь опутает вас, и когда это произойдет, вы больше никогда не будете свободны.

Я посмотрел на вентилятор, лопасти которого медленно вращались надо мной. Пора собираться на работу. Я это знал. Но мой разум упорно отправлял меня в путешествие по дороге памяти. Я отказываюсь погружаться в прошлое, отказываюсь обернуться назад, хотя и знаю, что поступаю глупо. Хотя моя кровать была пуста, я видел образ моей жены.

Натянув одеяло по самые плечи, она сладко спала. Кончики ресниц касались ее скул. Одна рука лежала на лбу, другая свешивалась с края кровати.

В тот момент, когда я встретил Викторию, я должен был понять: я обречен. Я должен был это заметить. Должен был почувствовать порыв ветра на шее и мурашки на коже.

Но я не почувствовал.

И поэтому я упал.

И упал больно.

Можно сказать, наша любовь была нереальной.

Буквально все в Виктории было загадочным и все же зачаровывало меня. Ее улыбки говорили о потаенных мечтах, губы обещали в будущем только хорошее. В одной своей ладони она держала свои секреты, в другой – мечты. И взглядом призывала меня выбрать что-то одно.

Проигнорировав и то и другое, я предпочел завоевать ее сердце.

Потом она стала моей женой.

Сбросив одеяло, я встал с кровати и подошел к окну. Рывком открыл жалюзи. Облака закрывали солнце. Опустился густой туман и накрыл все вокруг белесой пеленой. Скрестив руки на груди, я подумал, что туман очень похож на мою жену. Она обволокла меня собой, спрятав все так, чтобы я ничего не видел. Я тянулся к ней, но она была той осязаемой вещью, до которой я не мог дотянуться.

Птиц не было слышно. Ни хлопка входной двери, ни урчания автомобильного мотора. Мир молчал, затаив один большой коллективный вздох, ожидая, чем закончим мы с Викторией.

Я заставил себя отойти от окна и продолжил свой обычный распорядок дня. Я принял душ. Побрился. Оделся.

Будь Виктория здесь, она бы все еще спала.

Я взглянул на часы. Было так много всего, что я хотел ей сказать. Но наше время истекло.

На моем телефоне высветилась сегодняшняя дата. Я ощутил во рту горечь. Руки забегали по клавиатуре, я написал ей короткое электронное сообщение. Я никогда не хотел, чтобы дело дошло до этого. Но Виктория не оставила мне выбора.

Прежде чем я успел передумать, я нажал на «ОТПРАВИТЬ», зная, что при самом большом желании никогда не смогу отменить это решение.

Подойдя к двери, я взял сумку. Моя взгляд упал на пустую кровать, и я на секунду задержался. Я был по-прежнему зациклен на ней. Мне казалось неправильным, почти преступным, что Виктории там не было.

Будь она там, я бы наклонился и поцеловал ее в лоб. Я бы сказал, что люблю ее и что мне пора идти. Она бы ничего не ответила, но ее плечи бы напряглись, и я бы понял, что она меня слышит.

А потом я вышел бы из комнаты. В дверном проеме я оглянулся бы через плечо и напоследок бросил взгляд на ее тело, зная, что никогда не пойму свою жену и то, как работает ее разум.

1

Ноябрь 2015 года

– Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять.

Я резко поворачиваюсь и, продолжая считать шаги, иду в другой конец комнаты. Мои ноги начинают болеть. Обычно я здесь не ношу каблуки. Точнее, никогда. Но ради него я их надену.

Он скоро будет здесь. Он приходит почти каждый вечер, но этот вечер отличается от других тем, что я полна решимости заставить его помочь мне.

Я начала готовиться полчаса назад. Я надела мое любимое платье. Простое черное платье в обтяжку. Оно и его любимое. Я расчесывала волосы до тех пор, пока каштановые пряди не легли идеально мне на плечи. Я подкрасила губы. Брызнула духами на оба запястья.

Я привела в порядок свою комнату, разгладила края простого белого покрывала. Сложила одно из одеял Эвелин и накинула его на спинку кресла-качалки в углу.

Я на пару мгновений прекратила расхаживать по комнате и заглянула в колыбельку. На меня смотрят огромные голубые глаза Эвелин. Она радостно гулит и быстро перебирает ножками. Глядя на нее, я улыбаюсь искренней, естественной и чистой улыбкой. В моей жизни все как будто окутано туманом, разобраться в ней невозможно, но это не касается Эвелин.

Очень нежно я ласкаю ее щечку и убираю со лба прядки светло-каштановых волос.

– Я вытащу нас отсюда. Договорились?

Она широко улыбается, как будто понимает, что я говорю. Я накрываю ее маленькое тельце одеялом и целую в лобик. Еще несколько минут, и она уснет столь же быстро, как гаснет выключенный свет.

Кто-то громко стучит в дверь. Та со скрипом открывается, и входит Кейт, медсестра ночного дежурства. Ей за тридцать. Ее волосы всегда собраны в хвост. Лицо без всякой косметики. Она мать троих детей. Каждый раз, когда я вижу ее, вид у нее рассеянный и скучающий. Как будто Фэйрфакс уже сидит у нее в печенках.

Но Кейт не так уж и плоха. В этом месте есть медсестры и похуже ее.

– Выключи свет, – громко говорит она.

Эвелин приоткрывает глаза. Я бросаю на Кейт испепеляющий взгляд.

– Куда ты так принарядилась? – спрашивает она.

– Просто так.

Кейт прищуривается.

– Ладно. Без разницы. Я паршиво себя чувствую, и у меня дома болеет ребенок. Можешь развлекаться хоть всю ночь, мне все равно.

– Если вам нездоровится, зачем было выходить на работу? Вы можете заразить мою дочь, – говорю я.

Она вздыхает.

– Мы бы этого не хотели, не так ли? – Кейт протягивает пластиковый стаканчик с разноцветными таблетками. – Вот, держи.

Не говоря ни слова, я беру стаканчик и бросаю таблетки в рот. Потом послушно открываю его и высовываю язык. Она почти не смотрит. Она берет у меня чашку и швыряет ее в ванную.

– Тебе следует лечь в постель, – уходя, бросает она через плечо, причем довольно громко.

Воспользовавшись моментом, я выплевываю таблетки. Я перестала глотать их месяц назад. Все три года, что я здесь, я всегда принимала эти таблетки.

Я ни разу не усомнилась в их пользе. Они делали свое дело. Благодаря им я блаженно не осознавала окружающий меня мир. Они подавляли все вопросы, что крутились в разных уголках моей головы. Благодаря им все дни сливались в одну сплошную неразличимую череду.

Но в последнее время вопросы звучали все громче. Так громко, что заблокировать их не могли даже таблетки. Вскоре мое тело сделалось вялым, а движения механическими, как у робота. И все это время в моей голове шла нескончаемая война.

Поэтому я перестала принимать таблетки, думая, что вопросы просто исчезнут. Но от этого стало только хуже. Теперь вопросы сопровождают короткие вспышки воспоминаний. Я понимаю, что в моей жизни так много всего, чего я не помню.

Нет, я помню некоторые моменты, но в основном из детства. Семья. Подростковые годы. Колледж. Вручение диплома. Моя первая работа в качестве медсестры.

Но когда я стала Викторией Донован – тут полный пробел. Вокруг этой части моей жизни возведена высокая стена, и я не знаю, как ее обойти.

И я думаю… нет, я точно знаю: единственный человек в мире, который может мне помочь, это он.

– Ты слышишь меня? – Кейт снова появляется у моей двери. – Тебе нужно готовиться ко сну.

– Я не могу. У меня…

– Знаю. У тебя свидание, – вмешивается Кейт. – Бла, бла, бла. Я проверю тебя через час.

Вероятность того, что она сдержит обещание, невелика, но я киваю и улыбаюсь, чтобы она поскорее вышла из комнаты.

Но как только она уходит, я окликаю ее.

– Кейт? – Она оборачивается. – В следующий раз, когда ты войдешь, ты можешь не шуметь? Я пытаюсь уложить дочь спать.

Кейт закатывает глаза.

– Конечно, Виктория.

Как только за ней закрывается дверь, я отодвигаю от стены кровать и заталкиваю таблетки в маленькую дырочку в стене. Она не больше кончика ластика. Я обнаружила эту дырку случайно, когда уронила за кровать лист бумаги. Я не раз задавалась вопросом, как она там появилась. Мне нравится думать, что какой-то другой пациент выковырял ее и делал то же самое, что и я.

Я сижу на самом краю кровати, постукивая каблуками по линолеуму. Часы на стене медленно тикают, как будто в насмешку надо мной, дразня временем, которое я теряю.

Он будет здесь в любую секунду. Конечно, будет. Я снова и снова напоминаю себе, что должна стоять на своем и не уступать его словам. Если следовать этим двум правилам, он не сможет меня соблазнить. И это при том, что, когда он рядом, я превращаюсь в провод под напряжением.

По коже пробегает ток.

Сердце готово выскочить из груди.

Но не все его визиты приятны. Иногда он приоткрывает темную сторону своего сердца и терзает меня многозначительной усмешкой и загадочными словами.

Проще говоря, он – дурная привычка, от которой я никак не могу избавиться. Зависимость, которой, по мнению окружающих, не существует.

«Ваш муж мертв…» – приходят мне в голову слова врача.

Я обнимаю живот и сгибаюсь, заставляя себя глубоко дышать.

Они все ошибаются.

Он не мертв. Это ложь.

Он настолько реален, насколько это возможно. Моя реакция – тому доказательство. Но здесь мне никто не верит. Неважно, сколько раз я говорю им это.

Я резко встаю и начинаю расхаживать по комнате. Мои каблуки стучат по полу. Я считаю свои шаги. Досчитав до двадцати пяти, я начинаю счет сначала.

Мои веки становятся тяжелыми.

Он скоро будет здесь, и тогда я получу доказательства. Одна из медсестер поймает его, и они отпустят меня.

Потому что тогда они увидят, что я не сумасшедшая.

Верно ведь?

Я устраиваюсь на кровати и как одержимая смотрю на часы. Время идет.

10:45

10:46

10:47

Мои веки начинают слипаться. Я то засыпаю, то просыпаюсь вновь, пока, наконец, усталость не берет надо мной верх.

Дверь тихо открывается.

Я поднимаю голову и вижу, как он входит в мою комнату. Я медленно улыбаюсь. Я не знаю, сколько времени прошло. Может, несколько часов.

Может, несколько минут.

В данный момент важно лишь то, что он здесь. Куда бы он ни вошел, он везде чувствует себя хозяином. Половина усмешки, которая как будто прилипла к его лицу, говорит о том, что он знает, какое влияние оказывает на людей.

Я встаю и смотрю на него. Мои руки теребят подол платья.

Он ничуть не изменился, и я уверена, что он никогда не изменится. Его светлые волосы коротко подстрижены, лицо свежевыбрито. А эти строгие карие глаза!

Хотя свет в комнате выключен, жалюзи открыты, пропуская внутрь полосы серебряного света. Они ложатся ему на лицо, делая его похожим на привидение.

Если бы не морщинки возле глаз, я бы подумала, что он не подвержен времени. Он всегда одет одинаково: белая футболка, джинсы и коричневый пиджак. И неважно, холодно или жарко. Его наряд никогда не меняется.

– Ты скучала по мне, Виктория?

Мои воспоминания то приходят, то уходят, но его голос, его внешность я не в силах забыть. За моими веками возникают яркие картины. Туман слегка рассеивается. Я думаю, что увижу правду, но сцена превращается в старый диафильм. Он мерцает. Мой разум напрягается, пытаясь удержать воспоминание. Появляются черные точки, они становятся все больше и больше, пока не остается ничего, кроме темноты.

Он вновь задает свой вопрос. Но на этот раз в его словах сквозит нетерпение.

Я не спешу с ответом. Какую бы реакцию он ни вызвал у меня, мое сердце и разум всегда будут воевать друг с другом. В одну секунду мне хочется обнять его, умоляя не уходить, а в следующую я борюсь с желанием как можно быстрее убежать от него.

– Да, – наконец отвечаю я.

Я моргаю. Он стоит прямо передо мной. Я застыла в неподвижности. Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Мне хочется уткнуться лицом в его шею, но я останавливаю себя.

– Я тоже скучал по тебе, – говорит он.

Его пальцы скользят по моим рукам и сжимают мне запястья. Одним рывком он заставляет меня подняться с кровати. Его рука обвивает мою шею. Он притягивает меня к себе.

Воздух вокруг нас начинает дрожать. Он притягивает мою голову ближе. Наши губы в паре дюймов друг от друга, и я знаю, что должна решиться: сейчас или никогда. Для того, что я собираюсь сказать, нет ни одной хорошей преамбулы.

– Я ухожу из Фэйрфакса, – выпаливаю я.

Его рука на моем затылке едва заметно напрягается.

Подобное известие должно приносить воодушевление и радость. В Уэсе я не замечаю ни того, ни другого. Он просто улыбается своей самоуверенной улыбкой, как будто знает то, чего не знаю я.

– Почему ты хочешь уйти? Это место – твой дом.

– Уже нет. – Положив обе ладони ему на грудь, я осторожно отстраняюсь. – Они должны тебя увидеть. Им нужно знать, что ты жив. Ты должен мне помочь.

Я смотрю на свои руки и вижу, что они сжаты в кулаки и крепко держат его за рубашку.

Уэс разжимает мои пальцы и отводит мои руки в стороны.

– Я ничем не могу тебе помочь.

– Неправда, можешь. – Мое сердце бухает гулко, как барабан.

Я преодолела первое препятствие. Я не могу сдаться сейчас.

– Я знаю, что ты можешь. Нам с Эвелин здесь не место.

Уэс даже не смотрит в ее сторону. Он сжимает губы и потирает затылок.

– Ты действительно веришь, что если врачи увидят меня, то они тебя отпустят?

– Это подтвердит, что я не лгу.

– Виктория, ты сама довела себя до того, что попала сюда.

– Нет… – Я резко умолкаю. Мне хочется опровергнуть его слова, но, когда я копаюсь в воспоминаниях, я не могу найти дни, предшествовавшие Фэйрфаксу. Там нет ничего, кроме тьмы. Как всегда.

– Ты говорила это еще кому-нибудь? – резко спрашивает Уэс.

Я задумчиво смотрю на него.

– Нет.

– Хорошо. Они ничем тебе не помогут. – Его голос тверд, не оставляя места для споров.

– Тогда кто может? – шепчу я.

Он печально улыбается мне.

– Ни один человек. Никто.

Уэс знает, почему я здесь, у него есть ответы. Я вижу, как они пляшут в его глазах. Если я сумею заставить его слегка приоткрыться, то наверняка смогу уловить небольшую частичку своей правды.

Его руки обвивают мою талию.

– Просто оставайся здесь, – шепчет он мне, прижимаясь губами к моим волосам.

Он прикоснется к тебе, и ты все забудешь, шепчет мой разум. Держись.

Сначала я проявляю силу. Я держусь. Но один поцелуй превращается в два. Потом в три. А к четвертому я позабуду все, что помнила. Любые вопросы, которые я хотела задать ему, уносятся прочь все дальше и дальше. Вскоре я едва могу их различить вдали.

– Ты должен вытащить меня отсюда, – говорю я одними губами.

Он прижимает меня так крепко, что мне становится трудно дышать. Я падаю на кровать, и он тотчас следует за мной. Его тело вдавливает меня в матрас. Он впивается в меня поцелуем. Я пытаюсь все замедлить, но бесполезно. Он с такой силой кусает мою нижнюю губу, что та начинает кровоточить. На секунду я чувствую боль. Он отстраняется всего на дюйм и большим пальцем осторожно стирает кровь.

У меня пересыхает в горле. Его лицо надо мной начинает меняться.

Это медленная метаморфоза.

Его короткие золотистые волосы начинают темнеть у корней. Пряди становятся длиннее, пока не обвиваются вокруг моих пальцев.

Гладкая кожа заменяется черной щетиной, которая трет мне ладони. Очень медленно Уэс поднимает голову. Карие глаза тускнеют, как заходящее солнце, и становятся янтарными. Плечи распрямляются.

Его хватка ослабевает, его руки скользят по изгибам моего тела и останавливаются на талии. Не знаю, что тому причиной, но его прикосновения успокаивают меня, почти защищают. Он улыбается с таким видом, будто – попроси я его об этом – он положил бы к моим ногам весь мир. Я расслабляюсь.

Нет, нет, нет. Так нельзя. Я быстро моргаю, надеясь, что ко мне вновь вернется прежний Уэс. Но лицо не меняется. Мужчина, обнимающий меня, зловещ и опасен, как падший ангел.

– Что не так? – спрашивает он. Голос у него бархатистый и низкий. По моей коже пробегают мурашки. Я в полном изумлении смотрю на лицо незнакомца.

Я зажмуриваюсь и говорю себе, что это просто галлюцинация. Когда я открываю глаза, передо мной вновь лицо Уэса. Однако мое облегчение длится всего лишь мгновение. Я понятия не имею, что произошло только что.

Он хмурится.

– Ты вся дрожишь. В чем дело?

Я глубоко вздыхаю.

– Ни в чем.

Уэс скатывается с меня. Но наши тела разделяются всего на несколько секунд, потому что он тотчас вновь обнимает меня.

– Тебе нужно поспать.

Все, что я вижу – это янтарные глаза.

– Неправда.

– А ты попробуй.

Он переплетает свои пальцы с моими. В комнате воцаряется тишина, но я не могу успокоиться. Внутри меня поселяется отчаяние. Завтра я проснусь и снова буду здесь. И послезавтра. И так до тех пор, пока я с этим что-то не сделаю.

Но время неумолимо уходит. Я слышу вдали слабое тиканье часов. Они отсчитывают мгновения. И все же я понятия не имею, как сломать этот шаблон.

– Помоги мне выбраться отсюда. – Мой голос дрожит. – Пожалуйста.

Он откидывает мои волосы назад и мягко говорит:

– Я люблю тебя. Ты это знаешь. Но я ничем не могу тебе помочь.

«Но я ничем не могу тебе помочь…» Эти слова как будто режут мое сердце пополам. Если вы любите кого-то, разве его боль не должна быть вашей и наоборот? Разве вы не должны делать все, что в ваших силах, чтобы помочь любимому человеку?

Он убирает руку с моей талии, и я глубоко вздыхаю. Голоса начинаются как слабый шепот… я готовлюсь к тому, что вот-вот произойдет. Они превращаются в такие пронзительные крики, что я с трудом понимаю их смысл.

Все, что я слышу, это: «Я ничем не могу тебе помочь».

У меня начинает звенеть в ушах.

Я закрываю уши и зажмуриваюсь.

Матрас слегка опускается. Это он садится рядом. Моей спины касается холодный воздух.

– Останься, – шепчу я в подушку.

Он не отвечает. Я даже не поворачиваю головы. Зачем? Я знаю, что его уже нет.

Голоса становятся такими громкими, что у меня шумит в ушах. Они поднимают такой галдеж, будто пытаются выбраться из моей головы.

Я закрываю глаза. С моих губ срывается стон. До меня начинает доходить: в этом месте есть нечто такое, что делает людей бесполезными. Оно крадет вашу душу и вашу личность.

Я хочу сказать ему именно это, но когда оборачиваюсь, его уже нет.

Но он вернется. Он никогда не покидает меня надолго.

Вполне вероятно, что я схожу с ума. Но еще вероятнее то, что если только я не заставлю голоса замолчать, они сделаются громче и сожрут меня целиком.

При одной только мысли об этом меня охватывает паника и сковывает мое тело. Мои веки сами закрываются, голоса в моей голове усиливаются. Но есть один, который звучит громче других, пока практически не начинает орать на меня. Он прорезает барьер. Слова обволакивают мое сердце. Они делают свое дело, и я чувствую, как мой страх быстро рассеивается.

Я приоткрываю рот, и мои губы мягко шепчут в подушку: задержи дыхание и считай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется… задержи дыхание и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется, задержи дыхание и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется…

2

– Виктория…

Кто-то бесцеремонно трясет меня за плечо. Я резко открываю глаза и вижу перед собой пару холодных зеленых глаз. Элис, медсестра дневной смены, отдергивает руку, как будто я заразная.

– Пора просыпаться.

Из всех медсестер в Фэйрфаксе Элис хуже всех остальных. С самого первого дня она меня невзлюбила. Ей все безразлично, она бесчувственная, как полено. Как ее держат здесь вот уже столько лет, для меня загадка.

– Ты пропустила завтрак, – сообщает она едва ли не со злорадством.

Я мгновенно сажусь и стираю с глаз сон. Я еще ни разу не проспала. Ни разу. Я люблю встать и одеться до того, как медсестры начнут утренний обход.

– Вы не постучали мне в дверь.

Элис смотрит на меня с едва скрываемым отвращением.

– Я стучала. Но ты не ответила.

Я прищуриваюсь.

Врешь.

У Элис один тон – снисходительный – и три выражения лица: гнев, отвращение и презрение. Она враждебно относится к большинству пациентов, но, клянусь, она как будто задалась целью особенно унизить меня. Думаю, я самая безобидная здесь, но вы никогда так не подумаете, если судить по тем взглядам, которые она бросает в мою сторону.

Я не доверяю тебе, как будто шепчут ее тусклые зеленые глаза. Держись от меня подальше.

– Кроме того, – продолжает она, – ты здесь не первый день и должна знать, когда подают завтрак.

Мне суют под нос еще одну чашку. На этот раз нужно проглотить только одну таблетку, но Элис гораздо настырнее, чем Кейт. Она пристально смотрит мне в рот, поворачивая мое лицо влево и вправо, как будто я кукла.

Я уже готова подавиться таблеткой, когда она, наконец, отпускает меня. Ее взгляд на миг скользит к кроватке Эвелин.

– Одевайся. Я вернусь через несколько минут.

Она уходит, и я слышу, как она бормочет себе под нос:

– Это не место для ребенка.

Как только дверь захлопывается, я вскакиваю с кровати и прячу таблетку в тайнике. Затем оглядываю комнату, нет ли следов визита Уэса накануне вечером.

Я наряжалась специально для него. Я смотрю на свою пижаму и ловлю себя на том, что не помню, когда я успела переодеться. Я бегу к маленькому шкафу в углу. Мое платье висит на вешалке. Прямо под ним – мои туфли на каблуках.

Переодеваясь, я думаю о вчерашнем вечере. Все было слишком реально, чтобы быть сном. В этом нет никаких сомнений. Но у меня нет веских доказательств того, что это так.

Я иду в ванную и умываюсь. Затем поднимаю голову и смотрю на свое отражение. Думаю, мне не помешало бы скрыть темные круги под глазами жидкой пудрой и нанести на щеки немного румян.

Но я этого не делаю. Все это кажется мне мошенничеством, как будто я пытаюсь надеть чужую кожу. Как бы я ни старалась сделать это лицо своим, это мне никак не удается.

Я не знаю, что делает меня той, кто я есть.

Эвелин плачет. Я выхожу из ванной и заглядываю в ее кроватку.

Она плотно завернута в пеленки, но ее ручки сжаты в крошечные кулачки, и она потягивается. Просто удивительно, как такое крошечное существо способно так сильно на меня влиять. Одна ее улыбка, и у меня мгновенно поднимается настроение.

Ее улыбкой я могу любоваться часами.

Я быстро меняю подгузник и надеваю ей чистые ползунки. Закончив с этим, я пеленаю ее, хватаю со стола одну из бутылочек и сажусь в кресло-качалку. Я наблюдаю, как она ест, и тихонько напеваю ей детскую песенку. Она всегда смотрит на меня невероятно яркими голубыми глазами, в которых светятся интерес и доверие, и это самое главное в целом мире. Обожаю такие моменты. Ее маленькое тельце прижато к моему, и я слышу, как стучит ее крошечное сердечко. Меня это всегда успокаивает. Когда она насыщается, я кладу ее себе на плечо и легонько поглаживаю.

Через несколько секунд появляется Элис.

– Готова?

Нет, даже близко нет. Эвелин не отрыгнула. Ребенку нужно отрыгнуть, иначе его будут мучить газики. Но вместо того, чтобы это сказать, я прикусываю язык и нехотя встаю.

– Да.

Элис холодно смотрит на меня. Так, будто я какая-то мерзкая тварь.

– Раз ты проспала, тебе придется пропустить пребывание в комнате отдыха.

– Почему?

– Потому что тебе нужно к доктору.

Моя жизнь здесь течет по расписанию. И оно никогда не нарушается. Завтрак. Комната отдыха. Обед. Терапия. Ужин. Возвращение в свою комнату и немного свободного времени, потому что не успеешь и глазом моргнуть, как медсестры уже идут по коридорам, раздают лекарства и объявляют, что сейчас выключат свет.

По идее, это должно надоесть. Причем очень быстро. Но именно эти моменты вносят разнообразие в унылую рутину этого места. Помогают нам сохранить рассудок.

– Я хочу пойти в дневную комнату.

Все другие в Фэйрфаксе называют это место комнатой отдыха. Помимо приема пищи и групповой терапии, только здесь пациентам мужского и женского пола разрешено бывать вместе.

– Не сегодня. Ты пропустила отведенное тебе время, потому что предпочла отоспаться.

– Я не знала, что у меня есть расписание.