Дерни смерть за саван

– А если они нападут на нас снова?

– Уверяю вас, это были заезжие гастролеры. Пробирались из Мадрида или в Мадрид, завернули по дороге к нам, увидели дом на окраине. Вы дали им отпор, и они уже далеко, искать их бесполезно… А своих мы всех знаем, это не их работа, ручаюсь.

Тут-то Анита и выложила перед жандармом заготовленного джокера – рассказала о воскрешении Хорхе и обо всем, что узнала в Кельтской пещере. Рассчитывала ошеломить, заставить проснуться. Ан нет – сеньор Лопес пожевал губами, причмокнул и выдал следующее:

– Вы переволновались, сеньора. У моей жены тоже такое бывает – на почве стресса ей однажды привиделся спрут, вылезающий из обоев… Господин Хорхе мертв, к годовщине его смерти на почетном участке кладбища будет установлен кенотаф, это решение алькальда.

– Какой, к черту, кенотаф! – вспылила Анита. – Вы слышите, о чем я говорю?

Он не слышал. Не выходя из сомнамбулического состояния, пробормотал, что жандармерия сделает все от нее зависящее, чтобы разобраться в этой истории. Затем откланялся и колобком выкатился из гостиной. Максимов провожал его до крыльца. В прихожей сеньор Лопес задержался и свистящим шепотком спросил, не страдает ли госпожа душевными расстройствами. Отповедь оказалась столь резкой, что толстяк-жандарм поторопился удалиться.

– Никого они не найдут. И искать не станут, – подытожила Анита после ухода следователя.

– Тогда возьмемся за дело сами, – решил Максимов.

Но не судила им судьба в тот день приступить к осуществлению задуманного. К калитке подкатила тележка зеленщика, запряженная мулом, и правивший ею задорный малый в залихватски сдвинутом на ухо берете и с черной повязкой на левом глазу простуженным голосом осведомился, кто здесь сеньора Рамирес.

Кончита в сопровождении Аниты вышла к нему.

– Вы от сеньора Карнеро? А где он сам?

– Приболел, – ответил малый и закашлялся. – Зима… вторую неделю всего плюс пятнадцать по Цельсию… Я вот тоже что-то подхватил, а сеньора Карнеро продуло вчера на огороде, с утра в горячке, с постели не встает.

– Какая жалость… Вы у него работаете?

– Я его новый помощник, меня зовут Хосе.

Анита уже знала, что сестра не любит лишний раз ходить по продуктовым лавкам, да и далековато отсюда без транспорта. Поэтому у Кончиты имелась договоренность с зеленщиком, и он дважды в неделю доставлял ей свежие овощи и фрукты, равно как мясник привозил парную вырезку и готовый хамон.

– Что желаете? – спросил Хосе, указывая на сложенные в тележку ящики с товаром.

Кончита выбрала вилок капусты, три морковины, пару головок чеснока и одну большую свеклу.

– С вас два серебряных реала, сеньора, – подсчитал Хосе и жизнерадостно осклабился.

– Почему так дорого? Карнеро всегда делал мне скидку.

– Сегодня он просил вам передать подарок. Ему прислали из Сеуты отменные яблоки, вот они. – И Хосе протянул Кончите лукошко, в котором лежал с десяток краснобоких кругляшей.

– Какие чудесные! – воскликнула Кончита. – Скажите сеньору Карнеро, что я ему премного благодарна.

– Непременно скажу. Buen provecho[2], сеньора! – Одноглазый весельчак стегнул мула кнутом, и тележка потрюхала дальше.

Сестры вошли в дом, Кончита несла лукошко с яблоками, Анита все прочее. На кухне вывалила овощи на стол перед Вероникой и потерла пальцами запачканную манжету на рукаве.

Кончита выбрала самое спелое яблоко, поднесла ко рту.

– Ты раньше не видела этого Хосе? – спросила Анита.

– Нет. Но Хавьер вечно меняет помощников, характер у него склочный, дольше месяца с ним никто не уживался… – Кончита с сочным хрустом вгрызлась в яблоко. – М-м-м, вкуснота… Попробуй!

Анита посмотрела на оставшиеся в лукошке фрукты, взяла один, повертела в руке. Что-то в нем ей не понравилось. Возможно, микроскопический прокол в тонкой кожице? Она разломила яблоко пополам и увидела, что сахаристая мякоть окрашена чем-то синеватым.

– Выплюнь сейчас же!

Анита отшвырнула яблоко и огрела Кончиту кулаком по спине. Недожеванный кусок полетел на пол, Кончита захлебнулась кашлем. Вероника от неожиданности остолбенела, не понимая, что такое вдруг нашло на барыню.

– Это яд! – кричала Анита. – Ты успела что-нибудь проглотить?

Кончита жалобно замычала. Анита схватила ее за волосы.

– Открой рот!

Кончита повиновалась. Анита засунула ей в горло два пальца и тут же отскочила вбок, чтобы не попасть под фонтан извергшейся утробной массы.

Примчался Максимов. Анита показала ему на яблоки и купленные овощи и приказала:

– Выбрось! Нет, лучше закопай в землю… подальше от дома.

Он все понял, поспешил выполнить распоряжение. Кончита сидела на корточках, стонала и посекундно сплевывала. Анита и Вероника подхватили ее под руки, увели в спальню, уложили на кровать. Анита накапала ей в стакан лауданума, заставила выпить. Это должно было умягчить желудок и помочь расслабиться.

– Я умираю? – шевельнула Кончита побелевшими губами.

– Надеюсь, что нет. Будь это цианид, мы бы уже с тобой распрощались. Скорее всего, какая-то растительная отрава, но тебе повезло освободиться от нее раньше, чем токсины впитались в кровь.

Авторитетная речь сестры слегка успокоила Кончиту. Анита велела Веронике сварить некрепкий бульон, а сама осталась в спальне – читать больной вслух сентиментальный роман Руссо.

Максимов, похоронив привезенное лже-зеленщиком в выгребной яме, спросил, как же теперь быть с пропитанием. И выказал намерение сходить в город за продуктами.

– Это самый надежный способ. Не отравили же они все продукты в лавках!

Он запасся деньгами, нацепил вместительный армейский ранец, встал на уже обкатанные утром инлайн-ролики и, как вихрь, понесся к центру города.

Не проехал и полверсты, как увидел выползающего из придорожной канавы мужика в замызганном фартуке и с запекшимся на лбу кровавым пятном. Притормозил. Готовый к любым каверзам, вынул из кармана «Дрейзе». Мужик взмолился о пощаде, назвался зеленщиком Хавьером Карнеро и сказал, что ехал к сеньоре Рамирес, но был избит и ограблен. Максимов, зная продолжение этой истории, спросил лишь, как все произошло.

– Я ехал по дороге, – начал Карнеро, трогая разбитый лоб, – меня остановил бродяга в лохмотьях и с котомкой за плечами. На глазу у него была повязка…

– На левом?

– Да… кажется, на левом. Он попросил милостыню, а я всегда подаю бедным. Я полез в карман за монетой, но он вдруг ударил меня вот сюда… и на руке у него было что-то твердое, по-моему, кастет… Очнулся я уже во рву. А рядом ни моего мула, ни тележки, ни бродяги…

Максимов довел злосчастного зеленщика до его лавчонки, помог промыть рану. А вскоре туда же приволокся и мул с тележкой, брошенный одноглазым грабителем за ненадобностью. Товар был почти не тронут, за исключением той мелочи, которую мошенник продал Кончите. Максимов не поленился и спросил зеленщика, не присылали ли ему яблок из Сеуты. Тот ответил, что знакомых в Африке у него нет и весь товар он получает от окрестных селян, людей проверенных и добропорядочных.

– Яснее ясного: этот одноглазый заранее заготовил отравленные яблоки и сменную одежду, они у него лежали в котомке, – рассуждал Максимов, вернувшись домой с полным ранцем снеди. – Он знал, по каким дням зеленщик наведывается к Кончите, устроил засаду, забрал у него тележку… далее известно.

Анита отложила сочинение Руссо и помассировала затекшие предплечья.

– Похоже, наши недруги усталости не знают. Не получилось взять нас приступом, и они сменили тактику. Что-то будет дальше?

– Как знать… Но уже смеркается, пойду еще разок осмотрю редуты.

Отлежавшись, Кончита почувствовала себя гораздо лучше, самостоятельно дошла до гостиной, где Вероника накрыла для всех легкий ужин. Анита выдохнула с облегчением, видя, что смерть, лишь едва задев сестру черным опахалом, убралась прочь. Максимов трапезничал позже остальных, так как задержался – собственноручно запер дверь и окна. Но несмотря на все меры предосторожности, он до утра спал очень беспокойно, то и дело вставал, обходил с револьвером в руке комнаты и прислушивался к звукам, доносившимся извне.

Зато Анита спала как дитя – раскинулась на кровати, разметала в стороны руки и сладко посапывала. Набиралась сил перед новыми приключениями.

Зная ее деятельный характер, Максимов полагал, что наутро, прямо с рассвета, она отправится по намеченному маршруту – судачить с соседями и продолжать свои изыскания. Ошибся. В эту ночь обитателей «дома на куличках» никто не побеспокоил, и после нескольких бессонных суток Анита позволила себе проваляться в постели до полудня. Не заговорила она о важном и днем. Вместо этого предложила Кончите поиграть на лужайке за домом в battledore. Кончита отнекивалась, ссылалась на недомогание после вчерашней порции яда, но Анита предположила, что она либо ленится, либо боится выходить на улицу, а скорее всего, и то и другое. Кончита тяжко вздыхала, но в конце концов Анита ее уговорила, напомнив, как в детские годы они славно развлекались вместе на свежем воздухе.

Взяли ракетки, волан, сделанный из корковой пробки и гусиных перьев, и игра началась. Анита делала все, чтобы расшевелить квелую сестру. Волан метался над землей, как птица с подбитым крылом, – то взлетал к небу, то падал и тут же вновь подскакивал. Кончита мало-помалу повеселела, раскраснелась, забыла о своем нездоровье и от души махала ракеткой, а Анита увлеклась настолько, что выбежала за пределы лужайки и шажок за шажком поднималась на травянистый пригорок. Оттуда было удобнее лупить ракеткой сплеча, в то время как Кончите приходилось отбивать волан снизу вверх, да еще и задирать голову, щурясь от слепящего солнца.

– Эй! – крикнула она. – Сойди сюда, так нечестно!

Анита как будто опомнилась, но волан уже летел ей в лицо, и она сделала непроизвольное движение ракеткой – точно от мухи отмахнулась. Пробковый снаряд описал дугу и впечатался в мольберт сутулого живописца, стоящего на гребне холма.

Живописец недовольно сморщился, взял волан и размахнулся, чтобы зашвырнуть его обратно, но Анита уже бежала к нему, рассыпаясь в извинениях.