Любовь, предавшая себя

– Не пара она тебе сынок, не пара. Не будет такая девица тебя ждать. Посмотрела я на проводах на ее поведение. Она ведь свои бесстыжие глаза на всех пялит. Срам, не то что парни, мужики на нее облизывались. На десять минут ты отвернулся, уже твой друг перед ней полуголый стоит.

Михаил не стал защищать Элю, не хотел ссориться с мамой у нее и так нервы не в порядке.

– Ладно, мама, не расстраивайся, все образуется.

Во дворе была толпа народу. Стоял шум, гам. Провожающие собрались около своих новобранцев, образовалось несколько компаний.

Играла тальянка. Молоденькая белокурая девушка отчаянно выкрикивала частушки: «И на юбке кружева, и под юбкой кружева, неужели я не буду офицерова жена!»

Возле забора стояла небольшая кучка людей. Пьяный паренек, почему-то в телогрейке, несмотря на жару, сидел на корточках. По его веснушчатой физиономии катились крупные капли пота. Время от времени он соскакивал, обнимал маленькую женщину и выкрикивал: Мама, мать, никого не жалко, мама, мать, тебя жалко, мама, мать. В это время в его телогрейку вцеплялась хорошенькая, как кукла, девчушка.

– Сеня, как же я, Сенечка, мне-то что теперь делать?

Парень смахивал руку девушки, чуть отталкивал ее.

– Отстань ты, че приперлась? Откуда я знаю, че тебе делать?

Он снова садился на корточки, обхватив руками голову.

Больше всего народу собралось возле Михаила. Родня давала наставления, друзья, подруги друзей пожимали ему руку, желали легкой службы. Миша кивал головой, старательно улыбаясь. Сам глазами искал Элю. Толпа все больше и больше разделяла влюбленных. Эльмира не сопротивлялась.

Она стояла как каменная и только смотрела на своего на своего Мишу. Больше Эля никого не видела. Михаил пробивался к ней через толпу, но его постоянно кто-нибудь задерживал. Наконец, он смог обнять Эльмиру. Она, не стесняясь никого, прижалась к нему, спрятала лицо на его груди и заплакала. Так они стояли покачиваясь, под одним им слышимую музыку, пока не подошла мать.

– Стыда башки, люди смотрят, что ты парня позоришь? Завтра весь город будет говорить, как ты при всех в моего сына вцепилась.

Девушка повернулась, посмотрела прямо в лицо женщине зеленущими злыми глазами и улыбнулась.

– Пусть говорят, я не боюсь и мне нисколько не стыдно. Могу при всех сказать, что я люблю Михаила, и он меня любит. Мы все равно будем вместе.

Миша промолчал. Кто-то из друзей подал ему гитару, и он запел: «Эти глаза напротив, калейдоскоп огней…» Шум во дворе стих, народ стал собираться возле Миши. Он пел с такой душой, так проникновенно, что некоторые заплакали.

У ворот остановился автобус. Все кругом заходило, задвигалось. Какая-то женщина заголосила «Сыночек, родимый, куда же ты?» Мишина мама повисла на сыне, не отпускала. Она смотрела на него безумными глазами и что-то быстро-быстро ему говорила. Эля не поняла ни одного слова.

Отец пытался оторвать жену от сына.

– Мать, будет тебе, не убивайся так. Дай друзьям и подруге попрощаться, они тоже долго Мишу не увидят.

Женщина выпустила сына из объятий, но продолжала держать за руку. Все призывники были уже в автобусе, ждали только Михаила. Он неловко обнял Элю рукой, в которой была гитара, поцеловал. Затем отдал девушке гитару, выдернул руку из маминой руки, еще раз крепко обнял и поцеловал любимую. На глазах у него были слезы. Он смог сказать только одно слово: Жди.»

***

Эльмира ждала. Письма от Михаила приходили почти каждый день. Если два дня подряд их не было, она впадала в панику. Эля жила только этими письмами. Раньше у нее было много подруг, она не пропускала ни одного нового фильма, ни одних танцев. А теперь все ее развлечения, это посещение кинотеатра с мамой.

По праздникам ей разрешалось сходить в гости к сестре. Даже в этом случае, Эле следовало явиться домой до темноты. Халима-апа строго блюла честь дочери.

– Смотри мне, девка, прокляну, если опозоришь меня. Вот Мишенька придет из армии, хоть загуляйся. Ты знаешь, что он мне как сын родной, другого зятя я не приму.

– Странная ты у меня, мамочка! Михаил же русский. Другая мать сказала бы, выходи за татарина.

– Я тебе счастья желаю. Ты его любишь, а это главное. Да, и посмотри на Альбину. Муж у нее всю тяжелую работу сам делает. Твоя сестра с дровами не возится, огород не копает, только в готовые грядки семена бросает. Он и полы моет и с ребенком возится. Опять же работящий, деловой, все в дом тащит. Даром, что русский.

Ждала-ждала Эльмира парня из армии и дождалась. Он написал, что в эту субботу будет дома. Сердце Эли выпрыгивало из груди. Она то металась по дому, то бродила по саду. Торопила время, а стрелки часов еле-еле двигались. Наконец, настала долгожданная суббота.

Они с мамой истопили баню, напарились. Халима апа заварила настой из сорока трав, окатила дочку. Эльмира и не надеялась, что Миша придет раньше вечера. Дома мать с отцом ждут, скоро не отпустят. Уже стемнело, а любимого все не было. В этот вечер он так и не появился.

На следующий день, не успела Эльмира глаза продрать, явилась соседка, ее ровесница, Валентина.

– Элька, что скажу! Только ты не расстраивайся! Мишка твой вчера на танцах был, пьянущий. Все его друзья с ним были, тоже поддатые, видно приезд отмечали.

– Ну, что же, хорошо, что живой, здоровый вернулся.

– Тебя не позвали что ли, что тебя с ними не было?

– Значит, так нужно. Будешь со мной чай пить, я еще не завтракала.

– Нет, пойду я. На минуточку зашла, тебя проведать.

– Спасибо, что зашла, еще приходи.

Вообще-то они с Валькой общались на уровне: «привет, пока». Девушка пришла посмотреть на реакцию Эли на новость, чтобы после всем пересказать. Не ожидала она, что Эльмира так равнодушно отреагирует.

Как только соседка ушла, Эльмира бросилась к матери.

– Мама! Миша вернулся из армии, вчера на танцах был. Что это такое, мама? Я ждала его два года, а он даже не пришел. Мамочка моя! Что мне делать? Я знала, я чувствовала, что жду зря, но надеялась, что ошибаюсь. Он же до последнего просил меня дождаться его, он же клялся, мама!

Эля рыдала, упав на колени перед кроватью матери, перекатывая голову по покрывалу из стороны в сторону. Казалось, что эти рыдания никогда не прекратятся.

– Постой, доченька. Опять его напоили. Наверно он постеснялся явиться к тебе в пьяном виде. Вот увидишь, сегодня он придет, объяснится, все будет хорошо. Это же наш Миша. Иди, умойся, причешись, приведи себя в порядок. Пусть увидит, какая у него невеста красавица.

Уже вечерело, Михаила не было. Устав ждать, Эля спустилась к реке, постояла у старого причала, где они с Мишей частенько сидели, смотря на закат. Она надеялась, что он придет сюда.

Однако Михаил не пришел. Эльмира собралась, распустила по плечам отросшие за два года локоны, накрасилась. Платье она выбрала изумрудно-зеленое, связанное по фигуре, с объемным рисунком на груди и резинкой на талии. Сама вязала к приезду Миши. Фигура у девушки и так идеальная, а в этом платье просто невозможно от нее глаз оторвать.

Новые красные туфли на каблуках немного жмут, но ничего, стерпится. Зато они подходят к маленькой красной сумочке. Окончательно собравшись, Эля зашла в комнату матери.

– Мамочка, я ухожу.

– Куда это ты так нарядилась, куда уходишь?

– В кино, мамочка, в кино. Я свое отсидела, теперь имею право и погулять, Миша же уже вернулся из армии.

– С кем пойдешь, одна что ли?

– Почему одна? Встречу кого-нибудь на площади. Пошла я, пока.

Эльмира шла по площади перед кинотеатром, как на эшафот. Голова ее гордо поднята, плечи расправлены, на губах улыбка. Она сегодня неописуемо красива. Люди, прогуливающиеся на площади перед кинотеатром, смотрели на нее с восхищением, расступались перед ней. Шла Эля и ни на кого не смотрела, но все видела. Вот от толпы отделился ее Миша, пошел ей навстречу, поздоровался, протянув руку.

***

Эльмира вернулась неожиданно рано. Прошла в свою комнату и обратно вышла из дома. Халима-апа подумала, что дети помирились, всякое в жизни бывает. Не успела она обрадоваться, в комнату вошла Эльмира. Лица на ней не была, глаза лихорадочно блестели, губы были плотно сжаты.

– Доченька, милая, что случилось? Ты встретилась с Мишей?

– Да, мамочка, встретилась. Он с друзьями тоже пришел в кино. Поздоровался, как с чужой, но в кино пригласил. Я не пошла, настроение не то, чтобы фильмы смотреть. Тогда Миша предложил проводить меня. Да, мамочка, проводить до дома, а не погулять.

Я не спрашивала, почему он не приходил. Миша сам начал разговор:

«Мама сказала, что у тебя был мужчина, пока я служил. Однако, он не захотел на тебе жениться. Вот ты меня и дождалась. Ни один татарин тебя замуж не звал, выходит, теперь и я сгожусь. Я думаю, что нам лучше не встречаться. Не думал, что ты такая, я верил тебе, а ты…»

Мамочка, я опешила, не знала, что сказать, и поэтому молчала. Михаил тогда сказал: «Молчишь, даже не оправдываешься. Значит, это правда. Принеси мою гитару, мне пора домой, мама ждет».

Я не стала унижаться и оправдываться, потому что не в чем. Отдала гитару, а он просто развернулся и ушел.

– Как же так, доченька? Ты бы сказала, что его мать наговаривает на тебя. Пусть бы он у меня спросил, как ты его ждала.

– Зачем, мама? Если бы захотел узнать правду, сам бы к тебе пришел. А он не явился даже поздороваться с тобой. Михаил, который чуть ли не каждый день сидел с нами за одним столом, ел твои пирожки, пил твой чай, не спросил даже о твоем здоровье.

Знаешь, почему он не пришел? Ему стыдно тебе в глаза посмотреть. Дело не в его маме. Ему просто удобно сделать вид, что он верит ей. А что письма писал, так это понятно. Кому приятно, когда его девушка не дождалась. Ну вот дождалась. Миша парень молодой, погулять хочется, а тут невеста ждет, обещал жениться. Ему неудобно сказать в глаза, что зря его ждала, легче сделать виноватой меня.

Как мне больно, мама. На сердце будто тупым ножом рваные надрезы сделали. Болит. Почему он так делает, мама, он же меня любил, я чувствовала. Куда все делось, что на самом деле случилось?

– Потерпи, доченька. Миша опомнится, он придет обязательно. Помяни мое слово.

– Нет, мамочка, не придет. Даже если и явится, я не стану с ним даже разговаривать. Такое не прощают. Выйду замуж за первого встречного татарина.

– То ли еще прощают, это жизнь. Посмотри на Альбину. Сколько лет своего ждала и дождалась, поженились. Как еще живут-то, не нарадуюсь. И у тебя будет все отлично. Милые бранятся, только тешатся. А теперь ступай, ложись спать. Утро вечера мудренее.

Эля прошла в свою комнату, разделась, легла в кровать. Тут-то она дала волю слезам. Ей хотелось выть от обиды, но нельзя, чтобы мама слышала ее плач. Эльмира плакала горючими слезами, кусая уголок подушки, пока слезы не иссякли.

Уже светало, когда Эля надела спортивный костюм и вышла из дома. Ей казалось, что на воздухе станет легче дышать. Выйдя за ворота, она постояла в раздумье, в какую сторону идти. Куда бы Эльмира сейчас не пошла, все будет напоминать о Михаиле.

Она направилась за лог, где за деревьями должно показаться солнце. Вовсю пели птицы, легкий ветерок обдувал опухшее от слез лицо девушки. Эльмира поднялась в горку по разбитой грунтовой дороге.

Вот она, ее судьба. Можно по грунтовой дороге обратно спуститься вниз. Ждать, когда Михаил опомнится, придет к ней. Он точно будет приходить, приходить скрытно, чтобы люди не видели, чтобы родители не ругались. После он женится и опять будет приходить так, чтобы жена не узнала.

А вот, ровная дорога, покрытая асфальтом, она уходит далеко-далеко. Конца этой дороге не видно. Можно пойти по ней. Неизвестно, что там будет, но будет что-то новое, неизведанное.

«Солнце встает, я пойду навстречу ему по этой широкой дороге. И будь, что будет.» – решила про себя Эля. Девушке от этой мысли стало немного легче.

***

Альбина обычно приходила на работу раньше других. Она работала в общем отделе районной больницы. На ней были все статические отчеты, поэтому работы хватало. Однако, сегодня Аля чуть не опоздала. День с ура не задался. Дочь капризничала, не желая одевать платье, приготовленное с вечера. Муж потерял пропуск.

Когда выходили из ворот, она зацепила и порвала колготки. Пришлось открывать замок, заходить домой, менять колготки. Сунув дочь в дверь группы, Аля попросила няню раздеть ее девочку. Та только рукой махнула: «Беги уже, раздену».

Альбина почти бегом бросилась в сторону больницы. Перед входом остановилась, выдохнула, одернула юбку и, только тогда вошла в здание. Она поздоровалась с коллегами, села за стол, выпрямив спину и расправив плечи. Незаметно посмотрев в зеркало, висящее на стене напротив ее стола, женщина убедилась, что все в порядке.

– Мне показалось или они смотрят на меня с любопытством? Спросить, или сами скажут. Подожду.

Альбина разложила бумаги, включила калькулятор и принялась за работу. Она ни с кем в отделе не успела подружиться, хотя устроилась на работу полтора месяца назад. Ее считали высокомерной воображалой. Дело было не в этом. Просто Аля не была готова рассказывать всем подряд о семейных неурядицах, о своих личных проблемах.

Что-то сегодня народ молчаливый. Обычно в понедельник разговоров хватает до самого обеда. Переглядываются, перемигиваются, но говорят мало.

Наконец, прорвало. Не вытерпели все-таки.

– Альбина Фаридовна! Говорят, у вашей Элечки жених из армии пришел?

Але тон, говорившей коллеги, не понравился. В вопросе явно слышалась издевка. Она оторвалась от работы.

– Для Вас, Мария Петровна, это так важно? Может и пришел, я у мамы два дня не была, поэтому не знаю.

– Говорят, что Эльмира спуталась с каким-то парнем, а мать все рассказала Михаилу. Он теперь видеть не хочет вашу Элю. А ведь как себя вела, строила из себя недотрогу.

– Вы видели мою сестру с каким-нибудь парнем хоть один раз?

– Интересно, где я это увижу, я по танцам не хожу.

– Вот, когда увидите, тогда и будете говорить. А теперь, извините, мне сегодня отчет сдавать, некогда разговоры разговаривать.

Отчет у Альбины был готов уже с пятницы. Она никогда не оставляла работу на последний день. Так что сидела и делала вид, что работает, торопя время, чтобы скорее настал час обеда.

Альбина частенько обедала у матери, сюда было ближе, чем к себе домой. Да, и хотелось пообщаться с мамой, с сестрой. Скучала Аля по родительскому дому, по маминым пирожкам.

Добежала за пять минут. С порога крикнула: «Мам! Где Эльмира?»

– Тихо дочка, не шуми, спит Эля.

– Что так, прогуляла всю ночь? Говорят, Миша из армии вернулся.

– Ох, доченька, вернулся. Горе-то у нас какое! Даже не знаю, как сказать.

Из своей половины появилась Эльмира. Глаза, как щелки, лицо-опухшее.

– Никакого горя нет, сестра моя. Все, как полагается. Сюжет обычный: она его ждала, письма писала, берегла честь свою для него, а он…

Эля замолчала, села в кресло, поджав под себя ноги.

– Что он? Что он сделал? Скажете вы, наконец, или нет?

– Он меня послал, Эльмира. Он сказал, что не в моем характере дома два года сидеть. Что права, наверно, его мама: ждала его, поскольку замуж никто не звал.

У Альбины, в буквальном смысле, челюсть отвисла. Она уставилась на сестру изумленными глазами.

– Я не могу поверить! Наш Миша так сказал? Он тебе прямо так и сказал? Этого не может быть!

– Да, так и сказал, еще много чего, я не хочу об этом рассказывать даже вам с мамой.

– Как он мог с тобой так поступить? Что теперь будет, Элечка?

– Что будет? Весь город будет судачить о том, что меня бросил парень. Пришел к своей любимой из армии, а она оказывается, подлая, крутила шашни с другим. Он не простил. Или что-то в этом роде. Я тут подумала: хорошо, что так вышло.

Было бы хуже, если бы вышла за него, забеременела, а он меня бросил. А, так, ничего страшного, выйду замуж, рожу ребенка, буду его любить. Может и мужа полюблю.

– Сестренка, опомнись, что ты говоришь? За кого ты замуж собралась?

– Еще не знаю. Кто первый позовет, за того и выйду

Сказать, что Альбина расстроена, ничего не сказать. В голове не помещалось, что Миша мог так по-свински поступить с Элей. Он же готов был ноги целовать ее сестренке. Эльмира, гордая высокомерная красавица, Эльмира, оказалась оплеванной. Как она покажется людям на глаза? Как она придет на работу? Теперь все, кого она отшивала, будут злорадствовать и смеяться над ней.

Альбина кое-как отсидела рабочий день. Забрав дочку из сада, она направилась домой, забыв даже зайти в магазин. Муж был уже дома, чистил картошку. Увидев выражение лица жены, он положил нож и обнял ее.

– Все слышал, все знаю. Михаил, конечно сволочь, но ничего страшного не случилось. Мало ли, парень из армии пришел, свобода в голову ударила. Пусть Элька потерпит, так ей и скажи. Перебесится парень, попирует, и приползет к твоей Эльмире, как пить дать.

– Он-то приползет, да Эля с ним разговаривать не станет. Сказала, что за первого встречного татарина замуж выйдет.

– Да ладно, где она у нас первого встречного найдет. Все знают, что она Мишу ждала. Если между ними ничего не было, то Элька не стала бы ждать, не той породы девка.

– Вася, мы сейчас с тобой разругаемся. Я про Эльмиру знаю все, как и она про меня. Моя Эля все бы мне рассказала.

– Хочешь сказать, что про нас с тобой она тоже знала? Ты ей рассказывала?

– Господи, тоже мне секрет, все знают, что я семимесячную дочь родила на четыре килограмма. Не суди людей по себе.

***

Альбина принялась готовить ужин. Василий взялся за газету. Дочка вертелась рядом, спрашивая то одно, то другое.

– Вася, займись ребенком, видишь она у меня под ногами крутится. Не дай бог, ошпарится, у меня тут кипит и жарится.

Василий взял дочку на руки, включил телевизор.

– Пойдем, дочушка, мама у нас сердитая сегодня, как бы нам не попало.

Пока поужинали, пока Аля убирала со стола, стало темнеть. Альбина пошла было закрывать ворота и столкнулась нос к носу с каким-то пареньком.

– Вам кого, молодой человек?

Парень шмыгнул носом, подтянул локтями штаны.

– Это, ну, вот, мне бы дядю Васю. У меня к нему дело.

– Сейчас позову, заходи во двор.

Зайдя в дом Альбина окликнула мужа.

– Вася, к тебе племянничек пришел, говорит, что хочет дядю Васю видеть.

Лицо Василия вспыхнуло огнем. При любом волнении его белая кожа краснела. Веснушки, густо покрывающие его лицо, становились еще ярче. Аля, конечно, заметила это. Она знала своего мужа, как облупленного. Ей стало интересно, что происходит.

Она на цыпочках вышла за мужем, встала в сенях и услышала, что ей, может не следовало слышать.

– Дядя Вася, Людка меня послала. Сказала, если ты не придешь сегодня к качелям, она все расскажет твоей жене. Она тебя там ждет.

– Все сказал? Приду я. Скажи, что позже приду. Иди.

Альбина забежала в дом, села в кресло перед телевизором. Зашел смущенный Вася

– Вот ведь беда. Не сходил в эту субботу к дяде Егору, а он, оказывается заболел. Мальчонку вон прислал, просит, чтобы я пришел хоть часа на два. Схожу я, пожалуй, не на долго.

Альбина только кивнула головой. Она не могла рта раскрыть, в горле пересохло, сердце сдавило каменными жерновами.

Аля знала, где эти качели. Они висели над самым ручьем, через который нужно было перейти, чтобы попасть в соседнюю деревню. Там и проживал двоюродной дядя Васи. Около высокого дерева, с висящими на нем качелями, разрослись кусты сирени, образовав своего рода грот. Значит, там у ее мужа будет свиданье.

Альбина перенесла спящую дочь на кровать, укрыла. Двери не стала закрывать, идти ей было недалеко. Она вышла из ворот, не хлопнув створкой. Перейдя улицу, Аля по тропинке спустилась к ручью и встала около зарослей сирени. Сначала она ничего не услышало. В ушах стоял противный писк.

Постояв немного, она хотела уже вернуться домой, когда двое заговорили. Один голос был точно ее мужа, а второй был женский. Где-то Альбина его слышала, но припомнить не могла.

– Ты же обещал, ты же мне клялся. Я тебе поверила, что мне теперь делать?

– Обещал. Тогда мне казалось, что мы с женой разведемся, мы ругались постоянно. А сейчас все изменилось, Алька тоже беременна. Вот как мне быть, тебя с ребенком бросить, или жену с двумя детьми. Еще не поздно, делай аборт, не ты первая, не ты последняя. Мать у тебя в больнице работает, договорится.

Он врал. Нагло врал. Не была Альбина беременна и не собиралась больше рожать. Господи, горбатого могила исправит. Сколько слез она из-за него пролила, сколько пересудов перенесла. Он опять за свое. Права моя сестренка. Надо сразу рвать и навсегда. Так и нужно ей сказать: «Эльмира, сестренка моя, не слушай никого. Поступай как считаешь нужным. Ты абсолютно права».

***

Все, завтра на работу. Эле нужно пройти до больницы по улице минут десять. Затем зайти в здание, подняться на второй этаж и войти в кабинет. Нужно выспаться. Нужно выглядеть свежо и беззаботно. Первый раз в жизни Эльмира выпила две таблетки снотворного. Помогло. Уснула, как убитая.

Проснулась Эля на заре, вышла в сад. Ее окутал запах травы и цветов, готовых вот-вот распуститься. Вставало солнце, пели птицы, розовели на востоке облака. Эльмира собрала ладонями влагу с темно-зеленых листов георгина и приложила к лицу.

В этот момент ей казалось, что дальше в жизни ничего хорошего не будет. Ее никогда не обрадует щебет птиц, синеющее небо. Ее вообще нет, осталась оболочка, похожая на Элю. Однако другие не должны об этом знать, не должны даже догадываться. Установка такая: все хорошо, Миша имеет право, ничего страшного не произошло.

На работу Эля пошла, как обычно, в сереньком платье с юбкой клеш. Только затянула без того узкую талию широким красным ремнем и надела красные туфли на каблуках. Хотела было надеть еще модные крупные красные бусы, но передумала. Это будет через чур.

Эльмира открыла массивную высокую дверь и вошла в здание поликлиники. Лицо ее сияло свежестью, полные губы расплывались в улыбке. Она приветливо поздоровалась со Светой, медсестрой из хирургического кабинета.

– Привет, Свет! У меня проблема. Помоги, пожалуйста.

Человек пять точно оглянулись, ожидая продолжения.

– Посмотри, достала туфли, дорогущие, за двадцать пять рублей. Смотри, натуральная кожа, импортные, а пятки натирают. Чем бы мне их смазать.

– Кого смазать, пятки, или туфли?

Эля рассыпалась смехом.

– Ну ты и насмешишь. Хоть пятки, хоть туфли, лишь бы не терли. Ладно, Светик, потом обговорим. Опаздываю, Михалыч меня убьет. Пока!

Аудитория была явно разочарована. Ее бросил жених, а она переживает о каких-то туфлях.

Эльмира поднялась по широкой мраморной лестнице на второй этаж, прошла по коридору, где сидели, ожидая своей очереди больные. У восемнадцатого кабинета, где она работала, было всего три человека. Эля поздоровалась с ними и прошла в кабинет.

Только тут она позволила себе расслабиться. Села на стул напротив Валерия Михайловича, отпустила всю себя. Плечи упали, уголки губ опустились. В ее глазах было столько боли, тоски и обиды, что страшно смотреть.

– Эльмира, настолько все плохо?

– Михалыч, я любила его больше жизни, больше, чем самою себя. Вы знаете, как я его ждала, ведь не жила без него, вычеркнула два года из своей жизни.

– Стоп. Останавливаемся. Теперь вспомни, было у тебя в жизни худшее, чем предательство этого недоумка.

– Было. У меня умер папа.

– Вот. Это было настоящее горе. Отца нельзя заменить и его нельзя вернуть. У тебя впереди целая жизнь. И ты будешь любить, и тебя будут любить. Любовь, она такая разная, каждый раз новая, свежая, необыкновенная. Теперь соберись, будем работать.

Когда в кабинет вошел первый пациент, на приеме с врачом сидела молодая, красивая, доброжелательная девушка.

Народу в четверг, как обычно, было мало. Наплыв в кабинет невропатолога бывает чаще в понедельник, во вторник. Эльмира заполняла карточки, когда в кабинет забежала Люция. У нее завтра свадьба, а Эля должна быть свидетельницей.

– Элька, ты помнишь, у меня завтра запись? Нужно, чтобы ты к обеду была у нас дома. Нужно организовать выкуп, то да се. Ты сможешь ли?

– Почему не смогу? Смогу конечно. Меня Михалыч отпустил. Все будет по высшему классу.

– Ты одна придешь, или…

– Одна, одна. Зачем возить в Тулу самовар. Найдется с кем потанцевать?

– Да. Свидетель у нас не женатый. Не знаю, танцует ли, слишком уж серьезный человек.

– Ладно, подруга, война план покажет. Завтра к обеду буду у тебя.

***

На свадьбу к Люцие Эльмира надела то самое зеленое платье, что связала для встречи с Михаилом. Мама разрешила ей взять бабушкины старинные серьги с изумрудом. Пригодились и белые босоножки, купленные по случаю год назад.