«Мы возродимся! – обещала, —
Для жизни новой и святой!
Не оскорбив жизнь суетой,
Мы все соединим начала…»
Пора!.. Пора уже в дорогу!
Прощай!.. Прощай, души сестра!
До новой жизни! До утра!
Я пре-тво-ря-юсь понемногу…
Любовь
Да-да, Бог есть!.. Кто ж создал это совершенство —
Тебя, мой ангел лучезарный, бескорыстный друг?
Пусть в пьесе жизни слишком мало дней блаженства,
И пусть немало дней слезами политых разлук;
Пусть королева снега заметает память,
Король ветров задуть старается любви огонь,
И принц дождя всю осень гасит страсти пламя,
Остановить, пытаясь, юношеский бред погонь;
И пусть барон привычки шепчет нам устало:
Полегче, вы не дети! Вам пора скромнее быть!
И пусть ровней с годами сердце биться стало, —
Ты, друг мой Ангел, в праздник превращаешь жизни быт.
Любовник я, ты – поцелуй любви безбрежной,
Садовник я, ты – роза, украшающая сад,
Поэт я, ты – творенье неги белоснежной,
Кондитер я, ты – сладкое решение услад.
Нерасторжима связь моя с тобой, любимой!
Необъяснима цепь слепых причин без Божества,
Необходима ты, как свет в ночи незримый,
Неутолима, словно жажда жизни торжества!..
Женщине
Мы гибнем… Тонем медленно в зловонной жиже
Роскошной нищеты, безбожия, вранья.
Мы погружаемся в порок всё ниже, ниже,
Нам сатана по духу ближе, ближе, ближе —
Не слышим карканья на крыше воронья.
Мы гибнем… Мы подмен не видим в нашем доме:
Растащено и продано чужим добро,
«Где стол был яств – там гроб» с больным, лежащим в коме,
А в детской комнате – бордель Мальвин в истоме,
С недетской страстью к деньгам, иссушающей нутро.
Мы гибнем в жизни, думая, что мы на сцене,
Что, поклонившись зрителям, пойдём домой,
Не понимая, что театр обесценен,
Что вместо жизни – шоу низших развлечений,
И дом покинул наш хранитель – Домовой.
Спаси нас, женщина! Верни любовь и верность,
И напитай пространство мыслями творца,
Где горним светом дышит истин сокровенность,
И где любовь есть высшая из истин ценность —
Презри секс без любви последнего самца!
Спаси нас, женщина! В тебе начало мира!
Но не начнётся новый мир без чистоты!
Не дай втоптать в грязь ценности души сатиру,
Не дай унизить смысл твой ложному кумиру —
Спасенье умирающего мира – Ты!..
Диалог влюблённых
– Вот не везёт, так не везёт – какая мерзкая погода!
– А Флорентийская чума пятьсот пятнадцатого года?
Вот флорентийцам повезло: старуха злая – смерть косая
Тогда косила всех подряд, особенно не выбирая:
Красавцев, умников, глупцов, старух, младенцев и юнцов,
Девиц, красавиц, стариков и мудрецов, и подлецов.
Погода классная стояла! И солнце землю согревало,
И город мягко укрывало чумным и смрадным одеялом…
– Ты ничего не понимаешь – меня замучил насморк мерзкий!
– А революция в России? А мрак и холод повсеместный?
Весь Петроград замучил насморк, замучил тиф, замучил голод!
И холод всех замучил адский – вселенский, первобытный холод!
А чем лечить и тиф, и насморк? Нет капель, мази! Нет аптек!
Промышленность вся встала насмерть! Нет хлеба, только снег и снег!..
– Мне надоело это рабство! Я не могу сказать ни слова!
– А в Сталинское Время Счастья народ наш щеголял в оковах!
Не спали ночью, лишь дрожали от шума проезжающих машин.
От смерти и тюрьмы их не спасали ни совесть, ни талант, ни чин.
И каждый говорил, что на уме, взахлёб, бесстрашно, смело!
И семимильными шагами шло вперёд Свободы Дело!
– Ирония мне надоела, как насморка осенний дождь,
И надоела слякоть жизни, когда вся мокрая идёшь!
– А во Вьетнаме месяцами дождь льёт и хлещет на убой!
Все дамы с мокрыми трусами идут в кафе на «кофепой».
– То – во Вьетнаме! Я – в России! Мне может что-то надоесть?!
– Ты, видно, просто утомилась! И надо срочно что-то съесть.
– Не затыкай мне рот едой! Ты всё смеёшься надо мной?!
– Да не смеюсь я над тобою! Я сам голодный, словно воин!
