Отвернувшись к двери балкона, гость вздохнул разочарованно.
– Тогда… – Когда он повернулся, его синий глаз потемнел до черноты, а зеленый пылал ненавистью не только к Любови, а ко всему живому на земле, – это было бы похоже, скорей, на серенаду…
– Отлично, мне никогда не доводилось… – Она предательски стукнула дрожащим бокалом в руке о зубы. – Может, спуститесь?..
– Это уже безвозвратно устарело… – он перебил ее и внезапно рассмеялся, а Любовь увидела вытатуированные шестерки на его зубах. – А вы похожи на свою мать! Та ещё чертовка…
– Из ваших уст звучит как комплимент. – Она понимала, что за сущность перед ней. – И я вообще-то ее дочь и априори похожа на неё, но я спрошу, так как, может, многого не знаю: чем же так похожа?
Любовь трясло, и это не укрылось от сидящего напротив, от него вообще невозможно было что-либо скрыть, как, впрочем, и он не скрывал этой своей особенности. Ей ужасно хотелось сесть – ноги подкашивались, но она пыталась до конца проявить демонстративную стойкость.
– Этим необоснованным и никчемным протестом… – Он улыбнулся, глядя на дрожащую коленную чашечку Любови, – таким обреченным действием – утопия…
– Но это же лучше, чем пресмыкаться, стоя на коленях. – Любовь революционеркой, словно перед казнью, гордо подняла голову.
– Вы сейчас о своем отце?
Любовь зарделась во вспышке гнева.
– Поясни!
– Ну… – Он улыбнулся, снова «зажигая» синее «пламя» второго глаза, – он просил и умолял… некрасиво как-то даже. А вот мать ваша держалась стойко, вполне достойно.
– Он умолял за себя?! – сквозь зубы процедила Любовь.
– Нет, но разве в этом суть?
– В этом! И только в этом. – Она поставила бокал, ощутив, как хмель обуял ее. – Я повторю вопрос! Зачем вы здесь?
– За вами!
– Забирайте! – Она налила себе еще бокал и осушила его залпом. – Только не ждите, я вряд ли буду пресмыкаться и молить…
Любовь дрожащей рукой достала сигареты, но не смогла высечь огонь из зажигалки. Она ее трясла, чиркая снова и снова, – безрезультатно. Внезапно сигарета в другой ее руке задымилась.
– Не благодарите… – Гость открытой ладонью подтвердил отказ. – Я этого и не жду от вас. Тем более и вам понятно, что мольбы и слезы перед финалом бесполезны. Но мне нужна не ваша банальная смерть. Необходимы вы живая, как существо – как человек.
– Зачем?
– Василий всё вам рассказал… – Он вздохнул, скорбно улыбаясь. – И вы, и я об этом знаем.
– Допустим. – Горечью табака першило в ее горле.
– Он забрал у меня Веру, женщину мою, бездушно-некрасиво дерзко… – Поднявшись, гость подошел к двери балкона, встав в ее проем, повернувшись к хозяйке спиной. – Признаюсь – это было больно.
– Но разве он ее не обменял в сделке вероломной? – Любовь взволнованно вздохнула, словно речь шла о ней самой.
– Может быть, и так… – Он посмотрел на циферблат «часов», высветившихся электронными цифрами на руке, – я не придал этому тогда особого значения, но впоследствии я понял – она стала мне крайне необходима…
– Как женщина? – Любовь, ощутив сухость в горле, сделала несколько глотков вина.
– Как вера. Как ее символ…
– И вы решили забрать в ответ у оппонента и любовь? – Любовь, медленно и смело ступая уже и не дрожа, направилась к высокому, статному, стоящему к ней спиной. – Как женщину или как символ тоже?..
Гость повернулся резко, перебивая в ней дыханье.
– Неважно как! Сам факт отвратен… – Его глаза горели сине-зеленым огнем, он словно пылал изнутри, обжигая стоящую в метре от него женщину. – Зачем он вам? Слабый, бесполезный, неприспособленный, ни на что не способный, ничто буквально…
– Знаете, – она закусила губу, глядя ему прямо в «пылающие» глаза, – так часто бывает – непропорциональность человеческих характеров и темпераментов в парах. Кому-то нужно спрятаться за сильной спиной своего мужчины и почувствовать себя слабой и защищенной. А такой, как я, необходимо доминировать, пусть даже мнимо… но вести за руку по жизни вечно сомневающееся «амбивалентное создание»…
Сделав шаг навстречу, он взял ее за руку возле локтя, обжигая через блузку.
– Он вас будет всегда сравнивать с ней и искать ее… но… – Он отпустил Любовь и направился к выходу. – Но Веру я не отдам ему. Он забрал себе ее чувства, я забрал ее саму. Только ваше согласие и любовь ко мне могут помочь разрешить этот конфликт интересов.
– Зачем?! – Она крикнула, взвизгнув, останавливая тем самым его. – Василий не будет страдать, потеряв меня, по-прежнему любя именно ее.
– Это не ваше дело! – Гость улыбнулся, повернувшись, сверкая всем, что в нем могло сверкать. – Я буду ждать. И вот еще… – Он «прожег» синим огнем гостиную, оглядев ее. – Не пытайтесь о моем визите рассказать ему. Не получится, только будете сами от этого страдать…
Любовь пала на диван. Чувствуя боль от ожога на своей руке. И полное бессилие. Внутреннюю опустошенность. И невидимую нить от потери родителей в прошлом, тянущуюся к Василию в настоящем.
Незапланированные потери
Василий со злостью захлопнул за собой дверь. Охранник постучал в стекло, грозя ему пальцем, как ребенку. Пришлось улыбнуться виновато и отойти от монолита здания.
Детская школа творчества. Кружок оригами. Он любил приходить сюда после каких-либо эмоциональных и физических потрясений. Он здесь восстанавливался, больше телом, чем морально. Хотя разве эти две вещи не взаимосвязаны? Если ваше тело в тонусе, то и ваше эмоциональное состояние на соответствующем уровне. И наоборот…
Почему оригами? Василий сам не знал. Может, потому что в остальных творческих мастерских бумагу беспощадно резали для аппликации или мочили, утяжеляя красками и пастелью…
Здесь из бумаги, формируя, создавали фигуры, да, беспощадно сгибая, но делая целостное, радующее глаз творение.
Василий, сидя в стороне от работающих детей и подростков, ощущал, как здесь его тело восстанавливается после размокания и даже не однократно после сожжения, последний факт он не мог никак с позиции химии и физики объяснить, но это работало, это помогало – детские руки восстанавливали своим творчеством из золы его возродившееся тело, формируя и делая его прочнее… Дети – не испорченные алчностью и стремлениями к славе творцы.
Руководители кружков привыкли к присутствующей «невзрачной тени» в классе. Через пару часов уже выходящим твердым, уверенным в себе глянцево блестящим человеком. Едва ли не офицером по выправке или спортсменом по форме тела…
Сегодня же, соскользнув с креста возле заброшенной церкви и пройдя, плутая, по парковой зоне, прислушиваясь к шепоту деревьев, направляющих его, и прислоняясь к ним для минимального восстановления, Василий пришел именно сюда. В школу юного творчества.
Он едва не упал на пороге. Дети завороженно сидели за компьютерами, а возле доски с электронной указкой вышагивал молодой человек студенческого вида. «Заумно» поправляющий периодически очки. Он лишь скользнул взглядом по Василию, застывшему в дверях, продолжая объяснения аудитории.
Дети, всегда радостно встречавшие Василия, даже не обратили внимания на полуживого, качающегося на ногах человека. Зато молодая руководительница, легко вытолкнув Василия в коридор, закрыла за собой дверь.
– Юлия Викторовна…
– Василий! – резкий взмах руки, её открытая ладонь перед лицом собеседника. – Это всего лишь пара уроков! Во-первых, преподаватель показал массу новых чертежей оригами и программу, позволяющую самому ребенку лично создавать чертеж той или иной фигуры… – Когда она говорила, зрачки ее зеленых глаз сужались и расширялись, губы сжимались и разжимались в том же алгоритме, только с опозданием в секунду. – Во-вторых, это хранение их работ в 3D формате в файлах, для детей это необходимо! В-третьих, сами дети просто в восторге от подобного обучения, как и их родители, ну а про нашего директора и говорить нечего…
– А где?.. – Василий вяло шевельнул языком.
– У него отпуск. – Она положила ладонь на грудь Василию, похлопав по ней перед этим слегка. – Да вы не переживайте так; мы все вместе с вами вернемся к «рукоделию». Это просто… – она развела руками в стороны, впервые совпадая расширением зрачков со сжатием морковного цвета губ одновременно, – очередная фаза развития оригами. Вы же сами должны это понимать, как человек адекватный…
