Вместе с ним падали, оседали и растекались дурнопахнущими лужами и остальные мертвяки. Рыцарь Конрад деловито волок впавшую в ступор девушку куда-то в сторону леса, и Фесс не мог поверить своим глазам – что случилось?! Почему лич отступил?… Почему сбросил столь тщательно сработанное, отлаженное вместилище своего злобного духа, и зачем ему теперь…
Взвыл ветер, ему отозвался огонь, бушевавший над караульной. Слепая сила ударила некроманта, словно мешок с песком, и он глазом моргнуть не успел, как рассыпавшиеся грудой кости подхватил плотный вихрь, закрутил воронкой, бросил в сторону, обхватил рыцаря и Этию; сэр Конрад пошатнулся, выпустил девушку и рухнул; а сама Этиа вдруг оказалась в сердцевине стремительно собиравшегося костяного кокона, выстраивавшегося с молниеносной быстротой.
Сердце не ударило и одного раза, а заострённый конец этого жуткого вместилища упёрся в землю, та брызнула в разные стороны, словно вода, и вся дикая конструкция исчезла, уйдя под поверхность; грунт с мокрым шелестом сошёлся, открытая рана схлопнулась, оставив лишь небольшой взрыхлённый круг.
Брошенное некромантом заклятие полыхнуло голубыми росчерками боевой руны, но поздно, слишком поздно.
Фесс замер, обессиленно уронив руки.
Личу, оказывается, нужен был совсем не он. А вот эта странная дева Этиа Аурикома, утверждавшая, будто она из Эгеста, знавшая о случившемся в Кривом Ручье и о саттарской ведьме.
Некромант опустился на одно колено. Болело и ныло всё тело, словно лич отдубасил его тяжёлой сучковатой палкой.
Перед глазами плясали красные круги. Капли пота стекали по вискам, срывались с носа, а голова кружилась так, что хоть сейчас ложись да помирай.
– Некрос… эй, некрос?
Сержант Артеур. Надо же, уцелел в этакой заварухе…
– Давай руку, помогу. И… на лорда нашего, сэра Конрада, глянь, будь ласков?
Верный пёс… первый вопрос – что с господином? Даже не о том, что здесь случилось…
Земля переставала качаться под сапогами. Лич исчез окончательно – теперь Фесс не сомневался. Злобное присутствие больше не ощущалось; да и вившиеся над лесом гиббеты совсем скрылись. Иных поглотило пламя, остальные убрались восвояси – их хозяину они более не требовались.
Рыцарь Конрад вер Семманус замер недвижным нагромождением тёмных доспехов и не шевелился.
– Что с ним, некрос? – настойчиво повторил сержант. – Глянь, а. Лорда нашего сынок. Моему попечению вручённый…
И теперь вер Семманус-старший живьём спустит с тебя шкуру, подумал некромант.
– Отойди, Артеур. Не знаю, что мы увидим, перевернув твоего молодого господина на спину. Где ваши лошади, кстати, сержант? Коновязи я тут не заметил.
– Здесь в лиге по дороге на Хеймхольм главная застава, на перекрёстке. Там коней оставили, сюда пешими шли. И господин тоже…
– Отойди, я сказал, – Фесс осторожно коснулся лежавшего остриём глефы. Сэр Конрад не шевельнулся.
– Может, надо…
– Отойди! – повторил некромант. На сей раз настойчивее. – Иди своих собирай. Покричи. Нечего им тут шляться, места, оказывается, у вас лихие. А я-то думал – один только слыгх на кладбище…
– Хорошо, хорошо, – заторопился сержант. – Уже иду, некрос – то есть господин некромант.
– Я постараюсь помочь, – заверил Фесс.
Если смогу и насколько смогу.
О похищенной деве Этии он думать себе сейчас запретил. След лича никуда не денется, слишком резко и сильно пришлось ему рвать землю, костяными когтями раскрывая себе путь. Как бы ни старался замести – до конца не спрячет.
На истоптанную землю вокруг неподвижного рыцаря ложились руна за руной. Фесс замыкал отпорный круг; рисковать не имело смысла.
Тем более что за личем этим теперь числился немалый должок.
Дюжина рун, одиннадцать замыкающих символов. Некромант отступил на шаг, привычно направляя силу в тёмные росчерки.
Сэр Конрад застонал и зашевелился.
– Что?… Где?… Эй, кто-нибудь?!
Голос его звучал совершенно обыденно, словно и не побывал рыцарь под растекающимся мертвяком, словно и не терял воли, превращаясь, хоть и ненадолго, в безвольную куклу, управляемую личем.
– Эй!.. – вновь окликнул рыцарь. Кряхтя, повернулся, заметил Фесса.
– Чего стоишь, помоги!
– Вставай сам, – холодно сказал некромант.
Конрад зарычал. Упёрся руками в землю, попытался подняться; натолкнулся на очерченный круг и дёрнулся, вскрикнул.
– Арх! Это что ещё?!
– Отпорный круг. Для отвержения нечисти, – всё тем же ледяным тоном пояснил Фесс.
– Я не… я не!.. – аж поперхнулся от ярости рыцарь. – Освободи, холоп, немедля!.. Сейчас придут мои люди, и – сержант! Артеур, чтоб тебя псы сожрали, где ты?!
– Мой круг не пропускает тебя. Ты – мертвяк, Конрад вер Семманус.
– Что?! – ярился и плевался тот. – Богомерзкий колдун! Проклятый ересиарх! Помойная помесь осла и ехидны!..
– Решительно не вижу, что плохого в трудолюбивом смирном ослике, равно как и в безобидной ехидне, похожей на дикобраза, – пожал плечами некромант. – Стой смирно. Круг может тебя обжигать.
– Что?! Как смеешь?!. Сержант! Сержант, где ты?! Знак сорву, паршивец, запорю, негодяй!..
– Потише, любезный. Сержант в лесу, пытается собрать ваших людей. А мы пока…
– Что? – жадно выпалил Конрад. Ткнул от себя кольчужной рукавицей, отдёрнулся, скривился болезненно. – Выпусти меня, некромант! Никакой я не мертвяк, слышишь?! Хочешь, Символ Веры прочитаю?… И образа святого коснусь!..
– Касайся, – кивнул Фесс. Это и впрямь было интересно. Хотя ясно и так, что молодой лорд Семманус если и мертвяк, то очень необычный.
– Еретик прегнусный и веры лишённый… – пробурчал рыцарь. – Господи, спаситель наш, во всей славе Твоей! Верую в Тебя, и в пришествие Твоё, и в силы Твои, и в…
Хорошо читал юный Конрад. Сильно и с выражением. Мертвяки так не читают – они вообще мало что способны произнести членораздельно. А уж Символ Веры… нет, он не смертелен для них, но, во всяком случае, любят они его не слишком.
Однако руны не врут. Человек с рыцарским гербом на груди, громко и старательно читавший строки Писания, с точки зрения магии человеком уже не был.
– Достаточно тебе, маг?! – задыхаясь, выкрикнул рыцарь. Сейчас он казался совсем молодым, мальчишкой, невесть почему вырядившимся в доспехи если не отца, то старшего брата.
Фесс опустил взгляд – руны в порядке. Никакой ошибки, никакого сбоя. Они не выпускали замкнутое в круге существо, пусть даже оно и смогло с выражением прочитать Символ Веры.
Что это? Откуда взялся этот лич – слухи о нём ходили, но не более того. Зачем ему Этиа Аурикома, странная девушка со странным именем, совершенно непохожим на эгестские, как он их помнил?
– Выпускай меня, некромант! – всё так же буйствовал рыцарь. – Выпускай, слышишь?!
– Слышу, слышу, – пробормотал Фесс, обходя кругом негодующего сэра Конрада. – Что ж, благородный сэр, говорите, выпустить вас? А поведайте мне тогда, зачем же вы схватили несчастную деву, пребывавшую под моей защитой, выдав её злокозненному личу, несомненно богохульнику, ересиарху и нарушителю всех заповедей?
С этими рыцарями – чем выспреннее выражаешься, тем лучше.
– Я?! – совершенно искренне изумился сэр Конрад. – Чтобы я предал бы невинное… э-э-э… то есть, я хотел сказать, существо, пока ещё не осуждённое его светлостью маркграфом… чтобы я предал бы такое существо мерзкому чародею, вылезшему из склепа?!
Эх. Поневоле вспомнишь отца Этлау. Вот уж кто умел отличать правду от лжи.
– Именно так. – Глефа поднялась в боевую позицию, звякнули свисавшие с запястий обрывки железных цепей. – Ты исполнял приказы отвратного лича, рыцарь. Ты осквернил себя служением злу. Мои руны не выпускают тебя.
– Плевать на твои богохульные малевания!.. – Забывшись, Конрад бросился плечом вперёд, знаки на земле полыхнули белым, молодой вер Семманус со стоном рухнул на колени.
– Руны не лгут, – повторил некромант, на сей раз вслух. – Я не могу освободить тебя.
– Господин маг! Э-эй, господин чародей!..
Сержант Артеур, запыхавшись, бегом бежал прямо к ним. Следом – примерно дюжина людей вер Семмануса из успевших разбежаться по лесу.
– Стоять! – вдруг скомандовал Фесс, вскидывая глефу. – Сержант! Артеур, поведай сэру рыцарю, что тут случилось и что сэр рыцарь содеял с девой Этией!
Сержант только и смог разинуть рот.
– Господин некромаг…
– Отвечай! – Фесс сдвинул брови.
– В-вы, вы, сэр Конрад – только не гневайтесь на меня, сэр, ради Господа нашего Всемогущего – вы, вас… зачаровало вас, вы деву ту-то и того, скрутили… а чудище костяное – лич, да, господин некромант? – её тоже того, уволокло…
– Враньё! – не смутился вер Семманус. – Сговорились, подлые еретики!.. Говорил я тебе, Артеур, что звезду сержанта сорву и запорю за ложь твою?! Некромагу предался ты, пока я тут без чувств лежал, колдовством с ног сбитый!..
Сержант аж покраснел от обиды, скривился и набычился.
– Воля ваша, сэр Конрад, а только всё так и было, как я говорю!.. Околдовало вас чудище костяное, вы деву-то ему и отдали!..
– Если меня кто и околдовал, так этот треклятый некрос!.. – сплюнул рыцарь. – Эй, ты, слушай…
Фесс молча коснулся остриём глефы одной из рун, и Конрад вер Семманус мешком вывалился из отпорного круга, словно кто-то дал ему хорошего пинка. Поднялся, дико вращая глазами и озираясь по сторонам.
– А? Что?…
– Докажи, – льдисто блестящая глефа поднялась для атаки, – докажи, что ты не мертвяк. Давай, сэр рыцарь.
– Как?! Как я тебе это докажу, несчастный?! – ярился Конрад. – Эй, вы, бездельники! Трусы сбеглые!.. Меч мой подали мне, быстро!..
Сержант Артеур дёрнулся было, но затем кивнул одному из своих – выполняй, мол.
– Ну? – сварливо осведомился рыцарь, чуть не вырвав из рук копейщика со всем почтением поданный ему клинок. – Дальше что, колдун?! Не мог никакой лич меня зачаровать, у меня мощи, как я говорил, самого святого Каброна, знатного мертвяков гонителя!..
Некромант не ответил. Смотрел то на рыцаря, то на сержанта, то на пожар.
– Думаю, – сказал он наконец, – что после всего случившегося нам надлежит вернуться в Хеймхольм. Мы столкнулись с личем, а это не шутка. Думаю, сэр рыцарь, вам лучше всего отправиться со мной. Людей ваших можно оставить здесь – могильное поле Эшер Тафф мною очищено. А вот вы, сэр рыцарь… я б на вашем месте поговорил со святыми отцами. Ибо лич вас таки подчинил, хоть и на время.
Сэр Конрад открыл было рот, но взглянул на сержанта – и осёкся.
– Да, досточтимый. Артеур не лгал. Вы были одержимы личем. И мои руны это подтверждают.
– Тогда… тогда… – сэр Конрад сглотнул. Вся бравада куда-то вдруг делась, лицо посерело. – Тогда я и впрямь должен… духовнику… отцу Церепасу…
– Несомненно, – мягко согласился некромант. – В дорогу, сэр рыцарь, в дорогу, не откладывая и не мешкая. Упряжка моя вам придётся не по вкусу, ну да другой, увы, нет.
Интерлюдия 1
Пробуждение
Скалы вокруг, обычные такие скалы, серые с чёрными прожилками. В трещинах коренятся горные травы, мелкие кустики, по откосам карабкаются вьюны, цепляясь усиками за мельчайшие выступы и выбоины. Горы стары, не одно столетие трудились над ними два великих рабочих – вода и ветер; и как же он, Фесс, оказался здесь?
Жёстко лежать на голом камне; он глянул – торс обнажён, живот и ноги прикрывает какая-то шкура.
– Не хотела тебя смущать, – раздался знакомый голос.
– Аэ!.. Ты!..
– Ну да, я. – Драконица смутилась сама, заметив его взгляд, брошенный на шкуру. – Это ж так, козла местного поймала. Кстати, поешь.
– Где… мы?
Аэ улыбнулась, чуть склонив голову набок.
– Не знаю.
– К-как?
– А вот так. Не знаю.
– Но… мы же попали сюда?
– Попали, – кивнула она. – Был огонь, была тьма, всё взрывалось и горело, а потом приходил мрак… – Драконица вдруг зябко обхватила плечи. В отличие от Фесса, она была одета – впрочем, Аэсоннэ сызмальства, ещё совсем крошечной умела магией создать себе любое одеяние. Вот и сейчас – грубоватая кожаная куртка на шнуровке, на плечах и локтях тускло поблёскивает металл. Простые холщовые штаны заправлены в низкие мягкие сапожки, широкий пояс, но кольца для оружия пусты.
– То есть то место, где мы спали…
– Его больше нет, – перебила Аэ. – Всё вспыхнуло и распалось. Всё, и камень, и скалы, и пространство, и время.
– И ты…
– И я полетела, – просто сказала драконица.
– Куда?
– Куда глаза глядели. Где не было огня и тьмы. – Она вздохнула, покачала точёной головкой, жемчужные пряди мотнулись из стороны в сторону.
– А потом? – Пустота внутри болела и ныла, утраченная память кровоточила, словно вырванный кусок собственной живой плоти. – Потом-то что?
– Потом… – отвернулась драконица. – Я летела. Ни о чём не думала, вот честное слово! Просто чтобы лететь. Тьма меня хватала, и огонь хватал, и осколки зелёные посекли – а я летела, да и только. Пока не увидела солнце.
– Солнце?
– Угу. – Она озабоченно потянулась, тронула прохладными пальцами его лоб. – Хорошо. Уже лучше. Совсем скоро встанешь.
– А… что со мной? И солнце-то – откуда солнце?
– Не ведаю. Оно просто появилось, глянуло сквозь туман. И я – к нему. Сквозь небо. Разбила там, кажется, что-то… – Она виновато взглянула вверх, ну точь-в-точь девчонка, раскокавшая банку с вареньем у строгой тётушки. – Звону было!.. ну, точно, как через хрусталь.
– А ещё потом?
– Ещё потом… – задумалась Аэ. – Ещё потом помню, как падала, крылья не держали. Не на что опереться, ни воздуха, ни… силы. Падала, в общем. Кувыркалась. Думала, что ой, всё.
– Но ведь не ой, всё? – Хотелось коснуться её руки, подбодрить, как встать, как тогда, до его сна, когда она была ещё маленькой.
Драконы растут и быстро, и медленно. Быстро обретают сообразительность, но полной силы достигают лишь за несколько человеческих жизней, и остаются потом такими же – долго-долго.
– Не всё, – кивнула она и вновь улыбнулась – устало, как после долгой-долгой работы. – Падать-то я падала, сквозь серую мглу, а потом вдруг ррраз – и как подхватило, как понесло, мир под нами закружился, завертелся, заблистал – я жизнь почуяла. Сила хлынула, да не такая, как прежде, непривычная, словно… словно горькая.
– Горькая сила? – не понял он. – А раньше какая была?
– Раньше безо всякого вкуса, – терпеливо пояснила Аэсоннэ. – А теперь есть. Только горький. Такой, знаешь… как пиво.
– Это ещё не самое плохое, – попытался он пошутить.
– Не самое, – кивнула она. Глаза вспыхнули – старой, былой силой и памятью истинных драконов, хранителей Кристаллов Магии Эвиала. – Сила меня и спасла, хоть и горькая. Время… – Аэ запнулась, – дикие фокусы выделывало. Такие, что и сказать нельзя. То ли вскачь, то ли потоком-водопадом, и каждая капля… да нет, нет, чепуха.
– Чепуха? В чём чепуха?
– Каждая капля – это мир, – отчего-то шёпотом проговорила драконица.
– Капля времени? – совсем растерялся некромант.
– Или не-времени. Может, пространства. Не знаю, не спрашивай пока. В общем, потом все эти штуки кончились, и я горы увидала. Горы как горы, старые, со льдами. Вулканы кое-где имеются. И на них-то мы и опустились. Ты был, – она зарумянилась, – словно во сне, но прежний ты. Как я тебя всегда помнила. Без… без примесей.
– Каких ещё примесей?!
Драконица избегала его взгляда.
– Тьма… – наконец прошептала она.
– Тьма? Вот ещё, что ж это за «примесь»?
– Есть тьма – и тьма, – она прикусила губу, брови изломились. – Даже нет, тьма, тьма и тьма. Целых три, говорит мне память крови. Одна – просто сила, как свет. Другая – просто темнота, как ночью. И третья… – Аэ заколебалась.
Он покачал головой. Память играла с ним в прятки – высовывалась и вновь исчезала, имена без образа и образы без имён.
– Та ипостась великой Тьмы, что есть чистое разрушение.
– Разрушитель… – вдруг вспомнил он. – Так меня звали…
Аэсоннэ вздохнула, коснулась его лба прохладными невесомыми пальчиками, такими обманчиво нежными.
– Разрушитель – это просто орудие, – сказала наконец, словно утешая тяжело больного. – Топор дровосека. Он свалит дерево, но обогреет семью. А та тьма, о которой я, – это совсем иное. Это жажда рубить просто для удовольствия.
Он поморщился. Память тасовала яркие картинки, ни на одной не останавливаясь. Академия Высокого Волшебства и девушка по имени Атлика.
Гора с названием Пик Судеб и ходячие мертвецы в её подземельях.
Кажется, он умер тогда.
– Я никогда не… рубил для удовольствия.
– Нам это кажется, и мне, и тебе. Дракон не рождается без жажды воплотиться драконом, некромант не овладевает искусством без тяги к запретному, к разрушению основ, к тому, чтобы бросать вызов – просто ради того, чтобы его бросать.
Тот, кого некогда звали Фессом, Неясытью, Кэром Лаэдой, устало прикрыл глаза.
– Аэ… Давай не будем философствовать. Под нами камень, над нами небо. Этого, мне кажется, вполне достаточно. Нас зашвырнуло в какой-то из дальних миров Сущего; давай поймём, где мы, да и в дорогу.
– В дорогу? – Она вскинула обжигающий взгляд. – Куда? В какую дорогу?
– Не важно, в какую, лишь бы отсюда.
– Хорошо, – послушно склонила голову драконица. – Полежи ещё немного, – и осторожно опустила всю ладонь ему на грудь, туда, где сердце.
Он ощущал все бугорки и мозоли на её руке; Аэсоннэ щедро делилась с ним своей собственной силой.
– Сейчас… – Она раскачивалась, прикрыв глаза. – Сейчас… а потом поешь, только обязательно… я ж тебе говорила…
Кровь веселее бежала по жилам; беспечно перекликались какие-то птицы, поднявшиеся высоко, почти к вечным снегам. Жизнь – жизнь повсюду, молодая, жадная, жестокая; где в ней твоё место, некромант?
– Мы отыщем его, – посулила драконица.
– Читаешь меня? – Он слегка свёл брови.
– Только чтобы помочь.
Она помогала. Становилось уже почти жарко, леденящая слабость поспешно отступала.
– Садись, – Аэ протянула руку. – Садись и ешь.
Перед некромантом появилась основательно прожаренная нога некоего копытного, надо понимать – того же козла, кому некогда принадлежала и прикрывавшая Фесса шкура.
– Пропекла в собственном огне, – гордо объявила драконица. – И травок натолкала, какие нашла. Вот… лук дикий дудчатый, лук медвежий… что нашла поблизости… ты ешь, ешь, на меня не гляди.
Он впился зубами в хрустящую корочку. Как у этой девчонки получается так запечь целую часть туши?…
– Ешь, ешь, – только и приговаривала она.
…В сторону полетела дочиста обглоданная кость.
Они спускались с гор, диких, заросших, безлюдных. Аэсоннэ, тихая и неожиданно присмиревшая, послушно шагала следом, даже не пытаясь принять свой истинный вид и взлететь. Некромант кое-как обмотал чресла шкурой – драконица, по её словам, «пару разочков на неё пыхнула», во всяком случае, кожа была сухой.
Но, кроме этого, у них ничего не было. Одежда Аэ, сотворённая магией – только для неё самой, с ним она поделиться при всём желании не сможет.
Хотя сила здесь была. Да, была, и немало. «Горькая», по выражению драконицы. «Горькая» и странная. Она не давалась, ускользала, обманывала.
Он попытался было пустить в ход несложные чары, с готовностью подсунутые памятью – его первый экзамен в Академии Ордоса, вопрос, заданный мастером Воды, «малый каскад иллюзий на триста саженей», простые жесты, которыми он, помогая себе, придавал форму свободно текущей силе…
Сила вырывалась, словно гибкая и сильная водяная змея, вдобавок донельзя скользкая. Норовистая, она словно обладала собственной волей, и отнюдь не рвалась выстраивать какие-то там живые картинки непонятно для кого.
– Аэ, как тебе удаётся…
– Драконы вбирают силу, как дышат, – чуть виновато пояснила та. – Однако здесь… здесь очень трудно дышать. Словно на высоте. Или под водой.
– Но ты летаешь, можешь сменить облик – так?
– Могу. Но с куда большим трудом, чем там, дома, в Эвиале.
В Эвиале…
Словно отозвалось гулким эхом, взламывая пласты беспамятства. Северный Клык, угрюмая одинокая башня, старик – старик Парри, мастер рунной магии, вручивший будущему некроманту кольцо-пропуск и отправивший его в славный град Ордос…
Немного поколебавшись, некромант выломал себе добрый можжевеловый посох. С чарами пока не очень, кто знает, уж не ожило ли старое недоброе «правило одного дара»?
И точно – тело повиновалось куда лучше чар. Посох послушно проделал шипящую мельницу, закрутился в восьмёрках, верхних и нижних петлях, словно стараясь убедить – меня используй, хозяин, меня!..
Ели вздымались всё выше, всё теснее – горный лес надвинулся на странников, зажурчал невидимыми ручьями, раскинул под ногами мягкий ковёр из опавшей хвои; здесь была весна, весна молодая и дружная.
Но выше по склону каким-то образом успел взойти не только медвежий лук.
– Всё знакомо, – раздалось за спиной. Аэ шагала, постоянно озираясь. – Ёлки, как у нас в Эгесте. А вот это – пихты. Они тепло любят вообще-то – а рядом с ними лиственницы, этим, наоборот, холод подавай. Они вместе редко растут…
– Но это ж в Эвиале, – заметил некромант. Сам он, правда, никаких подробностей о елях с пихтами, равно как и о лиственницах, не помнил напрочь. – А где мы сейчас?…
Драконица не ответила. И по-прежнему старалась на него не смотреть.
Глава 4
Кипела битва, полыхал пожар, сшибались в смертельной схватке люди с мертвяками – однако упряжные зомби, тащившие двуколку некроманта, на это не обратили никакого внимания. И их словно бы никто не заметил – тот же лич даже не попытался подчинить их своей воле. То ли не мог, то ли не успел.
За спиной осталась разгромленная застава; сруб караульни догорел, стены обвалились, дымилась лишь груда углей. Молодой сэр Конрад ёрзал, дёргался, то ощупывал собственное лицо, то, стащив боевые рукавицы, разглядывал ладони, словно впервые увидев.
– Некрос… некромаг…
Фесс не отвечал, глядя на постепенно светлеющую дорогу, что стала заметно ровнее и шире.
– Сударь некромант, – наконец выдавил из себя юный рыцарь. – Сударь, прошу, ответьте мне…
Теперь он заговорил куда как вежливее.
– На что ответить, благородный вер Семманус?
Рыцарь опустил голову.
– Эта… одержимость… то, что лич овладел мною… душа моя погибла, верно, да?
– Душа? – искренне удивился Фесс. – Помилуйте, сэр Конрад, о душе своей вам лучше побеседовать с вашим духовником – отец Церепас, верно? Как могу я, некромаг, кому не переступить порога храма Господня, рассуждать о спасении души?
– Вы тот, кто смотрит за край, – Конрад сцепил пальцы, чтобы не так дрожали. – И, сдаётся мне, знаете поболее отца Церепаса, Господи, прости мне слова сии…
Мальчишка трясётся. Мальчишка в ужасе. Сколько ему – шестнадцать, семнадцать? Крупный, рослый, сильный. А сейчас вот только чуть-чуть глянул даже не за грань, а так, на общие очертания Врат, и все поджилки ходуном заходили.
…А давно ли тебе было шестнадцать или семнадцать?
Давно ли тётушка Аглая и душевная её подруга мэтр Клара Хюммель дружно пытались его женить?…
Когда и где это всё было? Призраки памяти, призраки его прошлого, воспоминания из-за черты.
Здесь, в достославном маркграфстве Ас Таолус, слыхом не слыхивали ни о каком Спасителе. Господь у них был, Господь Вседержитель, усмиривший огненный Хаос и ставший миром, а потом явившийся в него, дабы наставить всех в спасении.
И никогда здесь никто не подозревал ни о какой Межреальности.
– Никто никогда не заходит за Врата, – Фесс смотрел прямо перед собой, голос его звучал глухо. – Есть много легенд. Кто-то из древних авторов утверждал, что все души после смерти подхватывает исполинская река, унося их к…
– Ересь! Ересь! – перепугался юнец. – Господь милостивый, прости мне, что слушаю такое!..
– Да погоди ты. – Некромант отбросил вежливое «вы». – Потом грехи свои отмолишь. Отвечай – совсем ничего не помнишь? Что последнее?
Кажется, подействовало. Во всяком случае, рыцарь уже не упоминал о собственном благородном происхождении.
– Помню – я его рубанул, – шёпотом сообщил юный сэр. – Мертвяка. По… по шее, кажется. Меч потерял. И потом… – он мучительно сморщился. – Голос. Да, голос. «Принеси мне её» – как-то так.
– Теперь ты помнишь, сэр рыцарь.
– П-помню.
Молчание. Шаркают подошвы грубых сапожищ на неживых ногах. Солнце всё выше. Лесная дорога преображалась – радостное утро, самое начало осени, когда уже свозят с полей урожай и хозяйки хвастаются друг перед другом громадными тыквами.
– Зачем личу эта дева? – Кажется, сэр Конрад уже совершенно забыл о своём изначальном намерении забить жуткого некромага в колодки и отправить с конвоем в Хеймхольм. И, молодец, он всё-таки подумал о других, не утонул в собственном ужасе о погибающей душе.
– Не знаю, – совершенно искренне ответил Фесс. – Она из странных мест, из Эгеста – не слыхал о таком, сэр рыцарь?