Цена волшебства. Серия «Волшебные приключения в мире финансов». Книга 2
– Я вышла за тебя замуж по любви! И что я получила?!
Банкир встрепенулся. Простые и понятные вопросы он любил. Устремив задумчивый взгляд в потолок, мистер Джаспер принялся загибать пальцы.
– Так, ну берилловое ожерелье с тремя изумрудами я подарил тебе на свадьбе, потом знаменитые русские соболя на твой юбилей, теперь ту великолепную пару лошадей, кстати, радость моя, тебе все равно особо некуда выезжать, может продадим? Ну, и сын…
Миссис Джаспер улыбнулась и стала чуть менее похожа на капитана пиратского брига. Единственный сын был любимцем и гордостью обоих супругов.
– Мои гены! – в очередной раз похвалился мистер Джаспер. – И мое воспитание! Помню, был день рождения, Эдди как раз пять лет стукнуло. Подходит он ко мне с тарелочкой, жалобно так смотрит и просит: «Папочка, купи тортик!» А я ему: «Нет, Эдди».
– Ты всегда был с ним слишком строг! – всхлипнула миссис Джаспер.
– Ничего, у будущего банкира должны быть стальные… Гм. Нервы. Он потом и к твоему отцу подходил, и к дядьям… И продал в итоге этот свой тортик моей тетке по материнской линии!
Счастливый смех в кухне нарушил робкий голос секретаря. В дверях переминалась с ноги на ногу молоденькая девушка крайне непривлекательной наружности. Последний этап собеседования приближенный к банкиру персонал проходил у миссис Джаспер. И по загадочной причине все хоть сколько-нибудь симпатичные лица женского пола ею отсеивались.
– Мистер Джаспер, простите. Я знаю, рабочий день окончен, но к Вам посетители. Передать, что Вы не сможете сегодня их принять?
Недоеденный сэндвич полетел на стол, рагу было забыто. Воистину само провидение пришло на помощь банкиру в тот миг, когда он погрузился в пучину отчаяния и безысходности. Ибо семейный разговор грозил затянуться надолго.
– Приму, конечно приму! – он рысью припустил из кухни, напоследок бросив растерявшейся жене: – Прости, любовь моя. Работа!
*
Посетителей банкир узнал сразу. Высокий, широкоплечий Клаус был на голову выше своего щуплого, зеленокожего спутника.
– Мистер Клаус! Мистер Рок! Как же я рад вас видеть! Прошу, за мной. Устроимся и побеседуем в моем кабинете.
Клаус и Генри переглянулись. Такого радушного приема от желчного банкира, обожавшего нагнать страху на посетителей, они не ожидали. Тем более что опоздали – гоблин наотрез отказался лететь на оленях, и пришлось четыре часа трястись верхом по разбитой дороге. Ямы, колдобины, огромные лужи, затянутые скользким льдом, – вот неполный список прелестей Главного северного тракта. Попали в две пробки. Первая возникла по вине крупного дракона, который сидел прямо по центру тракта и меланхолически жевал лесоруба. Профессию жертвы Клаус опознал по металлической броне и шлему, такие носят лесорубы, работающие в Туманных горах. Местные леса полны лургов, некрупных, но опасных хищников, похожих одновременно и на летучую мышь, и обезьяну. От их острых зубов стальная кираса и шлем, конечно, помогут, но вот для Обсидианового длиннокрылого они как фольга.
Полицейские оцепили место происшествия желтыми лентами и терпеливо объясняли группе негодующих гномов, что это надолго, потому как лесоруб был пойман в доспехах, выковыривать его оттуда трудно, а потому жевать долго. А «пристрелить проклятую зверюгу» никак нельзя, потому что Обсидиановые длиннокрылые драконы – вид вымирающий, находятся под защитой государства. Ну а лесорубы – кто их считает? Рядом метался нервный зоолог в очках, шикал на публику и умолял не пугать и не беспокоить животное. Данный вид драконов обладает нежной нервной системой и подвержен стрессам. Что ведет к проблемам с пищеварением.
Вторая пробка даже немного порадовала измученного тяжелой дорогой Клауса. Роскошный, хотя излишне позолоченный экипаж съехал с дороги и теперь беспомощно лежал на боку в придорожной канаве. Судя по королевскому гербу и странноватому символу – перекрещенным лопате и кирке, принадлежала карета не кому-нибудь, а самому министру путей сообщения. Пострадавшие стояли рядом, в грязи и в самом дурном расположении духа, и орали друг на друга в следующем порядке: министр орал на своего помощника, помощник на кучера, а кучер на рабочего, безуспешно пытавшегося вытащить лошадей из канавы. Только лошади хранили олимпийское спокойствие. Видимо, привыкли.
– Правильно, – одобрил Генри, – украсть деньги на строительстве дорог, купить на них дорогущую карету и разбить ее на плохих дорогах. Очень логично.
Радость прибытия к «Джаспер банку» омрачалась мыслью об обратном пути. Кожаный плащ Клауса покрылся пылью и грязью, гоблину, ехавшему не на высоком олене, а на ослике, досталось еще больше. Тем более приятно было утопить измученное тело в мягких, хотя и затертых креслах. Сегодня на Клауса даже обстановка кабинета банкира не произвела впечатления. Обычно его угнетала темная, угрюмая комната, где высокий потолок терялся во мраке, а со стен на него сурово взирали предыдущие владельцы этого банка. Все как один похожи на мистера Джаспера – отец, дед, прадед.
– Ну, джентльмены, как ваш бизнес? Надеюсь, процветает?
Мистер Джаспер был сама любезность.
– Ой, да какое там! – неожиданно для Клауса запричитал гоблин. – Честных людей становится все меньше и меньше… Скоро и обманывать некого будет!
Мистер Джаспер вытаращил глаза.
– Да шучу я! – Генри расхохотался и фамильярно хлопнул по плечу онемевшего банкира. – Неплохо у нас все. Даже расширяться хотим.
Выслушав друзей, мистер Джаспер задумчиво почесал подбородок. Он откинулся в кресле и закурил свою любимую трубку. Очень скоро комната наполнилась зловонным черным дымом, Клаус закашлялся. Единственным плюсом этого действа было то, что зловещие клубы дыма поглотили и портреты, и самого мистера Джаспера.
– Но, если вы хотите торговать с большим миром, вам придется открывать валютный счет. В Шотландии, к примеру, вы не сможете поменять золотые в обменном пункте. А для меня эти операции связаны с серьезным валютным риском.
– Да ладно вам, – улыбнулся Клаус. – Фунт стерлингов, конечно, валюта молодая, ей всего девятьсот лет, но вполне надежная.
– Фунт стерлингов? Название смешное, – фыркнул гоблин.
– Буквально означает «фунт чистого серебра». Двести сорок монет чеканились из одного фунта серебра, эталон «Tower pound» хранился в королевском монетном дворе в Тауэре. Состоял из 5400 гранов, это 350 граммов, – быстро выдал профессиональную справку банкир.
Старая английская поговорка утверждает, что об истинной цели своего визита пациент сообщает врачу у двери, собираясь уходить. Что ж, старая английская поговорка права.
– Ну и нам, очевидно, придется еще один кредит брать, – словно бы невзначай обронил гоблин, когда невкусный жиденький чай был выпит, а они узнали о связанных с бизнесом рисках гораздо больше, чем хотели.
– Да я уж понял.
Мистер Джаспер задумался. Конечно, он должен выдать своему хорошему другу и деловому партнеру так называемый бланковый договор. Безо всякого обеспечения и поручительства. Старинная традиция, оставшаяся с тех времен, когда сделки заключались рукопожатием и соблюдались неукоснительно. Ведь гарантом была не бумага, а увесистый двуручный топор в руках обиженного делового партнера. И потом. Разве не верит он в честность и деловую хватку мистера Клауса? К тому же подарить радость детям, разве не священно детство? Усилием воли мистер Джаспер подавил нелепые благородные порывы.
– А нет ли у вас, джентльмены, богатого друга, который мог бы заключить со мной договор поручительства?
Клаус и Генри переглянулись.
– Вообще-то есть, – медленно произнес Генри.
Волчья топь
Наскоро попрощавшись с мистером Джаспером и Генри, Клаус поспешил на парковку. Его олень Рудольф и ослик Генри стояли там в гордом одиночестве.
– Генри? – спросил Рудольф.
Как всякий уважающий себя и очень гордый олень, Рудольф был немногословен. Например, этот его лаконичный вопрос на самом деле означал: «Судя по тому, что я не вижу рядом с тобой твоего трусливого друга, страдающего тяжелой степенью аэрофобии, мы можем не тащиться домой по пробкам, а полететь?»
– Да, Руди. Генри поедет домой, а мы с тобой должны еще встретиться с одним моим другом по важному делу. Но мы отправляемся в очень опасное место. За Волчьей топью…
– Плевать, – прервал долгий и обстоятельный рассказ хозяина Рудольф. – Полетели.
Мощные копыта спружинили о землю, пахнущий лесом воздух наполнил легкие, и Клаус подставил лицо холодному ветру. Свобода! Внизу остались пробки, банк и ослик, проводивший их взглядом, полным жгучей зависти.
День клонился к закату. Заходящее солнце еще обливало расплавленным золотом вершины Ледяной короны, но у ее подножия уже собиралась тьма. Бескрайние ельники Северного леса казались темным океаном, из которого островками выглядывали древние и современные замки. Только по ним и можно было как-то ориентироваться, да еще по горной цепи. Клаус заметил, что они немного отклонились от курса – Рудольф бывал здесь не часто. И не удивительно. Эту часть леса называли «темной». Здесь много веков скрипели на холодном ветру деревья Мертвого леса, здесь по ночам над трясиной Волчьей топи скользили безликие призраки, а в чащах жили жуткие твари, не выносившие солнечного света. Большинство замков тут были заброшены и населены нежитью, а вместо птиц в небе скользили нетопыри. А еще здесь жил тот, кого Клаус считал лучшим другом.
Еще пару миль, и, насколько хватало глаз, перед ними раскинулась Волчья топь. На первый взгляд болото было даже красивым. Вода сверкала, как цветные стеклышки среди изумрудного мха, покрывавшего кочки. Белые и лиловые орхидеи покачивали своими будто восковыми головками. Но под зеленым кружевом ряски то здесь, то там покачивались, как в колыбели, мертвецы. Клаусу сверху хорошо были видны их гипсово-белые тела, лица, смотрящие в небо невидящими глазами. А дальше начинался Мертвый лес. Ни листа, ни травинки, только черные обгорелые стволы вонзают в небо узловатые ветви. А проскользнет через чащу ветер, только пепел поднимется вихрями от земли и смешается с туманом.
Заметив башни замка Даллингем, Рудольф приободрился и заспешил. Не прошло и пяти минут, как оленьи копыта звонко застучали по подъездной дорожке. Клаус спешился и огляделся. Солнце как раз скрылось за горами, и в потемневшем небе задрожали первые бледные звезды. Сад дышал ночным покоем, над прудом порхали маленькие лимнады – феи озер. Их крохотные голубоватые тела ныряли в ледяную воду и тут же взлетали вверх, поднимая фонтанчики брызг. Пышные кусты зимних роз источали сладкий, пьянящий аромат, а в покрытой инеем траве мерцали звездочки снежников – стойких цветов, что цветут в январе. Будто зажженные невидимой рукой, вспыхнули огоньки за розовыми стеклами фонарей, на их земляничный свет слетелись ночные бабочки. Клаус так залюбовался этой мирной, уютной картиной, что не заметил, как за кустами барбариса промелькнула чья-то тень. А вот Рудольф что-то почувствовал. Его уши мелко задрожали, он всхрапнул и попятился.
Замок был темным и мрачным. Только в западной башне горело маленькое окошко. И чистый девичий голосок пел:
В лесу у башни старинной
Там, где цветет левкой,
Весеннею ночью длинной
Я повстречалась с тобой.
Но я лишь дочь дровосека,
Править тебе суждено.
И до скончания века
Вместе нам быть не дано.
Оставьте, король великий,
Меня в этот поздний час.
Этот цветочек дикий
Расцвел в глуши не для вас.
Вам пиры и битвы,
Балы и улыбки принцесс.
Мне труды и молитвы,
Пение птиц и лес.
Но сладкую горсть земляники
Он мне, смеясь, протянул…
Клаусу голос показался странно знакомым. А тень за кустами подобралась ближе, пригнулась, готовясь к прыжку. Рудольфа затрясло, он боязливо прижался к Клаусу, зашептал:
– Хозяин, хозяин! Опасно!
В сгущающейся тьме загорелись ледяные огоньки глаз, вертикальные зрачки рассекали их пополам. Но Клаус только отмахнулся:
– Руди, не до твоих глупостей. Я где-то слышал…
Договорить он не успел. Громадный черный зверь ринулся из темноты, щелкнули острые клыки, когти порвали землю, и во все стороны брызнул влажный мох. Клаус отшатнулся, и за его спиной сверкнул вихрь снежной метели, такой яркий на фоне зелени. А вот полненький, неповоротливый олень отскочить не успел. Он покатился кубарем, ломая красиво остриженные кусты самшита. Клаус едва устоял на ногах, развернулся, готовый встретить врага лицом к лицу, и увидел прямо перед собой чудовищную морду волка. В жутких глазах горел синий огонь, из глотки раздавался грозный рык. Исполинский зверь поднялся на задние лапы и вскинул передние, с длинными, острыми когтями.
– Ланселот! Ну напугал, темная мать тебя возьми!
– Вот уж не знаю, темными или светлыми меня теперь пугать, – прорычал волк и заключил Клауса в свои объятия.
Клаус хлопнул друга по плечу.
– Давай, приводи себя в порядок, а то Рудольф близок к инфаркту. Ты зачем так напугал бедолагу?
– Прошу прощения, – волк церемонно наклонил мохнатую голову, и олень, слабо вздохнув, закатил лиловые глаза и упал на бок. – Не хотел тебя пугать, Руди. Но это так забавно!
Он встряхнулся, опустил плечи и замер. И тут же черная шерсть начала втягиваться под кожу, острые уши опустились ниже, исчезли длинные клыки. Минута – и перед Клаусом и бесчувственным Рудольфом стоял высокий, мощный мужчина. Синие, чуть насмешливые глаза, благородно очерченные скулы, добродушная улыбка. Его можно было бы назвать настоящим красавцем, если бы не четыре глубоких, рваных шрама, рассекавших все его лицо.
– Прошу вас, пройдем в дом, сегодня неспокойная ночь. Скоро придет туман, а вместе с ним и кое-что похуже. Я вас почуял издали, вышел встретить.
– На тебе одежды нет, – констатировал Клаус, озадаченно наблюдая, как Ланселот без усилий забросил на плечи бездыханное тело Рудольфа.
– Ну да. Мы же не в сказке, где на оборотне загадочным образом возникают штаны после превращения. На такую магию и высшие эльфы не способны.
Болтая и смеясь, друзья вошли в замок. Клаус был озадачен. Ланселот весел? Дурачится и улыбается? За два года их знакомства он привык, что его друг пребывает в двух настроениях – серьезном и печальном. А любые перемены, даже к лучшему, как-то пугают. Ланселот меж тем бережно положил Рудольфа у камина. Жарко горел огонь, вдоль стен стояли рыцарские доспехи, в которые предки Ланселота имели обыкновение облачаться, чтобы выяснять отношения с соседями. Клаус заметил, что стол готовили к ужину на двоих, но полностью накрыть не успели. Уже стояли позеленевшие от времени канделябры, лежали вышитые вензелем Л&М салфетки, стояли две вазы с фруктами. Клаус удивился. После ужасной гибели своей невесты Лили Ланселот многие годы вел отшельнический образ жизни. Не то что женщины, у него вообще гостей не бывало.
– Я, наверное, не вовремя? – поинтересовался Клаус, пока его друг облачался в соседней комнате.
– Что ты, все в порядке, – отозвался Ланселот тем тоном, которым лживо успокаивают незваных гостей. – Что-то случилось?
Вернулся он в элегантном костюме, на ходу завязывая шейный платок. Клаус задумчиво наблюдал, как ловкие, сильные пальцы за несколько секунд сделали безупречный узел, и думал, что ему самому на такое понадобилось бы минут десять. У зеркала. Да и то вряд ли получилось бы так же хорошо. Все, чего касались руки Ланселота, получалось идеальным. Потому и все механические вещи, которые создавал этот талантливый инженер, были безупречны. Клаус глубоко вздохнул. Тянуть не стоит. Похоже, его друг не один и по непонятной причине не хочет знакомить со своей гостьей.
– Видишь ли, мы тут решили выходить с бизнесом в Большой мир. Только видишь ли, Ланс, там не очень привыкли к левису и механизмам, так что… Не мог бы ты сделать, ну, простенькие такие игрушки и всякие полезные мелочи? Правда, ты не был в Большом мире, так что даже не знаю, справишься ли ты…
Стрела попала точно в цель. Ланселот оскорбленно хмыкнул, как хмыкает профессор математики, когда его внук первоклассник выражает сомнение, сможет ли дедушка помочь с домашним заданием.
– Справлюсь, не сомневайся. Я понял. Простые, красивые вещи, полезные…
– Не слишком полезные, ладно? Люди не привыкли к домашним туфлям, которые можно позвать, вместо того, чтобы искать, или к точилке, которая сама точит по ночам карандаши.
– Не привыкли? Как же они, в таком случае…?
– Как-то справляются.
И тут из соседней комнаты раздался быстрый перестук каблучков, и звонкий женский голос позвал:
– Ланселот! Ну где ты?
Стены старых замков искажают звуки. Вздохи ветра в каминных трубах, шепот гобеленов, которых сквозняки заставляют трепетать, касаясь каменной кладки, скрип старой мебели. Все эти звуки, да еще эхо, парящее под сумрачными сводами, не дают узнать даже знакомые голоса. Но в том, что этот женский голос ему хорошо знаком, Клаус ни минуты не сомневался.
Ланселот нервно оглянулся и неожиданно заорал, да так громко, что Клаус едва не подпрыгнул от неожиданности:
– Конечно, Джонатан. Сделаю пробную партию и обсудим.
Шаги в соседней комнате мгновенно смолкли.
– Тут еще кое-что, – начал Клаус и смущенно умолк. Ланселот терпеливо ждал. – Видишь ли… Нам потребуются немалые денежные средства на новый бизнес. Я, признаюсь, здорово увлекся благотворительностью, ну и… Мистер Джаспер сделал расчет показателя долговой нагрузки…
– И он считает, что долговая нагрузка у тебя великовата, – кивнул Ланселот. – И этот…
Как говорят эльфы, «благородную кровь в карты не проиграешь». Ланселот не дал вертевшемуся на языке определению «старый жлоб» сорваться. Он выразился более элегантно, но менее точно.
– Этот чрезвычайно практичный и осторожный человек отказал тебе в новом кредите. Ясно. Сколько денег тебе нужно?
– Десять тысяч золотых, – пробормотал Клаус, глядя, как Ланселот подошел к бюро и достал чернильницу и чековую книжку.
– Не проблема.
– Да?!
– Ты же не думаешь, что я живу на зарплату, которую ты мне платишь? У меня чуть больше тридцати патентов на изобретения, хотя бы те же почтовые дирижабли, которыми пользоваться куда удобнее, чем птицами.
– Авторское вознаграждение, – кивнул Клаус. – Понятно. Но я не могу так пользоваться твоей добротой.
– Глупости.
– Нет, Ланс, серьезно. Это большая сумма, так что… – Клаус полез в портфель за бумагами.
У Ланселота округлились глаза.
– Это что, договор займа? Ты чего, я же твой друг. Может, еще штрафные санкции обсудим, если не вернешь?
– Это договор поручительства. Наш практичный и осторожный мистер Джаспер всучил. Я сам со всеми долгами разберусь, ты только выступи поручителем, ладно?
– Ну и глупо. Если я тебе займу – рискую только своими деньгами. А выступая поручителем, еще и процентами банку.
– Ланс. Ты правда думаешь, что рискуешь?
Несколько секунд друзья смотрели в глаза друг другу. Потом Ланселот выдернул из руки Клауса договор и размашисто подписал, не читая.
– Спасибо. Я, пожалуй, пойду. – Клаус осторожно взял договор, будто боялся обжечься, и торопливо застегнул портфель.
Подошел к Рудольфу, который так и лежал без признаков жизни на коврике у камина. Погладил мохнатую шею, подергал пушистое ухо. Никакой реакции.
– Руди, вставай. Хотя, наверное, стоило бы оставить тебя здесь в качестве залога.
Бездыханное тело немедленно ожило.
– У миссис Джаспер в залог согласен. У оборотня – нет. Опасно.
– Как раз у миссис Джаспер опасно, – ухмыльнулся Клаус. – Умрешь от апоплексического удара, – и, видя непонимание в глазах Ланселота, пояснил: – Я Рудольфа пару лет назад у Джасперов оставлял в качестве залога. Так Руди так отожрался на пирогах миссис Джаспер…
– Волшебных пирогах, – уточнил Рудольф, блаженно закатив глаза.
– Хорошо. На волшебных пирогах миссис Джаспер он отъелся так, что на ноги встать не мог.
– Копыта, – уточнил педантичный Рудольф.
– Что?!
– Не на ноги. На копыта. Понял, встаю!
Шерсть оленя неожиданно покрылась инеем и заледенела. Затянуло корочкой льда и модные серебряные браслеты на ногах, которые Рудольф выклянчил в качестве подарка к Рождеству. Испуганно косясь на рассерженного хозяина, Рудольф поспешно поднялся с теплой лежанки и поспешил к двери. Клаус, пряча улыбку, пошел за ним. Ланселот махнул им рукой на прощание, закрыл дверь и почти бегом поднялся по винтовой лестнице в комнату тремя этажами выше. Там было совершенно темно, так что девушка, сидевшая на подоконнике, казалась силуэтом театра теней на фоне ночного неба.
– Он ушел. – Ланселот расслабленно потянулся всем своим мощным телом и оперся о косяк двери.
– Да? – она нервно облизнула пересохшие губы. – Зачем он приезжал? Сюда, ночью…
Девушка в волнении поднялась. Встала во весь рост на подоконнике, глядя в беспокойные, темные небеса. Отсюда, с вершины башни, открывался величественный вид. Внизу под порывами крепчавшего ветра плескался темными изумрудными волнами лес, а на западе, над Одинокой горой вихрями собирались грозовые тучи. Девушка распахнула створки окна и обернулась.
– Мне не следовало сегодня к тебе приходить. Мне вообще не следовало…
– Стой, нет! – Ланселот рванулся к ней, но опоздал.
Она спрыгнула вниз.
Айронволл
Конечно, можно было не спешить. Пока Ланселот придумает и создаст новые игрушки, пройдет пару недель, ну а те, что должны быть подарены в рождественскую ночь, можно начать делать в сентябре… А можно и сейчас. Клаусу не терпелось разбудить завод. И потому, не обращая внимания на жалобы Рудольфа, мечтавшего о мягкой подстилке из сухих трав в теплом оленнике и хорошем ведре какао, домой они не полетели. Отсюда было рукой подать до Айронволла, где и находился его завод.
Пара миль, и в океане сумрачной зелени блеснул хребет стены Айронволла. Последний луч солнца угас за горами, и в небе загорелись ледяные звезды. Их холодный свет делал призрачной стену, которая ширилась и росла по мере их приближения. Ворота охраняли исполинские стражи, закованные в сталь. Конечно, можно было просто подняться выше, перелететь латунный пояс, столетия защищавший некогда богатый и процветавший город, но… Недаром же победители ждали ключи от осажденного и павшего города. Клаус спешился. Стражи ворот узнали его. Взметнулись вверх и со страшным грохотом сомкнулись клинки их мечей, образовав в воздухе громадную арку, а створки ворот беззвучно распахнулись. Клаус и Рудольф вошли в заброшенный город.
Два десятилетия назад здесь кипела жизнь. Лавочка «Мелочи полезные и бесполезные» предлагала покупателям заварочный чайник, в котором чай остается горячим, пока не кончится, или ручку, меняющую цвет чернил по желанию владельца или против его желания. А что, разве вы не собирались сделать подарок вашему начальнику на Рождество? В кафе «Звездное небо» посетители могли посмотреть в настоящий бронзовый телескоп и получить бесплатное пирожное, угадав созвездие, а в цветочной лавке можно было купить букетик стеклянных цветов, которые в изобилии покрывали клумбы и сады города. А за очень большие деньги можно было даже купить настоящий цветок, привезенный издалека, из «долины», как называли горожане земли по другую сторону Темного леса, отрезавшего их город от остального мира. В городском театре по вечерам загорались розовые фонари, и механический конферансье сзывал публику на представление. Здесь играли комедии и драмы, над сценой поднимались картонные облака, и улыбающееся солнце сменялось плачущей луной. Здесь танцевала несравненная Лили Ливингстон, и те, кому посчастливилось видеть ее танец, не могли поверить, что перед ними девушка, а не темная фейри творит свое колдовство. Казалось, ее узкие ступни почти не касаются сцены и не руки, а крылья бабочки трепещут в облаках искусственного дыма. Она не чувствовала музыку, а растворялась в ней. Она сама была музыкой.
Но сейчас улицы были пустынны, никто не пил горячий шоколад в кафе и не любовался бронзовыми звездами в чаше неба, выкрашенного кобальтом, а безделушки в витринах покрылись густым слоем пыли, и напрасно механический конферансье снимал и одевал свой цилиндр. Его веселый голос, приглашавший почтенную публику на вечернее представление, наполнял жутью безлюдные улочки, сегодня укрытые густой пеленой тумана. Прелестная Лили Ливингстон погибла, и никогда уже ей не танцевать под сводами городского театра.
Взошла луна, и в ее бледном свете зловещая Кровавая гора казалась розовой. Именно этой горе Айронволл во многом был обязан своим величием, ведь в ее штольнях добывали бесценный левис. Его добыча очень опасна, этот металл легче воздуха и освобожденный кирками рудокопов часто взмывал вверх, руша перекрытия и своды шахты. Так много шахтеров погибло под завалами, что в память о них каждый вечер зажигали красный фонарь у подножия горы. Чтобы их души не блуждали в темноте. Клаус не пожалел времени – сделал крюк и остановился у старого фонаря. Странно, но, когда маленький огонек согрел запыленные стекла фонаря, тьма вокруг будто стала еще плотнее, придвинулась ближе. И когда они с Рудольфом отвернулись, фонарь вдруг скрипнул и закачался, будто тронутый невидимой рукой, хотя ветра не было. Клаусу стало не по себе.