Книга Легенда - читать онлайн бесплатно, автор Следы на Снегу. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Легенда
Легенда
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Легенда

– Тебе надо поесть. Исхудал так, словно неделю сидел на хлебе и воде.

В голове всплывает то же «в-норме», но я прикусываю язык – не стоит усугублять ситуацию. Лихорадочно ищу другую тему для беседы, но мозги ворочаются непривычно медленно. В ванной пытаюсь придумать альтернативный ответ, потом оставляю эти попытки – похоже, словарный запас это проклятого идола на удивление скуден, и кроме «все-в-порядке» и «в-норме», он ничего не может предложить.

Привычные действия слегка взбодрили. Не скажу, чтобы я вернулся в свое обычное состояние, но близок к этому. Перед глазами немного прояснилось, даже Охотник – и тот решился ненадолго выглянуть из своего логова. Выходя, я заглядываю в зеркало. То же лицо. Тот же взгляд. Может, в нем чуть больше тревоги, чем раньше. И страх. В глазах явственно читается страх. Черт возьми, такого я не ожидал. Мне становится стыдно, и я поспешно гашу свет.

На кухне темновато: за окном пасмурно, небо подернуто невзрачной серой пеленой. На плите кастрюля, в которой что-то булькает. Я достаю из буфета стакан, наполняю его холодной водой и хочу ускользнуть обратно в комнату, как Кирилл преграждает путь к отступлению:

– Стоять! Без плотного завтрака я тебя отсюда не выпущу!

Нехотя сажусь за стол, аппетита совсем нет, и будь я один, просто выпил бы воды и лег обратно. Август присоединяется к нам, и мне приходится влить в себя тарелку супа. С чувством выполненного долга встаю, в надежде отделаться от назойливого внимания, спрятаться под одеялом и уснуть, избежав тем самым возобновления боли, но брат останавливает меня:

– Алек, подожди. Надо поговорить.

Видимо, на моем лице мелькнуло какое-то выражение, которое и Кирилл, и Август считали мгновенно и безошибочно. В их глазах одновременно вспыхивает тревога. Брат колеблется, и я решаю надавить на него, пока не поздно:

– Не сейчас, прошу. Дай мне пару дней, – голос звучит глухо.

– Тебя еще не отпустило? – Август внимательно всматривается в меня, словно ищет причины внезапного срыва.

Я качаю головой, горло словно сжимает чья-то ладонь, а в голове крутится только одно: «Дайте время, чтобы все остыло, не причиняйте еще больше боли». Но я не могу произнести эти слова вслух, не могу поднять взгляд.

– Ладно, – Кирилл смилостивился, – Отлежись денек. Но тебе нужно с кем-то поговорить, любой из нас готов тебя выслушать. Это поможет. Ты меня слышишь?

«Мне-уже-ничего-не-поможет» – еще один ответ, заготовленный кукловодом и вшитый в сознание. Тем более, если помощь подразумевает разговоры. Я никогда не верил, а сейчас тем более, в целительную силу устного общения. Что с того, что ты произнесешь вслух свои мысли? Может, кому-то это и приносит облегчение, но только не мне. Не стоит выпускать на волю стервятников, которые кружат в твоей голове. Никому от этого лучше не станет. Не хочется лишний раз обременять тех, кто и так достаточно о тебе волновался. Порой кажется, что я просто ходячий сгусток неприятностей. Чего только со мной за прошедшие десять лет не происходило! И после такого я еще буду досаждать им своими внутренними демонами? Нет, постараюсь справиться сам, как делал всегда, и если потерплю поражение, это никого не затронет. Это моя война. И я никому не позволю в нее вмешиваться.

Лежу в кровати, завернувшись в плед, с закрытыми глазами. Кого я пытаюсь обмануть? Август всегда знает, сплю я или притворяюсь. Кирилл не хуже него разбирается в том же вопросе.

Раньше я не смог бы неподвижно проваляться несколько часов. Для меня это было настоящей пыткой. Даже в больнице пытался чем-то себя занять, несмотря на слабость. Но я открыл в себе новую способность, которую перенял у Охотника. Теперь я тоже могу забиться в логово и проводить в нем, затаившись в темноте и тишине, целые дни. В голове что-то щелкнуло, и тумблер с надписью «интерес к жизни» вырубил весь свет. Стало пусто. И эта пустота стала заполняться новыми мыслями, но отнюдь не радужными.

К вечеру я почувствовал, что устал бороться с этим, что надо встать и начать что-то делать, неважно, что. Мне было необходимо вновь почувствовать связь с реальным миром. Но идол заставляет лежать, полностью подавив волю.

– Алек, поднимайся уже, хватит, – Август чувствует, что я на краю, и буквально силой выволакивает из кровати, – Поехали домой, заберем вещи.

Это – мой спасательный круг. Я следую за ним, сажусь в машину, и чувствую, как буквально с каждым шагом понемногу оживаю.

Но вместо дома на опушке Август сворачивает куда-то в сторону. Мы выезжаем за окраину и полчаса движемся по лесной дороге. Начинает накрапывать дождь, дворники лениво скребут по лобовому стеклу, сметая немногочисленные капли. Я давно не был в этой местности, и внимательно вглядываюсь в темную стену леса, величественно проплывающую за окном. Август, которому надоедает навязчивый цитрусовый аромат, опускает окно, и через него вливается шорох дождя, ни с чем не сравнимый запах сырости, мокрой травы и мха, первых в сезоне грибов. Вскоре мы останавливаемся на опушке рядом с огромной лиственницей с причудливо изогнутыми ветвями, макушка удивленно склонена в сторону, словно дерево заметило что-то на земле, надолго привлекшее его внимание, да так и застыло. Август глушит мотор, накидывает куртку и выходит под дождь. Я следую за ним, подняв капюшон толстовки. Снаружи прохладнее, чем казалось. Перед нами раскинулось большое озеро. Его ровная темная поверхность испещрена расходящимися кругами – дождь понемногу усиливается. Редкий тростник устало качает метелками. К лесным ароматам примешивается болотистый запах стоячей воды, тины и придонной грязи.

Август, ни слова не говоря, идет куда-то в сторону. Я шагаю за ним, не понимая, зачем, да и не желая об этом задумываться – мне достаточно ощущений. Я вновь чувствую себя частью этого мира. Ткань толстовки медленно набухает от воды, кроссовки намокли, по лицу стекают капли, щекочут кожу, я провожу рукой по бровям, чтобы вода не затекала в глаза. Яркий луч фонаря прорезает мглу, Август медленно обводит заросли, удовлетворенно хмыкает и уже уверенно прокладывает путь. Только когда он останавливается, я замечаю на ветке лоскуток светоотражающей ткани, рядом с которым спрятана резиновая лодка. Август вручает мне фонарь, а сам садится в лодку и, неспешно работая веслами, выбирается на глубину. Я подсвечиваю ему с берега, пока он вытягивает сеть и проверяет ее ячеи. Мокрый нейлон блестит в полутьме, кажется, что в ловких пальцах Августа серебряные нити, в них то и дело начинает отчаянно биться что-то живое и упругое.

Наскоро просмотрев сеть, он подгребает к берегу, вручает мне ведро с уловом – озерная рыба вяло дергается на дне, свет играет на золотистой чешуе; я закидываю карасей травой, пока Август прячет в зарослях лодку.

Мы не произносим ни слова. Медленно бредем обратно к машине. Я промок насквозь, замерз до костей, руки и ноги противно дрожат от голода, но чувствую себя намного лучше. Похоже, Август лучше брата знает, что мне нужно. Кирилл следует науке – я понимаю, его так учили. И он во многом прав. Но то, что делает Август – это больше, чем все слова, вместе взятые. Он привык действовать, причем по-своему, и это работает.

В машине я сразу включаю обогрев. Смешанные запахи мокрой одежды, рыбы, травы и озерной воды заполняют салон, искусственные ароматы не способны с ними тягаться.

Август медленно прокладывает путь по темному лесу. Нити дождя, выхваченные светом фар, оплели деревья тонкой сетью. Равномерный шорох дворников убаюкивает, и я, согревшись, задремываю, привалившись головой к стеклу.

Кажется, что прошла всего минута. Мотор глохнет, и наступает тишина. С трудом разлепляю отяжелевшие веки и вижу наш дом. В окнах – чернота.

– Заберем вещи? – Август поворачивается ко мне.

Не хочется заходить внутрь. Слишком свежи воспоминания о том, что там происходило. Но нужно переодеться в сухое, и поэтому киваю.

Мы выходим вместе. Дождь усилился, он громко шумит, веселыми ручейками сбегает с крыши. Я задерживаю дыхание перед тем, как войти. В голове проносится мысль – что же это такое? С каких пор дом на опушке стал вызывать такой страх? И как жить с этим дальше? Пытаюсь успокоить себя, мол, это временно, завтра выглянет солнце и все пройдет, но мало верится в подобный исход. Август зажигает свет во всех комнатах, то ли уловил мое настроение, то ли просто не хочет собираться в потемках.

Я торопливо переодеваюсь, сворачиваю мокрую одежду в ком и запихиваю в пакет. Перебираю вещи, кидаю в рюкзак то, что может понадобиться в ближайшее время. Выходя, невольно застываю перед старым зеркалом. В мутном стекле отражаюсь только я сам, никаких теней или темных силуэтов. Едва сдерживаюсь, чтобы нечаянно не уронить его. Август суеверен, я не раз слышал от него, что разбитое зеркало – к несчастью. Это почему-то не помешало ему притащить осколок старины в наш дом.

– Ничего не забыл? – стоит в дверях, окидывая цепким взглядом комнату.

– Вроде все взял, – сейчас или никогда, и я решаюсь, – Слушай, можешь убрать зеркало? Куда угодно, просто вынеси его за пределы дома.

Август удивленно смотрит на меня:

– Да, раз тебе так хочется.

Интересно, что он подумал в этот момент? Что у меня нервы стали ни к черту? В этом случае я бы с ним согласился. Сам не перестаю поражаться тому, что происходит. Иногда хочется вскричать: «Это вовсе не я! Это что-то другое, оно сидит в моей голове и заставляет чувствовать боль, стыд, вину, страх, ярость… И оно же вычеркнуло из жизни радость, счастье, смех…». Но кто это поймет?

В машине меня снова разморило. Я сижу крайне неудобно, но умудряюсь задремать. За какие-то пять минут привиделся сон – я застрял в невидимых сетях и не могу выпутаться; в руке зажат острый нож, которым вслепую кромсаю воду, но это только усугубляет положение, становится труднее двигаться и дышать; наверное, точно так же чувствуют себя рыбы, угодившие в ловушку, оставленную человеком. Я отчаянно стремлюсь выбраться на поверхность, гибкие нити сильнее опутывают тело; нож выскальзывает и, блеснув на прощание, уходит ко дну. Делаю отчаянный рывок, чтобы схватить его, но сеть впивается в тело, взрезает кожу. Я кричу от бессилия, и все яростнее рвусь наверх, к свету; что-то с силой бьет сбоку, в ужасе отшатываюсь прочь и просыпаюсь, ударившись головой о стекло.

– Почти приехали, – Август еще раз двинул мне кулаком по плечу, не отрывая взгляд от дороги, которая на глазах превращается в скользкую грязь.

Кирилл включил свет на веранде. Старая лампочка разгоняет тьму грязноватым желтым светом. Большего и не нужно. Айзек в свое время установил пару мощных прожекторов, которые никто так ни разу и не использовал после его ухода.

Август ставит машину в гараж, и мы, захватив вещи и улов, бежим к дому. Вваливаемся внутрь, скидываем грязную обувь и проходим на кухню. Большая комната теперь почти всегда пустует. Лидия четко разделяет работу и дом, и предпочитает собирать совет в администрации. Лишь изредка, по большим праздникам, когда приходят гости, она накрывает здесь стол.

Кирилл сидит за столом, как и ожидалось, с головой в работе. Ему скоро в отпуск, и он старается успеть доделать все отчеты и оформить документы перед отъездом. Август молча ставит перед ним ведро, брат опасливо заглядывает внутрь и качает головой:

– Делайте, что хотите, но я вам тут не помощник.

– Что, никто не научил чистить рыбу? – улыбается Август.

– Это не моя обязанность, – открещивается Кирилл с оскорбленным видом.

– Разве во время учебы вас не заставляли разделывать трупы?

– Это совершенно другое, – возмущается брат.

– Ну, а ты? – две пары глаз уставились на меня.

Я стою в дверях, привалившись плечом к косяку, и, похоже, имею такой плачевный вид, что брат отправляет меня спать, причем посыл звучит в довольно грубой форме. Вяло огрызаюсь, но следую его совету.

В гостиной тихо и уютно. В полутьме нашариваю диван, ложусь, закрываю глаза. Спина мерзнет, и я вслепую пытаюсь натянуть плед, который всегда валяется где-то рядом, но засыпаю, так и не успев толком укрыться.

Прошлое

Утро выдалось ясным и морозным. Палая листва хрустела под ногами, прихваченная инеем. Человек осторожно двигался по лесу, краем глаза следя за бесшумной тенью своего питомца. Проснувшись, он раздул огонь в очаге – за ночь их убежище успело выстыть; вскипятил воду, доел остатки мяса. Выйдя наружу, при скудном свете осеннего солнца осмотрел и проверил лук со стрелами. Натянул тетиву, та послушно поддалась; пристроил колчан так, чтобы он не бил по телу при ходьбе и беге. В тайгу он отправился налегке – в этой глухой местности шанс, что кто-то украдет вещи, был ничтожным.

Волк понял, что предстоит охота, и скачками понесся вперед. Его светлая спина замаячила далеко впереди. Человек полностью доверился его чутью и просто следовал за ним, зная, что рано или поздно тот выведет его к добыче.

В последний раз в этой местности он был несколько лет назад – отец взял сыновей, чтобы те посмотрели, как живут другие племена. Тогда они и наткнулись на жилище пришельцев с юга; пронаблюдав за ними целый день, они тихо удалились. Темнота прикрывала их отступление. Эти люди по их меркам обладали несметными богатствами, кроме скота, у них было много железных орудий, хорошая, прочная посуда, крепкие жилища, вдосталь пищи. Отец в тот день выглядел очень задумчивым; он внимательно следил за передвижениями каждого, кто попадал в поле его зрения; по его лицу было заметно, что увиденное навело его на какие-то мысли.

Брат позже рассказывал, что в течение года они не раз наведывались в эту местность. Это было сопряжено с определенным риском, поэтому отец велел ему не распространяться об их вылазках. Для всех они уходили на охоту. Совет старейшин не одобрил бы их поведение, они продолжали считать, что лучше держаться от племени скотоводов как можно дальше. Их чрезмерная осторожность злила отца, но тогда он не имел такого влияния, как сейчас, и поэтому вся предварительная разведка проходила втайне ото всех. Лишь за неделю до намеченного дня вожак собрал лучших воинов и сообщил им о своих планах. За год он отлично изучил образ жизни южан, выявил их слабые стороны и теперь был уверен, что сумеет захватить их врасплох.

Это событие, которое стало переломным в истории их племени, произошло осенью. Время для нанесения удара было рассчитано очень удачно – большинство боеспособных мужчин было занято на перегоне скота на зимние пастбища, часть хлопотала по хозяйству и готовилась к переезду из легких летних жилищ. В этой суматохе никто не заметил надвигающейся беды.

Старший брат тоже участвовал в этой вылазке и вернулся, торжествуя – этот поход принес им богатую добычу. Успех основательно укрепил позиции их семьи, и отца, в частности. Слухи о том, как торгоны жестоко расправились с пришельцами с юга, внушавшими страх всем окрестным племенам, быстрее огня разнеслись по всей черной тайге. С тех пор они не избегали стычек с чужаками; не прятались в глубине леса; и больше не полагались лишь на мастерство охотников и следопытов. Война оказалась доходным делом – и они посвятили ей жизнь каждого члена стремительно растущего племени. Дети буквально с пеленок начинали перенимать опыт старших. В отличие от других родителей, их отцы только поощряли игры с оружием, не делая различий между девочками и мальчиками – тылы тоже нужно было укреплять. В случае нападения, если по каким-то причинам большая часть мужчин отсутствовала, женщины могли оказать достойное сопротивление.

Мнение старейшин разделилось – одни полностью поддержали вожака, другие лишь скорбно качали головами, мол, наши деды бежали прочь от войны, но оказалось, что они принесли ее с собой. Но к ним мало кто прислушивался, потому что началась совсем другая жизнь, и она была в разы лучше, чем когда они прятались в глубине леса.

Вскоре волк вывел человека к небольшому озеру, окаймленному соломенным кольцом тростника. Вокруг шумели сосны – поднялся ветер; по поверхности воды то и дело пробегала рябь. Человек огляделся, стараясь ступать бесшумно, подобрался к самой кромке воды – может, удастся подстрелить припозднившуюся с отлетом утку. Волк, прекрасно обученный, остался на опушке – если бы он по обыкновению побежал впереди, то распугал бы всю добычу.

Но на озере было тихо, никаких птичьих голосов, только едва слышно вздыхают волны. Человек пристально осмотрел всю береговую линию, уперся взглядом в плотные ряды деревьев напротив. Одна из лиственниц сразу привлекла его внимание – она была выше остальных, у самой ее макушки густо разрослись ветки и образовали что-то вроде гнезда.

Пока он рассматривал странное дерево, совсем близко послышался шорох тростника, а затем и плеск. Человек, вслушиваясь в происходящее, вынул из колчана стрелу, привычным движением натянул тугую тетиву. Теперь он готов. На мгновение оглянулся – волка на опушке не было. Значит, действительно добыча. Он замер в ожидании, каждый его мускул был напряжен и дрожал от предвкушения. Сердце забилось быстрее, в голове прояснилось, он чувствовал, что все будет зависеть от его меткости и скорости.

Они не раз охотились вместе с волком. Тот умело гнал добычу к хозяину, чтобы человек подстрелил ее. Благодаря своему острому чутью, волк всегда знал, где именно он расположился, и с какой скоростью следует преследовать зверя, чтобы тот выскочил прямо перед ним, на расстоянии выстрела.

И в этот раз отработанная тактика не подвела их – молодой лось, вышедший к озеру напиться, в панике рванул прочь от хищника, который погнал его прямо к человеку. Легкий хлопок – и первая стрела вонзается в грудь животного, но тот словно не замечает ее и продолжает бежать. Человек быстро нащупывает и извлекает вторую стрелу, на этот раз с гораздо более тяжелым и узким наконечником, поднимает лук и снова стреляет. В этот раз она вонзилась гораздо глубже – лось, обезумев от боли и ужаса, бежит прямо на человека; замечает его буквально за несколько метров и резко сворачивает в сторону, чтобы броситься в кажущуюся спасительной воду. Но тут в дело вступает волк, он с угрожающим рыком кидается к горлу жертвы, стискивает свои железные челюсти, лось несколько раз сильно мотает головой и отбрасывает хищника в сторону. Новая стрела рассекает воздух и вонзается ему в бок; почти сразу человек выпускает и следующую, но она не достигает цели – лось бросился в гущу тростника.

Теперь охотникам остается только одно – гнать добычу до тех пор, пока она не ослабеет и не упадет. Волк берет след и уверенно ведет за собой хозяина. Хотя жертва еще жива, они оба ощущают прилив радости и надежды. Зверь предвкушает обильную пищу, человек – впечатление, которое произведет его удачливость на соплеменников, в том числе и на отца с братом.

Кирилл

– Уснул прямо на диване, – говорит Август, ловкими движениями отрезая очередной рыбине плавники, та корчится, выгибается дугой, пучит глаза и разевает рот в беззвучном крике.

Я отвожу взгляд, хотя люблю уху. Кто-то обвинит меня в лицемерии – мол, как можно жалеть это существо, а потом с аппетитом поглощать суп из него. Но это часть нашей жизни. Та ее сторона, которой так умиляются туристы. Традиции предков, дошедшие до наших дней, восхитительная близость к природе, жизнь в естественных условиях и все такое. Должен сказать, что есть декоративная сторона этого – именно она и привлекает любителей экзотики, и есть грубая реальность. Одно дело, когда ты угощаешь гостей вкусной едой и развлекаешь легендами и народными песнопениями, и совсем другое – когда напротив сидит дядя и бесстрастно вспарывает агонизирующему карасю брюхо, наматывает на пальцы склизкий ком внутренностей, вытаскивает и отбрасывает их прочь. Наверное, я слишком долго пробыл в городе, раньше подобные вещи меня мало задевали. Я не знал другой жизни и был убежден, что это один из законов мироздания.

После того, как книга Петра увидела свет, вокруг деревни поднялся небольшой ажиотаж. К нам стали ездить исследователи, рвались туристы и прочая публика, которой вечно подавай что-то новое. Последние, конечно, стремились посетить наш глухой угол из спортивного интереса – поставить еще один флажок, добавить в свой послужной список очередное белое пятно, сделать селфи на фоне реки или тех якобы культовых сооружений, которые воздвигли мои предприимчивые сородичи на скорую руку. Как же так, недоумевали все в один голос, оказывается, тут, на самом виду, таилась такая сенсация! В последние пять лет интерес, конечно, слегка поостыл, но до сих пор к нам то и дело заносит весьма неожиданных и эксцентричных персонажей. Местное население сполна воспользовалось предоставившейся возможностью, и с удовольствием дурило приезжих, устраивая для них целые представления, которые к реальной истории торгонов имели весьма отдаленное отношение. По этому случаю из сундуков достали одежду, в которой некогда щеголяли предки, и эти вещи стали образцом для обновленной и облегченной версии костюма, принимаемой большинством за аутентичный вариант.

Но я забежал вперед. Август занимался готовкой, брат отсыпался на диване, а я силился сосредоточиться на очередном бессмысленном отчете, полностью осознавая, что эти цифры никому не нужны, когда пришло письмо от Петра. Свернув окно с таблицами, я переключил внимание на почту.

– Помнишь, прошлым летом к нам приезжала экспедиция? – мог и не спрашивать, Август, как и все остальные жители деревни, вряд ли мог забыть о таком событии, поэтому, не дожидаясь ответа, продолжил, – Их руководитель пишет, что они снова к нам собираются, уже на полмесяца. Денис договорился с нужными людьми и будет их официально сопровождать.

Август помедлил:

– Да, весной он вроде бы упоминал о своем намерении. Напиши ему, что может рассчитывать на нашу поддержку. Тогда он здорово выручил и меня, и Алека.

Я киваю и добросовестно передаю его слова, закончив, отсылаю письмо. Странно, что Петр не написал через мессенджер, скорее всего, ему было нужно официальное подтверждение, не мог же он приложить скрин из чата.

– Иди, разбуди брата, ему надо поесть, – по кухне распространяется ни с чем не сравнимый запах ухи.

Я с трудом расталкиваю Алека, он долго не хочет просыпаться, но потом встает. Лицо у него хмурое, волосы всклокочены, мрачный взгляд не предвещает ничего хорошего. Но это меня радует – по крайней мере, в глазах больше нет той тоски, которая так напугала нас вчера. Он выглядит и ведет себя почти как обычно, даже пытается шутить. У него всегда было странное чувство юмора. Понять его мог не каждый, и я немного горжусь, что был в тесном кругу избранных. Но иногда даже я не мог уловить, когда он говорит серьезно, а когда просто издевается над собеседником. Происходило это в крайне редкие моменты, когда у брата было хорошее настроение.

Обычно он казался погруженным в себя, при этом умудряясь отлично замечать происходящее. При всей своей видимой отрешенности он улавливал такие вещи, которые мы не видели, и тонко чувствовал настроение каждого, что не мешало ему попадать в неловкие ситуации во время общения. Его прямота легко переходила в грубость, он мало заботился о том, какой эффект могут произвести его слова или действия. Конечно, ради семьи и друзей он шел против своей природы и сглаживал острые углы, по крайней мере, старался, но временами мог высказаться достаточно откровенно. Большинство из нас бесило, что чаще всего он оказывался прав, но Алек, к счастью, никогда не злоупотреблял словами «Я же говорил». Он быстро забывал об этом, или же мастерски делал вид, что не помнит. За это ему можно было простить все.

Август ловко расправляется со своей порцией, а мы с братом усердно корпим, разделывая свои. Алек с детства терпеть не мог рыбу, всегда говорил, что остается голодным, потому что уха – это вода, а в карасях костей больше, чем мяса. Вот и сейчас он больше налегает на бутерброды, пытаясь быстро заполнить пустоту в желудке. Мне кажется, что он избегает моего взгляда. Пока я обдумываю возможные причины его поведения, Алек торопливо допивает чай и уже готов выскочить из-за стола, когда Август останавливает его:

– Кстати, Петр с ребятами снова к нам собираются.

Брат скептически хмыкает, но остается на месте.

Я, пользуясь представившимся поводом, отодвигаю тарелку, на которой покоятся бренные останки рыб, Август неодобрительно косится в мою сторону, мол, не доел, но потом переключает внимание на сына, который почти не притронулся к своей порции.

– Написал, что с ним будут Диана и Мир, а Денис приедет в качестве местного знатока, – добавляю подробностей, чтобы удержать Алека и подвести его к нелегкому разговору.

– Когда они здесь будут? – он всегда задает вопросы, которые требуют точного ответа.

– Через неделю. Проведут в деревне полмесяца, Петр пишет, что все согласовано.

В глазах брата зажигается интерес:

– Где остановятся?

– Еще не решили, – каждый раз, когда я не могу дать четкого ответа, чувствую себя виноватым, словно забыл выучить домашнее задание.