Географ глобус пропил

Глава 11

Лена

Серым утром Служкин вышел из подъезда, ведя за ручку Тату.

– Папа, а я не хочу в садик, – сказала Тата.

– А я хочу, – признался Служкин, останавливаясь прикурить. – Не понимаю, почему бы нам с тобой не поменяться?.. Ты будешь ходить за меня на работу?

– А там бьют? – поинтересовалась Тата.

– Бьют, – честно ответил Служкин. – А тебя в садике разве бьют?

– Меня Андрюша Снегирёв мучит. Щипает, толкает…

– Дай ему в рог, – посоветовал папа.

– Он Марине Петровне нажалуется.

– Тогда сама на него нажалуйся.

– Он ещё сильнее меня мучить будет.

– Да-а… – протянул Служкин. – Заколдованный круг. Ладно, я поговорю с его мамой. Ты мне покажи её, хорошо?

Они остановились у перекрёстка, на котором лежало звездообразное озеро грязи. Посреди него в буром тесте сладострастно буксовала иномарка, выбрасывая из-под колёс фонтаны. Служкин взял Тату под мышки и перенёс на другой тротуар, высоко задирая колени.

– Папа, а ты мне купишь вечером жвачку с динозаврами?

– Куплю, – пообещал Служкин.

– А в зоопарке динозавры есть?

– Нету. Они вымерли давным-давно.

– А почему они умерли?

– Съели друг друга до последнего.

– А последний?

– Последний сдох от голода, потому что некого больше было есть.

– Папа, а они были злые?

– Да как сказать… – задумался Служкин. – По большей части они были добрые. Некоторые даже слишком. Но добрых съели первыми.

Служкин и Тата завернули в ворота садика, и Тата, вырвав ручку, побежала к дверям. В длинном голубом плащике и синей шапочке она была похожа на колокольчик.

Служкин вслед за Татой вошёл в раздевалку. Здесь была только одна мама, которая возилась с сынишкой. Служкин посадил Тату на стульчик, опустился на корточки и стал расшнуровывать ей ботинки.

Сзади подошёл мальчик с игрушечным пистолетом.

– Я тебя жаштрелю, – сказал он, наводя пистолет на Тату.

Тата испуганно глядела на Служкина.

– Андрюша, иди ко мне, – позвала мама, и мальчик отошёл.

– Папа, это Андрюша Снегирёв, – сказала Тата.

– М-м?.. – удивился Служкин. – Понятно теперь…

Он переодел Тату и убрал всё уличное в шкафчик с ёлочкой на дверке. Тата слезла со стула, Служкин поцеловал её в щёку, и Тата побежала в группу. Оттуда донёсся её звонкий крик:

– Марина Петровна, здравствуйте!..

Служкин подошёл к маме Андрюши Снегирёва и дружелюбно сказал:

– Бойкий у вас мальчик.

– Да уж… – ответила женщина, оборачиваясь.

– Лена?.. – изумлённо спросил Служкин.

– Витя?.. – растерялась женщина.

Она тотчас опустила голову, застёгивая сыну рубашку, но Служкин видел, как порозовели мочки её ушей. Поражённый, Служкин молчал.

– Беги, Андрюша, – сказала Лена и легонько шлёпнула сына.

Андрюша побежал в группу, по дуге обогнув дядю.

Лена и Служкин переглянулись и молча вышли на крыльцо.

– А ты, значит, теперь Снегирёва, а не Анфимова…

Лена виновато улыбнулась.

– А мне Андрюша говорил: «Тата Шушкина, Тата Шушкина»… Я думала, Шишкина или Сушкина…

– Или Пушкина. Сколько лет мы с тобой не виделись?

– Со школы, – тихо сказала Лена.

– А ты всё такая же красивая… – задумчиво произнёс Служкин. – Только располнела…

– А ты всё такой же грубиян, – ответила Лена.

– Извини, – смутился Служкин.

– Ничего, – Лена ласково коснулась рукой его локтя. – Это я после Оли начала толстеть.

– Какой Оли?..

– Дочки Оли. У меня ещё дочка есть. Годик с небольшим.

– Вот тебе и раз… – только и нашёл что сказать Служкин, но тотчас поправился: – То есть вот тебе и два…

Лена засмеялась. Голос у неё был нежный и слабый.

– Мне торопиться надо, Витя, – пояснила она. – Дома с Олей муж сидит, а ему на работу. Ну… до свидания.

Она ещё раз улыбнулась Служкину и пошла к воротам садика: светловолосая, ещё – ещё – симпатичная молодая женщина в дешёвом, мутно-бордового цвета плаще. Женщина, а не девушка и тем более не девочка, какой её знал, а потом помнил Служкин.

– Лена!.. – вдруг крикнул Служкин ей вслед, и она оглянулась. – Лен, мы же теперь каждый день встречаться будем?..

Какая-то мама, входившая в ворота садика, неприязненно посмотрела на Служкина. Лена молча наклонила голову и пошла дальше.

Глава 12

Отклонение от темы

Служкин проводил самостоятельную работу в девятом «бэ». Заложив руки за спину, он вкрадчивой походкой перемещался вдоль рядов.

– Бармин, окосеешь. Петляева, вынь учебник из парты. Тютин, не с той страницы списываешь. Поспелова, я у тебя уже две тетрадки отнял и третью отниму! Чебыкин, я тебе честно говорю, что у Смирновой сущая ерунда написана, так что не вертись. Деменев, ты и фамилию у Шахова тоже спиши – для честности.

На учительском столе высилась стопа конфискованных учебников и тетрадей. Быстро развернувшись, Служкин рявкнул:

– Рукавишников, если ещё раз попытаешься украсть тетрадь с моего стола, сразу поставлю единицу, ясно?

Класс шумел, шептался, ёрзал. На доске белели два столбика вопросов для самостоятельной: вариант «а» и вариант «бэ».

– Время! – наконец объявил Служкин и стал бесцеремонно выдирать листочки прямо из-под рук ожесточённо строчивших учеников.

Собрав работы, Служкин раскрыл журнал и сказал:

– Ну а теперь выясним, как надо было отвечать на вопросы. Первый вариант, первый вопрос – Поспелова.

Наугад вызывая девятиклассников, Служкин с трудом добился всех ответов, выставил десять оценок и спросил:

– И кто же на все вопросы ответил правильно?

Над макушками девятого «бэ» косо поднялась единственная рука.

– Овечкин – пять, – сказал Служкин, выводя в журнале пятёрку, а листочек отдавая Овечкину. – Вы дураки, – дружески пояснил он всем. – В плечах аршин, а на плечах кувшин. Вы же понимаете, что я ещё всех вас не запомнил. Ну так за одной партой и писали бы вдвоём один вариант. Уж на тройку-то натянули бы.

– Так вы бы сразу сказали, Виктор Сергеевич!.. – обиженно закричал девятый «бэ».

– Что я, себе враг, – усмехнулся Служкин.

– А мы с Демоном так и сделали! – счастливо смеясь, сообщил Шахов, и Служкин, ухмыляясь, тотчас выставил двойки Шахову и Деменеву в журнал.

– Дураков на сказки ловят, – под хохот класса пояснил он. – Итак, записываем тему урока: «Исторически сложившиеся экономические регионы России».

Изнывая и сетуя, девятый «бэ» склонился над тетрадями.

– А вы, Виктор Сергеевич, сами-то бывали там, про где нам рассказываете? – недоверчиво спросил Чебыкин.

– Кое-где бывал.

– А на этом Чёрном море, про которое пишем, бывали?

– Чёрное море большое, – резонно заметил Служкин.

Девятиклассники начали выкрикивать названия черноморских городов, в которые затесались Юрмала и почему-то Красноярск.

– Виктор Сергеевич, а свозите нас всем классом куда-нибудь на юг! – попросил неугомонный Чебыкин. – Вы же географ!

– Не-ет, братцы, – отказался Служкин. – Юг нам сейчас не по карману…

– Ну, куда по карману, – согласился девятый «бэ». – В поход какой-нибудь… Вы ведь наверняка в походы ходите?

– Бывает, – кивнул Служкин.

– А сколько килограммов рюкзак вы можете поднять? – расширив глаза, спросила Поспелова.

– Ну, килограммов триста, – небрежно ответил Служкин.

– А в какие походы вы ходите? – поинтересовался дотошный и обстоятельный Бармин по кличке Борман. – Пешком, в горы или по речке?

– Люблю по речкам сплавляться.

– У нас физичка тоже в походы ходит, – сообщил Тютин. – Она обещала нас сводить, только не сводила.

– Виктор Сергеевич, сводите нас в поход!.. – нестройно и умоляюще заныли девятиклассники. – Сводите, Виктор Сергеевич!.. Ну пожалуйста! Сводите!.. Пока тепло, на речку!..

– А школа? – озадачился Служкин.

– Да нас отпустят! Только рады будут избавиться!..

– Ну, я подумаю… – неуверенно согласился Служкин.

– Нет! – отчаянно закричал девятый «бэ». – Физичка тоже подумала! Вы точно обещайте! Мы вам всю географию выучим! Мы весь поход писать будем молча, как у Розы Борисовны! Только обещайте!

– Давайте об этом после уроков поговорим, – пошёл на компромисс Служкин. – Мне же надо вам ещё новый материал рассказать…

– Не хотим! Не хотим географию! – орали со всех сторон. – Расскажите нам лучше про походы, в которые вы ходили!..

– А исторически сложившиеся экономические регионы?

– Мы дома сами по учебнику прочитаем!..

– Мне однажды девятый «а» уже обещал нечто подобное и надул меня, как Кутузов Наполеона.

Возмущённый рёв прокатился по классу.

– По девятому «а» людей не судят, – значительно произнёс Овечкин.

– Ладно, сделаем так, – всё-таки сдался Служкин. – Вы читаете учебник и во вторник пишете самостоятельную. Вопросы будут сложные, на понимание. Кто напишет на пять – тех беру в поход.

Он вздохнул, сел на свой стол и начал рассказывать, как переворачиваются в стремнине байдарки и пороги валами смывают экипаж с катамарана, как по весне вздувшиеся реки прут через лес, как зарастают лопухами летние перекаты, как скрипят над головами старые деревянные мосты, как парусят на ветру палатки, как ночами горят красные костры на чёрных крутых берегах, как в полдень воздух дрожит над раскалёнными скалами, как в напряжённых руках сгибается в гребке весло и какая великая даль видна с вершины любого прибрежного утёса. Это была самая интересная география и для Служкина, и для всех прочих. Прозвенел звонок, и девятиклассники тучей облепили служкинский стол, забрасывая Служкина вопросами о походе.

– Потом! Потом! – отмахивался Служкин.

– Виктор Сергеевич, вот список тех, кто пойдёт в поход. – Овечкин просунул между чужих локтей мятую бумажку с фамилиями.

– Во вторник узнаем, кто пойдёт, – сварливо ответил Служкин.

Глава 13

Отлучение от мечты

В понедельник после первой смены в кабинете физики проходил педсовет. Служкин явился в числе первых и занял заднюю парту. Кабинет постепенно заполнялся учителями. В основном это были пожилые тётеньки с добрыми лицами и женщины средних лет с размашистыми движениями и сорванными голосами. Пришли физрук и две физручки – все трое похожие на лошадей, одетые в спортивные костюмы, со свистками на груди. Молоденьких учительниц тоже было порядком, но в их облике не хватало какой-то мелочи, отчего даже самые симпатичные из них вызывали желание лишь крепко пожать им руку.

Вошёл директор, блестя очками. Затем, беседуя одновременно с двумя или тремя училками, вплыла Роза Борисовна. Все расселись, шум голосов затих, и только педсовет начался, как в дверь постучали. Угроза тихо закипела.

– Прошу прощения, – направляясь вдоль стены вглубь класса, хладнокровно сказала опоздавшая учительница.

– Педсовет для всех начинается в одно и то же время, Кира Валерьевна, – ледяным тоном сказала Угроза.

Служкин с интересом уставился на Киру Валерьевну, которую до сих пор ещё не встречал в учительской. Строгий чёрный костюм и отточенная, презрительная красота Киры Валерьевны не оставляли сомнения в её праве опоздать на минуту, на час, на год на все педсоветы мира. Кира Валерьевна села за соседнюю со служкинской парту и невозмутимо раскрыла перед собой яркий журнал мод.

Служкин не слушал, что говорили Угроза и директор. Он смиренно сложил руки и глядел в окно. За окном стоял холодный осенний день и была видна лишь бесконечная линия верхних этажей длинного высотного дома. Его крыша, как ватерлиния, отсекала нижнюю часть сизого облака, которое медленно ехало вдоль небосклона. Облако напоминало авианосец, и на фоне этого дрейфа профиль Киры Валерьевны выглядел особенно выразительно.

От созерцания профиля Служкина оторвало собственное имя, произнесённое Розой Борисовной. Служкин перевёл взгляд.

– …вопрос с дисциплиной тоже стоит довольно остро, – говорила Угроза. – Я понимаю, что Виктор Сергеевич не имеет никакого опыта педагогической деятельности. Но ведь уже прошёл определённый срок, что позволяет спросить о результатах. Учителя в соседних кабинетах жалуются на постоянный шум в кабинете географии.

Кабинет географии находился в тупике коридора, а рядом с ним был только кабинет истории. Историчка сидела со страдальческим выражением лица и не глядела на Служкина.

– На уроках географии стиль общения учителя с учениками весьма фриволен, – продолжала Угроза. – Учитель, не соблюдая дистанции, держит себя наравне с учениками, вступает в перепалки, сидит на столе, отклоняется от темы урока, довольно скабрёзно шутит, читает стихи собственного сочинения…

Среди учителей послышался шум и смешки. Служкин окаменел скулами, глядя в никуда, но краем глаза увидел, что профиль на фоне авианосца на некоторое время превратился в анфас.

– Естественно, что подобное поведение учителя провоцирует и учеников. Следствие того – катастрофическое падение дисциплины и очень слабая успеваемость. А в пятницу мне сообщили, что в ближайшем будущем Виктор Сергеевич планирует ещё и туристический поход с девятым «бэ». Причём посоветоваться с администрацией он не счёл нужным. Но как можно допустить этот поход? Я не ставлю под сомнение туристический опыт Виктора Сергеевича, но если у него в путешествии будет такая же дисциплина, как в школе, то это может закончиться катастрофой. Я не дам добро на подобное мероприятие.

Разделав Служкина, Угроза переключилась на другую тему. Озлобленный багровый Служкин еле дождался конца педсовета и сразу ринулся к Угрозе.

– Свои аргументы я уже изложила, – холодно сказала ему Угроза.

– Тогда, Роза Борисовна, изложите их и тем ребятам, которые собирались пойти со мной, – отчаянно заявил Служкин. – Я не хочу в их глазах быть, как они говорят, Обещалкиным по вашей вине.

Роза Борисовна осмотрела Служкина с головы до ног.

– По – вашей – вине, – раздельно произнесла она. – И если вы не нашли в себе мужества посоветоваться о походе со мной, то найдите его, чтобы самому расхлебать кашу, которую, извините, заварили.

– С вами я не посоветовался потому, что обещал взять в поход лишь тех ребят, кто напишет на пять самостоятельную, а самостоятельная будет только завтра, – пояснил Служкин. – И я не идиот, чтобы брать в поход тех, кто не станет мне подчиняться.

– Даже если они напишут самостоятельную на пять?

– Они напишут её на такую оценку, на какую мне будет нужно. Завышать оценку я не собираюсь, но занизить можно всегда.

– У вас интересный подход к оценкам. Боюсь только, что он идёт вразрез с традиционным. Но, видимо, вы его активно применяете, если судить по количеству двоек по вашему предмету.

– Количество двоек по географии у всех классов – или у девятого «вэ», который вы имеете в виду, – не имеет отношения к моему походу с десятью-пятнадцатью учениками из девятого «бэ».

– Ошибаетесь, Виктор Сергеевич. Успеваемость по предмету всегда зависит от учителя. Не бывает хороших учителей, у которых все ученики двоечники, поверьте моему опыту. Следовательно, низкий уровень успеваемости говорит о том, что вы – плохой педагог. И этим походом я не хочу создавать плохому учителю ложную популярность. Благо, вы в этом преуспели и без турпоходов.

Глава 14

Мясная порода мамонтов

Будкин сидел за рулём и довольно хехекал, когда «Запор» особенно сильно подкидывало на ухабах. Тарахтя задом, «Запор» бежал по раздолбанной бетонной дороге. Параллельно бетонке тянулись рельсы, и некоторое время слева мелькали заброшенные теплушки. За ними влажной сизой полосой лежала Кама. Небо было белое и неразличимое, словно его украли, только полупрозрачные столбы света, как руины, стояли над просторной излучиной плеса. В текучем и водянистом воздухе почти растворился дальний берег с бурыми кручами песка и косой фермой отшвартованной землечерпалки. На реке бледно розовел одинокий бакен.

Бетонка и рельсовый путь вели на завод. Уже началась дамба, и справа от дороги в голых низинах блестели плоские озёра на заливных лугах. В этих озёрах заканчивался рукав затона. Заросли кустов и редкие деревья вдоль обочины стояли голые, прохудившиеся, мокрые от холодной испарины утреннего тумана.

Служкин и Надя сидели на заднем сиденье «Запора». Надя держала Тату, одетую в красный комбинезон, а Служкин читал газету, которой была закрыта сверху сумка, что стояла у него на коленях.

– Будкин, – раздражённо сказала Надя. – Если ты на шашлыках будешь пить, я обратно с тобой не поеду. Пойду с Татой пешком.

– Фигня, – хехекнув, самоуверенно заявил Будкин. – Я по этой дороге полным крестом миллион раз ездил. К тому же чего мне будет с двух бутылок красного вина на троих? Это Витус сразу под стол валится, когда я только-только за гармонь хватаюсь.

– Ну скажи ему что-нибудь, папаша! – Надя гневно взглянула на Служкина, и Служкин виновато вздохнул.

– Пишут, что в бассейне Амазонки нашли секретную базу фашистов времён Второй мировой, – сказал он.

– И чего там на ней? – поинтересовался Будкин. – Секретные фашисты?

Будкин лихо свернул на грунтовый съезд, уводящий в кусты.

– Цистерна, а в ней семнадцать тонн спермы Гитлера.

– К-кретин!.. – с бессильным бешенством выдохнула Надя.

«Запор» продрался сквозь акацию и, весь облепленный серыми листьями, точно камуфляжем, выехал на площадку у берега затона. Площадку живописно огораживала реденькая роща высоких тополей. Площадка была голая и синяя от шлака. Посреди неё над углями стоял ржавый мангал, валялись ящики. Вдали в затоне виднелся теплоход – белый-белый, вплавленный в чёрную и неподвижную воду, просто ослепительный на фоне окружающей хмари, походивший на спящего единорога. Все вылезли из машины: Будкин ловко вынул Тату, а Служкин долго корячился со своей сумкой.

– Ну и чего здесь хорошего? – мрачно огляделась Надя.

– Традиция у нас – есть шашлыки тут, – пояснил Будкин. – Летом тут хорошо, травка всякая. Мы без трусов купаемся – никого нет.

– Только на это у вас ума и хватает…

– Надя, а мы приехали? – спросила Тата.

– Приехали, – убито вздохнула Надя.

Тата присела и начала ковырять лопаткой плотно сбитый шлак.

– Так, – деловито распорядился Будкин. – Сейчас я, как старый ирокез, пойду за дровами, а ты, Надюша, доставай мясо из уксуса и насаживай на шампуры.

– Я тебе домохозяйка, что ли? – возмутилась Надя.

– Надю-ша, не спорь! – игриво предостерёг её Будкин, обнимая за талию и чмокая в щёку. – Мужчина идёт за мамонтом, женщина поддерживает огонь.

– Кто тут мужчина-то? – с презрением спросила Надя.

– Поговори мне ещё! – прикрикнул на неё Будкин. – Хоу!

Он метнул в тополь маленький туристский топорик. Топорик отчётливо тюкнул, впиваясь в ствол. Будкин нырнул в машину, включил на полную мощь встроенный магнитофон, а затем развинченной боксёрской трусцой, не оглядываясь, побежал за топориком и в рощу.

– Хам, – заметила Надя, подняла сумку и понесла к мангалу.

– Папа, а песок не копается, – сказала Тата.

– Да бес с ним… Пойдём лучше на корабли смотреть, – предложил Служкин. – Давай садись мне на шею.

– Не урони её! – издалека крикнула Надя.

С Татой на плечах Служкин перебрался по дну промоины у берега, вышел на тракторную колею и двинулся к кораблям.

– Папа, а куда Будкин пошёл?

– На охоту за мамонтом. Он его на шашлык порубит, мама пожарит, и мы съедим. Мамонт – это слон такой дикий, волосатый.

– А ему больно будет?

– Нет, что ты, – успокоил дочку Служкин. – Он специальной породы – мясной. Когда его на шашлык рубят, он только смеётся.

– А почему мы его не видели, когда на машине ехали?

– Ты не видела, а я вот видел. Они все мелкие, шашлычные-то мамонты, – размером с нашего Пуджика.

– А Пуджика можно на шашлык порубить?

– Конечно, – заверил Служкин. – Только для этого его надо долго откармливать отборными мышами, а он у нас ест одну лапшу и картошку.

Служкин дошёл до ближайшего катера. Катер лежал на боку, уткнувшись скулой в шлаковый отвал – словно спал, положив под щёку вместо руки всю землю. Красная краска на днище облупилась, обнажив ржавчину, открытые иллюминаторы глядели поверх головы Служкина, мачты казались копьями, косо вонзёнными в тело сражённого мамонта.

– А что корабли на земле делают? – спросила Тата.

– Спят. Они как медведи: на зиму засыпают, выбираются на берег и спят. А весной проснутся и поплывут – в Африку, на реку Амазонку, на Южный полюс. А может, и в Океан Бурь.

– А мы на них будем плавать?

– Обязательно, – заверил Служкин.

С Татой на плечах он поднялся повыше по осыпи. За катером на мелководье лежала брошенная баржа, зачерпнувшая воду бортом, как ковшом. За баржей тянулись стапеля и груды металлолома. Темнели неподвижные краны. Заводские корпуса были по случаю воскресенья тихие и скучные. Вдали у пирса стояла обойма «Ракет», издалека похожих на свирели. В чёрной неподвижной воде затона среди жёлтых листьев отражалась круча берега с фигурной шкатулкой заводоуправления наверху.

Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а Будкин и Надя рядышком сидят на ящике. По жестикуляции Будкина было понятно, что он рассказывает Наде о чём-то весёлом. По воде до Служкина донёсся Надин смех. Непривычный для него смех – смех смущения и удовольствия.

Глава 15

Кира Валерьевна

Служкин сидел в учительской и заполнял журнал. Кроме него в учительской проверяли тетради ещё четыре училки. Точнее, проверяла только одна красивая Кира Валерьевна – водила ручкой по кривым строчкам, что-то черкала, брезгливо морщилась, а три другие училки – старая, пожилая и молоденькая – болтали.

– Я вчера, Любовь Петровна, в очереди простояла и не посмотрела шестьдесят вторую серию «Надеждою жив человек», – пожаловалась пожилая. – Чего там было? Урсула узнала, что дочь беременна?

– Нет, ещё не узнала, – рассказала старая. – Письмо-то Фернанда из шкатулки выкрала. Аркадио в больницу попал, и пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ.

– Так ведь Хосе шкатулку забрал к себе…

– У него же эта… как её?..

– Ребека, которая Амаранту отравила, – подсказала молодая.

– Вот… Ребека же у Хосе остановилась под чужим именем, а он её так и не узнал после пластической операции.

– Почему? Он же подслушал её разговор с Ремедиос…

– Он только про Аркадио успел услышать, а потом ему сеньор Монкада позвонил и отвлёк его.

– Я бы на месте Аркадио этого сеньора на порог не пустила, – призналась пожилая.

– Это потому, что мы, русские, такие, – пояснила старенькая. – А они-то нас во сколько раз лучше живут? Там так не принято.

– А что лучше? – возмутилась молодая училка. – Фернанда – простая медсестра, а у неё квартира какая?

– Она же на содержании у этого американца, – осуждающе заметила старенькая.

– Я бы и сама пошла на такое содержание, – мечтательно заметила молодая. – Кормит его одними обещаниями, и больше ничего…

Служкин закрыл журнал, поставил в секцию и начал одеваться.

На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крылечка, глядя на светящуюся мозаику окон за серой акварелью сумерек.

Сзади хлопнула дверь, и на крыльцо вышла Кира Валерьевна. В одной руке у неё была сумка, раздутая от тетрадей, в другой руке – сложенный зонтик.

– Подержите, пожалуйста, – попросила она, подавая Служкину сумку.

– Тяжёлая, – заметил Служкин. – Может, вам помочь донести?

– Я близко живу.

– Это как понять?

– Как хотите, – хмыкнула Кира Валерьевна, выпалив зонтом.

– Хочу вас проводить, – Служкин выбросил окурок, и тот зашипел от досады. – Давайте мне и зонтик тоже, а сами возьмите меня под руку.

Кира Валерьевна, поджав губки, отдала зонтик и легко взяла Служкина под локоть. Они сошли с крыльца.

– Отгадайте загадку, – предложил Служкин. – Моя четырёхлетняя дочка сочинила: открывается-закрывается, шляпа сломается. Что это?

– Зонтик, – сухо сказала Кира Валерьевна. – Я бы не подумала, что у вас уже такая взрослая дочь…

– Так что ж, человек-то я уже пожилой… – закряхтел Служкин. – А у вас кто-нибудь есть? Сын, дочка, внук, внучка?..

– То есть вам интересно, замужем я или нет?

– А разве найдётся какой-нибудь мужчина, чтобы ему это было неинтересно, особенно если он красив и умён чертовски?

Кира Валерьевна снисходительно улыбнулась.

– Не замужем, – вызывающе сказала она и посмотрела на Служкина.

– Я так и надеялся. А какой предмет вы ведёте?

– Немецкий.

– Когда-то и я изучал в университете немецкий, – вспомнил Служкин. – Но сейчас в голове осталось только «руссиш швайн» и «хенде хох». Не подскажете, как с немецкого переводится сонет «Айне кляйне поросёнок вдоль по штрасе шуровал»?