Сжечь Барселону
Константин Викторович Демченко
Прошлое, скомканное и истлевшее, надёжно упрятано поглубже, настоящее пустынно и бесцветно, будущее не просматривается. Он не может, не хочет изменить что-нибудь сам и не в силах жить так дальше… Можно ставить точку.Но вдруг начинают меняться привычные вещи, встречаются незнакомые знакомые, всплывают непроисходившие события, картинка вокруг перестаёт совпадать с той, что живёт в его памяти. Можно сойти с ума… Или заново научиться жить?
Константин Демченко
Сжечь Барселону
Глава 1. Понедельник
Я стою, опершись руками на раковину, и смотрю на своё лицо, выглядывающее из глубины затемнённого зеркала. Короткая стрижка, не требующая расчёски, глаза ярко-медового цвета, нос с небольшой горбинкой, слегка впалые щёки… Лицо, как лицо, не лучше и не хуже сотен таких же, отражающихся этим утром в зеркалах просыпающегося города.
Капля воды медленно соскальзывает со лба, проползает по виску, по только что выбритой щеке, непонятным образом сворачивает на подбородок и уже с него слетает вниз, смешиваясь на чёрной глянцевой поверхности со своими клонами. А потом они все вместе пропадают в бесконечной глубине канализационного стока.
– Всё заканчивает своё существование в одном месте, – пробормотал я.
Прикрыл глаза, закусил губу и несколько раз глубоко вздохнул, следуя совету неизвестного психолога, который когда-то вычитал в ленте. Этот балабол обещал, что всего три вздоха и взгляд внутрь себя смогут помочь в любой ситуации. Но, то ли советы были дерьмовые, то ли я неправильно в себя посмотрел, без прищура, наверное, – меня не отпустило. Желание со всей дури удариться грёбаным лбом о грёбаное зеркало и забыться грёбаным сном никуда не пропало.
Я снова смотрю в свои глаза и привычно не вижу в них ничего, кроме цвета. Ни мысли, ни желания, ни боли.
Внезапно для меня самого губы расплываются в энергичной улыбке, одной из тех, что я всегда надевал, когда переступал порог своей квартиры. В арсенале имеются ещё скупая, сдержанная, мимолётная и ещё несколько других улыбок на самые разные случаи жизни. Все они выходят просто замечательно, так что никто не может уличить меня в фальши – для этого надо заглянуть в глаза больше, чем на пару секунд и слегка напрячься, на что ни у кого нет ни времени, ни потребности. И это меня вполне устраивает. Но моя самая большая гордость: улыбка искренняя. В своё время она проходила проверку душещипательными беседами глаза в глаза и даже имеет дополнительную функцию «сквозь слёзы».
Улыбка исчезает. Опять появляется. Снова исчезает. Будто кто-то нажимает на выключатель.
– Начинается ещё один замечательный день, Лёха, – сообщил я своему отражению. – Такой же, как был вчера. Такой же, как будет завтра. Но я его проживу, хотя ей богу, не понимаю, на хрена… «Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет, Живи ещё хоть четверть века – всё будет так…». Н-да…
Челюсти свело, и сквозь сжатые зубы вырвался придушенный крик-стон:
– Господи, сделай уже что-нибудь со мной! Ты же видишь – я слаб… Или не Господи…
Глаза закрылись, по щеке покатилась ещё одна капля, добежала до губ, я машинально смахнул её языком… Солёная…
Я взял с крючка полотенце, промокнул лицо, нанёс бальзам после бритья и вышел из ванной. На кухне уже начал посвистывать чайник, так что я его выключил и залил кипятком геркулесовые хлопья в белой плошке. Полторы минуты в микроволновке – и завтрак готов. Быстро и удобно. А ещё, безвкусная водянистая масса не позволяет собой наслаждаться: тут бы проглотить побыстрее, да перейти к кружке растворимого кофе с двумя кусками рафинада, который как раз поостынет, пока будет поглощаться каша.
Завтрак занял не больше десяти минут. Как, впрочем, и всегда.
Я, не торопясь, натянул носки, надел брюки, белую рубашку, повязал галстук и накинул пиджак. Вот и всё: готовность к новому дню составляет сто процентов.
Я вышел из квартиры на лестничную площадку, запер дверь и пошёл вниз по лестнице. Ещё обуваясь, подумал, что на улице может быть прохладно, но, к сожалению, не прислушался к шёпоту разума и пошёл как есть. Так что, открыв подъездную дверь и на секунду замерев на пороге, я почувствовал, как холодный ветер тут же забрался под пиджак и просочился сквозь тонкую ткань рубашки. Но возвращаться уже не хочется – не люблю я лишние движения. К тому же вчера, несмотря на то что я вернулся домой после бассейна поздно, получилось поставить машину почти у самого подъезда, так что ветер не должен был успеть заморозить меня основательно. Так и получилось, но, когда я нырнул в салон и, поёжившись, завёл двигатель, решил, что надо всё-таки проверять температуру на улице перед выходом, а не на собственной шкуре по факту. С плащом было бы однозначно лучше… Всё никак не привыкну, что нынешнее лето выдалось абсолютно мерзопакостным: либо жара за тридцать, либо чуть ли не заморозки по ночам, к которым периодически добавляется ублюдочный моросящий дождь. Сегодня как раз второй вариант, ладно хоть без мороси.
Пришлось включить подогрев сидений и печку, и минут через пять я уже начал согреваться, и поездка из отвратительной превратилась в удовлетворительную.
До работы ехать около часа. Хотя, ездой это можно назвать с большой натяжкой. Машина нудно проползает пару метров, встаёт, потом ещё немного продвигается, снова останавливается и так до тех пор, пока наконец не пересекает заветную стоп-линию под мигающим зелёным, разгоняется до умопомрачительных сорока километров в час… А через пять секунд снова выжимается тормоз, и всё начинается сначала. Мозги практически не участвуют в этом процессе: на автомате ноги давят на педали, а руки подправляют руль, голова выполняет функцию снабжения организма кислородом и отслеживания некоторых параметров внешней среды – расстояние до авто впереди, боковой интервал, смена цветов на табло светофора и тому подобные детали, необходимые для доставки своего носителя из пункта А в пункт Б. Если какие-то мысли и крутятся в голове, то я не способен их хоть как-то зафиксировать, сохранить для будущего. Или не стремлюсь. Или мне просто плевать. А скорее всего, всё это вместе.
Сегодня поток двигается особенно медленно, а последние минут пять так вообще стоит на месте, наверное, где-то впереди опять стукнулись слишком спешащие на работу индивидуумы. Я повернул голову и посмотрел сквозь стекло. Обычно за ним нет ничего примечательного, а потому взгляд скользит, отмечая присутствие авто, зданий, деревьев, облаков, но не цепляясь за них и абсолютно игнорируя мелочь типа пешеходов, и растворяется, не впитав абсолютно никакой информации. Но сегодня случилось небывалое: он остановился на больших тёмно-зелёных, почти малахитовых глазах и не смог двинуться дальше. Понятно, что глаза там висят не сами по себе, у них есть хозяин, точнее, хозяйка, сидящая в соседнем авто и точно так же смотрящая сквозь своё стекло. И почему-то прямо на меня.
Глаза без лица и его мимики вообще не передают никаких эмоций, это просто склера с чёрной горошиной зрачка да хоть как-то оживляющей её радужкой. Но в этом случае схема дала сбой. Я вообще не заметил лица – передо мной только глаза: полные жизни, безразличные, мудрые, добрые, прожигающие до самого нутра, лучащиеся предвкушением нового дня, сочащиеся непроглядной темнотой прошедших ночей…
Исчезли. Только что я тонул в тёмно-зелёной, но прозрачной бесконечности, и вот вынырнул и хватаю ртом воздух, а прямо передо мной дымится стиснутая толстыми волосатыми пальцами, торчащими из приоткрытого окна, сигарета.
До меня только через несколько секунд дошло, что машина напротив просто тронулась с места и проехала на пару корпусов вперёд. А мой ряд как стоял, так и остался стоять.
Промелькнула мысль, что надо выпрыгнуть из машины, добежать до ускользающей от меня ненормальности и что-то сделать… Но нервные импульсы, на рысях выскочившие из головного мозга, почти сразу потеряли свою живость, а до конечностей вообще добрались их почти разложившиеся останки, так что даже пальцы не шевельнулись.
Соседний ряд снова тронулся, машина с обладательницей тёмно-зелёных глаз внутри добралась до светофора и, перевалившись через пешеходный переход, исчезла в потоке своих близнецов. Несмотря на расплёсканное по асфальту разнообразие цветов, форм и шильдиков на крышках багажников, все эти куски металла со стеклянными вставками для меня на одно лицо. Может, в другой раз я бы и смог вспомнить хотя бы цвет этого авто, но сейчас… Сейчас – нет.
Или не было ничего? Глюк? Фантазия? Задремал? Если даже и нет, то я знаю, что эти глаза я увидел в первый и последний раз в жизни. Бывает такое, что тебе не нужны доказательства, ты просто понимаешь истину.
Сразу несколько громких разнокалиберных гудков заставили меня прервать размышления. Сигналят мне: как оказалось, машины впереди меня уже поехали и успели оторваться на несколько корпусов, что почти мгновенно вызвало возмущенную реакцию спешащих на работу водителей, оказавшихся позади меня. Организм сработал как положено, ноги нажали на педаль газа и с лёгкой пробуксовкой отправили тяжёлое тело машины вперёд, а мозги приняли решение считать инцидент с тёмно-зелёными глазами исчерпанным – за невозможностью как-либо его подтвердить или опровергнуть. Лишь мелькнула невесомая тень то ли сожаления, то ли обиды, а потом бытие снова встало на надёжные рельсы, ведущие вперёд и только вперёд, к светлому будущему. Настолько светлому, что не видно ни фига, всё засвечено…
С опозданием в двадцать минут я вошёл в двери офисного здания. Но переживаний по этому поводу ноль: начальство знает, что обстановка на дорогах непредсказуемая, потому минуты опоздания просто перекидываются на конец рабочего дня. Придёшь в девять – уйдёшь в шесть. Придёшь в двенадцать – уйдёшь в девять. Задача каждого сотрудника: просидеть восемь часов на рабочем месте с часовым перерывом на обед.
Иногда мне кажется, что других обязанностей, кроме как провести четыреста восемьдесят минут на седьмом этаже стеклянного здания, уткнувшись взглядом в монитор, просто не существует. Но, конечно же, это не так. На самом деле, каждый день заполнен уймой ответственной и неотложной работы: проверка договоров, дополнительных соглашений, закрывающих документов и всей остальной электронной и бумажной требухи.
– Лёша, привет! – встретил меня, как только я переступил порог, приветливый и энергичный мужской голос. – Как дела?
– Привет, нормально, – ответил я, улыбаясь и протягивая ладонь. – У тебя?
На состояние моих дел наплевать всем, кроме меня самого, а тем более этому раздолбаю из отдела продаж, Шурику. Дела Шурика меня, само собой, интересуют тоже не сказать, чтобы сильно, но к приклеенной улыбке должен прилагаться определённый набор слов и действий, отсутствие которых обратило бы на себя внимание. А первое правило для того, кто не хочет, чтобы его доставали: быть как все, не отличаться от десятков улыбчивых тел в костюмах, произносить фразы «как дела?» и отвечать на них «нормально».
И чего он тормознул внизу? Честно говоря, я видел, как он забегал в открытые двери и специально выждал перед входом минуту, чтобы с ним не пересечься в холле. А теперь придётся ещё и в лифте вместе ехать…
– Лёш, у тебя пары тысяч нет до завтра? Совсем пустой, даже на обед нет. Завтра же двадцатое, должны аванс перечислить, я тебе сразу отдам.
Как оказалось, у гипертрофированной приветливости Шурика имеется объективная причина, так что моё представление о мире не подверглось угрозе быть изменённым. И, с одной стороны, можно было бы дать денег в долг, и это будет гарантией, что в ближайшие пару месяцев Шурик будет избегать встреч со мной – одной проблемой меньше. С другой, если каждому, кого не хочешь видеть, платить, пусть даже по тысяче, а не по две, то на себя не останется. К тому же, большинство в этом здании в долг не дают никому и никогда, так что отказ будет в рамках принятых норм поведения.
– Нет, извини, сам на мели, тоже аванса жду, – врать мне легко и совсем не стыдно.
Теперь остаётся только избежать совместной поездки в лифте, иначе Шурик будет ныть про деньги до самого седьмого этажа, даже понимая, что я своего решения не изменю. И дело не в том, что есть вероятность передумать – я уже давно научился в таких случаях отключаться от потока чужих слов и только неопределённо «мычать» в нужный момент. Просто не хочется.
– Вот ведь, телефон в машине оставил! Придётся возвращаться, – нашёл выход я, но тут входные двери открылись и вошёл Гера, известный своей добротой и отзывчивостью, всегда готовый помочь ближнему своему, то есть идеальная цель для алчного Шурика.
Алчный Шурик тоже оценил обстановку и тут же переключился с малоперспективного меня на почти стопроцентный вариант. Он бросился Гере навстречу, расплываясь в настолько искренней улыбке, что не знай я его, решил бы, что он встретил как минимум лучшего друга. К стандартным приветствиям он добавил несколько вопросов за жизнь, смол-ток, так сказать, активно кивая и издавая междометия, призванные обозначить его крайнюю заинтересованность в ответах. И только уже находясь на середине лестничного пролёта (к моему счастью, Гера работает на третьем этаже, и они пошли пешком), Шурик пожаловался на незавидное финансовое положение.
В общем, лифт остался в моём полном распоряжении, и я поспешил нажать кнопку вызова: очень мне не хочется, чтобы ещё кого-нибудь нелёгкая принесла. Уже через пару секунд я ступил в большую хромированную коробку, не глядя нажал кнопку нужного этажа на панели, двери закрылись, и лифт бесшумно заскользил вверх.
– Раз, два, три, четыре… десять… – сосчитал я про себя секунды.
Обычно на десятой лифт останавливается, то есть я добираюсь до своего этажа, но на этот раз он продолжил движение. Я посмотрел на табло и, вопреки ожиданиям, увидел, как на нём загорелась цифра «9». И как это я умудрился нажать не на ту кнопку? Первый раз за столько лет… А что у нас на девятом этаже? Там уже не наша территория, никогда на нём не был.
Двери раздвинулись, и я, даже не выглянув наружу, нажал на кнопку с семёркой, на этот раз убедившись, что это именно она. Правда, взгляд всё равно успел зацепиться за нестандартный для офисного здания интерьер холла – что-то в стиле лофт. Только как будто дизайнер переборщил с простотой – слишком уж обшарпанная штукатурка, из-под которой местами выходит наружу кладка красного кирпича, выставленная напоказ проводка, свисающая с потолка на обычном проводе большая лампочка без плафона. Наверняка, это офис айтишников, они любят такую «красоту» – чтобы нестандартно и оставляло простор для разума, брызгающего на окружающее креативностью. Ещё и заплатили, наверное, за это немерено… Мне кажется, что есть у современного искусства, частью которого является дизайн, такая фишка – чем более убого оно выглядит, тем дороже стоит. Хотя, может, я и ошибаюсь.
Когда двери лифта открылись на моём, седьмом этаже, мысли о девятом и его сверхмодном дизайне растворились и осели бесцветным налётом на краткосрочной памяти. Скоро произойдёт ещё что-нибудь настолько же бесполезное и незначительное, потом ещё и ещё, и, наконец, событие под названием «девятый этаж» скроется под слоями других воспоминаний. Да и не событие это вовсе, а так – незначительный эпизод.
Рабочий день прошёл ровно.
Я проделывал обычный набор активностей, практически не поднимаясь из-за стола.
Разве что пару раз сходил на кофе-брейк в «релакс-рум». Такое наименование у нас официально носит помещение с большим диваном, несколькими креслами, кофемашиной и вдохновляющим видом на запруженную машинами улицу. Курилка здорового человека, так сказать. Собственно, неофициально она называется именно так – «курилка», хотя из курящих во всём здании найдутся, наверное, только охранники на ресепшен. Вообще, кофе вполне можно выпить и за рабочим столом, но отвлекаться от работы иногда надо даже мне, а более подходящего для умеренного общения с коллегами места, чем эта комната, придумать сложно. Тут всегда тусуется два-четыре человека, набор обсуждаемых тем стандартен – начальство, коллеги, цены и политика, так что можно быть внутри разговора, не особенно в нём участвуя. И для меня это ещё один способ не быть в коллективе «белой вороной». Ну да, приходится поддакивать и иногда вставлять реплики подлиннее, но оно того стоит.
