Я задумался. Находясь в такой ситуации невольно начинаешь верить во всякие совпадения. А может и правда что-то из этого выйдет?
Дальше разговор шёл о других вещах, как, например, сам Эдгар Блэк. Я не мог им не восхищаться и меня всё подмывало наговорить кучу комплиментов и задать тысячу уточняющих вопросов. Наша беседа превратилась в интервью Себастьяна Адамса. Он рассказал, как встретил Эдгара, как помог ему и взял под крыло, какой теперь Эдгар и это действительно интересная история!
Эдгар рос в специализированном детском доме, но не в самом благополучном и таких детей заставляли попрошайничать. Но Эдгар с детства, несмотря на все физические недостатки, любил музыку и когда его выставляли на улицу, чтобы просить деньги, он просто начинал играть. Сначала на детских музыкальных инструментах, учась у других детей, а после, к семи годам уже на взрослых. Ему подарили гитару, обучая играть так, чтобы больше заработать денег, и первое время Блэк и не думал о скрипке. Как всегда, он выходил на улицу, приходил в одно и то же место, выставлял перед собой мешок для денег и начинал играть. Мало кто знал, что Эдгар плохо слышит, потому как слуховые аппараты у него телесного цвета и прикрыты волосами. Их можно заметить только если вглядываться.
Собственно, на тот момент это была просто очередная счастливая случайность. Себастьян Адамс шёл по этой улице на встречу со старым знакомым, увидел то, как играет, пока ещё на гитаре, Эдгар. Подошёл к нему ближе, дал денег, но от его взгляда аппараты для слуха не скрылись. Тогда Себастьян положил Блэку руку на плечо и хотел о чём-то спросить, как его карие глаза встретились с пустыми глазами Эдгара. Тогда Себастьяна охватил ужас, но после он решил всё же спросить то, что хотел.
Так Себастьян узнал, что Эдгар беспризорник, что живёт в детском доме и что музыка ему очень нравится. В этот же день Себастьян оформил опеку над Эдгаром и в самые короткие сроки забрал к себе домой.
На удивление продюсера, Эдгар был невероятно кротким и спокойным с самого начала. Он воспринимал Себастьяна больше за друга, нежели за семью, но Адамсу так было даже лучше.
Когда Блэк случайно наткнулся в его квартире на скрипку и спросил, что это, Адамсу пришла мысль попробовать обучить мальчика играть. То была чужая скрипка, не принадлежащая Адамсу, но её хозяин, хороший знакомый продюсера, разрешил три раза в неделю играть на ней и сам часто оставался посмотреть на это. Найти частного учителя, готового обучать Эдгара было не просто, но всё же возможно. Сам Блэк на время поисков пытался сам изучить инструмент при помощи подсказок хозяина скрипки и с удовольствием слушал скрипичную музыку.
Поражало то, как быстро схватывал основы Эдгар и как вскоре он стал играть сложные произведения. После стал импровизировать, и к шестнадцати выучился играть безупречно. Он запоминал ноты, хотя по началу было сложно перевести их в удобный для осязания формат.
Но даже умея так виртуозно играть, Блэк не хотел так просто выходить на сцену с концертами. Он хотел играть для себя и только один случай смог его переубедить. В тот день они пошли на другой концерт, где подростки его возраста, от шестнадцати до восемнадцати лет, выступали, соревнуясь за победу. Но помимо этого соревновательного духа было что-то ещё. Эта атмосфера и энергия, заставляющая мурашки бегать по телу, а волосы вставать дыбом. Эдгар почувствовал её и после согласился начать карьеру музыканта.
Он сам начал с таких соревнований, а после этого вышел на тот уровень, на котором он есть сейчас. Полгода уже Эдгар Блэк даёт сольные концерты и не собирается останавливаться.
После первого концерта Эдгар совершенно вымотался, но был доволен. Он не мог дойти даже до гримёрки, а по тому Себастьяну пришлось чуть ли не ловить своего подопечного на сцене. Себастьян отметил, что впервые за всё время увидел эту настоящую яркую улыбку на лице Эдгара Блэка.
Дальше больше, но в последний месяц у Эдгара пропало вдохновение, и он не сочинял ничего нового, лишь повторял старое и то, что произошло сегодня для них обоих стало толчком вперёд.
– Думаю, это именно благодаря встречи с тобой,– заключил Себастьян,– А по тому, будь добр, побудь рядом с Эдгаром столько, сколько сможешь. Я имею в виду не только сегодняшний день, если что.
Его лицо вновь засветилось загадочной улыбкой, а я лишь прикрыл глаза и решил представить себе всё это в будущем.
Глава 2
Себастьян оставил меня в квартире Эдгара, а сам уехал. Как оказалось, они живут раздельно уже почти год и это было по просьбе самого Эдгара.
Всё же, если отбросить все его достижения в музыке, Эдгар Блэк является самым обыкновенным подростком, какой только есть. Он тоже стремиться жить, хочет добиться чего-то и сделать свои мечты реальностью. Он так же хочет жить самостоятельно, уметь заботиться о себе. Это меня подкупало и давало расслабиться в его обществе, но стоило мне увидеть в его квартире чехол и скрипку, я сразу вспоминал, какой он на сцене, как играет, и впадал в ступор.
Квартира у Эдгара была небольшая, однокомнатная. Если от входной двери идти прямо – попадаешь на кухню, а по пути справа две двери – первая ведёт в ванну, вторая в санузел. Сам коридор не сильно широкий, но проходить удобно. Из-под ног убрана вся обувь и сложена в специальную галошницу, оформленную под общий цвет – зелёный.
Ванная комната и санузел были сделаны общим стилем и имели морской голубой оттенок. Тут было чисто, а вещей по минимуму, только самое необходимое и сделано так, чтобы было удобно и предметы не задевали друг друга. Всё было в чистоте и в особом удобном порядке.
Кухня была песочного цвета, довольно маленькая. Тут тоже было пустовато и наведён идеальный порядок. Каждая вещь была на своём определённом месте, составляя общую организацию. Стульев на кухне было два, они стояли на против друг друга, разделённые круглым небольшим столом. Окно было зашторено полупрозрачными шторами, подвязанными белой широкой лентой. Столешница содержала на себе кружку, фильтр с водой и чайник. Вся посуда была в верхнем шкафчике, а на полках самой столешницы были крупы и консервы. Холодильник стоял ближе к окну, в то время как посудомойка была у стены при входе.
Я прошёл в комнату. Тут тоже был порядок, но не такой идеальный, как в других местах. На полуторной кровати спал Эдгар, укутавшийся в одеяло, несмотря на то, что сейчас уже был конец апреля и радовал тёплыми деньками. Окно было зашторено, а свет погашен, по тому в комнате было темно. Несмотря на это, общую планировку я смог рассмотреть. Мебели и тут было мало, помимо кровати стоял комод, на котором лежала скрипка в чехле. Ближе к окну были письменный стол и стул. Так же была настенная полка с книгами и пюпитр под ней. Полке с книгами я удивился и решил рассмотреть их подробней. Как оказалось, это были по большей части ноты, которые были исчерканы размашистым подчерком Себастьяна. Но для меня эти ноты без того были нечитабельны, потому как рельефно-точечный тактильный шрифт был мне непонятен.
Я сам решил закрыть глаза и провёл пальцами по бумаге. Я чувствовал эти выемки, но понять и представить, что они значат, я определённо не мог. После ещё одной неудачно попытки я отложил эти ноты на место и достал полноценную книгу. Она уже была изначально в этих точечных выемках, а по тому я даже не сделал попытки понять, о чём там. Рельефно-точечный тактильный шрифт Брайля для меня загадка и до этого момента я им совершенно не интересовался.
Убрав всё на места, как оно и было, я заметил, что на комоде лежит сложенная трость, которой пользовался Эдгар при ходьбе. В таком убранном виде она легко помещалась в ладонь, но если её разложить, то была достаточно длинной, чтобы в нужное время предупредить владельца о помехе впереди.
Я взял её в руки, осмотрел, а после так же положил туда, откуда брал. Вдруг меня накрыло ощущение, что я злоупотребляю гостеприимством, и я хотел уйти на кухню, чтобы дождаться пробуждения Эдгара, как он проснулся.
– Себастьян, ты ещё здесь?– обратился он в пространство перед собой, когда сел на кровать.
– Его тут нет,– мягко сказал я,– Но он попросил меня остаться.
– Хорошо,– Эдгар поднялся,– Тебе не скучно?
– Нет.
Я подошёл ближе на тот случай, если Эдгару что-то понадобиться, но он совершенно спокойно поднялся и пошёл на кухню. Я поражался тому, как он идёт, не используя ничего, будто бы видит, где и когда нужно поворачивать. С другой стороны, это ведь его квартира и довольно логично, что он хорошо её знает. И всё равно до конца в моей голове это не укладывалось.
Я пошёл следом за ним. Эдгар уже налил воду в чайник и включил его. После он достал кружки и поставил их на стол. Предложив мне перекусить, он достал из холодильника еду и разогрел её в микроволновке, которая была подвешена над столешницей. Под ней располагались специи и маленькие сосуды с какими-то ампулами.
– Что это?– я указал на таблетки, но тут же убрал руку,– Вот эти таблетки.
– Мои лекарства, вернее витамины.
– Они все в одинаковых баночках и у них даже подписей нет…
– Поэтому они всегда находятся тут в определённой последовательности. Так я их не перепутаю.
Я задумался. Смог ли бы я жить со слепотой? Может быть от того, что у Эдгара она врождённая, он и не представляет себе другой жизни, но вот я, будучи от рождения зрячим, даже не мог представить себе такую жизнь. Но ведь в мире достаточно случаев, когда люди теряют зрение, но всё равно продолжают жить, осваиваются и борются с дискомфортом.
– А в остальном ты как? Я думал, что ты не живёшь один и…
– Ты слишком превозносишь отсутствие зрения, забывая, что я тоже обычный человек и что это – моя квартира. Я её выбрал, я сам обустроил и, конечно же, я знаю где и что находится. Тут я расставляю вещи, а значит я знаю, как тут что устроено.
– Знаешь, я вот дома часто всё теряю…
– У меня такое почти не случается, я приучил себя к порядку, это очень помогает. Хотя, по началу, не могу сказать, что мне было легко. Я долго привыкал и осваивался, поэтому не хочу переезжать куда-то. И по этой же причине хочу попросить тебя – если ты что-то берёшь, клади на место, чтобы я смог всё найти.
– Да, хорошо,– я улыбнулся.
Вместе с этими словами я стал вспоминать, положил ли я всё так, как было? А если нет? И всё же я надеялся, что ничего не перепутал.
Вскоре вскипел чайник, и Эдгар так же спокойно разлил кипяток по кружкам. Микроволновка издала звуки, оповещая, что еда согрелась. Эдгар достал горячие бутерброды с плавленым сыром и положил их на тарелку. Я решил взять только один, но Эдгар сообщил, что больше двух он не съест, по тому я взял ещё.
После перекуса я уже думал отправляться домой, но не знал, как лучше об этом сказать, поэтому решил говорить прямо. На моё удивление, Эдгар совершенно спокойно предложил мне вызвать такси, но я убедил его, что спокойно воспользуюсь городским транспортом. После этого он достал свой телефон, и я впервые увидел те самые специальные возможности гаджетов, облегчающие жизнь людям с инвалидностью по зрению.
У Эдгара в телефоне всё было просто – только контакты, которым он звонил. Вбив мой номер в свой телефон, он проводил меня до дверей и с закрытием лифта ушёл к себе. Я же отправлялся домой под огромным впечатлением.
До сих пор мой телефон был на беззвучном режиме и не напоминал о себе, хотя там было множество сообщений и пропущенных звонков. Три раза звонил отец, ещё пять раз пытался дозвониться брат. От них же было много сообщений, но ещё писали в общих группах, где я состоял: группа класса и музыкальные занятия. Я перезвонил в первую очередь отцу, пытаясь рассказать и оправдать себя, почему так долго не отвечал. Он воспринял мою историю скептически и не поверил ничему, кроме моего похода на концерт.
Брату я отправил ответные сообщения, уже не пытаясь убедить его в правдивости моего знакомства и всей этой истории. Он жил отдельно в другом городе вместе со своей девушкой и интересовался моей жизнью не так часто и довольствовался тем, что я ему отвечал и изредка писал. Ответ его был скорым и коротким: «рад за тебя».
Что касалось остальных сообщений, там мой ответ не требовался. Я лишь прочитал всё, подчеркнул для себя важную информацию и убрал телефон обратно в карман. Уже дома я принял горячую ванну. Усталость свалилась на меня с неистовой силой, я посмотрел на время и понял – первый час ночи.
Невероятно насыщенный и длинный день вымотал меня окончательно. Оказаться на кровати было для меня счастьем и только голова коснулась подушки, я уснул. Проспал же я долго, мне ничего не снилось. Открыв глаза, я вновь взглянул на часы и был готов разочароваться в самом себе: было около двенадцати. Да, сегодня выходной день и только завтра мне на учёбу, но всё же у меня есть ряд дел и обязанностей, которые нужно выполнить.
Так я начал с приведения себя в порядок. Зарядка и гигиена способствует этому лучше всего, а по тому я и начал свой день именно с них. Далее по плану был завтрак, а после следовало привести квартиру в порядок.
Отец очень часто бывает в командировках, а из-за того, что мама ушла, когда мне было года два, меня воспитали стены этого дома и лень старшего брата. Как человек он, конечно, хороший и интересный, но, если оставить его дома одного – пропадёт в первые же сутки, потому что не сможет даже сварить пельмени. Я в этом плане куда сообразительней и теперь, когда стал часто оставаться один, после того, как брат уехал в другой город, приноровился к самостоятельной жизни окончательно.
Рабочие командировки отца обычно длятся около месяца, потом он приезжает на неделю или меньше и снова уезжает. Мы редко видимся и не всегда встречаем вместе праздники, поэтому на время праздничных каникул я всегда приезжаю к брату, чтобы не было так грустно. Он, вместе со своей девушкой, всегда рады моему приезду, мы вместе гуляем, смотрим фильмы до рассвета, пьём колу и едим чипсы. Для отца же я плодотворно занимаюсь и выполняю все задания.
Сейчас же шла только вторая неделя моего одиночного пребывания в квартире, а по тому я не сильно скучал. Медленно, но верно я закончил с уборкой и даже приготовил еду на ужин, как вдруг меня посетила мысль: напишет ли мне Эдгар первым или это лучше сначала мне написать ему?
Я метнулся к телефону, но там не было новых уведомлений. Я грустно вздохнул и решил, что в крайнем случае напишу вечером, а сейчас схожу в магазин и сяду за домашнее задание. В магазине мне нужно было взять не так много, а по тому вернулся я очень быстро, после чего подготовил нужные учебники и тетради и приступил к работе.
Делать домашнее задание, как по мне, нудное занятие, но всё же если делать правильно и подходить к этому серьёзно, то можно подчерпнуть достаточно важных навыков, как например сосредоточенность и усидчивость. В остальном я считал это бестолковой тратой времени, потому как сомневался, что когда-нибудь знания по химическим реакциям мне пригодятся. Может быть занятия по языку и математики представляли собой важность, даже согласен на уроки литературы, но в остальном школьные предметы по большей части бесполезны. Куда лучше было бы поступить в профильное училище, но мне едва ли хватило бы баллов, а по тому я так и остался в самой обычной государственной школе.
Моё положение там было средним – я балансировал на гранях всеобщего друга и изгоя, но на моё счастье, меня никто не задирал. Может от того, что сам я не конфликтный, а может по тому, что со многими мне было о чём поговорить, я избежал худшей участи в классе, но и любимчиком тоже не стал. Словом, я вёл самую обычную школьную жизнь, обременённую скучными уроками. У меня были знакомые, но близких друзей почти не было.
В музыкальном классе дела обстояли одновременно и лучше, и хуже. К сожалению, я не одарён и не талантлив в сфере музыки, мне тяжело даётся всё, но я не сдаюсь. Вместе с тем там у меня есть более близкие друзья, которые меня поддерживают и к которым я, в случае чего, могу обратиться за помощью.
Таким моим другом был Ники. Тоже пианист, но его навыки куда больше превосходили мои, хотя он занимается на два года меньше меня. Сам он не высокий парень со светлыми волосами, голубыми глазами и не слезающей улыбкой.
Пока я грыз гранит науки, мой телефон завибрировал. Я отвлёкся, откладывая ручку и беря в руки телефон. Всё же Эдгар написал первым.
Сообщение было простое и короткое, приветствие и вопрос о моём самочувствии. Я ответил положительно и осведомился о его делах. Он тоже ответил, что всё более чем в порядке, после чего повисла томительная пауза. Я уже думал, что на этом всё и закончится или от меня он что-то ждёт, как прилетает длинное сообщение, в содержании которого он предлагает мне пересечься на неделе в зале, где обычно он тренирует игру на скрипке. Я был всеми руками и ногами только за, но учебный план и скорые экзамены запрещали мне так легко согласиться. Пришлось отвечать, как было на самом деле.
Собственно, после мы общались ещё не так долго. Эдгар попросил скинуть моё рабочее расписание и сообщил, что напишет чуть позже, чтобы не отвлекать меня от учёбы. После я вернулся к заданиям и делать их мне стало куда легче.
Утро понедельника далось мне тяжело, но утреннее сообщение Эдгара заставило в миг взбодриться. Оказывается, он вовсе встаёт в шесть и, когда для меня начинается завтрак, для него начинаете репетиция в зале. Он скинул фотографию зала и скрипки. Я же хотел ему тоже что-нибудь скинуть, но передумал. Всё же мне было обидно, что Эдгар не может видеть, и я не смогу ему что-то интересное показать. Почему-то именно сейчас в моей голове возникла мысль показать ему какие-то фотографии, рассказать связанные с ними истории. Я решил, что сделаю это, но другим способом – буду описывать изображение.
Тут я опомнился – время уже выходить из дома, а я даже не переоделся из ночной одежды. Пришлось наскоро допивать чай и бежать к шкафу с одеждой. Раскидав половину вещей, затолкав нужные тетради и учебники в сумку, я побежал к остановке. По пути включил музыку в наушниках и дышать стало проще. Кое-как я успел до начала урока и уже сидя за партой отдышался, хотя казалось, что я совершенно не успею.
Достав нужные тетрадь, учебник и пенал, я фактически рухнул на парту, но тут же поднялся – прозвенел звонок. Учитель уже был в классе и отдохнуть дольше у меня не выходило. Началась нудная история. Этот предмет я не любил в силу того, что приходилось слишком много учить и это тяжело. Куда лучше я запоминаю стихотворения и даже прозаические отрывки художественной литературы, но бездушный учебник истории для меня просто невыносим.
Открыв параграф, я уткнулся в буквы, слова и предложения. Всё вместе, по абзацам, они составляли параграф, который рассказывал о 1772 годе. Собственно, если что связывало меня, историю и этот год, так это основание музыкального клуба в Санкт-Петербурге, а никак не вторая экспедиция Кука в Австралию или там какой-то договор между Россией, Австрией и Пруссией.
Я грустно вздохнул, но, видимо, сделал это слишком громко, потому что обратил внимание преподавателя, да и всего класса на себя. Повисла гнетущая тишина, а следом раздался вопрос, как гром среди ясного неба:
– И что же произошло в тысяча…
– Музыкальный клуб был основан в Санкт-Петербурге,– я решил не дать учителю говорить.
Может мои знания в музыке спасут меня от неминуемой низкой оценки? Я надеялся на это, учитывая и строгость преподавателя и то, что балл за выпускной год мне нужен высокий.
– Это была первая российская концертная организация и изначально туда входило тридцать человек. Возглавлял клуб Якоб…
– Я не об этом рассказывал,– прервал меня учитель.
– Простите… просто тема звучит, как события…
– Подготовишь доклад к следующему уроку, мы все внимательно послушаем. Садись.
Я выдохнул с облегчением, но уже молча. Всё же пронесло. По одобряющим взглядам и смешкам я понял, что и одноклассники оценили юмор, а значит ситуацию я спас.
Больше ничего интересного не происходило, пока не началась большая обеденная перемена. Я поплёлся в столовую, чувствуя не сколько голод, сколько усталость и желание спать. Сев за стол, я достал коробку и уже хотел приступить к еде, как ко мне подсели мои знакомые из класса и парочка друзей из музыкального кружка, которые учились в параллели. Одноклассники рассказали про случай на истории, и мы все вместе посмеялись с моей находчивости. Один из друзей, который в нашей музыкальной группе был вокалистом, подметил, что может я не так силён в игре, но историю музыки я знаю точно и лучше всех и это моя сильная черта. После меня стали расспрашивать про концерт, и я рассказал им почти всё, умолчав про живое знакомство с Эдгаром и тот случай в буфете, ограничиваясь всеми теми эмоциями, которые меня переполняли во время его выступления. Собственно, этого рассказа все и ждали.
Мы ещё немного посидели, пошутили, а после разошлись по кабинетам. Оставалось ещё три урока, и я буду свободен. Это предвкушение усилилось после звонка Эдгара. Я отошёл в более тихое место и ответил на звонок. Знакомый спокойный голос начал разговор с вопроса:
– Не отвлекаю?
– Ничуть,– я улыбнулся,– У тебя перерыв?
– Да, что-то похожее на это…– я услышал нотки неуверенности,– Ты в выходные занят?
– Абсолютно свободен.
– Хорошо. Я бы хотел прогуляться вместе. Покажу тебе, как можно слышать и слушать.
– Хорошо,– я вновь улыбнулся.
– И у тебя, на сколько помню, в среду свободное время после уроков?
– Ты прав. У меня даже уроков меньше, чем обычно.
– Хорошо. Может зайдёшь в зал?
– Я с радостью.
– Спасибо.
Увы, но дальше разговаривать не позволил звонок на урок. Мне пришлось бежать в класс, а вот чем будет занят Эдгар Блэк я не знал наверняка. Теперь из моей головы не выходили его слова, и я с ещё большей надеждой ждал середину недели, чтобы поскорее после уроков поехать в зал, где репетирует Эдгар. Мне было очень приятно, что он и правда не забыл обо мне.
Собственно, и я не забывал и всё это время до среды старался чаще ему писать и звонить. Мы общались днями на пролёт, мне было приятно, что Эдгар мне доверял. Я доверял ему не меньше, но не смог скрыть удивления, когда в среду вышел из школы, а меня ждал знакомый автомобиль. Себастьян подмигнул мне с водительского сиденья, я скорее сел назад, и мы поехали. Кроме нас двоих тут никого не было.
Себастьян рассказал, как моё общение улучшило настроение Эдгара, по-дружески пообщался со мной, рассказывая, что Эдгар впервые за долгое время вернулся в студию, чтобы репетировать что-то новое. Я улыбался всю дорогу, слушая эти хорошие новости.
Радио в машине играло довольно тихо, но прислушавшись я понял, что это та же самая станция. Я вспомнил нашу поездку к кафе и вновь ощутил то же спокойствие внутри себя. Тот же ароматизатор в виде скрипичного ключа болтался, прикреплённый к зеркалу. Всё то же плавное вождение машины, когда не переживаешь за свою жизнь и не хватаешься за поручни.
Само здание было не высоким, но большим по площади. Светлое и с большим количеством окон, оно выделялось на фоне серых домов. Внутри же были высокие потолки. Зал, куда мы вошли. Был просторным, но минималистичным. Из всего, что могло там находиться, было лишь фортепиано и лавочка и у стены.
Когда мы прибыли, я был рад видеть Эдгара и, поздоровавшись, обнял его. Знакомая улыбка и приятный смех вновь заполнили всё моё внимание, пока Блэк не взял в руки скрипку. Я упёрся взглядом в его руки, в эти выразительные и тонкие пальцы, созданные для скрипки и музыки в целом. То, как ловко он управлялся со смычком, как прекрасно брал каждую ноту, не допуская ошибок. Я был заворожён и не мог оторвать взгляда. Так мне хотелось, чтобы этот миг длился вечно, чтобы мелодия не кончалась, но рано или поздно, а смычок должен будет оторваться от скрипки, и я с каким-то предвкушением и страхом ждал этого момента.
Стоило Эдгару закончить, как я вышел из транса. Его музыка без преувеличения гипнотизировала, приковывая всё внимание и сосредоточение. Никак нельзя оторваться, даже допустить постороннюю мысль – всё разом выбивается из головы, стоит Эдгару взять в руки музыкальный инструмент.
Эта волшебная особенность его музыки напоминала мне игру уже сложившихся композиторов и титанов в сфере музыки. Всё же Эдгар довольно молодой музыкант и его имя утвердилось лишь на слуху, но не более того. Просто нельзя не замечать его талант!
– Я бы хотел играть не один,– вдруг сказал он.
– Ты же не…
– Я бы хотел играть вместе с тобой, пока это ещё возможно…
– Ну я ведь не…
– Просто слушай меня, я буду вести. Попробуешь?
– Ладно…
Я сел за предложенный инструмент. Открыл крышку фортепиано и увидел клавиши. В груди что-то заныло, будто бы тоска обрела телесную форму и сжимала сердце. Коснувшись клавиш, я вспомнил все свои неудачи, сколько раз я ошибался и путался в нотах, сколько раз у меня ничего не получалось, сколько раз надо мной смеялись… перед глазами стояла картина моего первого и последнего выступления на соревнованиях, когда я опозорился так, что убежал со сцены сам и не думал, что притронусь к фортепиано ещё хоть раз. Прошло несколько месяцев, перед тем как я сделал это, но все эти месяцы запомнились мне куда лучше, чем уроки преподавателей музыки.