Штурм бездны: Океан. Цикл «Охотник»
– Конечно. Изнутри на них хрен поохотишься. Надо посмотреть, что есть в арсенале. Хай ведь запретил нам использовать только вооружение батиплана.
К сожалению, арсенал изобилием не порадовал. Как и все на «Толстозадом» он был тесен, в него не без труда помещалось необходимое для нашей команды – пять гидрокостюмов, ампулы с дыхательным грибком, боевые каркасы, довольно много гарпунов, ракет к легкому подводному ракетомету и ручных глубинных бомбочек, которые нас много раз выручали. Впрочем, сухопутное оружие тоже было – два тяжелых ракетных ружья, четыре легких, отличная безгильзовая снайперская винтовка, для Ксюши, разумеется, и как ни странно, одна автоматическая ракетно-бобовая установка. Вроде тех, какие мы установили в свое время на «Мымру» для усиления огневой мощи. Зарядов к ней было немного, на пять полных залпов, но к ней не было автомата заряжания, что не исключало ручную перезарядку.
Кроме того, у нас было два трофейных БМФ-400, а пулемет Чернуха бросила на «Амбере», отстреляв весь боезапас. Впрочем, это в схватке с биотехами точно никак бы не помогло, хотя, по тактико-техническим данным, система перезарядки БМФ-400 позволяла вести огонь под водой, даже очередями. Но пули – не гарпуны, у них стабилизация в жидкой среде никакая, и толку ноль.
В системе вооружения «Толстозадого» имелся девятимилиметровый пулемет под гильзовый боеприпас для подавления противника на берегу, в случае необходимости десантирования. Но это оружие уже относилось к бортовому, значит, применять мы его не могли.
Конечно, в первую очередь я подумал об автоматической ракетно-бомбовой установке. В теории это был самый простой путь – закрепить установку на скале у входа в бухту и тупо забить тварей глубинными бомбами. Но на практике этот план имел несколько минусов. Во-первых, установка весила тридцать килограммов вместе со станиной, и переть ее километр по горам – развлечение на любителя. Во-вторых, кассет с бомбами для нее мало, и они не невесомые, их тоже придется переть на себе, что означало, как минимум, две ходки, а то и больше. В-третьих, автомата заряжания к установке не было, и говорить о ней, как об автоматической было большим преувеличением. Снаряжать придется вручную.
Я вспомнил, как Вершинский говорил о том, что легкие пути потому и кажутся легкими, что ведут под гору, и часто к краю пропасти. А трудные потому и воспринимаются трудными, что ведут в гору, вверх, до самых вершин. Говорил, дескать, выбирай трудные пути, не ошибешься. Но на деле я далеко не всегда понимал, какой путь трудный, а какой бессмысленно тяжелый. Вот, установку переть на себе тяжело, но путь-то по сути легкий. А трудный тогда какой?
Мой взгляд остановился на тяжелых ракетных ружьях. Легкие били лишь метров на триста с большой эффективностью, и предназначались для подавления живой силы легкими осколочными и фугасными снарядами. Но тяжелые – дело другое. Это скорее не противопехотное, а зенитное средство, чтобы сбивать биотехнологические ракеты. К такому тяжелому ружью шел широкий спектр реактивных боеприпасов, как неуправляемых, так и управляемых. Прицел там тоже был, дай бог каждому, голографический, с вычислителем на колбе Марковича. По сути, это был не прицел даже, а компактный многоцелевой локатор с дальностью обнаружения более пяти километров и с выводом графических данных на голографический дисплей высокого разрешения с диагональю сорок сантиметров. Это вам не ершей острогой пугать. Весило такое ружьишко, правда, тоже не мало, полных восемь килограммов, но такой багаж не особо руки оттянет, с учетом его боевой эффективности.
Был в применении такого ружья и еще один важный положительный момент – снаряд летел не в воде, а в воздухе, и торпеды, лишившись поддержки и покровительства шельфовых ракетных платформ, не имели возможности засечь его на траектории и уклониться. При длине бухты в километр и боевой дальности ружья в пять километров, я мог долбить по тварям с борта «Толстозадого», удобно расположившись в шезлонге с картриджем лимонада у ног. К сожалению, ни шезлонга, ни лимонада в нашем распоряжении не было, но зато имелись продвинутые глубинные бомбы к нему, надкалиберные, повышенной мощности взрыва.
– Тебе в рубке-то тоже делать особо нечего, – сказал я Чернухе. – В прицел тяжелого ружья мы будем видеть всех тварей, и успеем принять меры, если боевой профиль для автомата облажается. Так что вооружайся, постреляем вволю.
– Прямо с брони? – В глазах Чернухи заблестели веселые искорки.
– Не вижу для этого никаких препятствий, сударыня.
Мы оба обвешались удобными патронташами с увесистыми снарядами, взяли по ружью и выбрались через шлюз наружу. Включив прицел, который высветил над стволом прямоугольную голографическую проекцию, я разглядел туманные профили скал, подсвеченный уровень моря, показания альтиметра, компаса и координатного модуля, но главное – стандартные радарные метки тварей. Их было много у входа в бухту, больше пятидесяти, но зато других поблизости не было видно, похоже, к нам стянулись все торпеды, выжившие после зачистки прилегающей акватории.
– Поохотимся, – произнес я, снарядил ружье реактивной глубиной бомбой и пальнул в одну из ближайших стай.
Я привык к тому, что торпеды после выстрела бросаются врассыпную. Они ведь сканируют пространство вокруг себя ультразвуком, и слух у них чуткий, и еще серединная линия, как у рыб, чувствительная к любым перепадам давления. Но реагируют они, только если выстрел произведен в воде. Мой же снаряд, выбитый из ствола первичным вышибным зарядом, врубил реактивный двигатель в пяти метрах от меня, стабилизировался на траектории, и понесся вдаль, оставляя за собой кучерявый след белого дыма. Чернуха, умница, не стала ждать, а тоже пальнула, в другую стаю, чтобы дать тварям меньше шансов принять решение.
Тяжелыми ружьями мы много раз пользовались, не только на тренировках, но и в бою, прикрываясь от атаки ракетных платформ, то есть, по воздушным целям осколочными заградительными снарядами. Глубинные бомбы к этим ружьям были для нас новой матчастью, мы не знали их мощности, и сколько торпед они могут убить при попадании в стаю. Знали мы только то, что на этих снарядах не надо вручную устанавливать замедлитель и глубину взрыва, это в автоматическом режиме делал вычислитель прицела. Но, честно говоря, сообразительностью он нас удивил. Понятно, что он знал положение каждой из торпед по локатору, дистанцию до них, и текущую глубину погружения, но одно дело иметь информацию, а совсем другое – отработать алгоритмы поведения снаряда на траектории. Тут, надо сказать, спецы-кибернетики постарались на славу.
Дело в том, что снаряды, разогнавшись на реактивной тяге, отстрелили еще не отработавшие двигатели заранее, задолго до достижения цели. Дальше боевая часть мчалась по баллистической траектории, согласно заранее созданной модели расположения относительно выбранной цели. Это исключало для торпед возможность хоть как-то услышать вой вырывающегося из дюзы раскаленного газа. Дальше больше. Торпеды ведь не мины, они не стоят на месте и не прилипли к грунту якорным жгутиком, они барражируют, лавируют, описывают дуги постоянно, заодно ловят рыбу или процеживают планктон для снабжения водометов глюкозой и жиром. Выпущенная из ружья ракета достигает цели достаточно быстро, но не моментально, и за это время твари успевают хоть немного уклониться от точки самого эффективного поражения. Но не в случае с нашими умными глубинными бомбами. Это чудо технической мысли, разогнавшись и отстрелив двигатели, не просто оказалось в свободном полете, а выпустило аэродинамические стабилизаторы и принялось ими подруливать в направлении уходящей цели.
Мы с Чернухой переглянулись и, не сговариваясь, перезарядили оружие. К этому времени выпущенные нами бомбы снова сбросили балласт, в этот раз отстрелили стабилизаторные кольца, и круто врубились в воду. На проекции прицела тут же появились рубиновые искры, показывающие положение погружающегося снаряда относительно меток торпед. Пару секунд первая бомба погружалась, и только оказавшись на минимальном расстоянии от большинства торпед в стае, совершила подрыв. Остальные твари дернулись в стороны, но снаряд Чернухи отработал с не меньшей эффективностью. Воздух дрогнул. Я представил, как в небо взлетели мощные фонтаны воды от вторичных детонаций, хотя не мог их видеть за скалами. Прицел тут же произвел пересчет меток, высветив две цифры – зеленым цветом обозначил число уничтоженных тварей, а желтым число оставшихся.
– Ни хрена себе! – вырвалось у меня.
– Да, так можно охотиться, – согласилась Чернуха.
Всего двумя выстрелами мы уничтожили четырнадцать торпед, почти треть от их начального числа. Не теряя времени, чтобы не дать тварям рассредоточиться, мы дали еще двойной залп и снова перезарядили стволы.
Но все же у этого оружия был и минус. Достаточно тяжелые глубинные бомбы, в отличие от скоростных зенитных ракет, имели среднюю скорость сто семьдесят метров в секунду, пролетая километр больше, чем за пять секунд. И хотя они весьма эффективно маневрировали и в воздухе, и в воде, стараясь уменьшить расстояние до цели перед подрывом, но твари все же воспользовались относительно большим подлетным временем и рванули не только в разные стороны, но и к берегу.
Это был отличный маневр. Высокие скалы создавали довольно широкую прибрежную мертвую зону, куда наши снаряды не могли попасть, как прямые лучи солнца не могут попасть в тень, отбрасываемую камнем.
Нормальная для торпед скорость – сорок узлов, это семнадцать метров в секунду, и за пять секунд каждой твари удалось проскочить больше восьмидесяти метров, то есть расстояние между ними увеличилось более, чем на сто метров от начального, хотя и начальное не было равно нулю.
– Нет, ну обидно же! – произнесла Чернуха, когда выпущенные нами бомбы взорвались, убив лишь по одной твари.
– Не все коту масленица, – ответил я.
Глядя на монитор прицела, я заметил, что торпеды не только рассредоточились, не только прижались к берегу, но и вытянулись в линию с боковым интервалом больше ста метров. При таких раскладах нам неизбежно придется их уничтожать по одной, на что не хватит боеприпасов.
Тут-то меня и осенило, как можно выкрутиться.
Я глянул на Чернуху, пытаясь понять, дошло до нее то же. что и до меня. Похоже нет, она выглядела раздосадованной. Заметив мой взгляд, она вздернула брови в немом вопросе.
– Ну… – неопределенно протянул я. – Есть у меня кое-какая идея, как поставить тварей в неловкую ситуацию.
– Поделись.
– Ты меня к дьяволу пошлешь. Дело в том, что нам придется разделиться.
Я заметил, что Чернуха тут же поняла, о чем я.
– Хочешь дойти до обрыва и закидать их ручными бомбочками, которых у нас до фига и больше? – спросила она.
– Именно. Но как только я начну кидаться, они отойдут от берега, и мы их накроем из тяжелых ружей с двух точек.
– Годный план! – к моему удивлению ответила Чернуха. – За исключением одной проблемы. Что будет, если они попросту переберутся на другой берег бухты, а ты останешься на другом?
– Ха! – с довольным видом ответил я. – У нас же есть батиплан. Ты просто перевезешь меня на другой берег.
План был настолько безупречен, что не было причин его особо обсуждать. Мы проверили гарнитуры связи, я нацепил на себя сухопутный десантный каркас облегченного типа, без водометов, насовал туда ручных глубинных бомбочек, сколько смог тащить, и сунул за пояс БМФ-400. Тактического толку в нем не было, да и патронов осталось едва двадцать штук, но мне он просто нравился и хотелось с ним отправиться в рейд, подобно воинам древности.
Чернуха забралась в рубку и малым ходом на маневровых турбинах повела батиплан к выходу из бухты в надводном положении. Наверняка твари нас при этом слышали, но соваться в бухту пока не стали – имели опыт.
Без труда обойдя пирсовую зону на восточном берегу, Чернуха подвела «Толстозадого» к последнему пирсу и я, взвалив тяжелое ружье на плечо, соскочил на берег. Дальше выдвигаться к выходу из бухты на батиплане было небезопасно – торпеды могли напасть, и нам бы тогда точно не хватило времени для перезарядки ультразвукового орудия. Нужно было выдерживать безопасную дистанцию, для преодоления которой тварям понадобится больше времени, чем нам на забивку «банок».
Чтобы не рисковать, Чернуха дала малый ход назад, а я принялся карабкаться на гору, вершину которой венчали развалины сооружения, похожего на башню. Взобраться на гребень оказалось не так просто, как я ожидал – кругом валялись крупные глыбы, скалы срывались обрывами, а наверх можно было попасть лишь по старой дороге через руины города.
Руины, как руины, в общем-то, но стоило мне обернуться и взглянуть на них сверху, меня охватило отчетливое чувство тревоги. Что конкретно меня насторожило, я не сразу сообразил, но мое подсознание отметило какую-то странность, ускользнувшую от осознанного внимания. Лишь секунд через пять до меня дошло – характер разрушений однозначно указывает на уничтожение города не ракетным ударом с моря. Никакая платформа в здравом уме не станет класть ракеты слишком густо, для нее они ценный ресурс, который потом достаточно долго выращивать. Если бы тварь била баллистическими снарядами, то вывал зданий представлял бы собой участки с воронкой по центру, от которой бы по кругу шли убывающие разрушения. Но тут здания были разрушены все одинаково и почти до фундамента. К тому же, присмотревшись, легко было сделать вывод, что каждое здание было взорвано отдельно, причем изнутри, так как куски стен разлетались во все стороны, а не в одну, как было бы при прохождении ударной волны от ракеты.
– Чернуха! – передал я в эфир, стараясь не выдать дрожь в голосе.
– На связи.
– Причаль к ближайшему пирсу, беги из рубки на в стрелковый комплекс и активируй пулеметную систему.
– С ума сошел? В кого тут из пулемета стрелять?
– Думаю, скоро узнаем. С локатора глаз не спускай. Я возвращаюсь на борт. Мы не учли один серьезный фактор.
– Какой?
– Мне кажется, город уничтожили не ракеты. Его смели сухопутные твари. И я не уверен, что все они принесли себя в жертву великой идее уничтожения этого города.
– Чушь! Их бы локатор показал. Он на пять километров видит все заводские маркеры.
– В воде или на поверхности да, – сказал я уже на бегу. – Но мне отсюда видно кое-что, чего мы не заметили при входе в бухту. На западном берегу имеется огромный вход в штольню. Она такого размера, что «Толстозадый» войдет туда на маршевом моторе, даже если за штурвал сядет Бодрый вместо тебя. Возможно, на восточном берегу тоже что-то подобное есть. В общем, ты уж не обессудь, я дам деру.
Я ожидал, что она мне припомнит моей выступление, в котором я призывал отказаться от страха перед биотехами. Ксюша бы меня точно поддела, даже сомнений нет. Но Чернуха отреагировала совершенно иначе.
– Я у восьмого пирса! – ответила она. – Верхний люк шлюза открыт. Активирую пулемет.
Глава 7. «Тактическая ошибка»
Вообще, если честно, у меня даже была мысль бросить ружье, чтобы не тащить на себе восемь килограммов, и как следует поддать. Но я сдержался, это уж было бы совсем никуда, да и мало у нас в арсенале тяжелых ружей.
Драпать было стыдно, особенно после моих разглагольствований о недопустимости страха перед тварями, но тут дело было не в страхе, как таковом, а скорее в грубой тактической ошибке, которую я допустил, пытаясь подавить страх. Мы привыкли верить показаниям радара, мы не подумали, что твари могут прятаться в штольнях. Мы расслабились.
Впрочем, это отговорки, я понимал, но и не драпать не мог, так как, окажись я прав, меня бы точно ждала смерть на берегу этой богом забытой бухты. У меня не было ни одного огневого средства, способного защитить в случае нападения земноводных тварей. Даже если их всего пара. Даже если одна, дьявол ее забери.
Едва не кубарем я скатился по растрескавшемуся стеклону дороги, думая, способны между собой общаться торпеды и земноводные или же нет. Если нет, то у меня был шанс. Вряд ли глубоко в штольнях меня слышно, а иначе вообще не узнать, что я выбрался из-под брони батиплана. Но если торпеды могли держать связь с тварями на берегу, подобно тому, как они коммуницировали с ракетными платформами, тогда беда. У них достаточно мозгов, чтобы делать выводы, когда дело касается выявления целей. Мы начали стрелять через воздух, глубинными бомбами, торпеды рассредоточились. Но они могли запросто передать патрульникам сообщение о необходимости проверить территорию на предмет наличия стрелка с ракетным ружьем. Хотя ракетные ружья, мне кажется, появились после создания биотехов, и об их существовании твари могли не знать, но торпеды постоянно демонстрировали сообразительность даже в условиях недостатка фактических данных. Они безусловно обладали абстрактным мышлением, о чем однозначно говорил ряд статей в Каталоге Вершинского, они могли строить предположения, создавать и проверять гипотезы, часто жертвуя жизнями сородичей. Все это требовало очень серьезного подхода, когда дело касалось любых стычек, но сейчас от этого вообще очень многое зависело, особенно с учетом уже совершенных ошибок.
Вскоре я увидел яркое подтверждение своим опасениям – из широченной штольни на противоположном берегу бухты вырвались и бросились в воду сразу десятки панцирных патрульников. Эти злобные твари, более всего похожие на помесь гигантского морского краба с не менее гигантским скорпионом, прекрасно чувствовали себя как в воздушной, так и в водной среде. Каждый взрослый патрульник весил больше тонны, и нес внутри тела десятилитровый резервуар с нитрожиром. Двигались на суше они очень быстро, заряд взрывчатки использовали крайне редко, у них и без него был внушительный арсенал для рукопашной схватки, и не менее внушительная броня в виде панциря. Нам, вдвоем с Ксюшей, имея легкое ракетное ружье и винтовку, нередко удавалось убивать этих тварей, но лишь потому, что в наших краях их никогда не бывало очень много. Пара, не больше. Тут же их была прорва, и мне их ни при каких обстоятельствах было не одолеть.
Уже не десятки, а сотни патрульников выскакивали из штольни и прыгали в воду, в безудержном желании преодолеть ширину бухты и разорвать случайную жертву на части. До меня дошло, что если включить прицел ружья, то я смогу видеть скопления тварей на радарной проекции, и даже глушить их глубинными бомбами, пока они в воде. В принципе, это повышало мои шансы добраться до батиплана раньше, чем от меня останется лишь ременная пряжка. Не сбавляя ходу, я активировал прицел, и снарядил ружье бомбой из патронташа.
Но стоило мне глянуть на радарную проекцию, я понял, что шансов у меня даже больше, чем я изначально думал. В запале отступления я совсем забыл о боевом профиле для ультразвуковой пушки, который сам же написал. Ему, этому профилю, вообще было без разницы, торпеда сунется в бухту, или же любая другая тварь, имеющая заводскую метку. Поэтому, стоило патрульникам оказаться в воде, наше ультразвуковое орудие тут же начало молотить в гущу тварей мощными ультразвуковыми импульсами с паузами в пять секунд. А гуща для такой пушки – самая эффективная тактическая позиция, потому что луч ультразвука был шире расстояния между берегами бухты, и ничего в ней от выстрела укрыться не могло. Ну, так мне показалось вначале, но после третьего залпа стало ясно, что все далеко не так радужно.
Когда мы вели бой с торпедами, я сетовал, что те выдерживают слишком большие боковые интервалы при нападении, и нам приходится на каждую тварь тратить по выстрелу. Когда они нападали более плотными стаями, один импульс выкашивал пять тварей, иногда и больше, если повезет. Но с патрульниками вышла совсем другая беда, прямо противоположная. Они двигались по дну слишком густо, настолько густо, что одни гибли, заслоняя от ультразвука других, давая им возможность прорваться к берегу. В общем, я понял, что ружье активировал совсем не зря, пальнул по прорвавшейся, но еще не выбравшейся из воды группе, и зарядил следующую бомбу.
При этом боевой профиль ультразвуковой пушки продолжал весьма эффективно косить тварей, моя бомба тоже сделала свое дело, не только отбросив прорвавшийся авангард от берега, но и вызвав не слабую волну вторичных детонаций. В каше исчезающих на радарной проекции меток трудно было разобрать, куда нужно бы стрельнуть, а куда уже бессмысленно, поэтому я продолжал мчаться вперед, глядя то под ноги, то на голографический дисплей.
Наконец стало ясно, куда лучше выстрелить, и я выстрелил, но это мало мне помогло, поскольку сообразительные твари разделили атакующий поток на три рукава. Я успел купировать только ближайший ко мне, но дальний, которому ультразвуковые удары практически не доставались ввиду затенения менее удачливыми сородичами, успешно преодолел водную преграду. На мой берег выскочило сразу двенадцать тварей, прежде, чем я успел и туда послать реактивную глубинную бомбу.
Это было так плохо, что хуже некуда. Им до меня двести метров, которые они преодолеют секунд за двадцать даже с учетом пересеченной местности, а мне до батиплана метров триста, и преодолею я их не быстрее, чем за минуту. То есть, пытаться спастись бегством уже не имело смысла. Куда лучше было потратить отпущенные мне два десятка секунд на оборону. Впрочем, и в ней смысла не было, рано или поздно на берег выберутся еще твари, и тогда мне точно конец.
Очень трудно выбирать наименее бессмысленное из двух совершенно бессмысленных действий. Но именно это мне пришлось делать. В такие мгновения, как издевка судьбы, вспоминаются дурацкие философские заявления, типа, что любой недостаток на самом деле – скрытое достоинство. Может, оно и так, но что-то в моей ситуации достоинства скрыты были так глубоко, что ни одно даже отсвета не отбросило.
Вдруг меня осенило. Все же странная штука – подсознание. В бодрствующем состоянии оно то ли дремлет, то ли незаметно в тени осознанной части личности, но во сне или в критической ситуации оно проявляется, и проявления эти, реально, могут жизнь спасти. С какой-то поразительной степенью очевидности я осознал, что дурацкое, на первый взгляд, философское изречение натолкнуло меня на более чем продуктивный тактический ход.
Дело в том, что как только я помчался обратно к батиплану, заподозрив присутствие земноводных тварей, меня напрягал лишний груз. Даже возникла мысль бросить восьмикилограммовое ружье, оно здорово мне мешало, но, к счастью, стыд за страх, закравшийся в мою душу, остановил от столь недальновидного поступка. Если бы я бросил ружье, патрульники, уцелевшие после ультразвуковых выстрелов, уже давно бы выбрались на берег, и даже успели бы меня растерзать. Но теперь я подумал о другом грузе, а боевом каркасе за спиной, набитом ручными глубинными бомбочками. Я вспомнил, как эффективно мы пробили себе ими путь при нападении ползучих змеевиков, и сообразил, что изречение вообще не дурацкое, оно полностью соответствует реалиям моей ситуации, так как недостаток, которым казался мне лишний груз, оказался огромным достоинством в виде серьезного оружия против тварей.
По сути, глубинные бомбочки, размером со средних размеров яблоко, давали взрыв достаточной силы, чтобы и на воздухе оторвать патрульнику несколько конечностей, после чего от его прыти следа не останется. Взрыв такой бомбочки даже сильнее, чем взрыв ракеты из легкого ружья. Недостаток у них был только один, их особо далеко не кинешь, ну, хорошо если метров на двадцать. Но мне и не надо было их швырять далеко, поскольку я не собирался идти в атаку, мне надо было лишь отступать, успеть добраться до батиплана раньше, чем меня разорвут на части патрульники. Мне достаточно было создать позади себя барьер из бомбочек, ничего больше, а у меня их для этого было предостаточно.
Пальнув в последний раз из ружья, я его все же бросил, но не из страха, а совсем по другим соображениям. Мне нужны были две руки, а тяжелое ружье не предусматривало никакого крепления вроде ремня, оно для этого было слишком большим. Активировав раздаточный лючок боевого каркаса, я получил первую бомбочку, до отказа вывернул кольцо замедлителя против часовой стрелки и метнул так, чтобы она упала между мной и рванувшими следом тварями. Такой поворот кольца устанавливал взрыв с замедлением в десять секунд на нулевой глубине, то есть, в воздухе. Не теряя ни одного мгновения, я снова подставил руку к лючку, получил еще одну бомбочку, и так я успел метнуть их восемь штук, прежде чем рванула первая.
Для патрульников что бомбочка, что камень, никакой разницы, они в броске руками не увидели никакой угрозы, как перли на меня по кратчайшей траектории, так и продолжили. Но когда они преодолели половину расстояния до меня, рванула первая бомбочка, буквально в метре от патрульника, размозжив ему морду камнями и осколками. Он проскочил еще немного через воронку и закувыркался в клубах дыма и пыли, поднятой взрывом. Через секунду рванула следующая бомбочка, затем еще и еще, ломая панцири, выворачивая конечности, круша все камнями и ударной волной. Я же продолжал кидать бомбочки, поворачивая кольцо лишь до половины, чтобы сократить время работы замедлителя до пяти секунд.