Путь

6.

После полного захода солнца улица не погрузилась в кромешную темноту из-за света фонарей. Они светили настолько ярко, что их свет запросто мог заменить дневной. О позднем вечере напоминало лишь темно-синее небо, практически черное. Звезд видно не было – либо их нет здесь вообще, либо мешал всё тот же свет.

Я перекусила фруктами, лежавшими на столике у кровати, выпила воды, собрала растрепавшиеся волосы в хвост, посмотрела на себя в зеркало – уставшее бледное лицо. Ну и ладно, голова не болит и больше не мутит, уже хорошо. Только я успела подойти к двери и взяться за ручку, как она распахнулась, и передо мной снова возникла та самая старушка.

– Пора, – бесцветным голосом сказала она и, развернувшись, пошла вправо по коридору.

Я последовала за ней. Мы спустились по узкой лестнице, минуя второй этаж, и оказались внизу. Ошибки не было – в доме ровно три этажа и два из них похожи друг на друга как близнецы. Когда мы проходили площадку второго этажа, я успела обратить внимание, что от лестницы начинался такой же длинный белый коридор с чередой дверей, как и на третьем этаже. Узнать число дверей было невозможно – все они совершенно одинаковые, да ещё и белые, как и стены. Их могло быть три, четыре или десять на этаже, пока не подойдешь к каждой – не сосчитаешь.

Первый этаж отличался от остальных. Лестница вела в большую прихожую, занимавшую чуть ли не треть всего пространства. Старушка, указав мне на большую двустворчатую дверь с противоположной стены от лестницы, засеменила к небольшому проему рядом со входом и прошла в него. Там, скорее всего, располагалась кухня или столовая. Прежде чем войти в указанную дверь, я осмотрелась. Единственным цветовым пятном в помещении была вешалка у входной двери – на ней висел серый плащ и два ярко-зеленых мундира. Всё остальное – белое. Меня уже начал раздражать этот цвет. Всё вокруг белое-белое-белое, как будто здесь постоянно зима или кто-то не раскрасил этот мир. Я посмотрела на свои руки – не стали ли они белыми из-за постоянного контакта с белыми вещами?

Окна занавешены такими же шторами, как и в моей комнате. С улицы лился уже не слишком яркий свет, но его было достаточно, поэтому лампы в прихожей не горели. Я прислушалась – из-за дверей доносился разговор. Наверняка там Рей и его сегодняшние спутники. Мне не хотелось туда идти, я не чувствовала себя уверенной среди этих людей. Как себя надо вести, что говорить? Озарение! Я же понимаю их язык, значит мы не настолько уж и разные. Мир другой, а язык прежний. Эта неожиданная догадка о совершенно очевидных фактах добавила мне смелости, я сделала глубокий вдох, подошла к стене и потрогала её – она была совершенно гладкая и холодная, как камень. Взбодрившись от ледяного прикосновения и свежих мыслей, я быстро подошла к двери, постучала и еле открыла тяжелую створку.

Передо мной возникла огромная комната с высокими распахнутыми окнами, с противоположной стены смотрел на меня молчаливый камин. Посередине комнаты лежал серый ковер, похожий на шкуру какого-то неизвестного мне огромного зверя, вокруг ковра стояли диваны и кресла с маленькими пуфиками. Вдоль стен от пола до потолка располагалась ниши с полками. У нас, в моем мире, там обязательно стояли бы книги, сотни книг. Здесь же, в этой странной гостиной – на полках лежало оружие, я смогла различить револьверы и ружья, сабли и кирасы, и какие-то неизвестные мне виды колющих и режущих предметов, а над камином висело, тускло поблескивая, копьё. Меня снова пробрала дрожь.

На одном диване сидели уже знакомые мне молодой блондин и бородатый мужчина с карими глазами. Напротив них, на другом диване, закинув ноги в сапогах прямо на белый пуфик, сидел тот самый человек, которого я не успела рассмотреть сегодня днём. Плащ принадлежал ему и скрывал он возрастного мужчину с наполовину седыми волосами, серыми водянистыми глазами и глубокими морщинами на лбу. В его руках я заметила бокал с красной жидкостью, похожей на вино. Но кто знает, что они тут пьют вечерами. Рей сидел ко мне спиной в кресле, за высокой спинкой не было видно его головы, но по локтю в кардигане, лежащему на подлокотнике я поняла, что это именно он.

Когда я открыла дверь, разговор среди мужчин прекратился, они посмотрели в мою сторону. Мне было крайне неловко и страшно, поэтому я продолжала стоять в дверях. Несколько мгновений спустя Рей поднялся, плавно обогнул кресло и подошёл ко мне, чуть подтолкнул вперёд и закрыл тяжелую дверь.

– Ну что же вы стоите? Проходите, будьте нашим гостем в этот чудесный вечер, – он снова говорил спокойно, размеренно, будто читал заготовленный текст. Мне стало ясно, что разговор в гостиной до этого момента шёл про меня.

– Добрый вечер, – дневная смелость и дерзость куда-то делись, и на их место пришла опасливая вежливость, мне хотелось сжаться до размеров атома под этими открытыми колкими взглядами. Мужчины встали мне навстречу и едва заметно наклонили головы в знак приветствия. Напротив Рея, спиной к камину стояли ещё два кресла, в одно из них я и опустилась. «Ещё одно цветовое пятно, клякса», – подумалось мне.

– Как вы себя чувствуете? – молодой блондин, с серьгой в виде капли, с улыбкой посмотрел на меня. Он был самым приятным и, видимо, добрым из всех присутствующих – скорее всего из-за возраста и неопытности. А может быть, дело в чем-то другом.

– Спасибо, уже хорошо.

– Наверное, нам стоит представиться, прежде чем спрашивать вас о чем-то ещё, – бородатый с ухмылкой посмотрел на меня и выпустил облако едкого дыма. Он курил трубку, какие я видела только в музеях, – огромную, деревянную, по виду очень и очень старую. – Линкок, капитан Линкок, если быть точным.

– Вот любишь ты во всём быть первым, – смешливо проворчал блондин, затем повернулся ко мне и всё с той же добродушной улыбкой произнес, – старший помощник Франц! Франсуа на самом деле, но Франц звучит гораздо лучше. Теперь ваша очередь, – он пристально посмотрел на старика с бокалом.

– Ну что же… Гальер. Можно без всяких дурацких званий, – голос его был очень низким и хриплым, будто он говорил сквозь пелену тумана. Мне он показался слишком странным, серьезным, ведущим постоянную войну внутри и снаружи. Я переводила взгляд с одного на другого, рассматривала их, вдыхала аромат дыма и пыталась рассмотреть сквозь серую пелену Рея. Что он скажет, что спросит? Но все ждали, пока я представлюсь.

– А вы? Как ваше имя? – Франц явно был непоседлив как молодой жеребенок. Он с интересом смотрел на меня, лицо его было в постоянном движении, живой взгляд успевал заметить всё. Я серьезно задумалась. Стоит ли им называть своё настоящее имя? Возможно, они знают его, тогда если я скажу неправду – это будет выглядеть, по крайней мере, странно, тем более что я не знаю их намерений. Но если никто из них не знает моего настоящего имени, то не стоит вот так сразу раскрывать про себя всю правду. Хотя бы ради безопасности, если можно говорить об этом, находясь вообще неизвестно где. Я решила назваться вымышленным именем и никак не могла придумать ничего подходящего. Пауза затянулась, все смотрели на меня и ждали.

– Рина, – сказала я первое, что пришло мне в голову. Никаких ассоциаций, никаких хороших идей. Ну, пусть пока что меня зовут так, а дальше посмотрим. Рей как-то странно взглянул на меня, мне показалось, что он удивленно поднял бровь, – за дымом от трубки сложно было рассмотреть подробнее его лицо. Меня бросило в жар, неужели он знает моё настоящее имя?

– Добро пожаловать, Рина, – спокойно произнес Рей. – Простите, что пришлось поступить с вами довольно некрасиво, но, как верно заметил Франц, лучше увидеть всё своими глазами, чем потом всю жизнь считать себя ненормальным. У нас не так много свободного времени, но если вы хотите, мы покажем вам кое-что из нашего мира. Город, например.

– Было бы гораздо лучше, если бы вы рассказали мне немного об устройстве вашего мира. У меня накопилось достаточно вопросов за то время, пока я была одна, – набравшись смелости, я решила задавать вопросы в лоб. Всё же мысль о том, что происходящее – нереально, ещё поддерживала меня и даже в какой-то степени развязывала язык.

– Рей, не трать время на пустые разговоры, она либо ничего не поймет, либо ей ни к чему эта информация. Гость он и есть гость, – Гальер снисходительно улыбнулся мне. Какой противный старик, неужели он занимает какую-то важную должность, что вот так свободно, против всяких правил приличия, может говорить обидные вещи.

– Да ладно вам, если человеку интересно, то почему бы и нет? – Франц вступился за меня горячо, даже радостно. – Разве часто у нас бывают люди не из других городов, а других миров? Я вот такого не припомню.

Капитан Линкок убрал трубку от лица и громко рассмеялся, шлёпнув Франца огромной рукой по спине:

– Да ты же зеленый ещё, считай почти ребенок, куда тебе помнить о таких вещах. Твоих воспоминаний горсть, если наберется, уже хорошо, – он улыбался широко, глаза его тоже смеялись. Однозначно, он гораздо добрее и проще, чем Гальер. Я старалась подмечать всё, что могла, каждую мелочь, чтобы понять, с кем имею дело.

– Капитан! Но ведь это правда, за последние лет пятьдесят никто к нам не перемещался, – Франц не хотел сдаваться, но обиженным или задетым не выглядел.

– Да, правда. Хотя это ничего не значит, мы просто могли об этом не знать, как не знают и люди из мира Рины, что мы бываем у них, – Рей снова вступил в разговор. Заметно, что ему интересно побеседовать об устройстве мира.

– Ладно, вы можете болтать тут хоть до утра, но завтра в бой, а годы берут своё. До встречи, – Гальер встал, пожал всем руки, кивнул мне и вальяжно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Предлагаю пройти в столовую и поужинать. Там и продолжим наш разговор, – Рей встал и проводил нас к едва заметной двери в стене напротив окон.

Мы прошли в такую же белую комнату, но гораздо меньше. Окна столовой выходили на мостовую, свет фонарей стал совсем тусклым, поэтому в комнате зажгли люстру. Большой белый стол, окруженный мягкими стульями, уже накрыли к нашему приходу. Во главе стола сел Рей, а мы расселись по бокам. Я снова оказалась одна напротив всех. Но тем лучше, мне будет удобнее наблюдать. Та же самая старушка, с которой мы виделись ранее, принесла горячее, по виду – запечённую птицу. Может быть даже индейку, во всяком случае, размер соответствовал. В этот момент я поняла, насколько голодна. Поэтому молча принялась есть, слушая разговор мужчин и запоминая каждую деталь.

7.

Разговор шёл неспешно и был похож на беседу между друзьями, а не сослуживцами. Мне удалось понять следующее: Франц имел принадлежность к войскам, ведущим бой на воде, видимо, поэтому серьга у него с каплей. И несмотря на молодость, он не последний человек, но в бою не участвовал, находился в штабе и разрабатывал стратегии ведения боя. Капитан Линкок руководил отрядом, ведущим подрывную деятельность. Всё, что взрывалось, горело и светилось, – в его ведении. И что удивительно, Франц по званию оказался выше, чем Линкок. Да и «капитан» – не звание, а просто красивая приставка к имени, которая нравилась Линкоку, Рей даже пошутил на эту тему. Они обсуждали сегодняшний бой, устройство какого-то оружия и я половину не могла разобрать, потому что не понимала многих слов и даже названия мест ни о чем мне не говорили. Когда нам принесли чай, все немного расслабились, Линкок снова стал набивать трубку, готовясь закурить. Франц задумчиво мешал ложкой чай, хотя сахара туда не положил. Рей медленно отпил из кружки, провёл взглядом по каждому из присутствующих и остановил его на мне:

– Ну что ж, если у вас есть вопросы, Рина, то задавайте. Думаю, мы сможем ответить на большинство из них, – он откинулся на спинку стула и ждал. Я думала, с чего начать, столько всего непонятного было в этом мире. Но первым с моих губ слетел самый нелепый и бесполезный вопрос, как мне показалось:

– Почему всё здесь белое?

– Хороший вопрос, – Франц продолжал размешивать чай. – Я бы даже сказал очевидный. Но ответить на него не так просто.

– Это целая философия, которую даже не каждый житель нашего города понимает, – добавил Линкок, а Рей продолжил:

– Если говорить кратко, то белый цвет символизирует идею не чистоты в плане принципов и морали, как можно подумать. Это – чистый лист. А мы, люди, которые появляемся на нём пятнами – рисуем свою судьбу, свой путь. Конечно, это своего рода аллегория. То, что невозможно увидеть глазами, но то, что действительно существует, должно быть выражено физически в реальном мире. Почему бы не сделать совершенно чистый, белый город, пустой и холодный, и наполнить его людьми в разноцветных одеждах, идущих к своей цели, даже если этой цели нет? Каждую ночь этот город становится черным, как тьма, как лист черный, зарисованный и зачерченный линиями судеб. А утром он снова бел и чист, и всё начинается с нуля. Каждый день мы пишем свою личную и общую историю, чертим свои линии.

– Да-да, рождаемся и умираем вновь, – чай Франца начал остывать и он, шумно положив ложку на блюдце, залпом выпил.

– Я бы сошла с ума всю жизнь жить среди белых стен. Как в дурдоме, – вырвалось у меня. Линкок кивнул:

– А вы думаете, почему мы постоянно воюем? Чтобы, как раз-таки, не сойти с ума.

– Не надо мрачности, капитан, – Рей строго посмотрел на него, и Линкок закусил губу. – Может быть, вы хотите спросить ещё что-нибудь?

– У меня есть ещё три вопроса. Где все остальные люди, женщины, дети? На улицах пустота. Что это за белые небоскребы на краю города? И с кем вы воюете и за что? – мне удалось собраться с мыслями и сформулировать основные интересующие меня моменты.

– Странно, что вас не интересует, когда мы вернем вас домой… – Рей задумался. – Давайте я начну с небоскребов. Они стоят не на окраине, на самом деле они занимают самое сердце. Там находится всё самое важное – архивы, лаборатории, производство, правители. В нашем мире нет стран, как у вас. Мы живем в городах, каждый из них объединяет людей вокруг себя, исходя из разных причин. Города-государства. И в каждом свои порядки, свои законы. Хотя так назвать их нельзя, скорее это просто правила, которых придерживаются все жители. Собственно приверженность каким-то определенным правилам и есть одна из причин объединения людей. А весь мир держится на том, что мы не преследуем людей из-за их расовой принадлежности, из-за их принципов и взглядов, во всяком случае до тех пор, пока выполняются правила. Мы просто воюем, чтобы не уничтожить самих себя. Когда наши представления о мире настолько расширились, что мы поняли, какой на самом деле страшной силой обладаем, тогда и было принято решение направить её в самое мирное русло.

– Убивать друг друга? – страшные вещи мне представились при упоминании силы.

– Да. Это самое мирное. Представьте себе, – Рей подался вперед и оперся руками на стол, – что вы прочли все самые лучшие книги, увидели самые лучшие картины, создали лекарства от всех болезней, победили голод, покорили космос, узнали все тайны Земли, стали почти бессмертными… И что тогда? Не это ли самая страшная сила – знания? Потеря интереса, потеря смысла. Мы знаем ответы на все вопросы. Нам не нужно вступать в брак и жить семьями, чтобы иметь потомство; нам не нужно учиться годами, чтобы получить навыки и знания. Мы ничего больше не можем открыть и ничего не можем узнать. Поэтому возвращаемся к истокам. Что всегда, тысячелетия подряд, давало стимул людям? Война. Люди заняты переделкой и разработкой оружия, составлением стратегии. Для воинов шьют одежду, готовят еду, медики лечат раны. У каждого есть дело. Никто не успевает задуматься о смыслах. Что делает человек, который потерял смысл и никак не может его найти, несмотря на все свои безграничные возможности? Он умирает. А чтобы остаться в живых, мы отказались от космоса, от технологического прогресса, от семьи. И существуем.

– И какой в этом смысл? Вы же играете в солдатики, бездумно. Разве может быть смысл в отсутствии поиска этого смысла? – мне хотелось поспорить с ним, отстоять основы своего мира, которые здесь уничтожились. Они же просто тратят своё время впустую. Ничего не делают ни для себя, ни для других. Живут, чтобы умереть. – Вы могли бы помогать другим мирам! Дать лекарства, технологии, сделать что-то хорошее.

– Вам самой не смешно? – Линкок улыбнулся моей резвости и горячности, – если вам просто так давать еду, кров и ничего не требовать взамен, даже спасибо, вы быстро превратитесь в жирную наглую свинью. И сдохнете от обжорства.

– Фу, как грубо, – состроив кривую рожицу, Франц продолжил, – можно было и без таких некрасивых сравнений обойтись. И не пожимай плечами Линкок, мы же не в казарме, с нами девушка. Кстати говоря, редкое зрелище в нашем мире. Как вечером глазели на неё солдаты, вы видели? В нашем мире, дорогая Рина, – он посмотрел на меня, – есть женщины, но их крайне мало. Они в какой-то момент времени даже рождаться практически перестали. Ведь для войны и свершений нужны мужчины. Обновляем мы человеческий состав искусственно, с помощью научных методов. Да и чем заняться женщинам в нашем мире? Для боя они слишком ранимы и слабы, вести хозяйство им тоже не нужно – у нас есть возможности не тратить время на бытовые вопросы. Дети воспитываются группами в соответствии с их способностями и предрасположенностями к определенной деятельности. Эти группы для них сначала семья, а потом боевая единица. Так мы поддерживаем боевой дух и дружественную атмосферу. Ведь каждый день есть повод показать силу связывающих нас уз и использовать её. Причем такие узы крепче семейных, – спасти друга, например, или пожертвовать собой ради него. Прекрасно, не правда ли? И как вы говорите, человек не умирает бесцельно – он спасает другого. И не просто друга, а человека, с которым был рядом с самого рождения, с которым учился ходить, пить и есть самостоятельно. Поэтому мы все равны и ценны друг для друга, даже занимая разные посты. Предвижу ваш вопрос об этой старушке-служанке. Рей у нас немного странный, таким можно держать прислугу из числа детских нянь. Но они настолько привержены своему делу, что похожи на роботов. У меня дома такого никогда не будет, страшно представить, если вдруг она умрет от старости или по рассеянности положит лишний кусок хлеба мне в тарелку. Нет уж, я доверяю науке и технике.

– Хватит, Франц, ты слишком много говоришь. Рина уже, наверное, ничего не понимает. Тем более ты не можешь рассказывать объективно. Твоя молодость с её эмоциями затмевает разум. Сколько там тебе? Чуть за сто? Вот пожил бы ты с моё… – Линкок подлил ему чая и поставил тарелку с фруктами поближе.

– Да что мне ты! Если я проживу столько, сколько Рей, тогда и поговорим. И я тебя тогда точно уделаю с твоей мрачной философией!

– Хватит, ребята, – Рей прервал начинавшийся спор. – Каждый из вас по-своему прав. Да, мне нравится, что в моём доме есть живой человек, который готовит для меня. Когда живёшь долго, даже слишком, начинаешь понимать старость. Не думаю, что моей старушке было бы легче работать с детьми или отправиться в дом старости, доживать свой срок. Но, не будем об этом. У нас остался ещё один вопрос. Мне кажется, я уже говорил вам, Рина, в прошлую нашу встречу, что мы воюем со всеми. Сотни городов существуют сейчас в нашем мире. И каждый из них воюет с таким количеством соперников, скольких может позволить себе потянуть технически, экономически и сообразно своим целям. У кого-то больше войск, но лучше техника. У кого-то отлично работает наука, и тогда обычный бой практически не ведется, всё решает оружие – химическое и биологическое. Рамок нет никаких, кроме одной. Это правило соблюдают абсолютно все, именно оно изначально послужило толчком к объединению нашего мира – мы не используем оружие, которое может уничтожить всё вокруг. Если это какой-то вирус, значит, есть лекарство, пусть не у защищающихся, но есть. Если это ядовитое вещество, значит, есть противоядие. Вот и всё. А причины находятся разные – солдат зашёл за границу, течение реки замедлилось из-за стройки, всё что угодно. По сути, мы каждый день просто идём на поле боя как на работу, даже не осознавая того, что делаем и с кем боремся. Ведь мы живы, а поэтому можем встать и идти. Это самое главное. И день наполнен смыслом действий.

– Странно всё это. Непривычно. И жутковато, – мне надо было взять тайм-аут, подумать хорошенько, чтобы усвоить всё, что я узнала. Эти люди не выглядели несчастными, но и счастливыми тоже. Они просто жили, как умели. Но что-то здесь было не так, и я никак не могла понять, что именно. Францу больше ста лет? Но он выглядит как мальчишка лет семнадцати. При этом уже занимает хорошую должность. Сколько же живут эти люди? Возраст Рея определить невозможно, он выглядит как мужчина чуть за тридцать в моём мире, но из-за его взгляда не получается в это поверить. Если он гораздо старше Франца – значит триста, пятьсот? Нет. Такое точно не может быть правдой. Мне не верилось в половину из того, что они говорили, слишком фантастически это звучало.

Франц и Линкок поднялись из-за стола и стали прощаться. За окном было практически темно, фонари светили совсем тускло, судя по всему, время близилось к полуночи, а может быть и перевалило за полночь. Здесь нигде нет часов. Я тоже попрощалась с капитаном и Францем и подошла к окну, чтобы посмотреть, куда они пойдут, пока Рей провожал их до дверей.

На тёмной улице пусто, только горели окна в некоторых домах напротив. Неожиданно на мостовую упал луч света – это открылась дверь дома. Затем луч пропал, и две фигуры неспешно пошли в разные стороны. Я отвернулась от окна и стала ждать. Рей зашёл в столовую и предложил проводить меня до комнаты, так как служанка уже отдыхала. На мой вопрос о посуде он сказал, что не стоит об этом беспокоиться, и мы молча поднялись на третий этаж. Он проводил меня до двери, и теперь я посчитала, что она была третьей от лестницы.