Шерлок Холмс и Русская богиня

Глава 3

«Третьего не дано»

Пройдя в дом, Холмс и Ватсон не встретили Геллу.

– А Гелла уже летит с мессиром и Азазелло на Лысую гору, – сообщил, осклабившись, клетчатый в жокейском картузе, хотя друзья не задавали вслух никакого вопроса. – Как только они вернутся, так и начнем пальбу в казино, ха-ха!

– Мистер Коровьев! – сказал Холмс.

– Нет-нет, для друзей я Фагот, – запротестовал клетчатый. – Меня зовут Фагот, а Коровьев – это мессир для смеха вспоминает, как меня черти в Россию занесли! У русских Фагот всегда еврей почему-то, поэтому мне пришлось быстро в Коровьева переделаться. А то я им вещаю какую-нибудь истину, а они веселятся: «Знаем мы ваши еврейские штучки! Нас на Тору не возьмешь!» А вообще-то я из Тюрингии, немецких кровей, но французского воспитания с итальянской подливкой, если позволите.

– Мистер Фагот, – сказал Холмс, – откройте карты. Мы вас слушаем!

– Тут и слушать-то нечего, всё как всегда! Заходим в казино и играем в те игры, которые вы сами выбираете, никто вам не указ! Рулетка, блэк-джек, фараон, покер, красное и чёрное, колесо Фортуны, шахматы, маджонг, нарды, игровые автоматы, пулеметы тож… ну, коли приспичит! Любое оружие, с каким может управиться боец-одиночка, холодное, горячее – любое! Не соврать, пятьсот игр всегда наготове, но это пустяки, дежурное блюдо. Клиент может захотеть и выбрать любую игру и любой вид состязаний, какие только ему известны. Хотите бежать наперегонки? Бегите. Хотите бокса? Будет бокс. Хотите гольф? Игру в кости? В рыцарские времена клиенты, бывало, заказывали рыцарский турнир под себя, приходилось обеспечивать их доспехами и лошадьми! Но против Азазелло никто не сдюжил! Ваша главная забота, господа, сообразить, где ваш шанс – в чём вы сильны? Каждый день проводится одно состязание, так что у вас неделя на все дела. Если клиент выигрывает в любом состязании – испытание завершено. Вы возвращаетесь в белый свет, ваш жребий изменён! Но такого не бывало давным-давно. Казино выставляет своего участника – вы всех нас видели! – из свиты мессира. Мы соблюдаем Контракт и сражаемся в полную силу. Если казино выигрывает все семь испытаний, проигравшая сторона низвергается в ад. Всё очень просто, честно и открыто, и третьего не дано.

– Как и почему победил Пифагор? Он ведь единственный…

– Потому что он и впрямь единственный! В нём соединилось то, что почти никогда не объединяется – ум и сила. Пифагор был самым умным силачом в истории. Он был гением в математике, астрономии, философии, геометрии и при этом побеждал на Олимпийских играх! Историки спорят, была ли это победа в беге или в панкратионе, на самом деле, это были две победы в совершенно разных дисциплинах. Пифагор первым оцифровал вселенную, сказав: «Всё есть число», и он же крушил челюсти сильнейших атлетов Эллады. Пифагор создал тайную систему рукопашного боя, которую открыл своему ближайшему ученику Милону Кротонскому. Благодаря ей Милон выигрывал олимпиады восемь раз подряд! Но и Милону было открыто не всё и не до конца. В этом убедился Азазелло, когда вступил в поединок с Пифагором. Азазелло преследовал убегающего Пифагора, как вдруг получил страшный удар в глаз, так что глаз лопнул. Мессиру пришлось его потом восстанавливать, а тогда поединок был остановлен, и Пифагор был объявлен победителем. Азазелло потом оправдывался, что такого удара Пифагор до схватки с ним ни в каком бою никогда не показывал, иначе бы он знал этот приём и сумел бы его отразить. Причём удар был нанесен двумя ногами, с отскока на руках, как в бразильской капоэйре, которая появится только через две тысячи лет!..

– А что привело Пифагора в ваше казино? Как он попал сюда или попался?

– Честолюбие, господа! Оно гнездится и в гениальных умах. Пифагор жил в Кротоне, на юге Италии, куда однажды забрел странник со стрелой в руках. Его звали Абарис. Он рассказал, что является гиперборейцем – жрецом Аполлона Гиперборейского, а его стрела – из колчана бога Аполлона. Благодаря ей он путешествовал по воздуху, перелетая через реки и болота, горы и моря. На пирах, которые гиперборейцы устраивали в честь Аполлона, когда тот навещал Гиперборею, Абарис услышал из уст самого бога, что Пифагор является его сыном, и решил позвать сына на пир отца в Гиперборее. Пифагору были обещаны неслыханные почести, но главное – беседы с Аполлоном на пирах. Пифагор отправился в Гиперборею, не зная, что выбрал жребий смерти. Он заблудился в ледяной пустыне…

– … как адмирал Уилер!..

– … и должен был замёрзнуть. Мессир дал ему шанс обыграть казино, и Пифагор доказал, что он феномен! Прошло двадцать пять веков, но повторить его успех до сих пор никому не удалось. Надеюсь, господа, это вас не испугает.

– Уже поздно бояться, – сказал Ватсон.

Фагот по-хозяйски ухватил скрипку Холмса и с видом знатока покрутил её со всех сторон.

– Сельская свадьба, – хмыкнул он. – В концертный зал с таким инструментом не зайдёшь. Не желаете, мистер Холмс, напоследок порадовать себя скрипкой Страдивариуса или Амати, коих вы обожаете? Представлю сей минут! Вам ни в чем отказа нет!

– Не извольте трудиться, мистер Фагот! Мне будет страшно пиликать на бесценных скрипках, а со своей я отдыхаю душой, мы с ней давно общаемся не хуже, чем с Ватсоном. А вот экскурсию в казино я бы заказал!

– Это пустяки, ваше право! Завтра делаем рекогносцировку и составляем план испытаний. Коньяк за счет заведения, господа!

Фагот выхватил из внутреннего кармана бутылку коньяка той же марки, как на «Титанике», и водрузил на стол.

– Любые вопросы ко мне, днем и ночью, без стеснения, господа! Звоните в колокольчик, и миссис Хадсон, то бишь я, к вашим услугам.

Фагот жестами изобразил оревуар! чао! бай-бай! арривидерчи! чмоки-чмоки!.. и испарился.

Ватсон отправился на кухню и обнаружил в холодном шкафу сэндвичи, приготовленные Геллой. Фрукты красовались на столе в широкой вазе… Всё располагало к легкой выпивке и беседе.

– Моя способность изумляться исчерпана, – сказал Холмс. – Мой уютный мир здравомыслия исчез…

– Он не исчез, – сказал Ватсон. – Он получил иное освещение и раздвинулся до пятого измерения, где мы и обретаемся, как выразилась мадам Куку, в сумеречной полосе мироздания. И выход отсюда лежит через казино.

– К сожалению, из казино два выхода, и один давно уже заколочен за ненадобностью. Нам придется поломать голову, Ватсон, чтобы не отправиться другим путём в глубины ада. Но у меня сегодня в голове пусто, никаких идей. Утешает одно – против нас будет честная игра, без подлостей и обмана.

– Вы так доверяете Фаготу? Он же прохиндей.

– Он исполняет волю мессира, а мессир намерен исполнить свои обязательства в рамках «Акта о спасении». Для этого нужно, чтобы мы спаслись и обыграли казино. Никто не станет усложнять нам задачу, но и никто не облегчит её. Потому что есть некие Правила, о которых мы ничего не знаем.

– Интересно, – мечтательно произнес Ватсон, – как устроена почтовая служба мессира, которая доставляет ему послания старушек, которые ещё не появились на белый свет?

– Сомневаюсь, что мы об этом когда-нибудь узнаем. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

Поутру Холмс и Ватсон, позёвывая, вышли в гостиную и замерли, глядя друг на друга. От сияния силы и здоровья, которыми их наделило средство Посейдона, не осталось и следа. Но друзья не выглядели измождёнными, просто к ним вернулся их обычный облик, тот, в котором они покинули Лондон.

– Ватсон! – воскликнул Холмс. – Вы снова стали тем Ватсоном, которого я привык видеть и которому всегда рад.

– А вас, Холмс, я не могу поздравить с тем же, поскольку ваш нынешний вид провоцирует меня прочесть лекцию о вреде курения и опиума.

– Про опиум забудьте! Я с ним недавно расстался. А насчёт курения можно не беспокоиться – в аду нам дадут прикурить сразу со всех сторон!

Фагот деликатно позвонил с улицы в колокольчик, хотя мог без церемоний возникнуть из воздуха прямо посреди гостиной.

– Если джентльмены готовы…

Вся троица отправилась по пустынной Бейкер-стрит к пересечению с Мэрилебон-роуд, где всегда ругались извозчики, не пропускавшие друг друга на перекрестке. Но тут царила тишина. Выезд с Бейкер-стрит перекрывала арка с надписью готическим шрифтом по-латыни

TERTIUM NON DATUR,

что означало «Третьего не дано». За аркой зияло пустое пространство, но как только Фагот прошёл под ней, Холмса и Ватсона словно придавило преогромнейшим зданием с помпезным входом и дверями из изумительных венецианских зеркал.

– Последнее, что вы видите, когда заходите в казино, – сказал Фагот, – вы сами в зеркалах. Это наш ответ тем вралям, которые плетут чушь про нечистую силу, которая будто бы за шкирку тащит их сюда и страшно мухлюет в игре. Казино – вы сами, господа! Казино играет по Правилам, а мухлюют в нём только игроки. Но это заканчивается для них очень быстро и печально.

– Ничего особенного, господа, – продолжал Фагот. – Весь первый этаж отведен под азартные игры, на остальных этажах зона развлечений. Кто хочет напоследок повеселиться, тот веселится до последней минуты.

– А где же тут место для рыцарских турниров? – поинтересовался Ватсон.

– Тут сколько угодно места для чего угодно, – ухмыльнулся Фагот, – когда понадобится, сами увидите, господа.

– И впрямь, ничего особенного, – резюмировал Холмс, завершая обход владений Фагота. – Обычное Монте-Карло. Мне довелось сделать там несколько ставок в рулетку, когда скитался по Европе после схватки с Мориарти у Рейхенбахского водопада.

– Удача была с вами, мистер Холмс?

– Со мной, потому что я вовремя ушел, проиграв только то, что мог себе позволить.

– Сегодня вы в безопасности, господа, – сказал Фагот. – Все ставки за счет заведения. Пробуйте всё, что угодно! Вам предстоит только одно испытание – решить, в какую игру вы будете готовы сыграть по-настоящему.

Дома Холмс и Ватсон обменялись впечатлениями.

– Я ни разу не выиграл! – возмущался Холмс. – Полсотни игр с абсолютными проигрышами! Я десять раз подряд поставил на рулетке чёт – десять раз выпал нечёт. На одиннадцатый раз я изменил ставку – тотчас вылез чёт! Это не казино – это гроб с музыкой.

– Абсолютно согласен, – развел руками Холмс. – Мои полсотни игр имели тот же исход. Это действительно не казино! Неудивительно, что в нём никто не выиграл за последние двадцать пять веков.

– Но вы же поверили Фаготу, что игра будет честной! Где вы видите честную игру, Холмс? В любом нормальном казино у игрока есть шанс на победу, а здесь? Мы с вами сделали сто попыток и получили сто проигрышей! Какой смысл состязаться, когда всё предрешено?

– Мне кажется, друг мой, мы снова не понимаем происходящего, – сказал Холмс, – и думаем по старинке. Фагот сказал, что их казино – это игроки. Что́ если это не метафора, а констатация факта? Тогда ваше казино, Ватсон, это вы сами, а моё казино – это я сам. Чтобы победить в состязании, мы должны победить самих себя.

– Как вы это себе представляет, Холмс?

– Пока не знаю. Очень и очень предположительно: наш тотальный проигрыш в казино означает, что мы мертвы. Иными словами, жребий смерти, который нам выпал, пребывает в силе, поэтому все ставки биты. Как победил Пифагор? В его победе – ключ к тайне казино Воланда.

– Пифагор засадил Азазелле в глаз и одолел! Для этого нужно быть невероятно мощным и быстрым – быстрее демона смерти. При всём уважении к вашим боксерским талантам, Холмс, думаю, что до Пифагора вам далеко, а мне ещё дальше.

– Там был ещё момент: Азазелло пропустил удар, потому что никто никогда не видел ничего подобного! Пифагор превзошел всех бойцов и самого себя, исполнив этот удар. Он внутренне обновился – «Сим победиши!» Новый жребий, жребий жизни, даётся за демонстрацию творческой силы, способной раскрыться в новой жизни. Формально к жизни возвращается тот же самый Пифагор, но с прибавкой его гениального озарения. Свита Воланда играет по Правилам, где ещё нет учётной записи подобного свершения, поэтому Азазелло был не готов. Вот за этот момент, дорогой Ватсон, нужно цепляться, чтобы спастись! Ничего другого мне в голову не приходит.

– Звучит красиво, Холмс, но что мы в состоянии предложить такого, чего бы Воланд никогда не видел? Мы даже не представляем громадности его колоссального и феноменального опыта! Что́ бы мы ни придумывали, ответ будет один: «Ничто не ново под луной. Это мы видели ещё при царе Навуходоносоре!»

И настал день седьмой.

И никакого шанса в запасе у них уже не было. Последний шанс Ватсона и Холмса имел вид кольта образца 1873 года, с цельнометаллическим патроном и пулей 45‑го калибра. Фагот раскрыл ладони, и тяжелый шестизарядный револьвер упал ему в руки прямо из пустоты.

– Смотрите, мистер Холмс, – сказал Фагот бесстрастным голосом рефери, – смотрите, тот ли это экземпляр, который вы заказывали?

– Да, он самый. На рукояти есть гравировка «Старшему инспектору Лестрейду от Скотланд-Ярда». Это почётное оружие, которого коллега Лестрейд был удостоен в ознаменование его выдающихся заслуг на двадцатилетие безупречной службы. Потом он передал его в музей Скотланд-Ярда, где тот был выставлен в витрине с приложением фотографии владельца. Я видел этот экземпляр своими глазами в музее пятнадцать лет назад. Вижу, что с тех пор никто к нему не прикасался.

– Как это можно видеть? – поинтересовался Бегемот, сидевший напротив Холмса за столиком под красной, как кровь, скатёркой.

– Курок стоит на боевом взводе! Меня очень удивило, когда я рассмотрел этот пистолет в музейной витрине, положение его курка. Курок не был спущен, как это делается всегда, он оставался во взведённом положении, поэтому любое неосторожное прикосновение могло повлечь за собой выстрел. Когда я сказал об этом музейному работнику, тот отмахнулся, сказав, что витрина под замком, к экспонатам никто не прикасается.

– Прекрасное оружие, – похвалил Фагот, – самое надёжное в мире, практически безотказное. Американцы перестреляли из него почти десять миллионов индейцев.

– Теперь я вижу, что музейный работник был вдвойне прав, – сказал Холмс, – в барабане нет шестого патрона. Боевой канал разряжен, поэтому боёк никак не мог попасть на капсюль.

– Обычная предосторожность, – заметил Ватсон. – Все офицеры в нашем полку делали так во избежание самопроизвольного выстрела. Но кое-кто забывал и тогда оказывался у меня на хирургическом столе со сквозным ранением стопы.

– Мистер Холмс предложил состязание в русскую рулетку, господа! – оповестил Фагот всю округу официальным голосом. – Дуэлянты стреляются из этого револьвера поочерёдно. Напоминаю, мистер Холмс, что в случае проигрыша вы становитесь самоубийцей, которого ждет церковное проклятие и самые страшные муки в аду. Вы не отказываетесь?

– Нет. Готов к расплате, но уповаю на удачу.

– Как интересненько! – зашёлся от восторга Бегемот. – Обещаю, комбатант, что лучший венок на вашей могиле будет от меня.

– Самое интересное! – Фагот взял театральную паузу и долго смотрел на Холмса. – Самое интересное, господа, мистер Холмс требует, чтобы барабан был полон! Все шесть патронов в боевом снаряжении в каморах! Свободной каморы нет! Обычно в барабане дуэлянты оставляют один патрон на шесть гнезд и решают, можно ли крутить барабан после каждого спуска курка или нет. Я не могу припомнить ни одного случая подобной дуэли, господа!

– Я тоже, – сказал Азазелло, видавший всё, что только бывало в подлунном мире. – Будет забавно!

– Сейчас нам предстоит увидеть нечто невиданное и небывалое! Первый же выстрел сносит голову! – вещал Фагот с интонацией балаганного зазывалы. – Кто первым стреляет, тот и погибает! Приступим к жеребьёвке, господа? Вы решили, мистер Холмс, какой жребий вы избираете?

– Да. Пусть это будет золотая монета с «Суссекса». Аверс мой, реверс – Бегемота.

– Безумству смелых поем мы песню! – похвалил Холмса Фагот. В его пальцах сверкнула жёлтая монета – гинея, отчеканенная в семнадцатом веке. – Здесь аверс, – показал он монету присутствующим, – на нём запечатлен их величество король Георг Второй профилем влево! А здесь реверс – герб и корона короля Георга! Перепутать эти изображения невозможно! Казино доверяет бросить жребий вам, мистер Холмс. Никто да не посмеет употребить магию, дабы повлиять на жеребьевку! Магия не укроется от меня, а мессир будет в гневе!.. Теперь всё в ваших руках, мистер Холмс!

Холмс запустил монету вверх сильным щелчком, и пока та кувыркалась в воздухе, словно бабочка-лимонница, перед его внутренним взором чередой промелькнули картины и сцены минувшего шестидневья. Всё началось с шахмат. Холмсу противостоял Бегемот, который демонстративно сидел в уютном кресле, спиной к доске, разыгрывая партию не глядя. Холмс был сильным игроком, но сейчас он рассчитывал главным образом на свою фотографическую память, запечатлевшую немало партий лучших шахматных умов современности. Турнирные партии Ласкера, Стейница, Пильсбери, Чигорина, Яновского, Алехина, Капабланки публиковались в газетах. Холмс и его сосед по Суссексу старина Пиккенс с удовольствием разбирали эти шедевры шахматной мысли и спорили о лучших вариантах. Разыграв дебют белыми, Холмс получил позицию, знакомую ему по партии Ласкер – Стейниц 1895 года. Это придало ему уверенности. Чёрные отставали с развитием и имели слабую пешку. Однако после двадцатого хода Бегемот перестал валять дурака, как он позднее выразился, и стал играть с отчаянной изобретательностью, сломав знакомый Холмсу шаблон. Смелый выпад ферзя блокировал задуманную комбинацию с конём, а неожиданная жертва пары пешек расчистила чёрным пространство для сокрушительной атаки по королевскому флангу. На сороковом ходу всё было кончено.