– Ну, да. У нас главная дорога, он был обязан пропустить. Просто он урод, – повторил Максим.
У Жени не было прав, поэтому она плохо разбиралась в знаках и дорожной разметке. Уверенность Максима её чуть-чуть успокоила. Только…
– Я вот думаю, что значит это «ещё увидимся». И на номер он так зыркнул, – сказала она и вернула спинку кресла в нормальное положение.
Максим улыбнулся и взял её левую кисть в свои руки.
– Да ничего не значит. Не переживай, у нас уже давно не 90-е, – сказал он.
Этот ответ Женю не устроил. Тревожность не просто никуда не делась, а разыгралась с ещё большей силой. Женя заёрзала на кресле, пытаясь устроиться поудобнее, но любое положение казалось ей каким-то колючим.
– Что-то я уже никуда не хочу, – тихо сказала она.
Максим вылупил на неё глаза и подался вперёд.
– Не-не-не, ты чего, обалдела? Я уже оплатил, – сказал он и, наклонившись ближе, поцеловал её в щёку.
Женя поморщилась. Её сейчас всё раздражало.
– Ну и что. Я уже ничего не хочу, – насупившись, пробубнила она и сложила руки на груди.
Максим отстегнул ремни безопасности, притянул её к себе и укусил за левое ухо.
– Солнце, ну, ты чего? Из-за какого-то дебила мы теперь пропустим выходной? Да наплевать на него! Я хочу, чтобы ты отдохнула, – сказал он и добавил, – И сам бы не отказался.
Женя некоторое время продолжала сидеть, насупившись, а потом вздохнула.
– Ладно. Тут ехать ещё три часа. Думаю, за это время я успокоюсь, – сказала она и пристегнула ремень безопасности. – Только ты меня не любишь.
Максим пристально посмотрел на неё, отвернулся и пристегнул ремень безопасности.
– И почему же это я тебя не люблю?.. На этот раз, – спросил он, включая левый поворотник.
– А потому что ты больше хочешь отдохнуть сам. Тебе плевать отдохну ли я, – сказала Женя ехидно.
– Начинается, – пробубнил Максим, выезжая на дорогу.
В коридоре запиликал домофон и Женя, в тёмно-синей футболке с изображением пингвина на груди и серых спортивных штанах Максима, сорвалась с компьютерного кресла, который стоял в большой комнате, где у неё был оборудован рабочий уголок для обработки фотографий. Женя нажала на кнопку домофона, и послышался характерный писк, означающий, что дверь внизу открылась. Повесив домофонную трубку, Женя включила свет в коридоре и прошла на кухню. Встав в её центре, она засунула руки в карманы и напряжённо вздохнула. Она нервничала. Она всегда нервничала, когда появлялась хотя бы малейшая перспектива общения с мамой. Женя включила чайник, достала две кружки и поставила их на стол. Она любила маму. Очень любила. До безумия. Но Алевтина Ивановна была очень беспокойной женщиной. Очень беспокойной и суетливой. Женя ещё раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
– Всё будет хорошо, – прошептала она.
Вчера вечером Женя и Максим вернулись из домика, поэтому сегодня утром, как и предполагала Женя, Алевтине Ивановне просто жизненно необходимо было проведать дочь. И внука заодно. Алевтина Ивановна позвонила ещё в десять утра, предупредила, что зайдёт, поэтому Женя уже с утра находилась слегка на взводе. Выходных как будто и не было. Она порылась в ящике со сладким, набрала конфет в вазу и поставила на стол.
На кухню зашёл Костя.
– Кто звонил? – спросил он, подошёл к вазе и склонился над ней, перебирая указательным пальцем конфеты.
– Бабушка, – сказала Женя, ехидно улыбаясь.
Костя выпрямился и посмотрел матери в глаза.
– Меня нет, – сказал он и мигом ретировался в свою комнату, схватив первую попавшуюся конфету.
Женя, усмехнувшись, сложила руки на груди.
Входная дверь открылась и в коридор с двумя пакетами в руках зашла Алевтина Ивановна, пожилая женщина, брюнетка с каре, ростом чуть выше полутора метров. Она ещё ничего не сказала, но Женя уже почувствовала, как суетливая нервозность заполнила собой всю квартиру. Жене сразу же захотелось что-нибудь сделать, но было непонятно, что именно. Постояв в нерешительности пару мгновений посреди кухни, она прошла в коридор, обняла маму и поцеловала её в щёку.
– Привет, – сказала Женя, забирая сумки. – Ого! Ты чего набрала-то?
Алевтина Ивановна, держась за вешалку, снимала ботинки.
– Ой, привет, дочка, привет, – пробормотала она.
Несмотря на небольшие размеры, голос у Алевтины Ивановны был очень глубокий, бархатный и громкий. Порой складывалось впечатление, что вместо гортани у неё была большая музыкальная труба. Разобравшись с ботинками, она приступила к куртке.
Женя, тем временем, прошла на кухню, поставила пакеты на табуретки и снова включила чайник, который итак уже был горячим. Алевтина Ивановна вошла в кухню и тут же принялась выгружать содержимое пакетов на стол. Пельмени, сосиски, колбаса, хлеб и прочее. Женя на секунду прикрыла глаза и сосчитала до трёх. Затем положила руку на пачку пельменей, перекрывая маме возможность дальнейшей загрузки стола едой.
– Мам, остановись. Куда ты это всё накупила? Ты думаешь, у нас есть нечего? – спросила она.
Алевтина Ивановна посмотрела на неё с таким выражением, будто Женя спросила какую-то чушь. Достав из пакета банку сгущёнки, она повернулась и положила её на полочку, висевшую на стене.
– Конечно. Что я, не знаю что ли? Всё время, как ни придёшь, у вас ничего нет, – сказала она, сгребла пельмени, сосиски и колбасу со стола и ушла в коридор, где стоял холодильник.
Женя закатила глаза. Она знала, что её мать бесполезно в чём-то переубеждать. Алевтина Ивановна считала Женю плохой хозяйкой и с этим давно было пора смириться, но каждый раз стокилограммовые намёки на это больно ударяли по самооценке.
– Чай будешь? – спросила Женя без энтузиазма.
– Да-да, – отозвалась Алевтина Ивановна и, войдя в кухню, села за стол. – Ох, так, остальное нам домой, – сказала она, схватила пакет и отнесла в коридор.
Вернулась она оттуда уже с шоколадкой.
– Это Косте. Где он, кстати? – спросила она.
Женя взяла шоколадку и положила на полку рядом со сгущёнкой.
– У себя. Только он уроки делает, – сразу же добавила она, заметив, что мама уже собралась навестить внука.
Алевтина Ивановна уселась на табуретку, осмотрела кухню и, скорчив недовольную гримасу, пододвинула чашку ближе к Жене.
– Ну, как съездили? – улыбнулась она.
Жене вспомнился инцидент на дороге, но она тут же выкинула его из головы. Выходные прошли замечательно, поэтому вспоминать о неприятностях не хотелось.
– На удивление, хорошо, – сказала Женя и положила в чашки пакетики. – По лесу нагулялась. И постоянно вспоминала наш дом в деревне.
Женя села на табуретку, развернулась, взяла чайник, приподняв его правой рукой, и, когда поворачивалась обратно, в пояснице у неё что-то стрельнуло. Женя скривилась и застонала. Лицо Алевтины Ивановны мгновенно стало серьёзным и обеспокоенным. Отложив ложку в сторону, она подскочила и, выхватив чайник из рук Жени, поставила его на стол. Саму Женю она взяла под локоть и осмотрела сверху вниз.
– Что такое? Что-то болит? Что? – спросила она на одном дыхании.
