Застывшей в одной позе Жене казалось, что ей разрезали мышцы внутри. У неё даже дыхание слегка спёрло.
– Да-а-а, всё нормально, сейчас отпустит, – сказала она и стала медленными маленькими порциями втягивать воздух.
Алевтина Ивановна недоверчиво посмотрела на неё, взяла чайник и налила воды в чашки. Поставив чайник на место, она взяла ложку и банку с сахаром, стоявшую на полке рядом со сгущёнкой. Вытащив пакетик из чашки, она убрала его на блюдце и положила себе две ложки сахара. Лицо её сильно помрачнело.
– Это всё из-за твоей работы. Натаскаешься там вечно тяжестей, конечно, у тебя всё схватывать будет, – пробубнила она. – Максим тебе совсем не помогает что ли?
Боль в пояснице прошла. Такое уже случалось, и не раз, и Женя знала, что стоит замереть и мелко подышать, как через пару секунд всё проходит. В этот раз методика опять сработала. Почувствовав, что отпустило, Женя с облегчением вздохнула и пододвинула к себе чашку с чаем.
– Моя работа здесь не при чём, – отмахнулась Женя. – Как там папа? Давно что-то его не было.
Алевтина Ивановна с недовольным лицом поводила ложкой в кружке, медленно вытащила её и ещё более медленно провела краем ложки по краю чашки, смыв оставшиеся на ней капельки. Положив ложку в блюдце, она взяла чашку двумя руками, методично сделала глоток чая и также методично поставила кружку на стол.
– Плохо у него дела, – сказала она.
Женю как будто ударили током изнутри. Она расширила глаза, отодвинула чай и с серьёзным лицом посмотрела на маму.
– Что случилось?
Алевтина Ивановна посмотрела ей в глаза.
– Семейные проблемы. У его дочери нет нормальной работы, – сказала она.
От негодования у Жени раздулись ноздри. Выдохнув, она плотно сжала зубы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.
– Ты опять? Хватит, мам, я тебя прошу, – чуть не сорвавшись, выпалила Женя.
Алевтина Ивановна нахмурилась, закинула ногу на ногу и, взяв кружку двумя руками, демонстративно отвернулась к окну, задрав подбородок. Жене хотелось разорвать на себе кожу. Этот диалог продолжался все десять лет, что она снимала. И, несмотря на все успехи и, на самом деле, хороший заработок, Алевтина Ивановна никогда не одобряла выбор дочери. Она считала, что это слишком нестабильно, а вопрос с пенсией вообще выводил её из себя до такой степени, что она переставала приводить логичные аргументы и просто срывалась в истерику. Женя закрыла глаза и вздохнула. Взяв маму за предплечье, она чуть склонилась к ней и попыталась улыбнуться. Получилось кисловато.
– Мамочка, – позвала она нежно, – ты действительно сейчас хочешь об этом поговорить?
Алевтина Ивановна продолжала упорно смотреть в окно, поджав губы и сдвинув брови, и нервно покачивалась из стороны в сторону. Казалось, она хочет что-то сказать, но… то ли не хотела говорить, то ли не знала, как сформулировать то, что хотела сказать. В конце концов, она просто хмыкнула, махнув левой кистью.
На кухню вошёл Максим в одних шортах и с голым торсом и, увидев Алевтину Ивановну, пригвоздился к месту.
– Ой, не знал, что вы здесь, – сказал он, моргнув.
Его появление застало Женю врасплох и слегка напрягло. Не в лучший момент он зашёл. Как будто специально стоял за углом в коридоре, слушал, когда обстановка накалится, и готовился войти. Женя слегка помотала головой из стороны в сторону и кивнула на коридор, надеясь, что Максим поймёт, что нужно свалить. Но тот не понял.
– Я быстро, я только чайку налью себе и уйду, – сказал он, открывая шкафчик с кружками. – Как у Вас дела, Алевтина Ивановна?
Мама сделала глоток, поставила чай на стол и взяла конфету.
– Плохо, – заявила она.
Максим резко повернулся к ней с обеспокоенным лицом.
– А что такое? Со здоровьем что-то? – искренне спросил он.
– Нет. Семейные проблемы. У мужа моей дочери нет нормальной работы, – протрубила она.
Женя вздохнула, закрыв глаза, и обессилено опустила руки между колен, издав усталый стон.
– Ма-ма, – протянула она. – Есть у него работа.
Максим, надув губы, стоял возле газовой плиты с поднятой чайной ложкой в правой руке и бегал глазами по кухне.
– Лад-но, – сказал он, – Обойдусь.
Положив ложку на стол, он вышел из кухни. Алевтина Ивановна посмотрела ему вслед и перевела грозные глаза на Женю.
– Какая у него работа? Мазюльки свои мазюкать? – снисходительно спросила она.
Женя вспыхнула. Её лицо стало не менее грозным, чем у Алевтины Ивановны. Всё-таки она была её дочерью.
– Что плохого в том, что он занимается любимым делом?! Что плохого в том, что ему на Душе от этого хорошо?! – воскликнула она.
Алевтина Ивановна отвернулась к окну, задрав подбородок.
– Ничего… Только денег это не приносит.
– Приносит! – выпалила Женя.
– Мало! Лучше б нормальным делом занялся. Как Виктор. Он ведь предлагал, я знаю, – сказала Алевтина Ивановна таким тоном, будто всё ещё можно было устроить, и с надеждой посмотрела Жене в глаза.
Виктор, старший брат Жени, владел мастерской по производству мебели. Женя фыркнула, встала из-за стола и, сложив руки на груди, сделала круг по кухне. Остановившись возле плиты, она оперлась на неё и посмотрела в окно. Вздохнув, покачала головой и посмотрела на маму.
– Ну, что ты всё: «Виктор! Виктор!» У него ведь тоже не всё сразу получилось. Забыла, сколько он всего начинал? И только, когда нашёл то, что ему действительно понравилось, сразу всё заиграло, – сказала Женя.
Алевтина Ивановна гордо подняла подбородок, отодвинула чашку с чаем и встала.
– Спасибо, доченька. Хорошо посидели. Можешь не провожать, – сказала она деловым тоном и гордо прошагала из кухни в коридор.
Женя почувствовала, что её выдавили, как лимон. Тяжело вздохнув, она опустила голову.
– Ну, мам, – позвала она и поплелась следом.
Но Алевтина Ивановна была проворной женщиной. Несмотря на свои года, она ещё многим молодым могла дать фору. Поэтому, когда Женя доплелась до коридора, то застала там только хлопнувшую дверь. Вздохнув, Женя ватными руками задвинула щеколду, выключила свет и, вернувшись на кухню, плюхнулась на табурет. Положив руки на стол, она поставила средний палец правой руки в точку между бровями и стала водить им по кругу, закрыв глаза.
На кухню, осторожно ступая по полу босиком, зашёл Костя. Осмотревшись, он сел на табуретку и взял шоколадную конфету с мармеладом.
– А что, бабушка уже ушла? – спросил он и положил конфету в рот.
Женя продолжала водить пальцем по кругу, не открывая глаза. Ей казалось, что в такт её движениям глухо гудело что-то непонятное и неизвестно где находящееся. Когда палец шёл вверх, гул становился тоньше и громче, когда вниз, грубее и тише. Как будто доносился из какой-то трубы, заваленной землёй.
– Да, уже ушла, как видишь, – пробормотала Женя.
Костя почесал подбородок и натянуто вздохнул.
