Оглядываюсь. Я в большой комнате с обшарпанными стенами. Куски обоев остались только у самого потолка. На голову свисает паутина и где-то между этими липкими нитями виднеется разбитая люстра. Очень сомневаюсь, что она работает, но даже если и так, то включать её крайне небезопасно.
По левую руку от меня окна. Некоторые просто грязные, другие заклеены по углам пакетами и старой плёнкой. Дождь превращает пыль и грязь на окнах в разводы. Сквозь них расплывчатым пятном можно разглядеть соседнее здание. Всё ещё не понимаю, где нахожусь. Ни эти стены, ни здание в окнах, ни тишина ни о чём мне не говорят.
Разве что могу с непоколебимой уверенностью предположить, что это не первый этаж. По-моему, и для второго высоковато, но с этим могу ошибаться.
В дальнем от меня углу комнаты, под столиком, на котором стоит старенький телевизор, пара пакетов с мусором. Этот запах трудно не узнать. Точно мусор. Кажется, там лотки от лапши быстрого приготовления и пустые бутылки из-под воды. Либо со мной было несколько человек, либо один, но продолжительное время.
По правой стене из мебели только хлипенький деревянный стул с покосившейся спинкой и перемотанная скотчем тумбочка. По-моему, они рухнут, даже если только подумать, что придётся опираться на них.
Я размял затёкшую шею, насколько позволила ноющая боль в мышцах, и попытался избавиться от скотча на запястьях. Слабость. Я чувствую её каждой клеточкой своего тела. Ноющая, как боль, и тяжёлая, словно груда камней. Мне едва хватило сил, чтобы подняться и сесть.
Телефона при мне нет. Сумки я тоже пока не наблюдаю. Похоже, мои похитители от всего избавились. Похитители… Как это странно звучит даже в мыслях. Мобильник можно отследить, а сумка? Чем им помешали мои личные вещи? Понятия не имею. Самое важное сейчас – выбраться. Выйти из этого здания и понять, куда идти.
Сколько я здесь уже? Несколько часов? Сутки? Больше? Эйден, наверное, с ума уже сходит. Да и Мэтт… Точно. Они оба будут искать меня. Если не явлюсь до ужина, Эйден точно забеспокоится. Интересно, сколько же я здесь на самом деле?
Пока я собирался с силами, чтобы встать, на город опускались сумерки. Свет в окнах тускнеет, помещение заполоняют тени. Я наконец справился со скотчем и на карачках сполз с покрывала. Холод пробирается до колен через ткань джинсов с завидной лёгкостью. Не то от проклятого холода, не то от ужасной слабости мои ноги подкашиваются. Я снова пытаюсь встать.
Вдруг тишину за дверью нарушил голос. Знакомый до боли, до трепета всего прекрасного, что есть в человеческой душе голос.
– Митчелл? Митчелл?
Я, позабыв о слабости, попытался рывком вскочить с пола. И в моей голове я уже летел навстречу этому чудному голосу, а на деле едва поднялся на ноги, привалившись плечом к стене. Голос сел. Я не могу произнести ни слова, сколько бы ни пытался. Просто открываю рот, как рыба, и толку от этого совершенно никакого. Я побрёл к двери, собрав все силы в кулак.
– Митчелл! Митчелл!
Голос становится всё ближе. Я надавливаю на ручку и практически вываливаюсь в длинный безлюдный коридор. В темноте не особо видно, сколько ещё дверей находится здесь, но кажется, что не меньше полусотни. Или у меня просто в глазах двоится?
– Митчелл! Митчелл!
Голос звучит так близко, но я никого не вижу. Кажется, он идёт из конца коридора. Вероятно, там лестница вниз.
Коридор слабо освещает свет из грязного окна в конце. По-моему, там уличный фонарь. Стекло слишком грязное, чтобы пропускать больше света, но и это лучше, чем ничего. Я побрёл к лестнице, цепляясь за всё, что попадётся на пути.
Одышка меня замедляет. Не знаю, что мне там вкалывали, от чего я должен был «отбросить коньки», но это очень повлияло на работу сердца. Мне едва хватает сил не только на движения, но и на простое дыхание.
– Митчелл!
Я схватился за дверной косяк и выглянул на лестницу. Рут! Я готов поклясться, что передо мной стоит Рут! Та самая! Перед глазами, похоже, всё поплыло от моей «прогулки» по коридору – тело мисс Дэвис кажется полупрозрачным, каким-то нереальным. Будто она просто моё видение или прекрасный сон.
– Митчелл! – на её глазах тут же навернулись слёзы, а голос задрожал. – Идём, идём!
Я цепляюсь за неё, словно за последнюю ниточку, ведущую к реальности. Но стоит мне только протянуть к Рут руку, как она оказывается на шаг дальше от меня. Она спускается по лестнице, а я опять бреду за ней, хватаясь за качающиеся перила.
На лестнице темно и совершенно ничего не видно. У самого её начала на ступеньки падал хоть какой-то свет из грязного окна, но чем ниже я спускаюсь, тем темнее становится. Ничего не видно. Я иду наощупь. Боюсь споткнуться, потому что точно знаю – если упаду, то уже не смогу подняться.
Под ногами хрустит стекло. Я передвигаю ноги, расталкивая на своём пути вездесущий мусор. Кажется, здесь доски, какие-то железки, всё то же стекло и пластик. Бутылки, посуда, пакеты, что-то ещё. Я добрался до угла лестничной площадки и прислонился к нему спиной.
Воздуха не хватает категорически. Я уже не уверен: так ли на самом деле темно на лестнице или это просто я уже ни черта не вижу?
Рут смотрит на меня с жалостью, которую она так старается скрывать. Не выходит. Её глаза… Её взгляд красноречивее любых слов. Рут наблюдает за мной, ждёт, пока я смогу идти дальше. Забавно, что я так хорошо её вижу в полной темноте. От Рут будто бы исходит какое-то свечение. Тёплое, манкое… Почти такое же, как от Эйдена, когда он долго и вдумчиво молится. Даже если у меня совсем не останется никаких сил, я всё равно буду идти, чтобы прикоснуться к Рут, к её магическому, почти ангельскому свету.
Отдышавшись немного, я отталкиваюсь от стены, нащупываю перила и иду дальше.
Наконец, где-то впереди показался свет. Жёлтый, как от старого фонаря. Его лучи проникают к лестнице через щель приоткрытой тяжёлой двери. Рут дождалась, пока я подойду к ней близко, и выскользнула на улицу. Она точно призрак! Человек не смог бы протиснуться в такую узкую щель. Но сейчас это не должно бы меня так интересовать.
Я последовал за ней, вытолкнул плечом дверь, но никого не увидел. Лишь пустая тёмная улица с серыми дверьми и заколоченными окнами. Вокруг такие же безлюдные дома. Только один-единственный фонарь светит здесь и старательно напоминает заплутавшим вроде меня о существовании жизни.
Я оглядываюсь. Понятия не имею, куда мне дальше. Налево? Направо? Улица тянется мимо меня тонкой ниточкой и не даёт никаких подсказок. Я поднял голову. Небо высоко над головой, облачно, моросит дождь. Чёрт, даже огней города не видно. Прислушиваюсь, в надежде услышать шум машин. И он есть! Я его слышу! Кажется, справа.
Один не уступил другому, и вот они сигналят на всю улицу, кто громче. Не думал, что буду рад этому! За последние годы я, кажется, многим вещам научился радоваться. Особенно самым простым, вроде скандалящих автомобилистов.
– Рут! – прохрипел я. – Рут!
Но Рут мне не ответила. Мне никто не ответил.
– Рут! – надрывно вырывался хрип из моей груди. – Рут, где ты?
Я иду, держась за стену здания. Знаю, что Рут мне не ответит, потому что… Потому что её, кажется, вовсе здесь не было. И всё-таки я продолжаю звать её. Её имя, надежда увидеть мисс Дэвис придаёт мне сил. Я иду и иду, как наконец звуки живых улиц стали ближе.
Где-то среди гула человеческих голосов, сигналов машин и громыхающей музыки из крошечных китайских магазинчиков я различаю сирену полицейских машин. Ещё немного и мне начнёт мерещиться голос Мэтта.
Я прикладываю все оставшиеся силы, чтобы скорее добраться до людей, но падаю, не добравшись до оживлённого тротуара каких-то несколько десятков метров. Колени подкосились, и сколько бы я ни пытался зацепиться за стену и мусорные баки, всё равно упал.
Веки наливаются свинцом, дышать трудно и, кажется, я снова теряю сознание.
И вдруг шаги! Шаги так близко! Это точно человек, но я никак не могу подать признаков жизни. Сквозь закрытые веки я вижу яркий свет. Он всё равно слепит так же, как слепил бы, будь я с открытыми глазами.
– Эй! – крикнул мужчина. – Эй, сюда! Он здесь! Детектив Дормер, он здесь! Здесь!
Дормер… Ох, а я-то уже грешным делом подумал, что сбрендил. Мэтт… Он искал меня. Значит, меня долго не было. Но бежит ко мне не он. Точно не он. У Мэтта шаги тяжелее и громче, а этот человек будто бы порхает. Я почувствовал лёгкий аромат ладана и церковных свеч, и не смог не улыбнуться. Не знаю, улыбнулся ли я на самом деле или это случилось только в моей голове, но это нисколько не отрицает факта, что ко мне бежит мой дорогой священник.
Он грохнулся на колени рядом со мной – я даже в своих коленях боль почувствовал, – и обнял моё лицо ладонями.
– Митчелл! Митчелл! – он прижался ко мне со всей силой. Несмотря на боль в груди, я всё равно рад, что он обнимает меня. – Чёрт бы тебя, Митч! – его голос задрожал. – Эй, кто-нибудь! Ему нужен врач!
– Врача, живо! – рычал Мэтт, приближаясь к нам. – Митч, вот же ты… – он не закончил и вместо слова только гневно зарычал. – Митч, да что с тобой не так?!
Мне стало тепло внутри, спокойно. Наверное, поэтому я утонул в какой-то неге и отключился.
Без следа
В больничных стенах пахнет всегда одинаково: хлоркой, антисептиками с примесью крови и вчерашним куриным бульоном. И без того насыщенный букет щедро приправлен специфическим запахом медикаментов. Его ни с чем не спутаешь! По-моему, в каком бы уголке мира ты ни был, таблетки везде пахнут одинаково.
Из-за запаха я могу определить, где нахожу, не открывая глаз.
Постепенно во всё тело возвращаются ощущения. Вот и пальцы рук уже не кажутся чем-то чужеродным, и ноги почти не ватные, зато в груди всё также болит. Рядом пищит один из многочисленных приборов. Один из них – судя по всему тот, что следит за перепадами моего давления и пульса, – запищал, стоило мне пошевелиться.
Я с трудом поднял веки. Картинка расплывается, фокуса никакого, но всё-таки я вижу. А сбитый фокус – это временно.
