– Назад, – ответил Лаций. – К тому холму, – он махнул рукой куда-то вперёд, но в темноте ничего не было видно. Варгонт скорее догадался, чем увидел:
– Там же мёртвые… – вырвалось у него. – Точно туда?
– Да, – ответил Лаций. Объяснять ничего не хотелось. То, что он собирался сделать, было для римского легионера почти преступлением. Но умирать из-за такой глупости, как отсутствие верёвки, он не собирался.
– Что будем делать? – с ужасом спросил Варгонт, когда они, наконец, добрались до небольшой возвышенности. Вокруг бегали небольшие животные, похожие на шакалов. Лаций обошёл кусты и опустился на рыхлый песок. Потом достал нож и стал быстро копать, помогая себе руками. Варгонт молча стоял рядом и не шевелился. Когда показалась нога в сандалии, он в страхе сделал шаг назад. Прошло довольно много времени, пока Лаций не закончил свою работу.
– Радуйся, – сказал он Варгонту, тяжело дыша. – Две туники почти целые. Вот эта – тебе. Похоже, нормально будет. Смотри, парфяне сандалии оставили. Значит, совсем зажрались. Не снимают даже. Бери, может, подойдут?
– Лаций… – робко пробормотал Варгонт, от которого трудно было ожидать такой нерешительности. – Я не могу. Это же одежда мёртвых. Они… Их добрые души всегда между нами… – Варгонт замолчал, не в силах договорить мысль до конца.
– Да, ты прав. Но я их не обижаю, – ответил он. – Поверь, без туники не замёрзнут. И ноги тоже не сотрут.
– Не говори так, – прошептал старый друг. – Они могут услышать и тогда за нами придут Фурии.
– Фурии? Не думаю. Скорее, парфяне.
– Это – другое… – скривив лицо, ответил Варгонт.
– Что другое? Хватит скулить! Сейчас не до этого! Бери! Потом вернём всё… – добавил он уже тише. – Если выживем. Ну что ждёшь? Утром будешь лежать рядом с ними! – раздражённо произнёс Лаций. – Эх, жалко, резать нельзя, заметят… Лучше помоги развязать верёвку! У меня не получается, – он кивнул Варгонту на скрюченные пальцы трупа, и тот, пересилив себя, опустился рядом.
После восхода солнца парфяне стали убирать шатры и палатки. Вскоре дошло дело до пленных. Когда их стали связывать, Лация оттеснили от Варгонта, и рядом оказался Атилла. Невдалеке виднелась спина Икадиона.
– Ну что, в столицу? – с неизменным весёлым настроением спросил Атилла Кроний. Лаций пожал плечами. – Что-то ты не радуешься, – усмехнулся старый боевой товарищ. – Там – много женщин! В больших городах всегда так. Не пропадём! Нас обязательно купят в какой-нибудь гарем к толстой купчихе. Вот повеселимся!
– У них не бывает мужских гаремов, – ответил Лаций, завидуя его постоянной жизнерадостности.
– Да? А я думал, бывают, – искренне расстроился Атилла. – Ну тогда сами попросимся к богатой куртизанке.
– У них и куртизанок нет, – ещё мрачнее добавил Лаций.
– Врёшь! Без них – нельзя. Что ж у них есть? – с досадой спросил широколицый весельчак, с недоверием посмотрев на него.
– Много песка для таких болтунов, как ты, – послышалось сзади. – Очень быстро в рот забивают. Навсегда.
Атилла обернулся и с недоумением посмотрел на говорившего.
– Тьфу, это – ты, Лабиен! – он махнул рукой, как будто хотел отогнать назойливую муху. – А я думал, тебя уже стервятники склевали. Нет, живой. Жаль. Но ты не расстраивайся, тебя возьмут вино делать. От твоих слов виноград быстро киснет, – заключил Атилла и снова повернулся к Лацию. – Слушай, что-то ты потолстел на парфянской еде, – прищурив глаза, сказал он. – Туника уже маловата.
– Заткнись, – прошипел Лаций, потому что до самого восхода думал об исчезновении верёвок и одежды. Интуиция подсказывала, что всё это вскоре должно было обернуться большими неприятностями. Раз кто-то задумал зло, то он не остановится на этом. Однако самое страшное было в том, что Лаций не знал, с какой стороны ждать следующего удара.
К полудню огромные толпы пленных в сопровождении парфянских всадников двинулись в сторону города. Для тех, кто смог дойти до этого места, начиналась новая жизнь.
Глава Старейшины и визирь
Прибыв в Ктесифон, Сурена разослал гонцов старейшинам, чтобы лично рассказать им в своём дворце о победе над римлянами. Накануне он приказал привести пленных, чтобы устроить развлечение, а потом продать в рабство.
С самого утра город шумел и волновался, пересказывая самые невероятные слухи. Широкие деревянные ворота были распахнуты, через них двигались бесконечные вереницы людей, повозок и верблюдов, а стражники, расположившись в тени арки, лениво следили за этим водоворотом, даже не проверяя неизвестных купцов, нищих и гетер, как они делали это раньше. Базарная площадь, располагавшаяся прямо перед дворцом, была забита продавцами и покупателями, которые переходили с места на место, трогая фрукты и ткани, сбрую и пшено, но ничего не покупали, предпочитая обмениваться сплетнями. Услышав что-то новое в соседнем ряду, они уже в следующем выдавали это за свою новость, гордо и самоуверенно выпячивая вперёд живот, прикладывая ладонь к груди и закатывая глаза к небу. В основном, говорили только о победе Сурены и стоимости рабов. Именно на этой площади скоро должны были начать продавать ужасных римлян, которых в огромном количестве визирь взял в плен под Синнаками. Такого здесь не было с момента основания города, поэтому старейшины всех родов, независимо от своего отношения к Сурене, прибыли на эту встречу. Для них подготовили самый большой зал дворца: слуги разостлали вдоль стен десятки матрасов, разноцветные ковры и небольшие подушки, принесли кувшины со свежей водой и полотенца, полили водой ступени и дорожки у входа, чтобы как можно дольше сохранить свежесть утренней прохлады. Возле окон стояли рабы с большими опахалами и плавными взмахами разгоняли воздух. Двери и окна открыли настежь, чтобы внутри было достаточно света и не надо было зажигать светильники.
Когда все прибывшие расселись по своим местам, Сурена встал и вытянул перед собой руки, повернув их ладонями вверх.
– От имени царя Орода приветствую всех вас, мудрые старейшины! – обратился он к ним и почтительно склонил голову. – Пусть ваши племена никогда не знают горя, земля всегда даёт много еды, а в реках никогда не иссякнет вода! – он поклонился, и убелённые сединами головы плавно закачались, одобряя его слова.
– Расскажи нам, что произошло с римлянами? Мы хотим услышать всё из первых уст, – попросил его ближайший старейшина.
– По приказу нашего сатрапа Орода, великого повелителя Парфии, я выманил жадного Красса в пустыню. Римский император думал, что со мной едет вся казна Парфии и гарем сатрапа. В это время наши люди во всех городах вокруг Ашшура днём и ночью делали стрелы и наконечники. Мой двоюродный брат пригнал две тысячи верблюдов. Стрелы погрузили в большие мешки и привязали к их спинам. Если бы мы привели всех двугорбых сюда, то им не хватило бы места в этом дворце и даже на базарной площади! – громко произнёс он. По залу прокатилась волна удивлённых голосов. – Потом мы специально показали римлянам пустые ящики, обитые золотом, и они поверили, что это казна сатрапа Орода. Они побежали за нами и дошли до реки Баллис. Дальше начиналась пустыня. Но их воины застряли в песчаных барханах. Тогда наши лучники стали стрелять по ним без остановки. Каждая стрела попадала в цель. Наши воины натягивали луки весь день, и первым не выдержал молодой сын Красса. Он напал на наших всадников. Но они заманили его конницу за холмы и убили. После этого римляне испугались и убежали в Карры. Наши воины окружили город, но трусливые римляне не стали сражаться и решили уйти в Синнаки. Мы догнали их и предложили сдаться. Их жадный консул Красс не захотел нас слушать, и его убили, а голову и правую руку отправили нашему великому сатрапу Ороду… вместе с известием об этой победе. Римляне разбежались, и наши воины охотились на них, как на зайцев, – с радостной улыбкой закончил Сурена.
– Сколько же их было?
– Их было пятьдесят или даже шестьдесят тысяч, а нас всего десять, – задумчиво ответил он, как бы подсчитывая в уме, сколько легионеров было на поле боя. – Лучники устали натягивать луки, тетивы перетирались и рвались. С полудня до заката стреляли наши воины. Их стрелы закрывали солнце. Целый день. На земле от них была тень, как от тысячи больших деревьев. Наши стрелы летели в три раза дальше, чем римские. Поэтому они не могли нас достать, – Сурена говорил медленно и важно. Он специально преувеличил количество римлян, чтобы усилить впечатление от своей победы. Старейшины с искренним удивлением качали головами, перешёптываясь и с радостью слушая его слова. – Вы сами можете увидеть двадцать тысяч пленных, которых мы продадим здесь, на рынке. А погибло их там во много раз больше.
– Значит, не так страшны римляне, как говорят о них арабы и иудеи? – спросил кто-то вдалеке.
– Они разучились воевать, – надменно заявил Сурена, и многие заулыбались, однако кое-кто всё же нахмурил брови. – Как могут сражаться воины, которые даже в бою не могут жить без разврата и мыслей о гетерах? – Сурена обвёл взглядом старейшин и остался доволен произведённым впечатлением. Все замерли и повернули головы в его сторону. – Вот, – он кивнул слуге и тот достал из мешка пергаменты с надписями. – Это мои воины нашли в обозе старого ветерана Мария среди вещей их казначея Рустия после битвы под Синнаками, – он развернул пергамент и продолжил: – Здесь собраны рассказы одного грека по имени Аристид. Называются они «Милетские рассказы». Вот, послушайте, что здесь написано о какой-то гетере из Эфеса: «Пришёл к ней мужчина, по имени Фибий, когда луна стояла посреди неба, и стал упрашивать её выйти к нему. Она противилась. Но недолго. А когда вышла, они уединились под виноградом, где их не могли видеть слуги. Силён был Фибий, тяжело прижимал он гетеру к земле, а она боялась кричать, чтобы никто не услышал. Но когда бог страсти Эрос пронзил её тело последней стрелой желания, гетера сама подняла ноги выше своей головы. Потом она запрыгнула на Фибия и скакала на нём, как на молодом македонском жеребце, заставляя его, при этом, дёргать её за грудь и громко кричать», – Сурена с отвращением на лице просмотрел несколько пергаментов и продолжил: – А вот ещё, про таких же гетер: «Знала Мидия, что она нравится Александру, и решила украсить своё тело, чтобы удивить его. Легла она на белоснежное ложе. В волосы вплела виноградные лозы, грудь обложила половинками вишен, на впадине живота у неё покоился персик, а от него вниз вела дорожка из гранатовых зёрен, которая указывала Александру путь к сладкому источнику радости», – Сурена сделал паузу и многозначительно посмотрел на старейшин. – Видите? Как такая армия, которая даже на войне думает о женском теле, может победить? Воины должны знать, что только после боя они получат и гетер, и еду. Но для этого сначала надо победить и выжить. Так воевали наши воины и они победили! – он бросил свиток в мешок. Старейшины загудели от негодования и стали громко переговариваться.
– Да, ты удивил нас, Сурена. Мы благодарим тебя за то, что защитил нашу землю от страшного врага. Честь и почёт тебе во все времена! – они ещё долго расспрашивали его обо всех подробностях и, в итоге, пришли к единому мнению, что визирь сделал всё правильно и не опозорил Парфию и сатрапа Орода. Сам Сурена сидел во главе совета старейшин, в белой рубашке, расшитой золотыми цветами, широких штанах, стянутых красно-жёлтым поясом и мягких кожаных сапогах, с яркими узорами. На пальцах у него красовались золотые перстни с большими камнями, и, когда он поднимал или опускал руку, описывая какие-нибудь захватывающие события, они вспыхивали всеми цветами радуги и невольно приковывали внимание окружающих. Слава Сурены стремительно росла, но он не обращал на это внимания. Как не обращал внимания и на представителей малочисленных племён в дальней части зала, почти у самых дверей. Они совсем не улыбались его речам и всё время о чём-то перешёптывались, в то время как остальные высказывали своё уважение.
– Мудрые и почётные предводители племён, – поднял руку Сурена, – приглашаю вас всех прийти завтра на базарную площадь, где мои воины готовят сейчас загоны для пленных. Для услады ваших глаз мы сделаем из них животных и порадуемся победе во славу великого правителя, сатрапа Орода!
Собравшиеся радостно загудели и выразили своё единодушное согласие. Впереди их ждали развлечения и роскошный пир, от которых никто никогда не отказывался.
Глава Накануне расправы
Ни людей, ни богов вокруг не было. Одни облака и сильный ветер. Лаций падал вниз с высокой скалы и не мог остановиться. Он смотрел на свои руки и плакал. Они были связаны, и он не мог дотянуться до ножа. Кисти затекли и страшно ныли. Разум отчаянно сопротивлялся приближающейся смерти. Он падал со скалы вниз и должен был вот-вот разбиться. Мысли кричали в голове, как будто они были живыми и их пытали калёным железом. На горле всё сильнее сжимались костлявые пальцы невидимого врага. Мысль о смерти предательски пробралась в голову и настойчиво стучала по черепу изнутри: тук-тук-тук. Пауза и снова: тук-тук-тук. Внезапно всё исчезло, к горлу подкатил комок, и в глаза хлынул яркий солнечный свет. А за ним – крик. Мёртвые звали его в царство Орка. Они старались унести его с собой…
– Лаций! – донёсся откуда-то издалека голос Варгонта. – Ты что, притворяешься, что ли?
– О-о-о, – тихий стон вырвался из груди, и боль в затылке стала ещё сильней. Шея затекла и не поворачивалась. Он всю ночь проспал ухом на камне и теперь задняя часть головы онемела. – Болит… голова… – чужим голосом пробормотал Лаций. – Болит.
– Болит? Ударил, что ли? – Варгонт с недоумением пожал плечами. – Дальше будет хуже. Есть сегодня, кажется, не дадут. Вон, только воду принесли. Иди, пей. Иначе не достанется, – он кивнул в сторону ограды, где виднелись лошади кочевников с кожаными мешками. Лаций послушался его совета и через некоторое время пришёл в себя. Затёкшая шея и затылок отошли, и он смог нормально двигаться. Сон был неприятным и странным, в нём было много непонятного. Но гадалок и авгуров здесь не было.
– Вставай! Вставай! – послышались крики стражи, и римлян стали выгонять на улицу, ведущую к центру столицы.
Посреди большой базарной площади, прямо перед стеной дворца, стояли десятки воинов с мечами и копьями. Всё было готово для развлечения: большая круглая площадка огорожена забором с узкими проходами в нескольких местах, а возле стены специально были натянуты большие широкие навесы, под которыми на матрасах и подушках расположились старейшины парфянских племён и приближённые Сурены. Позади них теснились многочисленные слуги. В середине, на большом кресле, покрытом мягким ковром, сидел сам визирь. Рядом с ним были арабский царь Абгар и предводитель катафрактариев Афрат со старейшинами рода Гью. Чуть дальше сидели представители рода Карен, к которому принадлежал Силлак. Главы остальных племён располагались дальше. Все были окружены почётом и уважением. Многочисленные слуги держали кубки с водой и подносы со сладостями.
– Давай! Веди, – кивнул Сурена. – Сейчас вы увидите этих римлян, – он снисходительно улыбнулся и откинулся назад. Ему сразу же подали чашу с водой. Визирь сделал глоток и отдал обратно. Подошёл начальник конной стражи Согадай и что-то спросил.
– Пусть ведут всех. Больных и здоровых – всех, без разбора! Давай, поживей! – недовольно сказал визирь.
За день до этого старый арабский царь Абгар встретился со своей дочерью и служанкой Хантрой. Визирь разрешил им на время остановиться отдельно в небольшом доме, который принадлежал одному арабскому купцу из Эдессы. Тот оказал Абгару соответствующий почёт и уважение, а его дочери выделили всю женскую половину дома, в которой они с Хантрой не знали, что делать. Сам купец отправил своих женщин в другой дом, к брату, оставив только четырёх рабынь в помощь старой служанке.
Отец и дочь сидели в большой комнате на полу, вокруг вытертого ковра, на котором стояли вода и различные угощения. Заира умоляла отца разрешить ей посмотреть на представление, которое на следующий день устраивал для старейшин великий Сурена. Но Абгар не хотел даже слушать, потому что ни одной женщине нельзя было попасть туда, где собирались мужчины. Они могли наблюдать за праздниками, казнями, приёмами послов или какими-то развлечениями только из комнат соседних домов с длинными занавесками или из таких мест, откуда их не было видно.
– Отец, я так давно не была в городе. Их столица такая большая. Говорят, гарем и жёны сатрапа Орода тоже здесь. Они заказали много тканей из шёлка, – щебетала Заира. – Но ты же видишь, что мне ничего не надо. К тому же я всё уже здесь узнала… и тут есть одно место, где можно спрятаться. Там, на площади, много торговых домов. Ну что тебе стоит поговорить с ними? Я могу спрятаться в комнате под крышей. Почему жёнам купцов и торговкам можно смотреть, а мне нет?
– Откуда ты успела всё это узнать? – с искренним удивлением спросил Абгар. Живость дочери радовала его, но вместе с тем настораживала.
– Слухи, – проворчала старая Хантра. – А она только и делает, что слушает. Молодая ещё. С ума меня сведёт!
