В крики стай неуемных и грохот машин,
Где железная птица, врываясь в окно,
Забирает одних, возвращая другим
Нежелание слиться с собой. Так за что
Под ногами хрипит растоптанный зверь,
Захлебнувшийся кровью и верой в любовь.
Мерный лиственный шаг, мирный отсвет огней…
Дождь его отпоёт, не оставив следов.
«Ушел в остов пустых бумаг…»
Ушел в остов пустых бумаг,
Золой чернея.
В сухой червленый саркофаг,
Останки тлея.
Ушел не в бездну, но ко дну
Стакана, рюмки…
Ушел в толпе по одному,
Страной, имперкой.
Ушел стопами сквозь окно
Под звон стеклянный,
Ушел по камню, как оскол,
Как взвизг вокзальный
В свой расцветающий садизм,
В простор осенний.
В не мой балконный лунатизм,
В петлю спасенья.
Ушел в лучистую весну
И клекот птичий,
В чужой горячий поцелуй
И в твой горчичный.
Ушел. Никто не обратил,
не обратился.
По чьим следам, по чьим садам
вновь возвратился.
Сады… Следы… О мантры птиц,
О, наважденье!
Уход – гранит, о, бездна лиц,
О, воскрешенье!
«Человек уходит…»
Человек уходит,
когда устал
от смены сезонов
или когда пора.
В остатке лишь мраморный пьедестал,
Цифро-история,
код и фото овал.
Человек не увидит лиц и печали слез,
и ему не важен возврат
когда-то пропавших ложек.
В предрассветном тумане
все та же лошадь
жует овёс.
И все так же с вареньем
спешит к медвежонку ёжик.
Человек уходит, когда нет сил
сделать вдох огнивом,
а выдох
словом.
Он уйдет,
проси его, не проси,
он уйдет больным,
он уйдет здоровым.
Слезы с воем оденутся в тишь,
и вскоре
заискрится солнечный
зайчик в ленивой луже.
Дети выйдут
в люди,
но кто-нибудь выйдет
в море —
человеку ни здесь, ни там
проводник не нужен.
Человек уходит,
когда нет снов.
Человек уходит,
когда остыл.
Человек уходит
и от костров,
побросав в огонь
оперенье с крыл.
Человек уходит
одетым
в чужую соль,
Не успев простить и, увы,
не успев проститься.
До свиданья.
Свободно место,
свободна роль.
Оперенье,
истлев,
обернется
