Генеральный, как правило, в разговор не вступал и фривольные темы со своими заместителями не обсуждал. Не по чину. Но по лукавым усмешкам в усы было понятно, что и ему ничто человеческое не чуждо, и Верочкины «вредоносные» флюиды уже успели проникнуть и в его начальственное нутро.
***
Вера Николаевна Криворучко появилась в офисе, как раз под Новый год, вся заснеженная и обледеневшая.
В 93-м ее безжалостно сократили в НИИ федерального значения, несмотря на ученую степень, трезвый холодный ум, трудолюбие и прочие достоинства, прежде так необходимые советской науке. Шесть месяцев она сидела без работы, пока случайно не встретила на улице коллегу с соседней кафедры.
Как оказалось, тот теперь служил охранником в небольшой частной фирме, которую гордо именовал «империей», и был чрезвычайно доволен жизнью.
– Представляешь, жене костюм-джерси купили, детишкам – пальтишки-сапожки, сам, вот, тоже прибарахлился. Глядишь, через годик машину подержанную осилю. Хочешь, и тебя порекомендую?
– Охранником? – горько пошутила Вера и сжала в локте правую руку, демонстрируя хилые бицепсы.
– Ну, зачем же охранником! Ты – женщина видная, симпатичная. У нашего Босса одних секретарей штук шесть! Одна – на телефоне, другая – на факсе, третья – с бутербродами носится… Только он почему-то всегда голодный и поэтому злой, как черт. Ты бутерброды делать умеешь?
– Штук!? Штук шесть, говоришь? Бутерброды? Хорошая перспективка… Куда ж еще седьмую-то брать?
– Не хочешь секретаршей – не надо. Другую должность подыщем. У меня тесть в больших начальниках ходит – «правая рука» Шефа, теща с племянницей – в бухгалтерии подвизаются, два одноклассника – в транспортном отделе. Мы все тут, как одна семья. Один – одного приводит, другой – другого.
– Круговая порука, что ли?
– А как же иначе! Где еще хороших специалистов взять? Мы ж не на Западе, где есть кадровые службы, агентства по найму, кастинги-шмастинги разные и резюме. А за тебя я смело могу поручиться.
– Ну, не знаю…, надо подумать.
– А чего тут думать? Хочешь с голоду пухнуть? Пошли со мной скорее, пока мы в сосульки не превратились. Брр… Холод собачий. У меня обеденный перерыв заканчивается.
Секретарша, так секретарша, – решила про себя Вера, – Нечего привередничать.
***
На…, заполни пока анкету. Босс как раз на месте, только что из Лондона вернулся. Сейчас тебя пригласят, – шепнул коллега-охранник и испарился.
Однако ждать аудиенции пришлось довольно долго. Вера примостилась на стуле в крошечном предбаннике, выполнявшем функции приемной и канцелярии, и принялась исподтишка наблюдать за очаровательными цыпочками – секретаршами.
Все шесть «штук» были налицо и сидели в ужасной тесноте, сбившись в кучу. Одни -тихо переговаривались и жужжали, как пчелки, под перманентное гудение принтеров и факсов, другие – порхали словно бабочки, на лету разбрасывая почту. Телефонные трели звонков изредка прерывались каким-то подозрительным шумом и скрежетом за стеной.
Снег на Вериных сапогах давно растаял, и под ногами струился водяной ручеек. Раздеться ей так никто и не предложил, и девушка ввалилась к Главе Корпорации в расстегнутом пальто, с мокрой шапкой в руках и распаренным, как после бани, лицом.
Ни дорогих картин в золоченых рамах, ни ковров, ни альковных диванов, как рисовалось Вере, в скромно обставленном кабинете не было. И немного отлегло.
***
– Здравствуйте. Я согласна, – прямо с порога сказала она уверенно.
– А я Вам, кажется, еще ничего не предлагал, – ответил Шеф вместо приветствия и углубился в чтение анкеты.
– Профессор Иван Аполинарьевич Криворучко случайно не родственником Вам приходится? Знавал я в Университете одного такого…, раз пять по экономике меня заваливал.
– Это… Это… мой де-дедушка, – вновь оробела девушка.
Но будущий олигарх, похоже, ее не услышал и продолжил изучение досье. Он подбирал персонал исключительно по знакомству и принципу личной преданности. В новой структуре все должно было быть «своим», надежным и проверенным: «свои» заводы, «свой» банк, и, конечно же, «свои» люди.
Впрочем, с последними – владелец Корпорации, в прошлом научный сотрудник, быстро привык обходиться, как с неодушевленными предметами. Попользовался, сколько нужно, и выбросил без сожаления. «Вещи» с неплохими мозгами, в те годы можно было купить задешево. И каждый еще считал за честь поработать в «империи» за любую зарплату. Только не каждого брали…
Кандидаты наук с радостью трудились младшими клерками и секретарями.
– У меня ведь телефонистки, да что телефонистки, уборщицы…, и те с высшим образованием!», – хвастался предприниматель перед другими собратьями по цеху, начинающими бизнесменами. – Кушать-то всем хочется… Так они ничем не брезгуют, за счастье почитают полы в моем офисе поскрести. Им благо, а мне приятно – люблю, когда вокруг интеллектуальные лица.
– По вечерам, наверняка, докторскую пописываете? – спросил благодетель, жестом указывая гостье присесть. – А я вот на кандидатской сломался, бросил. Бизнес, знаете ли, затягивает.
– Какую там… докторскую! Кому это сейчас нужно?! – с грустью ответила Вера.
– А что у вас с языком?
– В смысле?
– Слово «контракт» по-английски как пишется?
– С двумя «си».
– Уверены, что не через «кей»? – пробормотал олигарх себе под нос, что-то зачеркивая в лежащем перед ним листе. – Жаль старика, но придется с ним все-таки расстаться.
Вера пожала плечами, не понимая, о ком идет речь…
– А что же вы до сих пор в верхней одежде? Пальтишко снимите, пожалуйста, и пройдитесь туда-сюда.
– Куда? Сюда? – в недоумении воскликнула девушка, наткнувшись на колченогий стул.
– Ну, и последний вопрос, на который нужно ответить, причем сейчас же, не раздумывая. Как вы себя позиционируете?
– Не понимаю…
– Как специалиста, или… как привлекательную женщину? Красивая и умная – это, извините, парадокс, нонсенс, полный абсурд! Ошибка природы!
– Вообще-то, я сюда ра-работать пришла…
– А жаль…, вы чертовски хорошенькая. Ну, тогда идите, работайте, работайте.
И шеф назначил ее руководителем вновь создаваемого отдела «Внешних сношений» – в единственном числе, без подчиненных.
– Связь будем держать только по пейджеру, – прокричал вслед начальник. – Удобная штуковина, без передатчика. А значит, никто не сможет определить местонахождение этого устройства, ну… и меня заодно, – добавил он с непонятной ехидцей начальник. – Идите и возьмите мой номер абонента в канцелярии. Идите, идите, работайте. Не стойте в дверях столбом, как замороженная.
***
Заморское слово «пейджер», к счастью, вышедшее ныне из обихода, как и сам прибор – приемник персонального вызова, Вера возненавидела с первой минуты. Предшественник мобильного телефона раздражал ее до колик в желудке.
To page! To send a page! Page! Паж, слуга, «мальчик на побегушках»! Вот каким было теперь ее предназначение!
И она отсылала информацию для Шефа-абонента на телефон неведомого ей оператора, и изо дня в день диктовала и диктовала различные сообщения.
– Пейджируйте, Ве… Варя, пейджируете, – язвительно говорил Глава Корпорации, столкнувшись с Верой у дверей своего кабинета.
– А можно зайти, хотя бы на минуту. Ведь невозможно передать цифры по телефону…
– Меня здесь нет! Слышите? Пейджируйте, Ира, пейджируете…, не ленитесь.
– Тамара, – кричал на нее босс при следующем столкновении, – что за чушь вы мне прислали по пейджеру?
– Да это не я…, а телефонистка на станции, наверное, все перепутала. Я же говорила, что цифры… Ну можно зайти…, хоть на 5 сек вместе со сводками, а?
– Вы же знаете, что меня нет, нет и нет! Пейджируйте, Кира, пейджируйте…
***
Перед ней на разложенных газетах сидела крыса с длинным хвостом, наполовину прикрывая жирным телом громкие заголовки: «развитие капитализма в новой России» и «капитализм с человеческим лицом». Звереныш смотрел немигающими глазками и шевелил усищами, дожевывая очередной Верин отчет.
Интересно, это самец или самка? И как себя на моем столе позиционирует?
– Дура ты, Вера, дура, – вдруг сказала крыса и тяпнула ее за протянутый палец.
– Вер, 2 часа ночи. В здании – только ты и кошка, – разбудил ее коллега-охранник, услышав сдавленный стон из комнаты. – Хозяин, единственный в компании полуночник, и тот давно уехал.
– Как уехал? Он же обещал меня сегодня в 12 принять!? А я задремала…, его звонка не услышала.
***
С появлением «Радуги» серая жизнь Веры заиграла новыми красками. Команда провинциалов оказалась молодой, задорной и «разноцветной». Красный, Желтый, Зеленый…
В дни их приезда все вокруг бурлило и кипело. До начала утренних совещаний у Шефа оставалось немного времени, и шустрые заводчане – Генеральный директор и два заместителя – разбегались по кабинетам, как тараканы, стараясь оперативно согласовать наболевшие вопросы с сотрудниками головного офиса. То тут, то там в коридорах раздавался веселый смех приезжих, мигающих, словно новогодние лампочки. Красный, Желтый, Зеленый…
Первым в «гости» всегда наведывался Желтый, то есть первый зам, с неизменной алой розой и томиком Иосифа Бродского в руках.
– Не помешаю? А что Вы делаете сегодня вечером? Не хотите прогуляться при луне, свежим воздухом подышать на сон грядущий?
– Спасибо. У меня сегодня другие планы, – сухо отвечала Вера, свято соблюдая данный Хозяину обет.
Следом подтягивался взрывоопасный Красный.
– Привет, Николавна. И че это ты на нос нацепила? Как хочешь, а я этот «велосипед» прошлого века реквизирую. Ну как, мне идет?
– Ой, извини, случайно вышло, – говорил он минуту спустя, собирая осколки и сдувая стеклянные крошки с осиротевшей оправы. – Так даже лучше будет. Зачем прятать такие безумные…, ой…, безумно красивые глаза.
– А смешная «шишка» у тебя на затылке…, – приставал он снова, дергая несчастную девушку за пучок.
– Как вы смеете, – как можно строже восклицала она, напуская на себя излишнюю суровость.
– Промазала…, промазала… эх ты, Криворучко, – притворно пищал настырный заместитель, уворачиваясь от пощечины. – Бить нужно резко, наотмашь. Вот так!
Ближе к вечеру появлялся и Генеральный. Совсем еще юнец – Зелененький… Сколько ему? Лет 20—25, наверное… Своим вальяжным видом он напоминал молодого русского барина.
– Здравствуй, здравствуй, Веруня, – нарочито басил и окал вошедший, незаметно подсовывая среди бумаг пакетик местных козельских конфет и поглаживая коротко стриженную помещичью бородку, которую завел для пущей важности.
– Отличный контракт у тебя получился… Иностранцы не ожидали, думали, мы – Россия лапотная, а ты им все так культурненько, на двух языках…
Начальница отдела краснела, как гимназистка, и опускала глаза.
– Ешь, ешь не стесняйся. Совсем отощала на хозяйских-то харчах. А мозгу питание нужно.
– Спасибо. Я сладкого не ем. Приберегите свои угощения… эээ… для женщин, – отказывалась Вера ледяным тоном.
Зеленый удивленно вскидывал к небу глаза. О чем это она?
***
Красный, Желтый, Зеленый… Ах, если бы к импозантности Зеленого чуть-чуть добавить озорства и смелости Красного и немножко скромности Желтого, – неожиданно для себя самой размечталась она, как Гоголевская Агафья Тихоновна. Получится…, получится Синий, глубокий синий… или Фиолетовый…
– Нет, и думать не смей! Ты – Ошибка природы! Ты навеки помолвлена с мистером Пейджером, – сказала крыса и укусила ее за второй палец.
***
– Собирайся, Веруша. У нас важная встреча с иноземцами, опаздывать никак нельзя. На карту поставлено новое производство. Сбор, как обычно, внизу, у микроавтобуса.
– Эй, ты что, заснула? Вот тебе гостинец с завода, опытный экземпляр.
Затворница открыла в изумлении глаза и сладко потянулась спросонья, разминая затекшую руку.
– Спасибо. Только я в ближайшее время ремонт делать не собираюсь.
– Обижаешь, подруга… Парфюм! Не хуже французского! Тары только приличной пока не нашлось. Извини, налили в бутылку из-под водки. Зато надолго хватит.
– Спасибо. Я духами не пользуюсь. Женщинам, в канцелярию отнесите. Я скоро, только переоденусь.
***
На улице светило яркое солнце. Вера зажмурилась. Зима-то, оказывается, уже незаметно закончилась… Снег везде растаял, и в образовавшихся на тротуарах лужах купались воробьи. Они оглушительно чирикали, разогретые весенним теплом.
На углу стояла «карета», где поджидали верные «мушкетеры». Красный, Желтый, Зеленый. Они нетерпеливо переминались.
Немного поодаль топтался кто-то еще – четвертый, пока неизвестной окраски. Вера с разбегу перепрыгнула через лужу, распугав всех птиц.
– А вот и я! Заждались?
– Вот, возьмите, первые, весенние, – вдруг сказал незнакомец, вышедший из тени. – На полянке утром насобирал, пока руководство отдыхало. Мы теперь по дороге в Москву остановки делаем, вот я и…
Он протянул пучок пожелтевшей прошлогодней травы, среди которой угадывались поникшие головки каких-то синих цветов. Жалкое зрелище.
– Пролески, по-моему, называются. Только осторожно, белые ручки свои об корешки не испачкайте. Земля в лесу еще сырая, влажная. Я, представляете, весь перемазался, пока их выдергивал… Жуть! – добавил пришелец и круто развернулся на каблуках в сторону машины.
Спина. Знакомая спина в кожаной куртке. Где? Где она могла ее видеть? Как же она сразу не догадалась? Вот, сосулька замороженная. Ничего не замечала. Растяпа близорукая. Это же… Синий! Синий!
– Постойте, подождите… Спасибо! – Вера рванулась и чмокнула водителя в щеку.
Трехглавое руководство разинуло рты.
– Видали? – победоносно произнес шофер, глядя на оторопевших начальников.
– А вы говорили – розы, розы… Эх, ничего-то вы в женщинах не понимаете, козлы старые…
– Поехали, Верочка. Карета подана.
Она напоследок подставила солнцу бледное лицо, на котором уже успели проступить рыжие веснушки, постояла еще минуту и вприпрыжку побежала к автомобилю, прижимая к груди полузасохший букетик с комьями весенней грязи.
КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ
(А не попить ли нам пивка? – очень «страшная» сказка-быль)
Их помещают на эту Землю, чтобы любить,
развлекать… и раздражать друг друга.
(Народный фольклор)
Зевалось. Зевалось так, что сводило скулы.
Перед началом летней сессии наступила невыносимая липкая жара, настоящее пекло. В аудитории было душно. Открытые окна и двери не спасали.
Разморенный профессор вяло переползал от одного края доски к другому и пытался вдолбить длинные формулы в одурманенные зноем студенческие головы. Своим видом он напоминал вареного рака – покрасневшая голова, лишенная остатков волос, и растопыренные, испачканные мелом руки-клешни.
Время от времени преподаватель останавливался и вытирал клетчатым носовым платком капли пота на блестящей лысине. Запотевшие очки. Невидящий взгляд. И пара-тройка отличников в первых рядах, расплывавшихся в мутных линзах.
Сонное царство «галерки» тоже было полупустым. Самонадеянные пятикурсники не баловали своим посещением – дипломы, итак, почти в кармане.
Мишка и Алик сидели, как всегда возле двери, низко опустив головы. Два друга – не разлей вода.
Алик высшую математику, равно как остальные точные науки, мягко говоря, не любил. С раннего детства он мечтал стать моряком и грезил о дальних странствиях. Поля его конспектов были изрисованы старинными парусниками – фрегатами и каравеллами, которые нерадивый студент изображал от скуки во время лекций.
Он любовно прорисовывал грот-мачту какого-то судна, когда услышал приглушенный шепот приятеля:
– Может, рванем по пиву?
«Художник» не заставил себя долго уговаривать. И как только преподаватель в очередной раз повернулся к аудитории спиной, друзья тихонько выскользнули в широко распахнутую дверь.
***
Прилежная первокурсница Маргарита сидела в первом ряду, вглядывалась в испещренную значками доску, но ничего не могла разобрать – строчки формул сливались. Непослушные пальцы выводили какие-то каракули вместо цифр. Голова болела нестерпимо, кости ломило, тело сотрясал озноб.
Причиной тому была простуда, которую девушка умудрилась подхватить, выпив ледяной воды. Злосчастная простуда! Летом, в такую-то погоду! Да еще так некстати – на носу экзамены. Болезненное состояние усугублялось духотой и неизбежным запахом пота в переполненной аудитории. Несмотря на жару, маленький зал был забит до отказа – первокурсникам прогуливать не полагалось.
Едва дождавшись перерыва, Маргарита вышла. На улице оказалось еще хуже, чем в помещении. Немилосердное солнце прожигало насквозь, температура зашкаливала, и жирный серый асфальт плавился под ногами.
Она не помнила, как добралась до остановки и как вошла в сорок третий троллейбус, который неторопливо повез ее к дому. Он, видимо, тоже устал от жары.
***
Алик и Мишка зашли в близлежащий пивной бар, где царила спасительная прохлада. Но, увы, яблоку было негде упасть. Сообразительная студенческая братия уже с утра оккупировала все столики, а также места у стойки.
Разочарованные друзья отправились в соседнее кафе. Там их ожидала та же неутешительная картина. Не повезло им и в третьем, и в четвертом заведении общепита. Казалось, что сегодня весь город только и делал, что пил пиво, соки и минералку.
Прогульщики добрели до троллейбусной остановки, рядом с которой примостилась ржавая квасная бочка. Солнце продолжало палить нещадно, раскаляя железную емкость.
– Фу, гадость, какая, – сказал Алик, выплевывая теплую прокисшую жидкость, – пить невозможно.
– Айда, ко мне! – предложил он, внезапно вспомнив о нескольких бутылочках импортного пива, стоящих дома в холодильнике, – Вот, как раз и сорок третий подходит…
***
Маргарита с трудом вставила ключ в замочную скважину. Провернула, как обычно, два раза, но дверь не открылась. Ну и день! Ключ и тот бастует! Девушка долго возилась, пытаясь справиться с дрожью в пальцах, но в конце концов, кое-как совладала с замком. Она постояла минуту-другую, опершись о косяк, и ввалилась в квартиру.
Первым делом больная прошла на кухню и нашла в аптечке коробочку с аспирином. Упаковка была подозрительно легкой. Однако опасения оказались напрасны – на дне пластикового пузырька еще бренчало несколько таблеток. Раз, два… пять. Этого точно должно хватить, чтобы сбить температуру.
Прихватив с собой остатки лекарства, несчастная направилась в гостиную. Задернула плотные шторы, чтобы свет не резал глаза, и бухнулась на диван, как есть, не переодевшись.
***
Через полчаса жаропонижающее начало действовать, и стало немного легче. Для верности Рита решила выпить еще пару оставшихся таблеток.
Вот теперь, можно и поспать, и все будет в порядке. Нет, нет, не все… Надо бы сухую рубашку надеть, как учили родители, а она во всем привыкла слушаться советов старших.
По правилам полагалось также ноги укутать чем-нибудь легким и теплым. Под руку подвернулся пушистый плед – как раз кстати. Больная свернулась клубком и закрыла глаза. Вот сейчас, кажется, все…
Но блаженство продолжалось недолго. В коридоре послышался какой-то шум. То ли сквозняк, то ли… По всей видимости, она забыла закрыть входную дверь. Вставать было неохота. Но что делать? Вдруг обворуют… или уже? И девушка в полусонном состоянии поспешила в прихожую.
Дверь была открыта настежь, то есть пребывала в том же виде, в каком ее бросила ничего не соображающая Маргарита.
Девушка с опаской выглянула на лестницу. Кругом – тишина. Да и кому здесь быть? День-деньской, жильцы – на работе. Следов посторонних в квартире нет, все вещи вроде на месте…
Рита облегченно вздохнула и по привычке задвинула массивную щеколду – странное приспособление, которое не встретишь в стандартных московских жилищах. Настоящий металлический засов, шириной сантиметров восемь, в полуметре от пола, установленный отцом в те стародавние времена, когда дочка ростом была от горшка два вершка и не дотягивалась до обычного замка. Ее нередко оставляли дома одну и приучили закрывать и открывать задвижку только своим, домашним.
Почувствовав себя в безопасности, больная снова вернулась на уютный диван. По дороге прихватила со стеллажа с книгами любимую «Королеву Марго» и с наслаждением улеглась на мягких подушках под пледом, укутавшись с головой…
***
Следует заметить, что Рита с раннего детства обожала читать, особенно во время болезни. К несчастью, простужалась она довольно часто и хворала тяжело, всегда с высокой температурой. Родители, оба врачи, укладывали ее в кровать не меньше, чем на неделю. И тогда спасением становилась художественная литература, отвлекавшая от недомогания. Девочка обкладывала постель целыми кипами книг и журналов и штудировала их запоем с утра до глубокой ночи, с небольшими перерывами на прием пищи, лекарств и необходимые процедуры.
Устроившись с комфортом, заболевшая углубилась в интриги французского двора Екатерины Медичи при тусклом свете ночника над диваном.
Вскоре буквы заплясали перед глазами, навалилась усталость, и жуткая слабость вновь разлилась по телу. Семь таблеток аспирина – дело нешуточное. Веки отяжелели. Книжка выпала из рук. Маргарита куда-то проваливалась…
***
При повороте ключа раздался привычный сухой щелчок, но дверь не поддалась. Алик в недоумении несколько раз подергал за ручку, нетерпеливо постучал ногой и навалился плечом. Бесполезно – дверь была заперта изнутри на засов. Дома, оказывается, кто-то был. Но кто? Отец – в командировке, мать – до вечера на работе, сеструха – в институте.
– Ну, падла! – вдруг грязно выругался Алик, при этом почему-то злобно посмотрев на Мишку.
– А я-то тут причем? – обиделся тот. – За падлу ответишь!
– Да я не про тебя, Миш. Прости.
Сестра, конечно, сестра. Маргарита! Больше ведь некому! Детство вспомнила – на щеколду заперлась. Злыдня! Мало того, что притащилась домой не вовремя, еще и задвижка…
***
Надо сказать, что Алик ненавидел младшую сестру еще сильнее, чем математику.
Он невзлюбил Ритку с той самой минуты, когда ему впервые показали пищащий «комок», принесенный из роддома. Алик не выносил ее плача, а еще больше – умильного сюсюканья взрослых.
Мама, папа, бабушка! Куда там! Вся вселенная стала вращаться вокруг сестры! Книжку почитаем завтра, а сейчас некогда – у малышки болит животик… Зоопарк сегодня отменяется… Предатели!
Однако одним зоопарком не кончилось… Зоопарк он мог бы перетерпеть. Каждый день только и слышно было: «Алик, дай Риточке соску! Алик, покачай коляску! Принеси сухую пеленку… Ты теперь главный помощник». Нашли дурака! Не слишком ли много поручений для пятилетнего мальчика?!
***
В восемь лет ему уже доверялось выгуливать сестру во дворе. Худшего наказания и придумать нельзя! В отместку он исподтишка ломал сделанные Ритой куличики, обсыпал песком, а затем уводил домой – грязную и зареванную. Пусть родители видят, пусть видят, что он никак не может справиться с непослушным ребенком. Пусть видят… и накажут… не его – ее.
Безрезультатно… Никто не слушал его объяснений. Он и в двенадцать продолжал «пасти» ненавистное семилетнее создание, которое сковывало его по рукам и ногам. «Алик, возьми сестренку поиграть в казаки-разбойники! Ничего, что другие мальчишки смеяться будут! Ты – старший брат, ты обязан ее защищать!».
Обязан, должен… Никому и ничего он не он должен!
И тогда старший брат начал отыгрываться за дневные «дежурства» по ночам. Дети, хоть и подросли, по-прежнему спали в одной комнате, и он принялся рассказывать сестре страшные сказки перед сном.
– В одном черном-пречерном городе появилось черное-пречерное Чудовище, которое хватало кровавой рукой маленьких непослушных девочек, – шептал в самое ухо зловредный мальчишка, наклонившись и растопырив руки.
Его всегда забавляло, как перепуганная на смерть девочка, поскуливая от ужаса, пряталась и дрожала под одеялом. Вот, умора!
После услышанных жутких историй сестру стали преследовать ночные кошмары. Порой она просыпалась от слез и собственного крика. Спать, зараза, мешала, но ничего, можно и потерпеть. Пусть родители знают, пусть знают, какая Ритка нервная и психованная, авось, уберут ее куда-нибудь из общей спальни.
А мать с отцом, заслышав шум, особого значения не придавали и только вздыхали: детская жестокость пройдет, повзрослеют – подружатся.
Когда запас ужастиков исчерпался, у Алика появилась новая затея – подкарауливать и пугать трусиху в темноте, по дороге в туалет. Иногда он крался за сестрой по пятам, закутавшись в белую простыню, тихо подвывая, а иногда – еще и подсвечивал лицо карманным фонариком снизу, так чтобы любая гримаса делалась во сто крат страшней.