Тельняшка. Автобиографическая повесть
Бухта Сидими по праву считается одним из красивейших мест в Приморье.
На побережье этой замечательный бухты и расположилось селение, которое ранее называли Сидими, а ныне оно имело вполне непритязательное название – Безверхово.
Некогда это было вовсе не село, а поместье, которое принадлежало легендарному пану Янковскому, в честь которого и был назван полуостров.
По свидетельствам тогдашних современников, «природа тех мест удивляла разнообразием – здесь были и морские берега, и буйные леса, и холмы, и заливные луга, и дикие лагуны».
Стоял тёплый сентябрьский день. Мы подготовили самоходку к рейсу – запустили двигатель, отсоединили береговое питание, проверили работоспособность бортовой радиостанции. Кроме того, по распоряжению капитана, я набрал полные анкерки пресной воды и получил у начальника станции сухой паёк. В море ведь может произойти всякое, поэтому запасы воды и еды – необходимость.
Когда все приготовления были окончены, я отдал швартовные концы, и баржа нехотя отвалила от причала. Капитан, ловко орудуя штурвалом, газом и реверсом, развернул баржу и направил её на выход из ковша водной станции.
Самоходка плавно скользила по акватории Амурского залива. Убедившись, что мы легли на правильный курс, Юра передал мне штурвал, а сам достал из рундука навигационную карту и аккуратно, с присущей штурману сноровкой, развернул её на столе, и принялся изучать подходы к Сидими.
Я пристально вглядывался в линию горизонта, где отчётливо виднелся контур полуострова Ломоносова. Море было совершенно спокойным, дизель тихонько урчал, а за кормой белой пенной вздымался и таял кильватерный след.
Мерное урчание дизеля постепенно погрузило меня в гипнотическое состояние, отчего на меня нахлынули воспоминания минувшего лета, в самом финале которого мы с друзьями отправились в поход, между прочим, именно в бухту Сидими, куда сейчас я и правил баржу.
А дело было так.
После окончания вступительных экзаменов мы с приятелями решили отправиться в поход.
Наш выбор пал на бухту Нарва, которая была знаменита своими песчаными пляжами и чистой морской водой. Добирались до места сперва на катере, а затем пешком, навьючившись рюкзаками и палатками, мужественно преодолевая препятствия в виде речушек и проток.
Изначально в поход собирались идти без девушек. Мол, будем пить вино, играть на гитарах, купаться, загорать и ловить рыбу. Но перед самым походом один из моих товарищей предложил взять с собой двух девчонок, которые, по дошедшим до меня слухам, были в него по уши влюблены.
У меня как-то в голове не укладывалось, что в одного парня одновременно могут влюбиться две девчонки. Но ведь жизнь – штука сложная, а, как известно, в жизни всё может быть.
Словом, девчонки так девчонки! Ну куда без них? Тем более, что мы с ними не были знакомы, а посему – никаких душевных волнений не предвиделось.
Добравшись до места стоянки, мы разбили палаточный городок. Девчонки быстро влились в нашу дружную компанию и не причиняли нам никакого беспокойства.
Было приятно просыпаться утром, подставляя своё лицо восходящему солнцу и окунаться в прохладную морскую воду.
А на следующий день пошёл страшный дождь, и мы всей честной компанией, забравшись в большую армейскую палатку, пели песни под гитару.
Вечерами мы разжигали огонь, и, сидя у костра, пили шампанское и вино, любуясь мириадами звёзд, рассыпанных на ночном небосклоне.
Три дня счастья, которые отпечатались в моей памяти навсегда!
В последний день нашего замечательного отдыха в Нарве на море разразился сильный шторм, и нам пришлось сворачивать свой лагерь. По счастью, за нами пришёл буксир, капитаном которого был отец того самого парня, который пригласил девчонок.
Буксир шкивало и бросало из стороны в сторону, словно щепку в бушующем море.
По своему обыкновению, я испытал приступ сильнейшего аппетита во время качки и принял приглашение капитана отобедать в кают-компании. Поскольку от морской болезни страдали все мои товарищи, и ни один из них не согласился составить мне компанию, то обедать отправился я один.
Каково же было моё удивление, когда ко мне присоединилась одна из девочек, которую звали Таня. Оказалось, что её подруга осталась на мостике дышать свежим морским воздухом, а Таня туда подниматься не захотела и осталась с нами внизу.
Морской болезнью она, по счастью, не страдала, в отличие от моих сотоварищей, и составила мне отличную компанию за обедом.
Мы с большим аппетитом уплетали флотский борщ, а потом пили компот с печеньем. Болтали о всякой ерунде, смеялись, и нам было весело и хорошо вместе!
Буксир благополучно доставил нас в город, и мы расстались с девчонками, поблагодарив друг друга за хорошую компанию и прекрасно проведённое время. Жизнь вернулась в своё привычное русло, а я всё никак не мог забыть Таню. Всё время думал о ней, но так и не решался узнать у своего товарища её номер телефона.
Да и зачем? Ведь в неё был влюблён мой друг, и, вероятно, она была влюблена в него…
Стоя в рубке самоходки и пялясь в иллюминатор, я думал о том памятном походе.
Чем отчётливее становились очертания мыса Ломоносова, тем более отчётливо я вспоминал все детали нашего похода и тот момент, когда на меня нахлынуло чувство, от которого так непросто было избавиться.
Неожиданно прозвучавший из динамика голос вернул меня в реальность происходящего.
Мы вошли в пограничную зону, и по радио нас запрашивал пограничный пост с позывным «Лебедь».
– Судно, судно, следующее курсом 210 градусов на удалении трёх морских миль от мыса Ломоносова, ответь Лебедю-24, – раздалось из динамика.
Юра взял микрофон радиостанции, отжал тангенту и произнёс:
– Лебедь-24, я самоходная баржа «Восток-35», следую из Владивостока в Безверхово.
– Вас понял, Восток-35, с какой целью следуете в Безверхово?
– Лебедь-24, следую на морскую базу ДВВИМУ.
– Добро, Восток-35, счастливого плавания, конец связи!
– Спасибо, Лебедь-24, конец связи!
– Слышал?! – улыбнулся Юра. – И на суше, и на море – пограничники в дозоре! – и подмигнул мне.
Мы дружно рассмеялись, Юра принял у меня штурвал, поскольку мы приближались к берегу.
Впереди показались ворота бухты Сидими – остров Кроличий, на котором расположился маяк с одноимённым названием.
Обогнув Кроличий, мы сбавили ход и медленно стали подходить к берегу.
На побережье виднелись постройки, выполненные в виде деревянных одноэтажных домиков.
– Вот и приехали! – сосредоточенно произнёс Юра, и в этот самый момент баржа уткнулась носовой частью в пологий берег.
Он включил реверс, позади баржи показалась белая пена, взбитая работающими на задний ход винтами. После чего баржа остановилась на месте как вкопанная. Юра включил гидравлический привод, и тяжёлая стальная аппарель со скрипом опустилась на морской берег.
Сидими8
В это время у Гаутамы родился сын, но в ту же ночь молодой отец тайно бежал из дома и стал бродячим нищим отшельником (бхикшу, или шрамана, что буквальном переводе и означает «нищий»).
Сначала он вместе с пятью своими сотоварищами изнурял плоть в поисках истины, но истина никак ему не давалась.
Тогда он ушёл от них, сел под смоковницу (потом она получила название дерева бодхи, то есть просветления) и сказал себе, что не встанет с места, пока его не посетит откровение и просветление.
Через 49 дней без еды (по странному совпадению, столько же болтались на барже Т-36 советские солдаты Зиганшин, Федотов, Поплавский и ещё один – забыл фамилию, но буддистами не стали), превозмогая интриги и соблазны демона Мары, он вдруг понял главную истину: жизнь есть страдание.
Он стал Буддой (просветлённым). Он стал татхагатой (в переводе – тот, который так достиг).
Валерий Лебедев, из статьи «Почему буддизм не поможет науке»Баржа стояла у берега, уткнувшись аппарелью в прибрежную гальку. Чтобы привлечь к себе внимание, Юра включил сирену, и над Сидими раздался протяжный вой, который эхом прокатился по всему побережью.
Не прошло и пяти минут, как на берегу появился человек.
Этим человеком оказался легендарный смотритель базы – Александр Воробьёв, известный в узких кругах как Воробей.
Прозвище этого человека совершенно не сочеталось с его колоритной внешностью. Таких людей обычно в народе называют человек-гора.
Росту в нём было более двух метров, а лицо было покрыто густой бородой. Одет он был в военную форму, отчего походил на заправского пограничника, несущего службу на забытой богом заставе.
Тяжёлой поступью он направлялся к нашей самоходке.
О Воробье в нашем училище ходили легенды.
Поговаривал о том, что этот человек – нелюдим, в городе появляется редко, и что круглый год проводит на своей базе в Сидими.
Жил Воробьёв в каменном доме дореволюционной постройки, по слухам, некогда принадлежащем графу Янковскому.
Он был не просто смотрителем базы, а по сути её хозяином.
Летом здесь проходили шлюпочную практику курсанты нашего училища, и здесь же в летних домиках отдыхали сотрудники и преподаватели. Зимой база пустовала, и Воробьёв с дозором, как некрасовский Мороз-воевода, ежедневно «обходил владенья свои».
Частыми гостями в имении Воробьёва было пограничное начальство с безверховской заставы.
Местные жители Воробья побаивались, а посему обходили базу стороной.
Поговаривали, что Воробей временами крепко выпивал, а когда выпивал – начинал чудить.
В доме у него был целый арсенал холодного и огнестрельного оружия, а также обмундирования, подаренного щедрыми стражами рубежей.
После крепких возлияний он выходил из своей усадьбы в полном обмундировании – в каске, с маузером наперевес и шашкой наголо. Побродив в таком виде по территории базы, он возвращался в дом и крепко-накрепко засыпал. Очевидцы рассказывали, что при этом храп раздавался на всё бывшее поместье Янковских.
Вот таким человеком был наш смотритель…
Но одно дело сто раз услышать, а другое дело – один раз увидеть. Мы вышли к нему навстречу и стали ждать, когда он приблизится к барже.
Дом Янковского в Сидими
На борту нашей баржи были продукты, стройматериалы и несколько катамаранов, очевидно предназначенных для отдыхающих.
Наконец Воробьёв подошёл к нам и приветствовал крепким рукопожатием. Он любезно предложил нам отобедать вместе с ним, но от обеда мы отказались – нужно было разгружать баржу и идти в бухту Нарва за песком.
Первыми вытащили на берег катамараны, а затем выгрузили мешки с картошкой, коробки с консервами. Доски выгружали на берег в самом конце, эти горбыли были весьма длинными, и поэтому их приходилось аккуратно подхватывать с обоих концов, чтобы не вогнать занозы в ладони, и потихоньку спускать по аппарели на берег.
Когда разгрузка была окончена, Воробьёв ушёл в дом и вернулся пакетом, в который он аккуратно сложил для нас овощи, выращенные им на собственном огороде.
Глядя на этого большого человека, я подумал, что он вовсе не свирепый, как говаривали о нём в народе, а вполне симпатичный и добрый человек.
Пожав на прощание друг другу руки, мы расстались с ним и поднялись на борт баржи.
Юра запустил двигатель, поднял аппарель и, напоследок погудев сиреной, отошёл от берега.
Воробьёв помахал нам своей богатырской рукой и побрёл к усадьбе.
Мы обогнули остров Кроличий и направились в направлении, где раскинулись песчаные дюны бухты Нарва.
Наш путь лежал к песчаным карьерам, где черпали песок и грузили его в огромных количествах на плашкоуты.
Мы ошвартовали самоходку у одного из плашкоутов, служивших своеобразным пирсом для буксиров.
– Оставайся здесь и следи за швартовными концами, – сказал Юра, а сам вытащил трёхлитровую банку с прозрачной жидкостью и отправился к крановщику.
После непродолжительных переговоров с «крановым» Юра вернулся на баржу и радостно сообщил:
– Сейчас нас без очереди загрузят, и пойдём домой!
– А почему без очереди и что за банка с жидкостью, которую ты сейчас отдал «крановому»?
– Понимаешь, нам для хозяйственных нужд понадобилась пара тонн песка. Вот за эту банку мы песок и получим. Соображать надо, юнга!
– Так это спирт! – вырвалось у меня непроизвольно.
– Соображаешь! Причём чистый, медицинский! – сказал Юра и подмигнул мне, а я в свою очередь подмигнул ему.
Бухта Нарва
Меж тем кран медленно развернул свой стальной клюв в нашу сторону и ловко зачерпнул грейфером песок из карьера.
Мы стояли в рубке и наблюдали, как ловко кран черпает песок и высыпает его на борт нашей самоходки. Через пятнадцать минут у нас на борту образовался целый курган из песка, и баржа просела под тяжестью груза так, что с борта до воды легко можно было дотянуться рукой.
После очередной порции песка крановщик выглянул из своей будки и подал сигнал рукой, что, очевидно, означало окончание погрузки. Юра в ответ отсалютовал ему и дал мне команду отдавать концы.
Мы медленно выползли из карьеров и направились в сторону Сидими. Но стоило нам дать полный ход, как самоходку сильно тряхануло, словно в лихорадке, и дизель, обдав нас на прощание сизым клубом дыма, заглох.
– Всё, пи@дец, приехали! – воскликнул Юра и в сердцах бросил штурвал. – Полезли в машину, посмотрим, что случилось.
В машинное отделение вёл люк, который находился прямо в рубке. Мы отдраили люк и по одному, друг за другом, осторожно спустились вниз.
Баржу медленно покачивало на волнах, отчего мне в голову стали приходить дурные мысли.
Связаться с пограничниками и попросить помощи у них мы не могли, поскольку имели на борту контрабандный груз в виде песка, документов на который у нас, естественно, не было. Катеров поблизости не наблюдалось, а значит, и помощи просить было не у кого.
Юра внимательно осмотрел дизель. Нужно сказать, что дизель по тем временам у нас стоял вполне надёжный. Такие дизели устанавливались на танках.
Не мудрствуя лукаво, корабелы использовали танковые дизели на самоходных баржах, справедливо полагая, что самоходная баржа подобна танку, только плавающему.
Но, поскольку среди нашего немногочисленного экипажа механиков и мотористов не наблюдалось, то самостоятельно разобраться с дизелем в экстремальных условиях не представлялось возможным.
– Уровень масла в норме, охлаждение тоже в норме. Хрен знает, что с ним, – пробурчал Юра. – Будем пробовать завести, другого выхода у нас нет. Если не получится, тогда свяжемся по рации с водной станцией и вызовем на помощь катер.
Удивительно, но Юра в эту трудную минуту не терял самообладания, хотя баржу достаточно далеко отнесло ветром и течением от заветного песчаного берега.
– Оставайся здесь и понаблюдай за дизелем, а я поднимусь в рубку и поработаю стартером, – сказал он и полез по трапу наверх.
В течение получаса Юра пытался завести дизель, но всё безуспешно. А меж тем баржу относило всё дальше и дальше от берега, ветер крепчал, а наше положение становилось всё более и более критичным.
Я поднялся наверх. Юра в задумчивости стоял возле иллюминатора. На его лице я не прочитал ни отчаяния, ни растерянности.
– Что будем делать, капитан? – осторожно спросил я.
– Ты в Японии был? – отозвался Юра.
– Нет, не был, – ответил я.
– Значит, будешь. Ветер отжимной, ежели не заведёмся, то через пару дней нас в аккурат к Японии и прибьёт. Наберём там жвачки и обратно – домой!
– А рация, у нас ведь есть рация! Свяжемся с пограничниками, попросим помощи!
– Рация-то у нас есть, да только батареи на ней сели. Одно название – «Берёзка»! Ведь зарядил их прямо перед самым рейсом на станции, а зарядки хватило только на один сеанс связи с погранцами.
Меня охватил ужас! Я вспомнил трагедию, которая случилась с нашими советскими пограничниками, которых на самоходной барже, подобной нашей, вынесло во время шторма в открытое море.
Этот случай был описан в школьных учебниках как пример героизма советских людей. Насколько я помню, тогда пограничники, которые находились на борту этой злосчастной баржи, чуть не умерли от жажды и голода, но продержались в бушующем океане на дрейфующей барже ровно 49 дней.
По счастью, у нас на борту был запас пресной воды и перед отходом мы получили сухой паёк, так что голодная смерть нам не грозила, во всяком случае в ближайшую пару дней. К тому же Воробьёв нам презентовал целый пакет с овощами, к которым мы так и не притронулись.
– В общем так, юнга! Не дрейфь! Я займусь дизелем, а ты внимательно смотри по сторонам – как только увидишь какой-нибудь катер или буксир, сразу же сообщи мне, будем подавать сигналы бедствия.
Я остался на палубе, а Юра ушёл в рубку и начал крутить стартер! И, о чудо! Дизель вдруг завёлся! Мы оказались опять на ходу!
– Свистать всех наверх! – радостно выкрикнул Юра, высунувшись из надстройки.
После чего он дал ход, и старушка-баржа, обильно выпуская сизые клубы дыма, поползла в нужном нам направлении, медленно набирая обороты.
До водной станции оставалось около полутора часов ходу, а посему я открыл консервы, порезал овощи, и мы впервые за целый день скитаний по Амурскому заливу приступили к трапезе.
– Видно, не судьба попасть тебе в Японию, юнга! – подшучивал надо мной Юра, с аппетитом поглощая воробьёвские помидоры.
– Ничего, главное, что я сегодня попаду домой! – отшучивался я.
Переход до водной станции прошёл без происшествий, и на закате дня мы успешно ошвартовались у родного пирса.
Так прошёл первый мой рейс на барже, наполненный событиями и приключениями.
И как говорится в таких случаях, хорошо то, что хорошо кончается!
День селёдки
На вольных и могучих берегах,
В огромных современных городах,
Где вверх из труб выходит сизый дым,
Где трудно оставаться молодым.
Живут они, не ведая тоски.
В домах призренья веселятся старики.
И водят мужики грузовики,
Уходят с песней в море рыбаки.
Фёдор Чистяков & рок-группа «Ноль», песня «Северное буги» из альбома «Северное буги»Мы сделали несколько рейсов в Сидими до наступления холодов. Обеспечив Воробьёва всем необходимым для зимовки, наша самоходка на некоторое время осталась без работы.
Однажды Юра вернулся после очередного совещания у Бурика.
Вид у капитана был несколько озадаченный, но вместе с тем весьма и весьма довольный.
– Борис Валентинович поручил нам архиважное дело! – сообщил он. – Нужно срочно раздобыть у начальника станции пару ПСН9!
– А зачем нам столько ПСН? – поинтересовался я.
– Будем возить пассажиров, а ПСН у нас на борту всего один, вот Бурик и распорядился одолжить ещё пару плотов у начальника водной станции, – пояснил Юра.
– И куда же мы будем возить столько пассажиров? – не унимался я.
– На рыбалку, мой юный друг! С понедельника начинается лицензионный лов селёдки в Уссурийском заливе. От нашей водной станции для сотрудников училища выделяют два катера – нашу баржу и ВРД. Короче, через три дня наша самоходка должна быть полностью готова к бою и походу! – отрезал Юра и направился к начальнику станции решать вопрос со спасательными плотами для нашей баржи.
Силы небесные! Мы будем ходить на рыбалку! Ведь о такой работе можно было только мечтать!
«Всё-таки хорошо, что я не устроился к Шевчуку дворником на полставки, а добился назначения на баржу!» – подумал я, глядя, как Юра бодрой походкой направляется к диспетчерской.
Сказать по правде, я с детства увлекался рыбалкой.
Любовь к рыбалке мне привил мой дядя, который, видя, как я слоняюсь по помойкам и жгу с пацанами костры, приложил немалые усилия для того, чтобы направить мою энергию и азарт в нужное русло.
А посему, со временем пристрастившись к рыбалке, я проводил дни напролёт с удочкой на побережье залива, в перерывах между утренним и вечерним клёвом посещая школьные занятия.
На рыбалку я ходил круглый год: летом ловил морского окуня, краснопёрку и камбалу, весной и осенью – корюшку, ну а зимой выходил на лёд – добывал корюшку, зубатку, камбалу и навагу.
Словом, к своим 17 годам я уже был рыбаком с весьма солидным стажем.
Однако селёдку ловить мне ещё не доводилось.
Наверняка многие из нас хотя бы раз покупали тихоокеанскую сельдь, что продавалась в круглых жестяных банках.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Повседневность, англ.
2
Плавательная практика на борту морского судна.
3
Циклевание (циклёвка) – технология выравнивания деревянных поверхностей скоблением.
4
Так в России на гражданском флоте называют старшего помощника капитана. В переводе с английского «Chief Mate» – власть исполнительная.
5
Кладовая на баке (носовой части) судна.
6
К первому поясу относились Москва и Ленинград, а также столицы союзных республик, прибалтийские республики и закрытые административно-территориальные образования, к третьему – районы Крайнего Севера, Колыма, Новая Земля. Во второй ценовой пояс входила остальная территория СССР. В первом поясе продукты были самыми дешёвыми, а в третьем, напротив, самыми дорогими: в крупных промышленных центрах товары производились и транспортировались с минимальными издержками.
7
Так на судне называют капитана, от английского – «master», что в переводе означает «хозяин».
8
Получила название от реки Нарва, носившей до 1972 года имя Сидими или Сидеми (с ударением на последний слог), протекает в Хасанском районе Приморского края. В китайской географии эта река известна как Эцзими, Ицзими. На русских картах и в работах издания 60-х годов и позже она именуется неодинаково: Нидзими, Сидими, Седими, Сидеми
9
Плот спасательный надувной.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги