Баловень удачи и остальные причастные

И только в воскресенье он выгоняет из гаража свой «жигуленок», модель номер два волжской копии «Фиата», и везет маман по всем важным, намеченным ею за неделю городским продовольственным и промтоварным точкам, также по гостям и ее подругам. Эти вояжи ему явно не доставляют назначенного удовольствия от выходного дня, и теперь я, кажется, начинаю понимать, почему он настоятельно стал меня просить хотя бы через неделю по воскресеньям бывать дома, особенно после того, как позапрошлой осенью я получил водительские права. Нетрудно догадаться, что за этим кроется, но у меня, к сожалению, не всегда получается пропускать внеаудиторные дополнительные занятия по дисциплинам курса.

Нет, ну это конечно все хорошо… Но день-то сегодня какой выдался на дворе! Просто чудо! Кстати, и не очень жарко. В эту пору июль у нас обычно бывает несносен.

Я выступил на балкон, окинул глазом вольнолюбивые просторы нашего утопающего в зелени двора; у меня сразу словно крылья выросли. Как все-таки здесь замечательно: свободно, легко, и даже немного волнительно.

Да ребята: вот тут я вырос, ходил в школу, окончил ее, учиться дальше пошел, вон наше футбольное поле, летняя киноплощадка, стол наших старших для доминошных баталий и иных застолий, беседки. Вроде бы ты уже одной ногой во взрослой жизни, а другой еще в нашем дворе, который как дает о себе знать и не отпускает.

– Евгений – слышу прямо под собой знакомый голос. Евгений, добрый день. Здравствуйте!

Ну, вот началось. И полетать в воспоминаниях не дали! Только разошелся…

Прямо под нашим балконом, как по заказу, уже проявился всепогодный и неистребимый друг нашей семьи, постоянный партнер моего отца по домашним шахматам, нардам, и другим отвлекательным азартным играм и тоже жилец нашего дома, нашего подъезда, но с первого этажа Осип Никифорович Кудря – Необачный.

Да-да, именно так – товарищ Осип Никифорович Кудря – Необачный.

Фамилия ему такая выпала для жизни – тоже бывает; не каждому кстати, случается. А ему вот получилось: личное, официально разрешенное, прямо как по паспорту.

Но можно и более почитательно: Великий Нео. Ему очень нравится, когда я его так называю. Правда, кроме меня его редко кто так возносит, но с этим он тоже мирится.

Откуда ему такая фамилия досталась, он и сам не знает, или притворяется, что не знает:

– А что тут такого, я не понимаю?! Значит – фамилию Мамин-Сибиряк можно, Новиков – Прибой – тоже, Петров – Водкин – да, Катин-Ярцев – тоже хорошо, даже Панкратов – Черный разрешается, а Кудря – Необачный, чем хуже других? Чем плохая фамилия?

Он говорит, что его фамилия это украинская ветвь от старинной дворянской румынской фамилии. И самое интересное, что ему никто не возражает по случаю, даже Алексей Петрович, наш бывший участковый.

А мой батя еще имеет свойство при случае приукрасить его придворный статус загадочным заграничным словом эффенди. В его устах в сражении за шахматным столом оно звучит эффектно и еще более почитательнее:

– Ваш ход, эффенди, уважаемый Осип Никифырч!

Кстати, титулом эффенди Осип Никифоровича наградил наш сосед, моряк Валерка Арцибашев, когда года два назад отдыхал у родителей, после очередного рейса. Говорят, эфенди — считается почетным званием в Турции (по секрету скажу: местные во дворе за глаза его называют – тот еще Жмурик, или совсем по простому – Пузенчик).

Меня Осип Никифорович особенно начал доставать всякими практическими юридическими вопросами с той поры, как я начал изучать основы правоведения в университете.

Великий Нео – человек знаменитый не только в окрестностях нашего двора, но даже можно сказать во всесоюзном масштабе.

Обществу он себя представляет как Осип Никифорович, хотя по паспорту, я сам видел, он Иосиф Никифорович. Такое имя ему дали при официальном рождении ровно в тридцатом году нашего столетия, еще до начала Великой Отечественной войны, в честь известного политического деятеля своей эпохи. Но он теперь почему-то стесняется носить это имя и всегда представляется Осипом.

По профессиональному статусу и общественной полезности у него за плечами много талантов. Он и журналист – общественник, и писатель – сатирик, литературный критик и театральный режиссер; сюда же художник – авангардист и лектор городского просветительского общества «Знание».

Но прежде – по своему прямому производственному назначению и основному месту работы – он штатный политинформатор нашего ЖЭКа и редактор органа его стенной печати под новомодным прогрессивным клише: «Прожектор перестройки».

Да, есть у нас теперь и такое; Начальник Кеша придумал, это его затея со стенгазетой. Так он решил внести свой вклад в политику Гласности нового московского «партийного султана». Последнее определение тоже от Великого Нео.

Надо признать, что многие почтенные граждане нашего двора и другие расслабленные личности с некоторых пор начали настороженно и даже с опаской поглядывать на Осипа Никифоровича и на те материалы, которые он публикует в придворном органе стенной печати, отдавая при этом должное смелой храбрости и журналистскому таланту редактора стенгазеты. По крайней мере, после дня выхода очередного номера «Прожектора…» с конструктивной критикой в адрес отдельных несознательных граждан и других вольноопределяющихся членов придворного общества, его редактор по несколько дней не высовывает носа из собственной квартиры, или вообще куда-то пропадает со двора до минования опасности.

Да, чуть не забыл, Осип Никифорович еще и неколебимый борец за чистоту и благозвучие «великого и могучего…» в разговорном жанре. Особенно это касается словосочетаний и терминов, начинающихся на классические русские гласные «е» и «ё».

Не могу утверждать, что на этом поприще у него наблюдаются значительные успехи, но все же его критика на некоторых членов придворного общества иногда воздействует, что лишний раз подтверждает – Великий Нео на нашей территории личность заметная, полезная и не случайная.

И естественно не последнее действующее лиц в нашем повествовании.

Супруга у него имеется, собственная, тоже на нашей территории, у Осипа Никифоровича: Ирэна Бориславовна называется, личная. Очень даже оригинального содержания дама – как сейчас выражаются в телевизоре; неопределенного рода занятий (я вообще не помню, чтобы она когда-то где-то работала), неяркой внешности, но заметных масштабов фигуры, и уже с официально оформленной пенсией, при сомнительной австро-венгерской девичьей фамилии Финкельсвист. Во дворе говорят, что для Великого Нео она очень даже полезная женщина по всем случаям в жизни, и судя по неописанной еще живописцами красоте и размерам ее габаритной массы, и с пропиской на его личной квартирной жилищной площади – без нее он никуда!

Не в пример своему супругу (кстати, она тоже не любительница поговорить на все темы обустройства жизненных удовольствий в «подлунном мире») – к нам она, по – соседски, перестала заглядывать больше года назад, после того как наша мама-сан откровенно и строго высказала ей во дворе свое мнение по поводу качества содержания ее личной домашней живности – маленькой худющей породистой собачонки по имени Чарлик:

– А где это ваша высокопородистая «чихалка»? Вы что, ее совсем не кормите? Что она у вас такая вся, какая – то?

Собачонка ее и вправду, сколько ее помню, постоянно радует окружающий мир сопливостью простуженного организма и каким-то худосочным обшарпанным видом. Не в пример двум нашим домашним высокопородистым лентяям, которые даже Гошку уже перестали бояться.

Осип Никифорович говорит про свою супругу, что он специально ее себе вывез из под дальнего приволжского города имени Фридриха Энгельса, что в Саратовской области, где он имел личное удовольствие проходить военную службу в рядах славных Советских вооруженных сил дирижером полкового оркестра.

– Так ты что, еще и музыкант Осип Никифырч? – спросил его как-то мой старший. – Никогда не слышал, чтоб ты играл на музыкальных инструментах.

– Я и не говорю, что умею играть – прозвучало в ответ

– А как же ты служил в оркестре? Там же ноты надо знать, репетиций всякие, военные марши… Ноты ты хоть знаешь?

– Нет, конечно. А зачем?

– Как это зачем?

– Да ерунда это всё. Там главное чтобы музыканты сами все знали. Они играют что надо, а ты себе стой спокойно и маши им в такт. Вот и все… вся мудрость. Дирижеру не обязательно ноты знать. Музыканты сами должны все делать. Они делают своё дело, а ты своё.

– М-да… служба наверно там у вас была не из легких.

– Можно и так сказать. Но я не сильно устал за три года службы в армии.

Помню, я, как приехал в полк, так меня там сразу встретили с распростертыми объятиями. Командир полка как увидел меня – лихой стильный парень в ярких «кучерях», первый красавец среди новых бойцов. Рост – почти средний, с кепкой; фигура тоже – почти олимпийская, загорелый брюнет в желтой рубашке и синих джинсовых шортах, с цветущей улыбкой ироничного джентльмена, и при модной бабочке под вторым подбородком. Он как увидел меня, так сразу же набросился с комплиментами на своего помощника:

– Что это…кто?! Что это такое?!

– Призывник Осип Никифорович Кудря – Необачный, отрапортовал я ему вместе помощника.

– Что?! Какой еще…?

У полковника прямо дыхание перехватило от той радости, что такой смелый и мужественный парень будет служить в его полку, и он опять по – дружески окликнул помощника:

– Что это… что это такое, я вас спрашиваю? Откуда вы его…

– Не знаю, товарищ полковник. Музыкант, наверное.

– Музыкант… вы что, музыкант?

И тут я возьми и ляпни полковнику, не подумавши, твердым испуганным голосом:

– Да! – хотя никогда до этого ни на чем не играл и ни одной ноты знал.

– В оркестр его! Слышите меня. Немедленно в оркестр! Или еще куда подальше. Но чтобы я его больше никогда не видел!

Так с легкой руки полковника я попал в полковой оркестр; но там ребятам я все объяснил, и они меня простили. Даже дирижером поставили, правда, запасным. Первый мне так и говорил, когда оставлял вместо себя с оркестром:

– Стой и молчи, когда они будут играть, ничего не делай. Старайся в такт музыки руками… и всё! И я старался. Кстати, у меня неплохо получалось. К концу службы я даже название всех семи нот выучил. Вот так я и прослужил подпольным дирижером полкового оркестра. Правда, поправился сильно за время службы. Там я и познакомился со своей будущей… и вот теперь выдерживаю ее – как хорошее вино, почти тридцать лет.

Говорят, у них есть дочка, живет где-то в Болгарии, она такая взрослая, что Осип Никифорович о ней узнал только на третий год совместной жизни, но я ее сам никогда не видел. Супруга его – неизменный и постоянный член женского клуба, или клуб – компании Б2.

Что это такое, потом поясню, а пока…

– Здравствуйте Осип Никифырч! – отвечаю я своему блистательному другу. – Выглядите – на все сто.

– Да ну, что вы! Вы я смотрю, здорово загорели. В командировке, я слышал, были… Далеко?

– Не близко. В строй отряде работали с ребятами, в степи… Солнца там хватало. Вы то как сами тут, Осип Никифырч? Как здоровье?

– Ох, не спрашивайте Евгений. В этой жизни… в наше время… чего только не происходит. А вообще мне надо поговорить с вами об одном важном деле… вы когда сможете?

– Давайте по позжее. Через час, или даже полтора.

– Очень хорошо. Замечательно. Буду вас ждать у себя в беседке. Вы должны мне помочь с оформлением одного дела.

– Хорошо, я подойду.

Примерно в заявленное время я зашел в закрытую деревянную беседку, которую обустроили наши старшие еще лет пять назад, «для собственного душевного отдохновения и свободного времени провождения». Правда рядом они поставили себе еще и добротный по всем размерам стол, с длинными боковыми лавочками из крепкого дерева (там всё по уму!), и тоже чтобы «для удобства употребления его прямых функциональных значений: «доменное производство», шахматы, шашки и все остальные официальные и сомнительные запальные страстишки».

Это когда погода на дворе способствует. А когда погодный режим немного начинает сквозить или дело близится к дождю – они все перебираются под крышу офиса Великого Нео и там продолжают свои расслабляющие запальные страстишки.

Я переступил порог резиденции Осип Никифоровича и услышал:

– А, Евгений, вы? Проходите, садитесь, пожалуйста. Я вам сейчас всё объясню.

К этому времени он уже разложил перед собой несколько городских газет последних недель и шариковой ручкой аккуратно выписывал с одной из них что-то в тетрадь.

– Устраивайтесь поудобнее, я сейчас..

Минуту другую спустя он изложил мне суть очередной назревшей для него злободневной проблемы и как всегда особой государственной важности.

– Вот посмотрите, за последний месяц я уже два раза писал предложение в нашу городскую газету в рубрику: «Больше хороших товаров населению». А они там ни сном, ни духом; даже пальцем не пошевельнули. Никакого ответа

– А по какому вопросу вы им писали?

– По «Малютке». По нашей «Малютке». Полезная вещь. Небольшая такая, очень компактная и удобная стиральная машина – людям всем очень нравится. Почему же нельзя у нас, на предприятиях города наладить их выпуск? Можно даже на нашем Авторемонтном заводе организовать, где кстати, ваш папа работает начальником цеха. Так вот я решил и считаю правильно – написать письмо наверх, в Москву, в столицу. Иначе наши, местные и пальцем не пошевелят.

– А кому вы собираетесь в Москву писать, в министерство?

– Зачем в министерство? Прямо ему… самому!

– Кому самому?

– Самому Михал Сергеевичу, лично. Нашему Главному; нашему освободителю. Я только ему доверяю. Пусть он там их всех пропесочит. Это что за такое отношение к перестройке, к нуждам трудящихся.

Если откровенно, то меня несколько смутили азарт и адресат, которому хотел отправить Осип Никифорович свое послание, но чувствуя внутренне напряжение старого и проверенного бойца за свободную личность и полное удовлетворение материальных потребностей граждан нашего двора, а может быть даже всего Советского Союза, я предложил более приземленную версию для его инициативы:

– А почему вы не хотите в местный горком написать – это тоже серьезная организация. Там ее рассмотрят и…

– Я же не партийный.

– Ну и что?! Заявления беспартийных там тоже рассматривают, тем более, если дело серьезное. А вы пока из Москвы получите ответ – неизвестно, сколько времени уйдет. А оно, кстати, может сначала в горком прийти; пока его там рассмотрят, изучат, примут какое-то решение…

– Может и такое…

– А если они ещё и обиду на вас затаят… наше городское начальство. Понимаете меня?

– Да, понимаю. Вопросы, конечно, будут, но я же…

– А что это у нас тут за тайное совещание, хотелось бы нам знать, уважаемые… – услышал я за спиной знакомый голос. – Не успел приехать, а уже инструкций раздаешь своему другу – как ему удачно прожить сегодняшний день.

Я повернулся и увидел при входе в беседке двух своих улыбающихся старинных друзей и в некотором роде даже старших наставников: Виктора Тягунского и Юру Творогова. Правда, во дворе у нас их чаще называют Тягунчик и Сметана; это их очень древние «придворные» псевдонимы, за которые они по – моему давно ни на кого не обижаются.

Мы пожали друг другу руки и даже обнялись. Виктор своей солидной мускулистой массой даже испытал мои нынешние весовые характеристики

– Что ты совсем не поправился в этом своем стройотряде, – заметил он. Там что вас не кормили?

– Нормально кормили. Даже очень. Работы, правда, было много.

– Ну и как?

– Ничего… Заработал пару копеек.

– Вот это молодца… Вот это по нашему.

– Мы в курсе – сказал стоявший рядом Юрий. – На вечер имеем приглашение от бати по случаю возвращения сына с первого трудового подвига. Он прям весь такой… цветущий и довольный.

– Ну а чё..?! Сын мужиком становится – нормально!

– А здесь у тебя что? – продолжил Юра. За что тебя, Осип Никифырч припахал?

– Осип Никифырч имеет интересное производственное предложение и хочет сразу в Москву писать, самому главному, жаловаться, что его предложение здесь не хотят рассматривать, на него не обращают внимание.

А я предлагаю сначала в горком написать, что рассмотрели здесь.

В это время к входной двери офиса Великого Нео с шиком подкатывает новенькая двадцать четвертая Волга с шашечками на передней двери, и из нее проявиляется цветущее лицо еще одного моего старшего товарища и друга Игоря Шатова.

– Бонна сейра, барбосез! – это у него манерность такая. Надо! Чтобы в нашем дворе и без манерности в стиле?!

– Собрание больше трёх – продолжил он – значит, во дворе что-то намечается. Привет Жека! С возвращением! Рад видеть. Дай я тебя обниму. Выглядишь – супер! Красава! Нет, серьезно, а чё вы здесь? Что-то собрались замутить?

– «Товарищ Есип лично пишут письмо московскому султану», почти как отрапортовал ему Тягунчик. Типа жалобу на нашу тяжкую жизнь и на происки местного начальства, а Жека ему, как всегда, помогает петицию состряпать. Местные партийцы опять не дают ходу новой умной идее нашего Есипа. Ну а мы здесь, как всегда, в качестве моральной поддержки, или задержки…

– Жека, ну ты даешь! Не успел приехать, а уже письма пишешь для министра пропаганды.

– А чего? Нормальный ход, заметил Юра Творогов. Жека сейчас в авторитете, вот его друг и бегает к нему для консультации, по-соседски… Он же ему не откажет.

– Да нет, Осип Никифырч только спросил мое мнение…. Кстати, предложение, очень даже нормальное. Маленькие стиральные машины – вещь нужная в каждом доме.

Смею заверить, что с последними сказанными мною словами, все новоприбывшие согласились и возможно даже были единодушны. Хотя я не буду утверждать, что межличностные отношения моих друзей к моему соседу и круглосуточному другу нашей семьи Осипу Никифоровичу всегда ровные и понимающие. Я бы их даже назвал противоречивыми.

С Тягунчиком и Сметаной у Осипа Никифоровича мировоззренческие расхождения. По крайней мере, он сам так о них заявляет. Но на самом деле они просто иногда по – дружески над ним подшучивают.

– Так я не понял, товарищ Есип типа самый мудрый — это классический выпад Тягунчика в сторону автора полезных общественных начинаний. Вы можете, наконец, чистосердечно признаться – какого вы есть верного национального исповедания? Одни говорят – вы хохол, другие – кацап, третьи – что вы даже венгр. Ганс, например, говорит что вы замаскированный антипартийный чех, а Яник тот вообще вас импортным румуном обзывает.

В последнее время опять стало модным говорить, даже по телевизору, о всяческих там церковных чудесах, дальновидных пророчествах и других модерновых святостях; в том числе и на высоком начальственном уровне. А Осип Никифорович такие ветра очень тонко улавливает, и как штатный работник идеологического фронта в нашем дворе – почему у нас его еще называют министром пропаганды – от тут же начинает продвигать подобные веяния в массы, среди жильцов, в жизнь, так сказать. Правда получается у него не всегда удачно.

К примеру, Сметане он недавно, почти полчаса, пока тот регулировал карбюратор своего старенького «Москвича», красочно рассказывал о легендарных похождениях ветхозаветного иерусалимского кумира, и не добившись особого интереса к предложенной теме, под конец смело у него спросил:

– Юрий Сергеич, а как ты лично сам относишься к святой церкви?

– Как только – так сразу!

– То есть?

– Как только вот здесь, вот этом самом месте, вместо моей старенькой развалюхи нарисуется новая двадцать четвертая «Волга» – так сразу! Моментательно! Даже глазом не успеешь моргнуть!

Да и Тягунчик к его приставаниям тоже имеет примерно такой же приземленный отзыв:

– А чё… уже было указание сверху переходить на новую волну?

– Может быть.

– Понимаю. Ну, тогда запиши и меня; запиши, что я тоже верующий. В душе. Душевно верующий! Имею право, понимаешь? Так чё… может, сегодня заглянем к Фурункулу перед закрытием?! (это уже другая тема в продолжение и в полголоса) Мне такую настойку из деревни передали… Обсудим так сказать ваш сурьезный политичный момент. Кстати, Осип Никифырч, а что это вы так резко решили поменять свои политичные идеи? Чё… разочаровались в вашем любимом освободителе?

– Любите вы меня ставить в умозрительно сложные ситуаций, Виктор Михайлович.

– Так ждать вас или как?

– Догадайтесь с трех раз, как вы сами говорите.

Зато с Гансом, в смысле с Игорем Шатовым у Осипа Никифоровича в этом плане практически никаких разногласий, ну разве что какие-то там мелочи финансового свойства; которые тот четко выказывает:

– Уважаемый и дорогой наш товарищ Есип фон Никифоре! Обещаю вам лично и даже гарантирую. Слышите меня – гарантирую! Триста целковых каждую неделю в моем кармане, и я готов всё свое свободное время хоть до полуночи слушать все ваши хитромудрые байки и остальные умственные упражнения о приключениях твоего нового друга – загадочного студента фокусника Инсуса. Я слышал, он опять у вас в моде. Нормательный чудак, замечу я тебе; лично я против него ничего не имею.

И про церкву твою, кстати… я тоже ничего не имею против. Мы туда, даже ходили пару раз с Азиком. Классное место! Мне понравилось; но с одним минусом.

– С каким?

– Там нет буфета.

Гансом Игоря Шатова в нашем придворном обществе называют давно, говорят еще со школы; а придумал ему такое второе имя его школьный друг Тягунчик. Хотя по какой причине – если честно, я не знаю, да и на немца наш Игорек совсем не похож, больше на могола; но псевдоним за ним все равно держится по сей день.

Кстати все трое моих старших товарища, а они действительно все старше меня, и намного, выпускники одного и того же года и одной той же школы, которую, впрочем, и я сам осилил ровно три года назад, и в которой мой младший, уже преодолел вторую планку.

После школы все они вместе пошли учиться в местный автодорожный техникум, по окончанию которого все довольно – таки неплохо пристроились: Тягунчик завотделом в магазине автозапчастей, Сметана завгаром на Гормолзаводе – тоже не слабая должность, а Ганс – механиком в гараже таксопарка. Ну и подрабатывает иногда, когда выпадает возможность: к примеру, как сегодня – сам в качестве таксиста. Машина же всегда при нем.

Оставив в собственном распоряжении Осипа Никифоровича, (Тягунчик почти повысил на него голос, высвобождая меня из его компании, заявив, что если у него в голове рождается очередная умственная мысль, пусть сначала спросит у своей мадамы – собственной супруги, разрешает она ему писать куда-то по этому поводу или нет, а потом уже бегай к Жеке за консультацией) – наш квартет выдвинулся вдоль знаменитого рыцарского стола «бурных вечерних страстей», и далее поближе к углу здания нашего дома, где с торца расположился местный Универсальный магазин, а прямо напротив синяя деревянная будка старейшего жителя нашего двора Якова Михайловича Френкеля (товарища Фурункула или просто Яника – на придворном диалекте), где последний делает свой вековечный бизнес на детях, взрослых лентяях, газировке и разбавленных сиропах.

Но до назначенной цели мы не успели добраться, так как перед самым поворотом за угол здания, где с левой стороны расположилась мужская парикмахерская, выскочила еще одна известная в нашем дворе яркая личность – знаменитый местный мужской парикмахер и рассказчик собственно лично изобретенных историй – Фима Люкин. К месту, это еще один темпераментный компаньон моих старших друзей.

Беглец явно был в глубокой душевной растерянности и в его глазах читался страх:

– Ой, мама! Спасите, спасите меня. Заступитесь! Он меня убьет! Точно убьет – и вихрем пролетел мимо нас за угол дома.

Секунды спустя за беглецом из дверей парикмахерской появился преследователь – личность также немало известная в нашем дворе и его окрестностях: мужчина серьезный, положительный, очень даже солидных размеров и весьма популярная у лучшей половины человечества нашего двора – это сто процентов. В правей руке он сжимал свернутый номер журнала «Смена», а левой посылал во след нашему Ефимию недвусмысленные угрозы:

– Я тебе отрежу… я тебе отрежу, негодяй! Ну, уродец! Ну, балбес.

Ну, попадись мне только!

Да, это как раз тот случай. Догнать нашего Фиму в таком разе когда ему «угрожает сама угроза»?!

Солидный мужчина оказался коллегой Ганса по работе, бывший иностранный моряк, а теперь самый дисциплинированный шофер в местном таксопарке Африкан Силыч Тунисов. Солидный такой дядька во всех отношениях, а усы у него как собственная гордость. Правда, сейчас они выглядели несколько странно. Я бы даже сказал, искривленно.