Я закинул ногу на ногу:
– Нам никогда не добежать до первой базы. А если, допустим, мы преуспеем и вобьем клин в какую-нибудь трещину, вот тогда они и начнут действовать. В их распоряжении шесть тысяч хорошо обученных человек, лучших из лучших, и бюджет в триста миллионов долларов в год. Мне, пожалуй, стоит поискать в словаре более емкое слово, нежели «абсурд».
Я принял прежнее положение:
– И как насчет миссис Брунер? Не верю, что она просто раздражена. Один к двадцати, что она до смерти напугана. Она знает, что на нее есть какой-то компромат, а если не на нее, то на сына, дочь, брата или даже на покойного мужа, и она боится, что федералы что-нибудь нароют. Она понимает, что они не просто так за ней следят. Нет, они хотят ударить ее побольнее и тем самым нивелировать эффект книги. Что касается ста штук, то для миссис Брунер это семечки. В любом случае для ее налоговой категории такие деньги – просто мелочь. – Я снова закинул ногу на ногу. – Вот то, что я мог бы сказать.
– Последняя часть была совершенно лишней, – пробурчал Вулф.
– Я частенько болтаю лишнее. Это сбивает с толку.
– И постоянно дрыгаешь ногами.
– Что тоже сбивает с толку.
– Вздор! Ты дергаешься, и это неудивительно. Арчи, мне казалось, я тебя знаю, но сейчас ты предстал передо мной с новой стороны.
– Ничего нового. Просто чутье.
– Не просто чутье, а скорее собачий нюх. Ты сучишь ногами исключительно потому, что поджал хвост. В сущности, ты сказал следующее. Мне, Ниро Вулфу, предложили работу с огромным авансом, неограниченной суммой накладных расходов и окончательного гонорара, но я должен отказаться. И отказаться я должен не потому, что работа сложная или, возможно, невыполнимая – я не раз брался за невыполнимые задачи, – а потому, что это придется не по вкусу одному человеку, стоящему во главе некой организации, и он будет мстить. Я отказываюсь от работы, потому что боюсь за нее взяться. Я скорее поддамся угрозам, нежели…
– Я этого не говорил!
– Но подразумевал. Ты струсил. Ты запуган. И, должен признаться, не без причины. У многих высокопоставленных лиц при одной мысли об этом человеке точно так же дрожат поджилки. Возможно, и у меня тоже дрожали бы, если бы речь шла лишь о том, браться за работу или нет. Нет, я не стану возвращать чек на сто тысяч долларов лишь потому, что испугался какого-то бандита. Я слишком себя уважаю. Предлагаю тебе взять бессрочный отпуск. Оплачиваемый. Что-что, а это я могу себе позволить.
Я снова поставил ноги ровно:
– Начиная с сегодняшнего дня?
– Да, – мрачно проронил Вулф.
– Записи зашифрованы моим личным кодом. Мне их перепечатать?
– Нет. Это тебя скомпрометирует. Придется еще раз повидаться с мистером Коэном.
Закинув руки за голову, я внимательно посмотрел на Вулфа:
– Я по-прежнему настаиваю на том, что вы рехнулись. И категорически не согласен с тем, что поджал хост, так как сидел нога на ногу. Да и вообще, хотелось бы посмотреть, как вы справитесь без меня. Но после того как мы столько лет плавали в одной лодке, было бы свинством дать вам утонуть в одиночку. Если меня вконец запугают, я дам вам знать. – Я взял со стола разорванные страницы. – Так вы хотите, чтобы я это перепечатал?
– Нет. Расшифруешь лишь то, что потребуется.
– Хорошо. У меня предложение. Учитывая ваш боевой настрой, хотите объявить войну, позвонив клиентке? Она оставила номер телефона, который нигде не указан. И наверняка тоже прослушивается. Соединить вас с ней?
– Да.
Я взял телефон и набрал номер.
Глава 3
Около полуночи, перед тем как лечь спать, я отправился на кухню проверить, запер ли Фриц заднюю дверь, и с удовольствием увидел в миске на плите жидкое тесто для гречишных оладий. В сложившейся ситуации хрустящий тост или слоеный круассан были бы неуместны. Итак, спустившись в среду после девяти утра на первый этаж, я заранее знал, что меня ждет праздник живота. Когда я вошел на кухню, Фриц включал конфорку под сковородкой. Поздоровавшись, я взял из холодильника апельсиновый сок. Вулф, которому Фриц обычно приносил завтрак прямо в спальню, уже удалился в оранжерею на крыше, чтобы, как всегда, провести два утренних часа с орхидеями; я слышал звук поднимавшегося лифта. Подойдя к накрытому для завтрака кухонному столу у стены, я поинтересовался у Фрица, нет ли чего новенького.
– Есть, – ответил он. – И ты должен объяснить мне, в чем дело.
– Ой, а разве он тебе не сказал?
– Нет. Он только велел постоянно запирать двери и окна и сказал, что я должен быть… Что значит «бдительный»?
– А то, что ты должен проявлять осторожность. И не говорить по телефону ничего такого, чего бы ты не хотел увидеть в газете. И когда будешь выходить из дому, ты не должен делать ничего такого, чего не хотел бы потом увидеть по телевизору. Например, твоих подружек. Держись от них подальше. Отрекись от них. Подозревай всех незнакомцев.
Фриц не хотел и не стал разговаривать, пока оладьи не прибрели нужный коричневый оттенок. И, лишь поставив передо мной тарелку с первыми двумя смазанными маслом оладьями и колбасой, он произнес:
– Арчи, я хочу знать. Я имею право знать. Он сказал, ты все объяснишь. Bien. Я настаиваю.
Я взял вилку:
– Ты ведь знаешь, что такое ФБР.
– Само собой. Мистер Гувер.
– Он именно так и думает. По просьбе клиента мы собираемся щелкнуть его по носу. Самое заурядное дело, но он в силу своей обидчивости попытается нас остановить. Бесполезно. – Я положил кусочек оладьи туда, где ему следовало быть.
– Но ведь он… он очень большой человек. Да?
– Естественно. Думаю, ты видел его фотографии?
– Да.
– Как тебе его нос?
– Некрасивый. Не просто épaté[1], а широкий. Что не есть bien fait[2].
– Тогда хороший щелчок ему не повредит. – Я подцепил вилкой кусок колбасы.
Когда я поел и ушел в кабинет, Фриц уже полностью расслабился. Значит, с едой у нас все будет в порядке, по крайней мере сегодня. Вытирая пыль с письменных столов, отрывая листки календарей, вскрывая почту, в основном рекламный мусор, я обдумывал некий эксперимент. Если набрать какой-нибудь номер, скажем Паркера, можно будет определить, прослушивают нас или нет. Хотелось бы узнать, успели ли федералы отреагировать на звонок миссис Брунер. Однако я подавил свой порыв, поскольку собирался действовать строго по инструкции. Итак, я вынул из ящика письменного стола карманный блокнот и еще кое-что, достал из сейфа чек от миссис Брунер, предупредил Фрица, что не приду на ланч, снял с вешалки в прихожей пальто со шляпой и закрыл за собой входную дверь.
Я неторопливо пошел в восточном направлении. Обнаружить за собой наружку, даже очень профессиональную, – плевое дело, особенно в зимний день, когда холодный, порывистый ветер резко уменьшает плотность толпы на тротуарах. Более того, федералы наверняка знали, куда я направляюсь. Тогда к чему волноваться? В банке на Лексингтон-авеню я не без удовольствия заметил, как при виде чека округлились глаза кассира. Простые радости богатых людей. Выйдя снова на улицу, я повернул в сторону жилых кварталов. Мне предстояло пройти две мили, на часах было всего двадцать минут одиннадцатого, и я люблю ходить пешком, а если за мной увяжется топтун, хорошая прогулка пойдет на пользу его легким и ногам.
Четырехэтажное каменное здание на Семьдесят четвертой улице, между Мэдисон-авеню и Парк-авеню, было раза в два больше нашего особняка из бурого песчаника, но зато оно не было коричневым. Наружная дверь, три ступеньки вниз, была массивной, внутренняя же представляла собой просто металлическую решетку со стеклом. В дом меня впустил мужчина в черном; его тонкие губы расплылись в широкой улыбке, когда я назвал свое имя. Мужчина провел меня через холл к открытой двери слева, жестом пригласив войти.
Я оказался в кабинете, не слишком большом: картотечные шкафы, два письменных стола, сейф, заваленный всякой всячиной столик, на стене над столиком – увеличенная фотография Брунер-билдинг. Осмотревшись по сторонам, я не мог оставить без внимания лицо сидевшей за письменным столом молодой женщины, ореховые глаза которой смело встретились с моими.
– Меня зовут Арчи Гудвин, – представился я.
– А я Сара Дакос, – кивнула женщина. – Присаживайтесь, мистер Гудвин.
Она сняла трубку телефонного аппарата, нажала на кнопку, сообщила кому-то о моем приходе и, положив трубку, сказала, что миссис Брунер скоро спустится. Воспользовавшись приглашением сесть, я спросил:
– А как давно вы работаете у миссис Брунер?
– Мистер Гудвин, я знаю, что вы детектив, – улыбнулась Сара Дакос. – Вам нет нужды это доказывать.
– Я должен практиковаться. – Было приятно отвечать ей улыбкой на улыбку. – И как давно?
– Почти три года. Или вам нужны точные цифры?
– Быть может, чуть позже. Мне подождать миссис Брунер?
– Это необязательно. Она сказала, вы можете задать мне кое-какие вопросы.
– Тогда я именно так и сделаю. Чем вы занимались до поступления к миссис Брунер?
– Работала стенографисткой в «Брунер корпорейшн», а затем секретарем у мистера Томпсона, вице-президента корпорации.
– А вы когда-либо работали на правительство? Например, на ФБР?
– Нет, никогда, – улыбнулась она. – Мне было двадцать два, когда я устроилась в «Брунер корпорейшн». Сейчас мне двадцать восемь. Вы ничего не записываете!
– У меня все здесь. – Я постучал себя по лбу. – С чего вы взяли, что ФБР установило за вами наружное наблюдение.
– Я точно не знаю. Но, скорее всего, это ФБР. Кому еще нужно следить за мной?
– А вы твердо уверены, что за вами следят?
– Ой, абсолютно! Не то чтобы я ходила, постоянно оглядываясь, ничего подобного. У меня ненормированный рабочий день, и я ухожу с работы в разное время. И каждый раз, как я направляюсь к автобусной остановке, сзади пристраивается какой-то мужчина, который садится в автобус и выходит вместе со мной. Один и тот же мужчина.
– Автобус, который идет по Мэдисон-авеню?
– Нет, по Пятой авеню. Я живу в Гринвич-Виллидже.
– Когда они начали за вами следить?
– Точно не знаю. В первый раз я заметила его в понедельник после Рождества. Он здесь каждое утро и каждый вечер, когда я выхожу. Вот уж не думала, что это делается таким образом. Мне казалось, если вы за кем-нибудь следите, то наверняка не хотите, чтобы вас заметили.
– Все зависит от обстоятельств. Иногда вы, наоборот, хотите, чтобы на вас обратили внимание. Это называется открытым наружным наблюдением. Вы можете описать этого человека?
– Конечно могу. Он на шесть-семь дюймов выше меня, лет тридцати, может, чуть старше, у него лошадиное лицо с квадратным подбородком, длинный тонкий нос, маленький узкий рот. Глаза вроде серо-зеленые. Он постоянно носит шляпу, так что насчет его волос ничего конкретного сказать не могу.
– Вы когда-нибудь с ним разговаривали?
– Естественно, нет.
– А вы сообщили в полицию?
– Нет, адвокат не велел. Адвокат миссис Брунер. Сказал, что, если это ФБР, они всегда смогут объяснить это проверкой благонадежности.
– Ну да, они это могут. И практикуют. Кстати, это не вы, случайно, предложили миссис Брунер отправить разным людям экземпляры книги?
Она нахмурила лоб. Лоб был красивым и гладким.
– Ой, что вы! Я даже не читала ее. Прочла уже после.
– После того как за вами установили слежку?
– Нет. После того как она решила разослать все эти книги.
– А вам известно, кто ей это предложил?
– Вообще без понятия, – улыбнулась Сара Дакос. – Полагаю, это нормально, что вы меня спрашиваете. Вы ведь у нас детектив. Но, по-моему, правильнее было бы спросить миссис Брунер. Даже если бы я и знала, кто это предложил, не уверена, что…
Из холла донеслись торопливые шаги, и в кабинет вошла миссис Брунер. При ее появлении я встал, Сара Дакос тоже. Я двинулся навстречу хозяйке дома и, взяв протянутую мне руку, обменялся с миссис Брунер рукопожатием. А когда она села за свой письменный стол, перебрался на другой стул. Она небрежно оглядела кипу бумаг под пресс-папье, отодвинула ее в сторону и повернулась ко мне:
– Мистер Гудвин, по-моему, я должна сказать вам спасибо. Большое спасибо.
– Нет, вам не стоит меня благодарить, – покачал я головой. – Что, впрочем, не имеет значения, поскольку чек уже обналичен. Хотя я был против. Эта работа мне не по душе.
Я вынул из кармана то, что взял из ящика своего письменного стола и протянул миссис Брунер. Листок бумаги, на котором я напечатал:
Мистер Ниро Вулф
914, Западная Тридцать пятая улица
Нью-Йорк 1
6 января 1965 года
Дорогой сэр!
В подтверждение нашего вчерашнего разговора я сим уполномочиваю вас действовать в моих интересах для решения вопроса, который мы обсуждали. Я считаю, что Федеральное бюро расследований виновно в шпионаже за мной, моей семьей и моими знакомыми, предпринятом вследствие означенных причин, но на ком бы ни лежала ответственность, вы должны расследовать данное дело и приложить все усилия, чтобы это остановить. Вне зависимости от конечного результата я не стану предъявлять требования по возврату 100 000 долларов, оставленных вам в качестве аванса. Я согласна оплатить все накладные расходы, а в случае достижения вами желательного для меня результата выплачу вам гонорар, размер которого вы определите сами.
(Миссис Ллойд Брунер)
Дважды перечитав текст, сперва бегло, затем каждое слово, она подняла на меня глаза:
– Вы хотите, чтобы я это подписала?
– Да.
– Не могу. Я ничего не подписываю, не посоветовавшись со своим адвокатом.
– Вы можете прочитать ему текст по телефону.
– Но мой телефон прослушивается.
– Я в курсе. Впрочем, существует призрачная вероятность того, что, если федералы узнают о вашем намерении выплатить Ниро Вулфу ничем не ограниченный гонорар, это охладит их пыл. Скажите об этом вашему адвокату. Не то чтобы федералы испытывали перед Вулфом благоговейный страх, они никого не боятся, хотя и много чего знают о Вулфе. Касательно последнего предложения, где говорится, что Вулф сам определит размер своего гонорара, там есть одна лазейка. А именно: фраза «в случае достижения нужного мне результата». Что, естественно, вы будете определять сами, а значит, вы не подписываете незаполненный чек. Ваш адвокат наверняка согласится.
Она снова перечитала текст, затем обратила на меня взгляд своих темно-карих глаз:
– Я не могу этого сделать. Мои юристы не знают, что я встречалась с Ниро Вулфом. Они не одобрят. Кроме мисс Дакос, никто ничего не знает.
– Тогда мы в тупике. – Я развел руками. – Послушайте, миссис Брунер, мистер Вулф не сможет взяться за дело без письменной договоренности. А что, если ситуация накалится и вы захотите выйти из игры, бросив его на произвол судьбы? А что, если вы попытаетесь хеджировать риски и в случае чего потребовать аванс назад?
– Я этого не сделаю. Мистер Гудвин, я не занимаюсь хеджированием.
– Хорошо. Тогда вперед. Подписывайте соглашение.
Она посмотрела на меня, потом на бумагу, затем перевела взгляд на мисс Дакос:
– Вот, Сара, сделай еще одну копию.
– У меня есть второй экземпляр. – Я вручил ей еще один экземпляр.
Разрази меня гром, она внимательно прочла и этот тоже! Похоже, ее здорово натаскал муж или юристы после его кончины. Прочитав, она взяла ручку, подписала оригинал и отдала мне.
– Так вот почему мистер Вулф отправил вас ко мне сегодня утром, – сказала она.
– Отчасти да, – кивнул я. – Он просил меня задать пару вопросов мисс Дакос относительно наружки, что я и сделал. Вчера я засек за вами хвост. Когда вы уехали, за вами последовала машина, почти вплотную. В ней сидели двое. Я узнал регистрационный номер машины. ФБР. Федералы хотели, чтобы вы знали. Начиная с этого момента нам не следует о чем-либо у вас спрашивать или что-либо вам говорить, если, конечно, не возникнет передышки. Но нам, вероятно, придется это делать, а потому нам нужно договориться. Так как вы читали книгу, вам должно быть известно, что такое «жучки». Вы находили в комнате «жучков»?
– Нет, не находила. Конечно, я об этом думала, и мы несколько раз обшаривали комнату. Впрочем, я не уверена. Ведь им для этого нужно проникнуть внутрь, да? Чтобы спрятать «жучки»?
– Да. Если только электронщики не разработали нечто такое, о чем в книге не упоминалось, но я сильно сомневаюсь. Миссис Брунер, я отнюдь не собираюсь вас пугать, но, по-моему, ваш дом сейчас не самое подходящее место для разговоров. На улице холодно, и все же немного свежего воздуха вам явно не повредит. Ну так что?
– Вот видите, мистер Гудвин. В собственном доме… Ну ладно. Ждите здесь. – Миссис Брунер встала с места и вышла из кабинета.
Сара Дакос посмотрела на меня с улыбкой:
– Вы вполне могли пройти наверх. Я не способна слышать через стены и даже замочные скважины.
– Разве? – Воспользовавшись удобным случаем, я оглядел Сару с головы до ног. Тем более что ее внешность радовала глаз. – А что, если на вас записывающее устройство? Есть только один способ это проверить, и он вам не понравится.
В ее ореховых глазах зажглись озорные искорки.
– Откуда вы знаете, что мне не понравится?
– Я хорошо знаю человеческую природу. Вы слишком деликатны. А иначе вы подошли бы к тому, кто за вами следил, и спросили бы у него, как его зовут и чего ему от вас нужно.
– Значит, по-вашему, мне следовало это сделать?
– Нет. Однако вы и не сделали. Могу я поинтересоваться. Вы танцуете?
– Иногда.
– Я бы узнал вас получше, если бы вы потанцевали со мной. Я вовсе не рассматриваю возможность, что вы водите шашни с ФБР. Если бы они внедрили вас сюда, им не нужно было бы вертеться возле миссис Брунер и ее семьи. Единственная причина, почему я…
И тут в дверях возникла миссис Брунер. Я не слышал ее шагов. Что очень плохо. Мисс Дакос была весьма привлекательной особой, хотя не настолько, чтобы я не услышал чьих-то шагов, даже во время разговора. Это могло означать лишь одно. Неприятие данной работы не позволило мне отдаться ей целиком, что никуда не годилось. Стиснув зубы, я последовал за нашей клиенткой к выходу. Мужчина в черном открыл внутреннюю дверь, я открыл наружную. Оказавшись на холодном январском ветру, мы направились в сторону Парк-авеню, но дошли лишь до ближайшего угла.
– Нам будет намного удобнее разговаривать стоя, – сказал я. – Во-первых, давайте на всякий пожарный условимся насчет срочной связи. Сейчас абсолютно невозможно предсказать, что может произойти в ближайшее время. Не исключено, что нам с мистером Вулфом придется покинуть дом и залечь на дно. Если вы получите сообщение по телефону или как-то иначе, что пицца протухла, немедленно отправляйтесь в отель «Черчилль», где найдите некоего Уильяма Коффи. Он их местный детектив – помощник начальника охраны. Можете действовать открыто. Он передаст вам либо устное сообщение, либо посылку от нас. Пицца протухла. Отель «Черчилль», Уильям Коффи. Запоминайте. Ничего не записывайте.
– Не буду. – Миссис Брунер нахмурилась. – А вы уверены, что ему можно доверять?
– Да. Если бы вы получше знали нас с мистером Вулфом, то не задавали бы подобных вопросов. Вы все поняли?
– Да. – Она подняла воротник шубки, на сей раз не из соболя, хотя не менее дорогой.
– Отлично. А теперь договоримся, как вы будете связываться с нами при наличии информации не для посторонних ушей. Итак, вы идете в телефонную будку, набираете номер Вулфа и говорите любому, кто подойдет к телефону, что Фидо заболел, больше ничего, и сразу вешаете трубку. Через два часа отправляетесь в отель «Черчилль» к Уильяму Коффи. Само собой, это на случай чего-то такого, чего они не должны знать. О том, что федералы сделали или уже знают, можете говорить открыто. В остальных случаях Фидо заболел.
Миссис Брунер продолжала хмуриться:
– Ведь они узнают об Уильяме Коффи сразу после того, как я к нему отправлюсь.
– Мы можем использовать этого связного только один раз. Предоставьте все нам. Миссис Брунер, вы практически вышли из игры. Мы будем работать для вас, но не против вас. Возможно, нам вообще не понадобится устанавливать с вами непосредственный контакт. Как я говорил, это всего лишь меры предосторожности на всякий пожарный. Но есть кое-что, что нам необходимо знать. Вы сказали, что явились к Вулфу и выписали ему чек на шестизначную цифру, так как были раздражены. В это трудно поверить, хотя у богатых свои привычки. Предположим, у вас есть свои скелеты в шкафу, и теперь вы боитесь, что их откопают федералы. Если я прав, мы должны знать. Не ваш секрет, а насколько это срочно. Они подобрались достаточно близко, да?
На миссис Брунер обрушился порыв ветра, и она зябко поежилась.
– Нет. – Ветер отнес ее ответ в сторону, и она повторила уже громче: – Нет.
– И тем не менее это не лишено вероятности.
Она подняла на меня прищуренные от ветра глаза:
– Мистер Гудвин, давайте оставим эту тему. Полагаю, в каждой семье есть… свои скелеты в шкафу. Возможно, я не учла все риски, когда рассылала книги. Но я это сделала и ни капли не жалею. Насколько мне известно, они ни к чему такому не подобрались достаточно близко. Пока еще нет.
– И это все, что вы хотите мне сказать?
– Да.
– Ладно. Если и когда вы захотите рассказать больше, вам известно, что делать. Что протухло?
– Пицца.
– Кто заболел?
– Фидо.
– Как зовут нашего человека?
– Уильям Коффи. Отель «Черчилль».
– Неплохо. Пожалуй, вам лучше вернуться домой, вы вконец продрогли. Возможно, в один прекрасный день мы снова встретимся, хотя бог его знает когда.
Она дотронулась до моей руки:
– Что вы собираетесь делать?
– Озираться по сторонам. Сновать туда-сюда. Подглядывать.
Миссис Брунер собралась было что-то сказать, но передумала, а потому просто повернулась и ушла. Я проводил ее взглядом до дверей дома, после чего двинулся в западном направлении. Не имело смысла рассматривать проезды между зданиями или окна, но я уделил внимание припаркованным машинам. Вскоре я обнаружил на своей стороне Мэдисон-авеню автомобиль с двумя мужчинами на переднем сиденье. Я остановился. Они сделали вид, будто не смотрят в мою сторону: именно так, как их и учили в Вашингтоне. Я слегка попятился и, вынув блокнот, записал регистрационный номер автомобиля. Если федералы хотят действовать открыто, то чем я хуже? Они продолжали демонстративно меня не замечать, и я пошел дальше.
Я шагал вперед по Мэдисон-авеню, особо не заморачиваясь поисками хвоста, поскольку накануне вечером уже договорился по телефону со знакомым таксистом по имени Ал Голлер. Мои часы показывали 11:35, оставалась еще уйма времени, и я то и дело останавливался поглазеть на витрины. На углу Шестьдесят пятой улицы я вошел в аптеку с прилавком для ланча и, сев ближе к выходу, заказал сэндвич с солониной на ржаном хлебе и стакан молока. У Вулфа никогда не подают к столу ни солонины, ни ржаного хлеба. Покончив с сэндвичем, я заказал кусок яблочного пирога и кофе. Допив в 12:27 вторую чашку кофе, я развернулся на табурете и посмотрел в окно. В 12:31 перед аптекой остановилось коричнево-желтое такси, и я двинулся к выходу, хотя и недостаточно быстро, поскольку путь мне преградила какая-то дама, которую пришлось обгонять. Я сел в такси, Ал выставил табличку «Окончание смены», и мы поехали.
– Надеюсь, мы уходим не от копов, – бросил через плечо Ал.
– Нет. От арабов на верблюдах. Сворачивай время от времени за угол. Вероятность погони крайне невелика, но нужно держать ухо востро. Прости, что я буду к тебе спиной. – Я повернулся к заднему стеклу проследить, нет ли за нами хвоста.
Спустя шесть поворотов и десять минут мне стало ясно, что все чисто, и я велел Алу ехать на пересечение Первой авеню и Тридцать шестой улицы. Там я дал ему десять баксов и попросил подождать двадцать минут, после чего сваливать, если я не вернусь. Пяти долларов было более чем достаточно, но наша клиентка точно не обеднеет, а Ал, возможно, понадобится нам еще. И не один раз. Миновав полтора квартала, я вошел в здание, которого еще три года назад здесь не было, справился с указателем на стене вестибюля – фирма «Эверс электроникс» располагалась на восьмом этаже – и сел в лифт.
Фирма занимала целый этаж. Стол администратора находился прямо возле лифта, но на сей раз администратором оказалась не привлекательная особа женского пола, а здоровенный бугай с квадратным подбородком и колючими глазами. Я подошел к нему и сказал:
– Будьте добры, мне нужен мистер Адриан Эверс. Меня зовут Арчи Гудвин.
Он мне не поверил. Впрочем, он не поверил бы, даже если бы я сказал, что сегодня шестое января.
– Вам назначено? – спросил он.
– Нет. Я работаю на Ниро Вулфа, частного детектива. У меня есть кое-какая информация для мистера Эверса.
Этому он тоже не поверил.
– Вы сказали, что работаете на Ниро Вулфа?
– Ну да. Мне что, поклясться на Библии?