Кроманьонец

Оставил в плошке немного воды, чтобы она едва покрыла затвердевшую массу, и поставил посудину на угли. Принёс к костру подготовленные микролиты, основу ножа, древко для дротика и наконечник. Нарезал разных палочек-намазок и уселся ждать, когда приготовится клей.

Когда комок расплавился и превратился в однородную массу, миску с углей снимать не стал. Помнилось, что работать можно только с горячим. Замазал этим клеем паз на деревянной основе ножа и одну за другой вставил пластинки обсидиана. Отложил в сторонку просыхать.

На расщеплённый конец древка будущего дротика обильно намазал клейкую массу, вставил обсидиановый наконечник и стал с усилием наматывать сухожилия. Когда решил, что намотал достаточно, сверху ещё обмазал клеем.

Нож получился скорее оружием. Кожу, шкуры или деревяшки намного удобнее резать острой как бритва обсидиановой пластиной. Не мудрствуя, так же как крепил наконечник на древко дротика, приладил несколько пластин к деревянным ручкам. Получились удобные ножички для хозяйственных нужд.

Футляр для своего большого ножа, как и планировал, нагрел над пламенем, потом вынул из него палку. Нож в такие ножны вошёл свободно, что было хорошо для режущей кромки, но очень плохо для ношения. Пришлось наклеить на крестовину полоски кожи, намотать сверху сухожилия и ещё раз обмазать клеем. Когда всё просохло, лезвие в чехле болталось свободно, а крестовина садилась в футляр плотно.

Если своим оружием я был доволен, то чуни получились так себе. Обуваться в них решил, когда в лес соберусь. Ходить в такой обуви жарко, и мочить её не стоит: шкура выделана плохо, может загрубеть, да и запах будет от меховых карпеток ещё тот. Определился, что мастерить пока ничего не буду. Лучше с племенем больше времени проводить стану. Пожалел, что всё делал сам. Всё равно придётся обучать приобретённым навыкам соплеменников.

Как в воду смотрел!

Прошли сутки, как я подарил Таша и Лило свои поделки – обсидиановые ножички с деревянными рукоятками. Просыпаюсь от крика. Слышу голос Тоя:

– Лоло! Лоло!

Выбираюсь из землянки – а он, как и все, близко не стал подходить. Стоит и окатыши обсидиана в руках держит.

– Покажи, – говорит.

Мне понятно, чего он хочет. Ножички мои ему понравились.

Вода отходит. Уже кое-где по лужку можно и посуху пройти. Но всё же для демонстрации новинок и обучения выбрали тот холмик, где заросли лопуха. Так сказать, на нейтральной территории. И от моей землянки, и от стойбища – место равноудалённое.

Как я показывать буду, смотреть захотели все мужчины племени. Значит, рыбу бить сегодня они не будут. А чем же тогда племя сегодня голод утолит? На мой вопрос о перспективах рыбалки Той ответил просто:

– Рыбы много.

Уже и я телепатом становлюсь! По жестам и интонации понимаю: «Не переживай, рыбы будет много!»

Едва продемонстрировал соплеменникам, как трескается обсидиан, распадаясь на острые, как хирургический скальпель, пластины, Той вскочил и, призывая народ идти за собой, направился к стойбищу.

Там нас ждали женщины и дети. Вожак Белок вытащил из чума рода свёрток. Бросил его у входа. Женщины принялись его разворачивать. По мере раскатывания вынимали палочки и листики, застрявшие в крупных ячейках.

«То ли бреденёк, то ли сеть», – решаю.

Тина-Глина принесла верёвку и сноровисто начала чинить порванные участки.

К полудню всё племя, взяв сети, короба и корзины, двинулось вниз по течению. Мужчины несли только копья, а Той прихватил ещё и топорик. Я, понятное дело, не мог пропустить столь яркое по меркам однообразных будней событие. Отправился с ними.

Перешли вброд заболоченную балку и направились от реки к лесу. Прошли километров пять-шесть. Идём между берёзок и осин. Лёгкий ветерок принёс свежесть и запах болота. Вскоре вышли к озерцу, заросшему камышом и осокой.

Той быстро обкорнал поваленную берёзку, оставив только трёхметровую середину. Я заметил, что её ствол облеплен трутовиком. Стал озираться в поисках чаги. Вспомнилась история из прошлой жизни.

Чага – полезный для человека гриб. Мощнейший биостимулятор. Ещё в девятнадцатом веке фармацевты пытались понять, что именно в нём полезно. Крестьяне, экономя деньги на чае, заваривали рыжеватую сердцевину гриба и пили. Никто в таких деревнях не заболевал онкологическими заболеваниями. Это всё, что я знал о чаге, когда поехал с друзьями на рыбалку.

Все тогда уже в возрасте были и переживали о здоровье. Увидел я поваленные берёзки, обросшие трутовиком, как позже выяснил – ложным, и давай собирать. Феликс смотрел на мои потуги, смотрел, вдруг спрашивает: что это я делаю? Я тут же выложил всё, что знал, и об онкологической профилактике упомянул.

– Мне тоже нужна онкологическая профилактика, – пробормотал товарищ и начал осматривать стволы засохших берёз.

Смотрю, и он собирать начал. Вдвоём веселее. Насбивали по большому пакету грибов. Обмениваемся впечатлениями, что пахнут они как съедобные, и даже рыжую сердцевину в них нашли. Я подробно рассказываю, что именно её нужно нарезать кубиками и высушить. Потом, конечно, выяснилось, что мы фигнёй занимались. Зато посмеялись от души.

Сейчас я знал, что искать. Пока мужчины давили брёвнышком прибрежные заросли, медленно продвигаясь к чистой воде, посматриваю на берёзки, ищу взглядом чёрные наросты. Знаю, что обязательно найду. Заражённое спорами дерево обычно через двадцать – тридцать лет погибает. То тут, то там в роще у берега озерца стоят сухие стволы, а на земле их ещё больше.

Взял топор Тоя, небольшую корзину и углубился в рощу. Сразу нашёл два дерева с чагой. На одном чёрные наросты расположились высоко, а на втором – в самый раз, чтобы попробовать стесать их.

Топорик так себе, обычный: отретушированный кремешок сантиметров двенадцать, примотанный к палке. Но я и таким управился. Снова посмотрел по сторонам и заприметил ещё оно дерево…

Так увлёкся, что, когда услышал крики, а звали меня, удивился: не замечал раньше за собой отсутствие контроля. Откликаюсь и возвращаюсь на берег. Вижу в метрах пятидесяти ещё одну проложенную «просеку».

Той недоволен. Ведь я топор забрал! Оказывается, нужны палки для бредня. Пожимаю плечами, показываю на корзину и говорю:

– Польза. Не болеть!

Ну, и руками размахиваю для пущей важности.

Кивает в ответ, берёт топор и уходит в рощу. Соплеменники тут же сбиваются у корзины. Берут чагу, нюхают, кое-кто даже в рот суёт.

«Ничего, научу народ варить чай».

Вернулся вожак, принёс две полутораметровые жердины. Он и Тина примотали их по краям волокуши и стали заводить её в «просеку». Толо, самый высокий человек в племени, взялся за капюшон бредня и пошёл за ними.

Проваливаясь по колено в ил, они вышли на чистую воду и завернули снасть ко второму проходу. Толо загружает сеть, опустившись по шею в воду.

Соплеменники полезли в заросли камыша, топая и крича. Я, с интересом ожидая результата такой рыбалки, направился к месту, где они вытащат волок из воды. Предполагал что угодно, но количество рыбы и раков, застрявших в верёвочных ячейках, меня поразило. Крупные караси закупорили сеть, и в западню попало и много мелюзги с ладошку. Интересно, что они с таким роскошным уловом делать будут?

А рыбачки очистили волок, тут же его подлатали и снова полезли в воду. Рыбачили, пока не заполнили все корзины и короба.

Женщины потрошили крупных карасей, выбирая икру, а я кружил рядом, собирая в миску плавательные пузыри. Дети нанизывали мелкую рыбёшку на прутики, а мужчины в это время что-то сооружали над ямой, где недавно обжигали гончарные изделия.

Они воткнули заострённым концом четыре подготовленные палки с множеством обрезанных на сантиметр-два от ствола веточек. На эти «рогульки» по периметру положили перегородки из лещины. Развели огонь. Когда костёр прогорел, разложили прутики с рыбой на перекладины и стали кидать в костёр свежие ветки ивы. Тут же пошёл густой белый дым.

«Была бы соль! Засолить бы на пару часиков и только потом закоптить рыбу. Тогда хранить её можно долго», – мысленно сокрушался я, наблюдая, как бока рыбёшек начинают менять цвет.

Близился вечер, гасли яростные краски неба, загустела озёрная гладь, потемнела. Нагруженные уловом, мы медленно побрели к стойбищу. Там до темноты объедались раками, икрой и карасями, а с утра пришлось снова показывать, как из куска обсидиана получаю острые пластины. На этот раз мужчины радовались как дети. Потом принёс клей, объяснил, как сумел, что сварил я его из копыта той ноги лося, которого они отобрали у медведя. Эта новость их расстроила. И не было уже радости, когда первые пластинки приладили с помощью моего клея на деревянные рукоятки. Пришлось успокаивать, что, мол, из рыбы клей тоже сварить можно. И вообще, в чём проблема? Пойдём в лес, убьём лося, и будет всем счастье!

Той просит:

– Покажи…

Секунду я находился в мечтательном ступоре, решил отомстить ему и отвечаю:

– Покажу.

Понимаю, вопрос «когда?» не услышу. Нет у них таких вопросов, как нет и понятий – вчера и завтра.

– Покажи, – снова говорит, хмуря брови.

Развожу руками и повторяю с нажимом:

– Покажу!

Кивает в ответ…

«Обещать – не значит жениться».

Тут афоризмы мне вряд ли помогут. Строгаю копьеметалку и размышляю о своём обещании. Охота на копытных – дело серьёзное! Надеюсь, местная живность непуганая, подпустит охотника на дистанцию меткого броска.

А до этого сходил в елово-сосновый лес. Нашёл кривую палку. Увидел в ней копьеметалку и подобрал. Ещё немного – и закончу работу. Получилась удобная ручка, чуть выше небольшое утолщение и изогнутый конец. Если держаться за рукоять, то окончание располагается почти параллельно предплечью, немного загибаясь вверх. Сейчас выровняю ложе и выковыряю на самом кончике стопорную ямку.

Кстати, в лесу опробовал чуни. Ходить в них понравилось. Бродил недолго, но видел огромное стадо косуль, голов так на пятьдесят, может, и больше, лисицу и беременную волчицу. Напугала она меня до смерти, хотя спокойно протрусила мимо и скрылась в овражке. Но я-то заметил её не сразу!

Еды теперь в племени много. Отъедаюсь. И дары озера ещё не приелись. Соль у соплеменников для посола всё же нашлась. Крупных карасей разрезали вдоль хребта и, пересыпав солью, уложили в короба.

Пытался выяснить у Таша, где они берут соль. Показывает направление – вверх по течению и растопыренные пальцы обеих рук. Смотрю на неё и ничего понять не могу. Сбегала в чум, принесла кремень. Гладит по голове, заглядывает в глаза.

– Лоло… – И рукой вдаль по реке машет.

– Таша, там? – Повторяю её движение.

Думает недолго.

– Там.

Достаёт из сумки, она у неё почти всё время на плече болтается, свой «леденец» и кладёт перед собой на землю. Рядом кремень. И снова суёт мне растопыренные пальцы под нос.

Беру соль и говорю ей:

– Соль. – Потом камень обзываю: – Кремень.

Она повторяет:

– Соль, кремень.

– Соль менять на кремень… – Перед тем как произношу «кремень», показываю десять пальцев: – Так? – Киваю на всякий случай.

Сообразительная у меня мамаша. Недолго зависает.

– Так, – отвечает.

Прячет соль в сумку, идёт к чуму, чтобы отнести кремень, слышу, повторяет: «Менять, менять».

«Больше с народом общаться нужно», – чешу затылок.

Мужчины теперь не рыбачат. С утра уходят обсидиан искать, а по вечерам, пока солнце не сядет, расщепляют его на пластины. Наверное, менять будут на соль и другой дефицит.

Вместо раздумий о рогах и копытах мне тоже не мешало бы озаботиться личными запасами.

«Меркантильный… Чего я вообще переживаю? Ведь тут коммунизм строить не нужно. Он есть!»

Испытания атлатля меня порадовали.

В будущем энтузиасты делали копьеметалки самых разнообразных конструкций. Дротики для стабилизации оснащались оперением. Могу ошибаться, но память зафиксировала прочитанную когда-то информацию о рекорде броска с помощью атлатля на двести тридцать метров. Я запустил дротик метров на пятьдесят! И снова танцевал шаманский танец, потому что, когда рукой кидал, если целился, получалось метров на пятнадцать и, когда бросок направлял в небо, максимум на двадцать пять.

«А что, если попробовать самому поохотиться?» – Мысль вызвала прилив энтузиазма.

Прежде чем отправиться в лес, подумал о маскировке и решил сделать травяную юбку – обнаружил на опушке целые заросли какой-то мягкой высокой травы – и, может, что-нибудь на голову.

По моей просьбе Таша выделила метра полтора верёвки. Я нарезал ножом травы. Конечно, управился бы и руками, но без ножа потратил бы на это дело уйму времени. Навязал метёлок так, что над узелком остались колечки. Обмерял верёвкой талию, завязал, не сильно затягивая. Обрезал лишний кусок. Таким же способом сделал замеры и для головы. Нанизал на верёвки пучки травы и приоделся. Пока не знаю, как смотрюсь со стороны, но чувство удовлетворения испытываю. Обул чуни и пошёл в лес.

Стараюсь во время ходьбы шуметь поменьше. Замечаю по характерным шарикам на земле, что косули в основном держатся у зарослей лещины или в густом ельнике. Там, где я видел стадо несколько дней назад, их теперь точно какое-то время не будет. Объели всё, что могли.

Застучал дятел, и лес сразу наполнился и другими звуками. Слышу крики ворона, стрекотание сорок, от рёва медведя бросило в пот. Прислушиваюсь. Вроде далеко косолапый…

Поглядывая на солнышко, прохожу дальше. Набрёл на густые заросли и там увидел небольшое стадо косуль. Они объедали молодые побеги лещины, и мне показалось, что смогу подойти ближе, не потревожив их. Только показалось…

Я и не думал готовиться к броску, лишь крался, а животные уже насторожились и медленно пошли от меня вглубь зарослей. Бежать и кидать дротик наудачу счёл неразумным. Развернулся и пошёл к землянке, обдумывая новую идею. Появились мысли, что и как нужно показать будущим охотникам. От охватившего меня нетерпения побежал.

Прихватив из наследства Ахоя фигурки животных, вылепленных из глины, пошёл к мужчинам на облюбованный ими холмик. Увидел, что они сейчас там что-то мастерят.

Мой внешний вид привёл мужскую часть населения в неописуемый восторг. Той стал выкрикивать имена женщин, и вскоре почти всё племя собралось у мастерской. Зеленоглазка тут же полезла обниматься. Слышу, шепчет на ушко:

– Ты красивый…

От её слов краснею вопреки прожитым в будущем годам. Смеюсь, чтобы нормализовать взбушевавшийся вдруг гормональный фон, отмечая речевой прогресс Лило. И ей смешно…

То ли я и правда был неотразим, то ли травяную юбку и венок соплеменники сочли удобными, но к вечеру уже все щеголяли в обновках. Не знаю, одному ли мне показалось, что женщины стали выглядеть сексуальнее? Было трудно контролировать желание и не бросать случайные взгляды на места, что раньше надёжно закрывали шкуры. Таша, заметив, куда направлен мой взгляд, а смотрел я на присевшую у костра Тиба, лишь взъерошила волосы на затылке и рассмеялась.

План охоты удалось показать мужчинам только утром следующего дня. Они сами пришли к землянке, и, когда я вышел на зов Тоя, тут же снова услышал:

– Покажи!

Собрав всё необходимое, отправился с ними к мастерской. Указываю на большой кусок песчаника, который Лим-Камень использовал как табурет, и обзываю его лесом. Рукой указываю на виднеющиеся сосны. Ставлю на камень фигурки животных. Поглядываю на охотников.

Им интересно.

Подталкивая, отвожу их всех за камень и изображаю скрытность. Раза с пятого одной и той же сцены моего спектакля они стали осмысленно повторять то, что я им показывал.

Потом я прыгал и кричал, после – развернул фигурки на камне, будто напуганные животные убегают от загонщиков, а сам присел перед камнем, изготовившись для броска.

Заметив атлатль в моих руках, Толо всё испортил. Пришлось дать всем его рассмотреть.

Наконец всё более-менее получилось. Вначале охотники крались, потом стали прыгать и кричать, Той развернул ко мне фигурки, и я метнул дротик.

И снова в их глазах восторг и изумление. Бросали по очереди раз по двадцать, а меня жаба давила – как бы с наконечником чего не случилось. Как наигрались, пошли в лес. Я отвёл их к тем зарослям, где вчера видел пасущихся косуль. Они и сегодня оказались там. Метров за сто жестами я показал соплеменникам, что нужно обойти кустарник. Той кивнул, и загонщики ушли.

Мне удалось приблизиться к животным метров на сорок, пока они не стали уходить. Затаившись за разлапистой елью, я замер. Ожидал не долго. Только услышал крики, сразу увидел выбегающих из зарослей лещины косуль. Сердце тут же заколотилось, и, как водится, я лишь сейчас пожалел, что не сделал ещё два или три дротика.

Пробежав метров двадцать, животные остановились. Поскольку загонщики приближались, косули пошли на меня. Крупная самка медленно брела мимо, то и дело оглядываясь. До неё всего метров восемь. Забыв об атлатле, кидаю дротик рукой. Время для меня будто остановилось. Вижу, как чёрное жало пробивает шкуру, проходит под позвоночником. Отчаянный прыжок раненого животного и падение на живот, конвульсии и стекленеющие глаза.

Когда охотники, крича от радости, подбежали к трофею, я всё ещё стоял у ели.

Две недели – срок, конечно, небольшой. Но две недели ничегонеделания, если сравнить с жизнью, где каждый день был голодным в трудах и заботах, наверное, долгий. Вспомнилась история, случившаяся со мной там, в будущем, когда я ждал важного для меня решения от следователя. Он был моим товарищем, обещал помочь сыну. Тогда неприятная история вышла, но не о ней мои воспоминания.

Прошла неделя, вторая, а вестей от товарища всё нет. И каждый день я ждал звонка. Наконец он позвонил.

– Привет, прости, что заставил тебя ждать. – А голос в трубке такой спокойный, ленивый.

– Да ничего. Думал, ты уже не позвонишь.

Услышав в моём голосе упрёк, а сказано было тем ещё тоном, он объяснил так:

– Ты понимаешь, для тебя дни проходят. – И очень медленно он стал перечислять дни недели: – Понедельник, вторник, среда. А для меня – понедельник, понедельник, – сказал он почти скороговоркой…

Время, оказывается, течёт по-разному. Для меня и те, в будущем, и эти дни, в теле Лоло, тянулись долго, но, слава богу, не были ожиданием чего-то неприятного, и этой особенности восприятия на этот раз я был рад.

Единственной обязанностью – устраивать шоу у камня с фигурками животных для охотников племени – я не тяготился. Без этого аттракциона парни не верили в успех. Я понял, что шаманить – моя судьба. Дело всей жизни всерьёз и надолго. Хе-хе.

Маясь бездельем, исключительно чтобы развлечься, я сделал к доспехам наручи и простенький шлем, сшитый из двух полос кожи крест-накрест. Поскольку уже без сомнений я именовал сделанный комплект доспехом, то с удовольствием занялся изготовлением меча, прототипом для которого взял ацтекский макуахутл. То было страшное оружие. Деревянный обоюдоострый меч с режущей кромкой из обсидиановых вкладышей. Воины, ягуары и орлы – рыцарство ацтеков таким оружием с лёгкостью перерубали врагам конечности. Меч наносил рваные раны, о которых в будущем скажут – несовместимые с жизнью.

Сделал и отложил к доспехам. Так, на всякий случай.

Пришло время угостить соплеменников чаем с чагой. Чаепитие я представил как ритуал, священное действо. А в процессе этой церемонии важен ещё и разговор, общение. На чём я настаивал, увещевая соплеменников. Очень быстро такие чаепития стали ежевечерними.

В один из вечеров зашёл разговор о плохих людях. Вспомнила о них Саша. Ну, плохие, злые – люди такие, о чём новом я могу услышать? Они везде есть. Когда понял, что раньше племя жило у озера с тёплой водой, в котором и зимой можно было согреться, я стал внимательно слушать. Подумалось, что то озеро питают геотермальные источники.

Саша сожалела о тех славных временах и напомнила всем, что злые люди убили шестерых мужчин и одиннадцать женщин. Она просто напомнила, но я думаю, все поняли и то, о чём она не сказала: «Сейчас живём хорошо, может, лучше, чем тогда у Тёплого озера, а вдруг злые люди придут снова?»

Соплеменники приуныли. У костра стало тихо. Я молча поднялся и побежал к землянке. Вернулся к костру в доспехах и с макуахутлом в руках.

В тишине в отблесках костра я бил и рубил тени врагов. Прыгал и падал, приседал и делал выпады, танцевал, медленно рассекая мечом воздух. Когда закончил, ожидал привычной реакции – покажи, ощупываний и восхищения. На лицах детей восторг читался, а взрослые, все без исключения, сидели с каменными лицами. Наверное, мой танец напомнил им те времена, когда половина племени осталась на берегах Тёплого озера, а выжившие бежали, пока не нашли приют на этой дюне.

Подзываю Тошо и прошу его принести копьё. Товарищ, не раздумывая, отправляется к чуму. Приносит.

Я стучу себе кулаком в грудь и приказываю:

– Бей!

Когда он, вцепившись в древко, полный решимости ударить, нацелил кремнёвый наконечник прямо мне в грудь, стало страшно. Подумалось, что он всего лишь восьмилетний ребёнок и ударить сильно не сможет! Тут же вспомнился внучатый племянник из будущего – младшенький Костенька. Он, семилетний, подрался с одиннадцатилетним Андреем. Тогда большой семьёй выехали на пикник и дети что-то не поделили. Пока разняли, Костик крепко Андрея побить успел…

Тошо ударил. У костра закричали женщины, мужчины вскочили на ноги. Я понял, что зря всё это затеял, но кожаный нагрудник остался цел. От удара Тошо я всего лишь отступил на шаг.

Вот тут и началось вполне предсказуемое поведение. Интерес, ощупывание, обнимашки и похлопывания…

Через три дня поутру слышу шум в стойбище. Пробираюсь сквозь заросли поднявшейся с мой рост травы, иду к дюне. Там вижу Тоя в доспехах – точной копии моих, с макуахутлом в руке, от удивления падаю на пятую точку.

Той ходил важно, покрикивал на соплеменников, раздавая указания, а они разбирали чумы, сносили в одно место тюки, корзины и короба. Я и сам чуть было не побежал одеваться и вооружаться. Всякие мысли в голову успели прийти. Но вскоре выяснил, что расплодившиеся комары, высокая трава и палящее солнце – знаки того, что племени пора переехать в лес. Новым пристанищем стала полянка неподалёку от того места, где я впервые увидел стадо косуль.

Я как раз положил на землю очередной тюк из шкур и уже собрался вернуться на дюну за новой поклажей, как услышал рычание зверя. Голодная поджарая, с отвисшими молочными железами волчица неслась на меня. Понимая, что уже ничего не успею сделать, закрываю глаза и думаю: «В этой жизни хорошо было, а с Аллахом ещё лучше…»

Повторил пару раз молитву – и всё ещё жив оказываюсь. Открываю глаза и вижу Тоя, горделиво, как античный герой, поставившего ногу на голову поверженного зверя. Он стряхнул с меча кровь. Воздев его к небу, закричал так, что сам Тарзан позавидовал бы.

Герой, конечно. А мне уже хорошо от понимания того, что ещё немного поживу на этом свете. Тою досталась слава, а мне – почёт и уважение соплеменников. За то, что жив, и за «изобретение» доспехов и меча. Кто-то обнимал, а кто-то хлопал по плечу.

Через пару часов все вещи племени перетащили на новое место. Пока соплеменники ставили чумы, копали палками яму для кострища, я решил нести в массы доброе и светлое – найти место для клозета, чтобы потом предложить вырыть небольшую яму и там. Спустился в овражек, который начинался метрах в двадцати от новой стоянки. Навстречу из-под корней старой сосны, поскуливая, выкатился серый комочек. Беру щенка в руки и прижимаю к груди. Понимаю, что сегодня не только повезло избежать смерти, но именно из-за этой угрозы ещё найти то, о чём пока не мечтал.

«Огородами», чтобы не попасться на глаза соплеменникам, бегу к землянке. Пока бежал, сообразил, что надо было проверить – вдруг в логове ещё волчата остались. Мой волчонок оказался девочкой. Всю дорогу тыкался мокрым носом в шею. Особо не раздумывая, решил назвать Муськой. Оставил её в землянке, вознаградив за терпение куском мяса. Может, и рано ей ещё такое есть, но инстинкт подскажет. Мясо-то варёное.

Прихватив корзинку, отправился назад, к логову. Там нашёл ещё двух волчат. Один забился под корни и рычал. Второй отнёсся к моему визиту с безразличием. Спокойно дался в руки и был посажен в корзину.

Стою у сосны и думаю: как с третьим быть? Не хочется, чтобы он меня покусал. Пока размышлял, «злобный волк», виновато помахивая хвостом, вылез сам. Посадил в корзину и его.

Всё так же скрытно пробрался к своему жилищу. Представив, что эта троица начнёт гадить на мои шкуры, задумался, где поместить зверьё. Освободил под навесом для дров немного места и положил туда кусок шкуры. Выпустил из корзины волчат.

Муська мясо съела и встретила меня, пытаясь допрыгнуть повыше. Наверное, чтобы зализать до смерти. Почесал её за ухом, погладил брюхо, дал немного покусать пальцы. Отрезал кусочек мяса для волчат и пошёл к ним. Муська выскочила следом, но сразу у неё это не получилось. Умиляясь, смотрел, как она пытается выпрыгнуть из ямы на выход.