Прыжок в темноту
Через четверть часа они оказались на каком-то пустыре, кажется, здесь собирались начать строительство большого дома, земля перекопана вдоль и поперек. Виден абрис грейдера и тяжелого экскаватора, за спиной светились огни города. Омар нашел в багажнике саперную лопатку и начал копать могилу. Можно было не тратить время на эту возню, сжечь труп вместе с машиной. «У нас нет времени», – сказал Марков. Омар отрицательно помотал головой: «Он мне был как брат. Я похороню Руслана в земле».
Вытащил из салона еще теплое тело, уложили в неглубокую могилу, вместе, торопясь, кое-как закидали труп песком. Особенно усердствовал сержант Голутвин, видимо, полагая, что за земляные работы ему выдадут премиальные в голубом конвертике с голубками. Снова сели в машину, отъехали метров двести-триста в сторону. «Стой, – сказал Омар водителю. – Солдат, выйди на минуту».
Голутвин, так и не поняв, почему они остановились, и что произойдет в ближайшую минуту, распахнул дверцу, выбрался из машины. Четыре дня назад он получил от Омара приличные деньги, часть суммы заныкал в укромном месте, вторую часть положил в сберкассу, открыв валютный счет. Книжку на предъявителя передал любовнице, юной продавщице бакалейного отдела, единственному человеку на свете, которому доверял. Голутвин искренне полагал, что распорядился деньгами очень умно и, главное, хитро. Менты, которые пойдут по его следу, не найдут доллары даже с собаками. Сегодня он испачкался кровью, пришив в автозаке офицера, но дело того стоило, хоть людская кровь и не водица.
Впереди маячила сладкая жизнь, нарисованная солдатским воображением: теплое море, холодное шампанское «Искра», шикарный гостиничный номер с круглой кроватью посередине, застеленной тигровым покрывалом. Такие кровати он видел на журнальных картинках и по телеку. И еще ванна, пускающая пузырьки. А дальше отъезд из страны по заграничному паспорту, который обещал сделать Омар. Короткий отдых на турецком побережье, а затем – прямой наводкой на Кипр, где Голутвин присмотрит недорогой домик у моря. Он окончательно забудет вкус тройного одеколона и шмурдяка, который привык лакать, подписав трехгодичный контракт на службу во внутренних войсках. Забудет вкус прогорклого масла, перележавшего на складе все сроки годности, столовку, кишащую крысами.
Надоела казенная комната, мелкие приработки, когда удавалось втридорога на свой страх и риск сбывать подследственным чай или водяру, надоело тупое офицерье и зековское отребье. В своей новой жизни он станет выращивать виноград и баловаться свежим молодым вином из собственного погреба. Выпишет к себе любовницу, а дальше… Дальше он еще не придумал. Ясно одно: в Россию он больше не вернется, а родина человека там, где деньги.
Марков сидел на переднем сидении «девятки», он не слушал чужого разговора, но через распахнутую заднюю дверцу долетали короткие реплики Омара и ответы Голутвина. «Но вы, же обещали, – взволнованно говорил Голутвин. – Как же так? Вы обещали. Пожалуйста… Я же сделал все, о чем просили». «Ты сделал все, как надо», – ответил Омар.
Марков оглянулся. Омар вытащил из-за пояса нож с длинным обоюдоострым клинком и латунной рукояткой. Голутвин, шмыгая мокрым носом, опустился на колени перед чеченцем, сложил руки на груди, словно собирался молиться. «Умоляю, прошу вас, – голос Голутвина дрожал, нижняя челюсть тряслась. – Увидите, я вам еще пригожусь. Я согласен на любую работу, самую грязную». «Ты нам больше не нужен», – тихо сказал Омар.
Голутвин даже не попытался оказать сопротивления, неожиданно он заплакал навзрыд, обхватил лицо ладонями. Наверное, только в эту минуту до него дошло, что мечтаниям о домике на кипрском побережье, винограднике, о круглой кровати не суждено сбыться. Деньгам найдет применение та девица из продовольственного магазина.
«Солдат, будь мужчиной», – Омар сплюнул через зубы. Он обошел Голутвина, встал за его спиной. Чеченец, сидевший за рулем «девятки» начал сосредоточено копаться в бардачке. Марков тоже отвернулся, неприятно смотреть, когда человека режут, как барана. Голутвин тихо вскрикнул, раздался хлюпающий звук, словно вода пошла по пожарной кишке. Через несколько секунд все звуки стихли, стало слышно, как в темноте цикады выводят свои замысловатые песенки. «Вылезайте», – крикнул Омар.
Стоя над распластавшимся на земле прапорщиком он ветошью вытирал клинок и руки, перепачканные кровью. Марков курил и смотрел в звездное небо. Омар сам затащил тело Голутвина в машину, уложил его на заднее сидение. Водитель обвязал промасленной тряпкой горлышко бензобака. Чиркнул спичкой, что-то сказал по-чеченски и растворился в темноте. Марков и Омар, посыпав подметки ботинок нюхательным табаком, чтобы след не взяли собаки, зашагали через пустырь к дому турка.
* * *Дорога пошла под гору, мотоцикл побежал еще резвее, Марков подумал, что неприятности последних дней остались за спиной. Все плохое скоро забудется. Где-то далеко за горизонтом ухали раскаты грома, на небе вспыхивали и гасли далекие зарницы. В задумчивости он приподнял голову и увидел в двухстах метрах впереди себя проблесковые маячки милицейской машины. «Жигули» с синей полосой стояли на обочине, как раз под мачтой освещения. Если бы он оказался внимательнее и не ловил ворон, то заметил опасность издали, в тот момент, когда спуск только начинался. Тогда еще не поздно было погасить фару, развернуться и, начав движение в обратном направлении, в сторону города, поискать объезд, какой-нибудь проселок, по которому легко проскочить мимо патруля. Теперь сворачивать не имело смысла, «жигуль» в два счета догонит его таратайку.
Марков снизил скорость, стараясь рассмотреть, что там впереди. За рулем «жигуля» милиционер-водитель, рядом с машиной топчется второй мент, долговязый и худой, на плече автомат. Дорога пустая, ночью здесь всегда так. Милиционер махнул палкой, Марков тормознул, съехал на обочину, подняв столб пыли, чихнул.
– Фу ты, господи… П-чаа… А-пчаа…
Заглушив двигатель, вылез из седла, косо глянул на погоны милиционера. Ого, капитан. И что ему не спится в ночь глухую?
– Водительские права.
Не представившись, капитан взял под козырек. Под синюшным светом фонаря его лицо казалось неестественно бледным, как у мертвяка, месяц пролежавшего в морозильной камере морга. Вытащив из брючного кармана документы, Марков протянув капитану вместе с правами и паспорт. Сейчас, когда мент смотрит ксиву, не следует говорить лишнего, лезть с вопросами или замечаниями насчет близкой грозы. Отвечать на вопросы надо односложно и коротко. Его говорок, «аканье» предательски выдаст в нем горожанина, а не жителя забубенного рыбацкого поселка.
– Детки мои и жинка, – сказал Марков, когда капитан добрался до семейных фотографий. Ударения ставил, где придется. – Ждут папку.
Костяное лицо милиционера оставалось бесстрастным. Он задержал взгляд на фотографии с детьми. Затем долго рассматривал карточку, вклеенную в паспорт, переводил взгляд на лицо Маркова и снова смотрел в паспорт. Наконец, словно сомневаясь в своем решении, вернул документы. Показал палкой на мотоциклетную коляску.
– Что в мешках?
– Рыба сушеная, – Марков поправил косо сидящую кепку. – Хотел в Краснодаре толкнуть. Но покупатели сегодня что-то кислые. Сейчас еду к сестре, может быть, в Тимашевске дело веселей пойдет. Говорят…
– Выгружай мешки, – не дослушал капитан.
Откинув кожух, Марков вытащил и поставил на дорогу один мешок, за ним другой. Периферическим зрением он наблюдал за милиционером-водителем. Когда начался шмон мотоцикла, мужик вылез из машины, подошел ближе и встал в пяти шагах от «Урала». Он стоял, широко расставив ноги, отправлял в рот семечки и сплевывал шелуху. Марков развязал тесемку, вытащил из мешка пересохшую рыбку с крупной головой, мелкими и острыми, как шильца, зубами.
– Бычки, – сказал он, гадая про себя, почему его не отпускают. Похож на человека, ориентировку которого передали по рации? Возможно, капитану просто скучно, хочется убить время. До конца ночного дежурства далеко, а развлечений поблизости никаких. – Бычки с пивом хорошо идут.
– Вот как? – неизвестно чему удивился хмурый капитан. – Первый раз слышу. Почем твой товар?
Марков пожал плечами. Он не имел ни малейшего представления о ценах на рыбу, но нутром чувствовал: что-то идет не так. Что-то насторожило капитана, и он уже не отвяжется. Если сунуть денег… Нет, только хуже сделаешь.
– Цена договорная.
– Что еще в коляске? – капитан криво усмехнулся. – Ну, что молчишь, рыбак? Язык в море утопил?
– Язык на месте. Там всякий хлам, инструмент.
– Доставай все, что есть. Давай вместе посмотрим, каким инструментом ты пользуешься.
Капитан шагнул к мотоциклу, встал у переднего колеса. Марков наклонился, запустил руку на дно коляски, сдвинул в сторону резиновый коврик. Про себя он отметил, что у милиционера-водителя пистолет в кобуре, застегнутой на перепонку. Мент занят своими семечками. Капитан, хоть и держит автомат за цевье, не успеет быстро поднять ствол и выстрелить, потому что в левой руке полосатая палка. Дорога по-прежнему пуста. Это хорошо. Марков бросил в дорожную пыль набор гаечных ключей в пластмассовой коробке, снова наклонился. Одним движением развернул тряпицу, нащупал рифленую рукоятку пистолета, положил указательный палец на спусковой крючок.
– Ты что, рыбак, уснул? – в голосе капитана прозвучала металлическая нотка. – Тебе помочь?
– Сейчас, сейчас…
Марков выпрямился. Капитан, увидев ствол, успел лишь сделать шаг назад, бросил на землю палку. Грохнул выстрел, второй. Капитан выронил автомат, схватился за живот. Водитель успел прикоснуться к кобуре. Пуля, попавшая в правую часть груди, сбила его с ног. Он, падая на спину, ударился головой о багажник машины, семечки разлетелись по ветру. Водила лежал на земле, правой рукой продолжая бороться с тугой застежкой кобуры. Марков, пнув автомат ногой, наклонился над водилой, добил его двумя выстрелами в голову. Вернулся к капитану, скрючившемуся у самой обочины. Мент не стонал, только тихо сосредоточено сопел, не глядя на своего убийцу. Взгляд блуждал по придорожным кустам, по небу. Он видел далекие зарницы, слышал раскаты грома.
Один за другим грохнули три выстрела. Марков, сунув пистолет под ремень, скатил мотоцикл в канаву, туда же спустил тела милиционеров. Сев за руль «Жигулей», повернул ключ в замке зажигания. Через минуту машина на бешеной скорости мчалась по пустой дороге.
Глава 5
Москва, Ясенево, штаб-квартира
Службы внешней разведки
18 августа
В тесном кабинете подполковника Беляева с окном на солнечную сторону, было душно, как в бане. Колчин, повесив пиджак на спинку стула, вертел в пальцах карандаш и разглядывал чистый лист блокнота, в котором не сделал ни единой пометки. Генерала Антипова с утра вызвали на Старую площадь, где проходило закрытое совещание с участием руководителей внешней разведки и ФСБ. И хорошо, что старика не оказалось на месте. Говорят, последние дни Антипов устраивал разносы подчиненным, но заряд негативной энергии, как всегда, остался нерастраченным. Теперь гроза миновала. А подполковник Беляев, похоже, был озабочен другими делами. И вообще, вправлять мозги подчиненным – не его амплуа.
– В Краснодаре подозреваемого содержали в обычном СИЗО, вместе с урками, – сказал Беляев. – Да еще засунули в общую камеру, где работает тюремный телеграф, передать маляву на волю и обратно можно через купленного контролера. Люди, отбившие Маркова, держали с ним связь. Этот кадр все знал наперед. Его дружки успели подготовиться. На месте работает ведомственная комиссия. С кого-нибудь снимут погоны. Нам от этого не легче, черт побери. Да, такие дела, Валера.
Подполковник всегда одевался броско, и сегодня, пользуясь отсутствием непосредственного начальника, не любившего, когда подчиненные распускают перья, перещеголял самого себя. На нем был клетчатый пиджак, розовая рубашка и галстук с абстрактным рисунком а-ля свободная Африка. Намазанная бриолином прядь волос прикрывала пробивающуюся лысину.
– «Девятку», которую они, нашли на пустыре, в салоне обгоревший труп, – Беляев продолжал беспокойно крутиться в кресле. – Назначили все экспертизы, но ясно, что это не Марков. Покойник на полголовы ниже ростом. Служебная собака след не взяла. И еще… Правда, это происшествие к нам не относится. Той же ночью в двадцати километрах от города убиты два милиционера из ДПС. В канаве, где утром обнаружили трупы, оказался еще и мотоцикл «Урал» с коляской, мешки с рыбой. Транспортное средство зарегистрировано на одного старика, умершего восемь лет назад. Пальчики с мотоцикла стерты. У милиционеров забрали оружие, угнали служебный «жигуль».
– И что?
– На следующий день машину нашли в пригороде Ростова-на-Дону. Ее утопили в обмелевшем озере, но крыша осталась на поверхности. Возможно, что это дело рук Маркова. Но я так не думаю. Представь: подельники организуют побег из автозака. Стрельба, кровь, пожар… И спустя два-три часа Марков выезжает на шоссе на древнем мотоцикле с двумя мешками вонючей рыбы. Слишком рискованно.
– А, по-моему, все логично. Марков воспользовался моментом. Милиционеров летом всегда не хватает, многие в отпусках. За пару часов, прошедшие со времени побега, на стационарные посты успели передать лишь словесное описание подозреваемого. Самое общее. Рост, цвет волос… Его фотографии менты на постах получили к утру. Убитые сотрудники ДПС, остановив ночного мотоциклиста, были застигнуты врасплох.
– Не знаю… Мне кажется, что Марков лег на дно в Краснодаре. Менты и чекисты прочешут мелким гребнем весь город. Мы запросили паспортно-визовую службу, ведь он бывал в Европе, получал шенгенскую визу. Время работает на нас, остается ждать. Как твоя рука?
– Все зажило как на собаке. Меня мариновали в краснодарской больнице, нашли отдельную палату, даже пижаму. Короче, я в порядке. А что с тем опером, Чекаловым? Когда я выписывался, его держали в реанимации.
Беляев покашлял в кулак и повертелся на стуле.
– Умер прошлой ночью. После ранения в живот развился перитонит.
Колчин, сжав пальцы в кулак, надвое переломил карандаш, помолчал минуту. Беляев выдержал длинную паузу и сказал:
– Временно о существовании Маркова тебе придется забыть. Надеюсь, с этим персонажем мы еще встретимся. Когда-нибудь, в лучшие времена. А пока… Появилось другое срочное дело. Знаю, что руку надо долечить. На тебя уже выписали путевку в санаторий. Но отдых накрылся, м-да… Тебе придется прокатиться по стране, но не в вагоне СВ, на автомобиле. Антипов приказал поручить дело тебе лично, хотя наверху возражали. Ранение и все такое…
Беляев поднял кверху указательный палец.
– Хорошо, завтра поговорим с Антиповым, – Колчин не ждал от разговора с генералом ничего хорошего. – Заодно уж старик намылит мне шею.
– Завтра тебя здесь уже не будет. Это единственная хорошая новость, которая у меня есть.
Колчин давно разучился удивляться командировкам, которые валятся, как кирпичи на голову. И нет от них спасения.
– Сейчас мы спустимся в подвал, в секретную часть, – сказал Беляев. – Тебя введут в курс дела, дадут подробные инструкции. Затем отправишься домой. Соберешь вещи и отдохнешь. В четыре вечера к тебе на квартиру принесут чемодан с фирменными шмотками и новыми документами. По легенде ты прикинутый бизнесмен, фармацевт. В пять вечера к подъезду подгонят джип «Шевроле Субурбан» цвета темно-серый металлик.
– Зачем мне эта махина?
– Надежная тачка. Ключ найдешь в почтовом ящике. Выедешь из города не позднее завтрашнего утра. Но для начала, уже сегодня, тебе нужно встретиться в Москве с одним типом.
* * *Москва, Симановская набережная. 18 августа.
Стоя в ванне перед зеркалом, Колчин рассматривал пулевую отметину, протянувшуюся вдоль плечевой кости и достающую едва ли не до самого локтя. Краснодарский хирург аккуратно заштопал рану, которая теперь больше напоминала не пулевое ранение, а след, оставленный пером уркагана, метившего в горло, а попавшего в руку. Быстро все затянулось, если и дальше так пойдет, через пару месяцев от царапины не останется и следа. Колчин застегнул пуговицы сорочки, повязал однотонный галстук, надел темно серый пиджак из тонкой шерсти, прилизал волосы. Пожалуй, неплохо.
В чемодане, который полчаса назад доставили сюда, лежали новые документы и вещи, купленные явно не в лавочке «эконом», а в Лондоне, в роскошном магазине классической одежды Томаса Берберри, что на Пиккадилли. По легенде Колчин солидный бизнесмен, значит, надо соответствовать завяленному уровню. В портмоне два отделения набиты долларовыми и рублевыми купюрами. Колчин примерил второй костюм, этот на все случаи жизни, вельветовый пиджак коричневого цвета и темные брюки из хлопка. Он повертелся перед зеркалом и остался доволен.
Время в запасе есть. Он присел на кровать, прикурив сигарету, провел пальцем по полированной поверхности тумбочки. Пыли много. Хорошо бы устроить в квартире уборку, но сейчас не до этого. На тумбочке лежала дамские очки с погнутой дужкой и полупустой тюбик помады. Женщина по имени Вера, оставившая эти мелочи, прожила с Валерием Колчиным месяца четыре, не дольше, и пропала из его жизни прошлой весной, как раз перед короткосрочной командировкой в Германию. Что-то между ними не сложилось, не склеилось, хотя еще недавно Колчину казалось, что эта связь перерастет в нечто большее, чем простая любовная интрижка.
Он запоздало пожалел о своей неудачи, подумал, что человеку его профессии хорошо бы иметь крепкий тыл: жену, детей и все такое прочее. Чтобы кто-то проводил до двери, поцеловал на дорогу и даже всплакнул. И Вера подходящий кандидат. Была. Подобные мысли лезли в голову не часто, но от них трудно избавиться. Она ушла, оставив ключи на кухонном столе и захлопнув за собой дверь. И еще забыла этот будильник, очки и помаду. Поздно искать внятные ответы. Он успокоился на самом простом кондовом объяснении, которое не уязвляло мужские амбиции. Наверное, они с Верой слишком разные люди. Она учительница русского языка и литературы, два года назад окончила институт и, устроившись в одну из московских школ, пока еще не успела разочароваться в своей профессии.
«Может, никогда и не разочаруется», – со злорадством подумал Колчин. Весь век станет таскать домой тетрадки, забитые самыми дикими ошибками, из жалости ставить тройки вместо двоек и вслух читать своему будущему мужу гениальные отрывки из школьных сочинений на тему «Как я провел прошлое лето». Как она читала сочинения Колчину. А он, сдерживая зевоту, думал о том, что мальчишки старшего класса совершенно не умеют врать, хотя в их возрасте пора бы это дело освоить. Не умеешь врать, тогда пиши правду: «Прошлым летом я имел одну очень классную девчонку, а на следующей неделе еще одну, но та похуже». Почти все, как один, строчат о том, что с мамой собирали в лесу грибы или купались в море. Ну, кто поверит в такую белиберду? Разве что молодая учительница.
«Тебе что-то не нравится? – Вера отрывала взгляд от тетрадки. – По-моему не очень интересно. А ты скучаешь». «Я не скучаю, – лежа на кровати Колчин, чтобы не задремать, чесал грудь. Он только что отгадал кроссворд и чувствовал себя состоявшимся семейным человеком. Оставалось только оставить заявление в загсе. Впрочем, с заявлением успеется. – Эта захватывающая сцена… Ну, про целую корзину белых грибов. Правда, очень увлекательно. Мне никогда так не везло: целая корзина. Только, кажется, что я это уже слышал». «Интересно узнать, от кого слышал?» – Вера поправляла очки. «Ну, от кого-то из твоих учеников. Только у того была цела корзина мухоморов».
Колчин подумал, учительница на самом деле сексуальная чувственная женщина и совсем не зануда, хотя с юмором проблемы. Еще Колчин подумал, что иногда, хотя бы совсем редко, надо быть честным перед самим собой. Расстались они вовсе не разных характеров, не из-за этих клятых тупых сочинений, а из-за нового учителя физкультуры. Как же его звали? Вера ненароком проговорилась: «Юра донес мне портфель до самого подъезда». «Ему было не очень тяжело?», – Колчин гадал про себя, о ком, собственно, идет речь. Он насторожился, подумал, что часто уезжает в командировки. «Что ты. Он очень сильный. Ведет с мальчишками факультатив по вольной борьбе, поднимает штангу». Да, с юмором у Веры так себе, ниже среднего.
Колчин раздавил окурок в пепельнице, открыв ящик тумбочки, смахнул в него часы, помаду и очки. К черту эти воспоминания. Чтобы этому физруку кто-нибудь из талантливых учеников сломал шею на факультативе.
Опустив в карман портмоне, он надел плащ, потому что на улице начал накрапывать дождик. Спустившись вниз, вытащил из почтового ящика ключи от «Субурбана», вышел во двор. Среди «Жигулей» и подержанных иномарок черный джип выглядел вызывающе огромным, как динозавр, случайно затесавшийся в коровье стадо. Распахнув дверцу, Колчин заглянул внутрь, решив, что салон больше похож не на автомобильный, а на автобусный. В три ряда диваны, которые впору поставить в квартире, на каждом из них свободно усядутся по четыре человека. И руль, большой, как у автобуса. Добраться предстояло на другой конец города, но это неплохо. Он постарается привыкнуть к машине, изучить ее повадки, а заодно обдумает ситуацию.
* * *Три недели назад в Россию из Европы приехал агент внешней разведки Максим Иванович Сальников. Выходец из русской семьи, которая нашла убежище в Париже во времена первой эмигрантской волны, отец православный священник, мать домохозяйка. Умерла от рака крови несколько лет назад, сестер или братьев нет. Сальникову тридцать четыре года, в свое время учился на музыканта, неплохо играет на скрипке, но позже решил, что второго Моцарта из него не получится. Продолжив учебу в лингвистическом университете, получил диплом бакалавра, занялся переводами на французский язык классиков русской литературы, сотрудничал с тамошними издательствами. В совершенстве владеет французским и английским, читает и свободно разговаривает на немецком и испанском.
Вербовочные мероприятия с Сальниковым начали около десяти лет назад. Молодой человек, который в институтские годы придерживался левых взглядов и всегда симпатизировал России, легко пошел на контакт. Еще в Париже под руководством своего русского куратора изучил основы нелегальной работы, конспирации. Молодого лингвиста использовали как связного, он проводил тайниковые операции, но никого из нелегальной русской резидентуры не знал, ни по имени, ни в лицо. Семь лет назад он приехал в Москву, здесь закончил одногодичный факультет Краснознаменного института имени Андропова, затем вернулся в Париж, нашел постоянную работу переводчика в одной из консалтинговых фирм, год спустя, переехал в Брюссель, поближе к Штаб-квартире НАТО. Пока Сальникову не доверяли серьезных дел, его использовали в основном как связника с агентами нелегалами.
Еще Сальников занимается фотографией. За последние пять лет четырежды бывал в России в качестве туриста. Небольшими тиражами издал во Франции три альбома со своими снимками. В основном это картинки природы, фото древних церквей и монашеских скитов. Последний альбом «Неизвестная Россия» удостоен какой-то второстепенной премии. Уже четыре года подряд в нескольких европейских городах устраивали выставки работ Сальникова, не наделавшие много шуму, они получили благожелательные отзывы в прессе.
В прошлом году, приезжая в Россию, он завернул в Петрозаводск и Сыктывкар, тогда он начинал работу над новой выставкой и фотоальбомом «Европейский Север». Это хобби помогало Сальникову свободно разъезжать по всему миру, заводить новые связи среди людей, к которым он в прежние времена не мог подступиться. За границей, в Брюсселе и Риме, Колчин дважды встречался с Сальниковым, передавая тому посылки из Москвы. Год назад в Петрозаводске Максим познакомился с искусствоведом музея этнографии Татьяной Гришиной, женщиной двадцати шести лет, разведенной. Под Новый год Гришина переехала в Москву, выменяв прекрасную трехкомнатную квартиру в Петрозаводске на скромную однушку. В нынешнем году Максим приехал в Россию на джипе «Форд Эксплорер» изумрудного цвета, прокатившись по Швеции и Финляндии, сделав серию фотографий, пересек границу в районе Выборга.
Пробыв в Москве несколько суток, вместе с любовницей Сальников выехал в северном направлении. Будучи в Москве Максим встречался только со своим двоюродным братом Олегом Решкиным. Оружия у Сальникова не было. Решкину в течение недели ни разу не позвонил. Еще через три дня отец Максима Владимир Федорович нашел в почтовом ящике своей парижской квартиры фирменный конверт почтовой фирмы «Ди Эйч Эл», с вложенной в него аудио кассетой. На пленке голос сына. Максим сообщал, что его и Татьяну Гришину взяли в заложники неизвестные преступники. Если священник в ближайшие две недели не соберет миллион долларов и не выедет в Россию для передачи денег похитителям, то Максим и его невеста умрут мучительной смертью.